Дитя урагана

24

Возвратившись в Лондон, я завершила работу над парижскими интервью. На франко-британской выставке мне тоже нечего было больше делать. Пришло время попытать счастья в английской прессе, но рукописи с удручающей неизменностью возвращались ко мне обратно.

Знакомые молодые журналисты с готовностью делились со мной опытом и давали дружеские советы.

«Надо приспосабливаться, если хочешь достичь чего-нибудь на Флит-стрите, работая без постоянного места на свой страх и риск», — говорили они. И еще: «Каждую информацию готовьте в нескольких вариантах. Вы можете один и тот же материал в разных видах дать в десяток газет. Ведь здесь их так много... Недурно зарабатывают сейчас и пишущие под чужим именем».

Некоторые занимались тем, что писали изящные статейки от лица, скажем, герцогини или иной какой-нибудь знаменитости, а затем добивались, чтобы эта важная персона поставила под статьей свою подпись. С подписью автора такая статейка оценивалась фунта в два; подписанная же герцогиней или еще кем-нибудь из знаменитостей, она свободно могла пойти и за десять фунтов.

Однажды в ресторанчике в Сохо, где мы собрались позавтракать, молоденькая девушка-журналистка рассказала, как только что, побывав у влиятельной супруги индийского раджи, изловчилась и заставила ее подписать статью. Девушка была хорошенькая, миниатюрная, кареглазая, все искрящаяся юностью и весельем. Пришлось взять у Греты туфли для интервью, рассказывала она, а то у самой ни туфель, ни гроша в кармане, и Грета осталась дома, ждала, пока она вернется. Но за статью хорошо заплатили, и это дело непременно надо отметить. Так что завтра все приглашаются на вечеринку.

На вечеринке собрались художники и писатели, все как один безвестные и безденежные; мы сидели на полу, болтали, смеялись, распевали народные песенки. Я пропела куплеты, которые однажды слышала от юношей и девушек, проходивших мимо моих окон, что-то вроде:

Мы яростно спорили об искусстве, литературе и театре; присматривали, чтобы не выкипел котелок со спатетти на спиртовке, уплетали сухое печенье с сыром, пили кьянти и одновременно распространялись о шедеврах, которыми намеревались вскорости поразить мир. Кое-кто из молодых людей, которые часто бывали у Греты и в «Petit Savoyard»[33], позже и впрямь почти прославились. Та девушка, что одалживала туфли для интервью, вышла замуж за американского миллионера. Полагаю, что все они, как и я, помнят наши встречи в Сохо.

Однако ставить чужие имена под своими статьями меня не устраивало; я хотела писать по-своему, добиться настоящего признания. Моего приятеля Гарри, как оказалось, тоже постигло разочарование, но он принял его совершенно спокойно. Он все же добился ангажемента на несколько выступлений в провинции; кроме того, пока я была в Париже, Гарри ездил по Ирландии с пантомимой.

Вернувшись, он решил, по его словам, «дать тягу домой»: он убедился, что как певец сможет добиться в Австралии гораздо большего, чем в Англии. Гарри уехал, и встретились мы лишь через много лет. К тому времени оба мы уже обзавелись семьями и могли спокойно и даже со смехом вспоминать полные сомнений и надежд дни, проведенные в «старой коптильне» — Лондоне...

Зимние месяцы в Лондоне тянулись уныло и тоскливо. В день своего рождения, четвертого декабря, я вспомнила, что родилась в один день с Карлейлем; доехав на автобусе до Челси, я положила пучок фиалок у постамента его памятника и посидела немного, мысленно беседуя с Карлейлем, думая о невзгодах его юности и несокрушимом духе этого человека, выдержавшего все испытания.

Весенняя поездка в Хантингдоншир вновь вернула мне joie de vie[34]. В моей записной книжке появились такие размышления:

Позади клумб и лужаек, окружавших старинный особняк моих родственников, буйно расцвели нарциссы. Сельские жители рвали их целыми корзинами, чтобы украсить церковь в пасхальное воскресенье, и все равно повсюду трепетали эти «желтые юбочки», как я их про себя называла, точно ни один цветок, прятавшийся под деревьями, не перекочевал в корзинки людей. Сквозь путаницу плюща проглядывали незабудки.

Двое детишек, гостившие тогда в усадьбе во время цветения нарциссов, любили вместе со мной гулять позади дома. Однажды утром, желая позабавить трехлетнюю девчушку, рысцой трусившую за мной, я сказала:

— Глянь-ка, вон голубые глазки в траве! Правда, они похожи на глазки фей?

Я рассказала ей сказку о том, как голубые глазки фей превратились в полевые незабудки, и тут же сочинила шутливую песенку про это.

Когда я это пропела, малышка уставилась на меня круглыми глазами, тоже голубыми, словно незабудки, и глубокомысленно заявила:

— Знаю я, это все выдумки!

Ее старшая сестренка, лет восьми-девяти, стала упрашивать, чтобы я сочинила песенку и для нее тоже. Ей велено было собираться в церковь, но девочке больше нравилось здесь, со мной, среди нарциссов. Вот я и придумала ей песенку об этом:

Не стоило бы приводить здесь эти пустяковые стишки; но они живо напоминают английскую весну, возродившую мои надежды после томительного сидения в Лондоне в течение целых месяцев тумана и пасмурных холодов.

Я подумывала уже, не провести ли еще одну атаку на редакции газет, как вдруг пришло письмо с предложением поступить на штатную должность в мельбурнский «Геральд». Я не верила своему счастью; нет, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Я успела стосковаться по родине, да и перспектива регулярно получать жалованье казалась мне восхитительной.

Деньги на обратную дорогу были целы, но в остальном мои финансы находились в плачевном состоянии, и не было никакой надежды на улучшение. А мне очень хотелось вернуть тете Саре ее незаполненные чеки, так и не использовав их.

Перед самым отъездом из Лондона я на всякий случай зашла в редакцию «Бездельника»: уже несколько недель там лежал рассказ под названием «Диана с залива». К моему удивлению, редактор Роберт Барр объявил, что рассказ произвел на него глубокое впечатление, однако оказался для «Бездельника» слишком велик. Барр передал его редактору «Равноденствия» — экзотического журнала, выходившего два раза в год. По мнению Барра, Элистер Кроули должен был заинтересоваться этой поэтической фантазией, написанной в память о счастливых днях у залива Корнер — о времени, когда я впервые приехала работать гувернанткой в Южный Гиппсленд.

Таким образом, прощание с Лондоном оказалось довольно-таки обнадеживающим, особенно когда Элистер Кроули сообщил, что рассказ будет опубликован и я получу десять фунтов; к тому же Кроули похвалил меня за «ювелирную прозу». Позже я сочла рассказ этот весьма незрелым; удивительно, как кому-то пришло в голову его напечатать. Зато в те дни я была в восторге — ведь мне все же удалось напечататься перед отъездом на родину, значит, очко в мою пользу.

И я дала себе обещание: когда-нибудь я вернусь и снова померяюсь силами с Лондоном.