Дорога-Мандала

11

Дом Рэнтаро был наполнен миазмами, источаемыми бездонным болотом. Чтобы защитить от этих ядовитых испарений сына Исаму, робко стоящего перед отцом, которого увидел впервые, Сая усадила его позади себя, а сама села перед членами семьи Нонэдзава, сидевшими в ряд лицом к выходу.

Рэнтаро в распахнутом на груди кимоно, упираясь коленями в пол, сидел у стены, украшенной на стыках брёвнами-опорами. Он маленькими затяжками курил сигарету, словно стараясь растянуть удовольствие, и делал вид, что смотрит на выдыхаемый дым, но сердцем он был с двумя женщинами, бросавшими на него холодные взгляды. Одна из них была старуха, сидевшая с прямой спиной, с грозным как у японских солдат лицом и в ладно сидящем кимоно. Судя по возрасту и по властной манере держать себя, это была мать Рэнтаро. Другая была высохшая женщина-аллигатор, с которой Сая столкнулась у ворот. Сая узнала, что это японская жена Рэнтаро, ещё прежде, чем вошла в дом. Всем телом источая яростный вопль, женщина-аллигатор тихо сказала, что она жена Рэнтаро и предложила поговорить в доме. Обе женщины сидели вплотную, как пара листьев. Краем глаза они брезгливо следили за Саей и её сыном так, словно те были огромными испражнениями Рэнтаро; от женщин исходили тёмные миазмы ненависти.

По другую сторону рядом с Рэнтаро сидел круглолицый мужчина с мясистыми, как имбирь, губами. Это был его младший брат.

Сая с удивлением услышала, как Рэнтаро объяснил троим своим родственникам, что с ней он познакомился в Малайе. Она почувствовала отчаяние и гнев, когда Рэнтаро вот так в двух словах обрисовал всё, что было между ними.

Сая прекрасно помнила встречу с Рэнтаро. Выгрузив свой обширный багаж в аптеке в китайском квартале Кота-Бару, он, утирая пот, пил чай. Он носил усы и был опрятно одет в европейскую одежду. Встретились они за несколько лет до того, как японские войска высадились в Кота-Бару, а затем дошли до Сингапура.

Сая вместе со старшим братом Кэкой только что прибыли в Кота-Бару. От впервые увиденного и Услышанного голова у неё шла кругом. Она рассмешила брата, когда, указывая на англичан в землистых одеждах, прямой осанкой напоминавших вышагивающие деревья, спросила, всё ли с ними в порядке, и отчего у них такие белые лица. Навлекла на себя его насмешки, вскрикнув при виде проехавшей мимо, сотрясая землю, сверкающей коробки на четырёх колёсах. Она впервые увидела так много китайцев, не говоря уже о том, что впервые узнала о существовании японцев, Увидев Рэнтаро, она решила, что это всего лишь китаец. Но брат шепнул ей, что это «хороший господин-японец», и когда он усаживался перед ней, она знала, что этот мужчина не китаец, а «хороший господин», на которого брат возлагал большие надежды перед путешествием.

Рэнтаро говорил с братом на беглом малайском. Поскольку малайский был похож на язык племени Саи, она кое-что поняла из их разговора. Рэнтаро интересовало имеющееся в джунглях сырьё для приготовления лекарств. Он хотел заключить сделку без торговцев-посредников. Брат радостно кивал. Сая не понимала, почему брат берёт на себя такие обременительные обязательства. Ведь тогда ему придётся снова, как в этот раз, неоднократно сплавляться на плоту. И подолгу жить вдали от племени, думала она.

Когда разговор был окончен, Рэнтаро, взглянув на Сая, спросил, кто эта девушка. Брат ответил, что это его младшая сестра. Рэнтаро сказал, что, похоже, ей не по себе. Брат объяснил, что она ошеломлена своим первым визитом в город. Смущённая вниманием к себе, Сая покраснела.

Рэнтаро, смеясь, достал из лежавшего у него в ногах мешка похожие на листья плоские предметы. Это были разноцветные бумажки — красные, жёлтые, зелёные. Когда Рэнтаро подул в них, они превратились в круглые шары.

«Это воздушный шарик», — сказал Рэнтаро и хлопком ладони подбросил шарик. Сая широко раскрыла глаза от изумления. Ей впервые доводилось видеть такое. Будто радуга сомкнулась в круг и заплясала в воздухе. Рэнтаро бросил это чудо Сае. Радужный шарик неожиданно поплыл и, шелестя, уткнулся ей в грудь. Шарик шелестел, как сброшенная кожа змеи. Он был хрупким — казалось, стоит чуть сжать его в руке и раздавишь. Сая осторожно, словно драгоценность, спрятала радужный шарик в руке и прошептала: «Воздушный шарик». Рэнтаро рассмеялся. Вокруг рта проступили морщинки, она решила, что это очень добрый дядя.

— Мы поняли, — прервав повисшую паузу, сказала женщина-аллигатор. — Эта женщина говорит, что за границей она была твоей содержанкой, и что этот ребёнок у неё от тебя.

Рэнтаро, держа двумя пальцами окурок, важно кивнул.

— Что ни говори, я прожил за границей долгих пять лет. Сая прекрасно разбиралась в растениях, служивших сырьём для изготовления лекарств, поэтому она работала моей помощницей… Ну, и это знакомство нечаянно… — из трудноуловимых слов на местном наречии Сая поняла, что речь идёт о ней.

Рэнтаро обратил внимание на то, что Сая, обучавшаяся у знахаря, разбирается в лекарственных травах. Брат, познакомившись с Рэнтаро в Кота-Бару, договорился сопровождать Рэнтаро в джунгли. И в тот раз он взял Саю с собой, чтобы та помогла им искать лекарственные травы. Знахарь их племени отказался идти, сказав, что нельзя выдавать секреты чужаку. Он и Саю отговаривал сопровождать Рэнтаро в лес. Отговаривая её, он был суров. Это была не та суровость, с какой он укорял её за сломанные ветви дерева-пристанища духов или за растоптанные лекарственные травы — это была суровость острая, как лезвие ножа.

«Чужак не видит леса. Что ни попадёт в руки чужакам, всё превращается в прах, они своего рода напасть. Не становись приспешницей таких типов. Станешь их пособницей, и сама превратишься в чужака».

Это означало, что у чужака не может быть никаких отношений со знахарем. Слова знахаря потрясли Саю до глубины души. Но в то же время запрет сопровождать Рэнтаро в лес вызвал в её душе ростки противоборства. Сая отвернулась от знахаря. Это было всё равно, что отвернуться от племени. Сая последовала за Рэнтаро, покинув лес.

Всё из-за этих радужных шариков. Шарик, привезённый из Кота-Бару, она берегла до тех пор, пока бумага не изорвалась и не истлела. Когда от радужного шарика ничего не осталось, она навечно заключила его в своём сердце. Радужный шарик стал её мечтой.

Эти радужные шарики стали воплощением всего, что ей пришлось увидеть и узнать в городе Кота-Бару. Одежда ярких цветов, мягкая и сладкая на вкус пища, полированная блестящая мебель, защищающие от ветра, но пропускающие свет прозрачные стены, без устали бегущие автомобили. Воздушные шарики были воплощением всех этих удивительных чудес. И для Саи все они оказались прочно связанными с Рэнтаро. Сая знала, что если она пойдёт за Рэнтаро, то сможет снова оказаться в этом городе.

— Ну, легкомысленные дорожные истории неотъемлемая часть жизни торговца лекарствами, — прервал воспоминания Саи робкий голос младшего брата Рэнтаро.

— Да, но разве кредо торговца лекарствами не гласит, что житейские дела, случившиеся во время путешествия, оставляют за порогом дома? Если бы об этом узнал покойный отец, ему было бы стыдно, — старуха пристально посмотрела на Рэнтаро.

Рэнтаро избегал взгляда Саи.

— Поэтому я расстался с ней как подобало.

Обе женщины бросили на Саю язвительные взгляды. Женщина-аллигатор хотела было что-то сказать, но её опередила старуха.

— Зачем вы вообще сюда приехали? — обернувшись к Сае, спросила она.

Сая указала на сидящего позади сына:

— Хотела показать сына отцу.

— Теперь, когда он его увидел, вы можете возвращаться.

Сая отрицательно покачала головой.

— Я буду жить здесь.

Лица у всех собравшихся застыли. Сая, окинув взглядом всех четверых, сказала:

— Я жена Рэна. Поэтому я буду жить здесь вместе с вами.

— Его жена — я! — крикнула, взорвавшись, женщина-аллигатор. К её голосу примешивался визг.

Если слышишь недоступное уху, значит, настало время превращения снов в явь. Сон того, чей голос ты слышишь, становится явью и начинает поглощать тебя. Нужно быть острожной. Сая вспомнила слова, сказанные когда-то знахарем их племени, и посмотрела на Рэнтаро.

— Я понимаю, поэтому я вторая жена.

Тусклые глаза женщины-аллигатора вспыхнули. Если оставить всё как есть, к её высохшей коже вернётся упругость и, оборотившись настоящим крокодилом, она нападёт на Саю. Сая поспешила предотвратить превращение женщины-аллигатора в настоящего крокодила.

— Так сказал Рэн. Сказал, что я вторая жена.

Женщина-аллигатор отвела взгляд от Саи и сурово посмотрела на мужа.

Рэнтаро растерялся.

— Да… ну… дело в том, что малайцы мусульмане. А мусульманин может иметь до четырёх жён.

— Мы не мусульмане, — отрезала старуха.

— Да, но в Малайе считается… — запнулся Рэнтаро и, смешавшись перед старухой и женщиной-аллигатором, уставился в потолок.

Сая не понимала, почему её слова о том, что она вторая жена Рэнтаро, наделали столько шума. Хотя племя Саи не исповедовало ислам, как малайцы, у влиятельных мужчин было по две-три жены. Наличие нескольких жён свидетельствовало о солидности мужчины. Поэтому, покидая племя, она объявила, что стала второй женой Рэнтаро, и, когда стала жить в Кота-Бару, тоже не скрывала этого. И то, что у Рэнтаро было две жены, ни у кого не вызывало презрения, напротив, к нему относились с почтением. В чём тут сложность, она не понимала. Ведь судя по дому, семейство Нонэдзава было зажиточным. Рэнтаро был главой этой семьи. Богатый мужчина может иметь много жён.

— Это Япония. И здесь иметь двух жён — неслыханное дело, — категорично сказала старуха.

И женщина-аллигатор с окаменевшим лицом тоже кивнула. Младший брат Рэнтаро проворчал:

— Вот именно. И главное, в нынешнее трудное послевоенное время приводить с собой женщину с приплодом…

Повисло напряжённое, как скрип ветвей друг о друга, молчание. Рэнтаро раздавил выкуренную до самого фильтра сигарету.

— Я попробую переговорить с Саей наедине.

Старуха и женщина-аллигатор ничего не сказали. Рэнтаро поднялся, сделав Сае знак глазами. Она с сыном последовала за Рэнтаро, раздвинувшим оклеенные бумагой створки двери, ведущей в коридор.

Они направились вглубь дома. Из боковой комнаты в коридор выглянули трое ребятишек, но Рэнтаро, выругав их, закрыл дверь. Когда они проходили мимо этой комнаты, послышался женский голос. В доме, как видно, жила и другая родня.

Открыв одну из выходивших в коридор деревянных дверей, Рэнтаро скрылся за ней. Сая последовала за ним и, едва ступив в комнату, сразу поняла, для чего она предназначалась. Это была комната для приготовления лекарств. На полке у стены стояли склянки и банки разной формы, были расставлены металлические и глиняные ступки, комната была пропитана лекарственным запахом. Наголо стриженный молодой человек, сидя на дощатом полу, укладывал в сплетённые из древесной коры коробки бумажные пакеты с лекарствами. Рэнтаро сказал этому молодому человеку: «Асацугу, выйди-ка ненадолго». Тот изучающе посмотрел на Саю и, ничего не сказав, тяжело поднялся.

— Да — завтрашняя поездка откладывается.

— Но я же всё подготовил, — надув губы, запротестовал молодой человек.

— Только на несколько дней, — сказал Рэнтаро, не дав Асацугу и рта раскрыть, и тот с недовольным видом вышел из комнаты.

Сая вдохнула полной грудью. Это был родной запах. Дом в Кота-Бару, где жили они с Рэнтаро, тоже был пропитан этим запахом. Это был прекрасный свайный дом с крышей, крытой дранкой и просмолённой сосновой корой. Из сада вела лестница на веранду, где стояли стол и плетёные стулья и где можно было принимать гостей. Внутри дом делился перегородками на четыре комнаты, но стоило их раздвинуть вместе с выходящими на улицу дверьми с жалюзи, как всё пространство дома и сад становилось одним целым.

Одну из этих комнат Рэнтаро отвёл для хранения лекарственного сырья, которое он отправлял в Японию. Сая помогала ему, сортировала и упаковывала лекарства, вдыхая напоённый запахами мускуса и древесными ароматами воздух. Иногда она помогала Рэнтаро и в приготовлении снадобий. Из серы, древесной смолы, очищенной камфары, плектрантуса и другого сырья она делала лекарства, помогающие от кожных заболеваний, и Рэнтаро бесплатно раздавал их. Малайцы, часто страдающие болезнями кожи, были им чрезвычайно признательны. Кроме того, они делали «лекарство от малярии», «обезболивающее», и Рэнтаро щедро раздавал их. Сая восхищалась — «какой же Рэнтаро добрый!»

В дом приходили разные люди. Представители японских торговых домов, малайцы, индийцы, китайцы. После захвата Кота-Бару японскими войсками к ним добавились офицеры оккупационных войск. Когда приходили японцы, Рэнтаро разговаривал с ними приглушённым голосом, а под конец просил Саю принести на веранду еду и устраивал пирушку. Сая зачарованно смотрела, как Рэнтаро с явным удовольствием распивает сакэ с японцами. В то время Сая ещё верила словам Рэнтаро, что японцы пришли для того, чтобы помочь Малайе обрести независимость. Она с гордостью смотрела, как Рэнтаро общается с трудившимися на благо Малайи офицерами.

— Сая, — сказал Рэнтаро, плотно прикрыв дверь.

Этот голос вернул Саю во времена, когда они с Рэнтаро жили вместе. Это имя дал ей Рэнтаро. Когда она сопровождала его во время сбора лекарственных трав, он спросил, как её зовут. Сая в нерешительности несколько раз повторила по-малайски: «Нама сая» — «Моё имя». Её настоящее имя было Кэсумба — это название дерева с ярко-красными плодами. Раньше мужчины её племени, вступая на тропу войны, раскрашивали тело соком его плодов. Но в её племени женщины открывали своё настоящее имя только своему мужу. Соплеменники называли женщин по имени отца, добавляя какая это по счёту дочь. После замужества женщину называли по мужу. Поэтому у женщин её племени имя существовало только для отца, матери и мужа. Когда Рэнтаро спросил её имя, он был для Саи всего лишь чужаком, и она не могла назвать ему своего настоящего имени. До сих пор никто не обращался к Сае с таким вопросом. Пока Сая повторяла: «Нама сая», Рэнтаро, подняв руки, рассмеялся.

— Понял, понял. Сая. Я буду называть тебя Сая.

Так Кэсумба стала Саей.

— Рэн, — прошептала Сая, сделав шаг к нему.

Но прежде чем она успела подойти ближе, Рэнтаро строго спросил её:

— Почему ты не осталась в Кота-Бару? Хозяин дома Кё сказал, что ты можешь там жить сколько угодно. Я дал тебе достаточно денег.

Сая заметила, что даже вдали от взглядов семьи Рэнтаро не обнял сына, не сказал: «Хорошо, что приехали, я соскучился». Лицо у него было напряжённое, это был не тот Рэнтаро, что прежде любовно ласкал её гладкое тело, радовался, глядя, как Сая с удовольствием примеряет красивые одежды, ест вкусную пищу. Сае довелось увидеть, как война совершенно меняла людей, и она не удивилась реакции Рэнтаро.

— Вместо денег, что ты мне дал, японская армия выдала реквизиционные расписки. Когда война закончилась, они превратились в ничто.

Рэнтаро должен был прекрасно знать, что после поражения Японии в войне расписки превратились в клочки бумаги. Почувствовав неловкость, он нахмурил тронутые сединой брови.

— Тогда надо было вернуться в лес. Я же сказал, что когда-нибудь приду за тобой.

— Я хотела с тобой увидеться. — Подтолкнув Исаму вперёд, Сая заглянула в лицо Рэнтаро.

— Я понял, твои чувства мне понятны, — едва слышно ответил они.

«Нет, Рэну этого не понять, — подумала Сая в глубине души. — Зачем я хотела встретиться с Рэнтаро? Зачем я приехала в Японию, хотя для этого мне пришлось присвоить чужое имя?» Но Сая молчала. Мужчинам нельзя говорить всего, что у тебя на сердце. Всегда нужно хоть чуточку скрывать свои настоящие чувства — это единственное оружие женщины, нож с одним лезвием.

— Сая, может, ты передумаешь? Жить в Японии тяжело. Пойми, в этом доме живут моя жена и дети. Сюда же перебралась и семья моего младшего брата, чей дом сгорел при авианалете. У нас нет места для тебя.

Сая отрицательно покачала головой. Она была полна решимости.

— Я буду жить здесь, — объявила она.