Решено было перевести его в Лондон.
Так постановило руководство лутонской больницы: никому неохота остаться с таким подарочком на руках, когда песенка пациента спета. Ни одна больница не хочет фигурировать в передовице, гласящей, что подросток умер от менингита на ее койке.
К тому же они не знали, что с ним делать, пока он жив.
Обнаруженный у Джастина тип инфекции определили и излечили; теперь к нему пускали посетителей. По всем медицинским показателям он должен был проснуться много часов, если не дней назад. Мозговая деятельность была в норме. Врачи спорили о его заболевании на консилиумах. Возможно, они что-то упустили, но череда анализов ничего не показала. Было разумнее отправить его в Лондон и дать столичным врачам решить эту загадку. Пусть умрет на их территории.
Как будто со дна глубокого темного колодца Джастин чувствовал, как его подняли и перенесли в «скорую». Ему понравилось плавное покачивание машины, медленное движение по шоссе. Когда подъехали к Лондону, он ощутил, как бурлящий жизнью город принял его в свои объятия. Его радостный гул обрушился на «скорую» как ураган.
Больница звучала иначе: приглушенные голоса, стук каталок, звон колокольчиков — все эти звуки сливались в спокойное тихое журчание, приятное, как звук воды, бегущей по камушкам.
Лишь изредка его беспокоили голоса. Хуже всех была мать, вечно требующая от него ответа. Это почему-то было ей очень важно. Почему она не оставит его в покое? Разве она не видит, как ему хорошо? Нет, он не выйдет поиграть.
Джастин.
Снова этот голос. Голове было больно слушать, и он опять соскользнул в теплое течение бирюзового моря.
Джастин?
Уходи.
Я смотрю, ты сегодня поживее. Что скажешь насчет особого предложения? Только один день: пушистые облачка, жемчужные врата, девы в хитонах, тихая музыка, вечное блаженство.
ЛЯЛЯЛЯЛЯ. Ничего не слышу.
Ты меня не одурачишь. Я слышу твои мысли.
Кто ты?
Уже лучше.
Я задал вопрос.
Ты знаешь, кто я. Я источник всех твоих горестей и радостей, твой хореограф, твой церемониймейстер. Я толкала тебя к краю пропасти и уводила от нее, но теперь, боюсь, у меня больше не осталось для тебя развлечений. Пора кончать эту историю.
Я не хочу кончаться, и я не история.
Что плохого в хорошеньком завершении? Тебе наверняка понравится конец.
Под концом, я так понимаю, ты подразумеваешь смерть.
Тебе разве не любопытно?
Нет.
Может, тебе тут слишком нравится?
Бывало и похуже.
Это точно.
И чья это вина?
Вот это интересный вопрос, действительно, чья же?
Дай-ка угадаю.
Я пишу крупными мазками, Джастин. Прописывать детали по твоей части.
Крупными мазками, говоришь? Типа обрушить самолет на тот пятачок, где я должен был стоять?
Да. На мой взгляд, ты тогда ловко выкрутился.
Ах, неужели? Выходит, я ловкач, так? Ловко же я влип.
Shit happens, как говорят в Америке. А как же все добро, что я тебе сделала?
Например?
Например, Питер и Доротея. Как бы ты без них жил?
Так это твоя заслуга?
В некотором роде. Скажем так, некоторые отношения не сложились бы, не попади ты в сложное положение.
Отличная сделка. И как только я смогу тебя отблагодарить?
А что насчет Агнес?
Что насчет нее?
Она неплохо справилась с твоим обрядом инициации.
Неплохо для кого? Это был полный провал.
Ясно. Значит, все хорошее — твоих рук дело, все плохое — моих?
Похоже на то.
Кажется, ты меня совсем не понимаешь.
Повторюсь: похоже на то. Я пошел спать.
Ты и так спишь. Но пока ты не ушел, мне нужна твоя подпись на этом простеньком документе. Ровным счетом никакого риска, никакой платы вперед, и если тебя хоть что-то не устроит…
Да, что тогда?
Поверь, тебя все устроит.
Джастин?
Джастин?
Сладких снов.