Дорога-Мандала

17

Сидзука в подавленном настроении проводила взглядом, удалявшийся голубой «фольксваген». Ей показалось, что в разговоре с Асафуми она не сказала главного. И у неё остался неприятный осадок, оттого что она и сама не знала, что было для неё главным.

Развернувшись, машина поехала назад. Когда они проехали рощу кипарисовиков, дорогу с обеих сторон обступил начинавший алеть лес. На повороте, где дорогу преграждали ветви деревьев, Михару выправила крутанувшийся руль.

— Сразу видно — водитель такси. Как здорово ты водишь!

Михару хохотнула.

— Хорошо водить самой. Можно поехать куда вздумается.

Глядя на дорогу, она продолжила:

— Когда я сказала, что стану водителем такси, и муж, и свёкр изумились. Они считали, что женщина не может быть хорошим водителем.

— К сожалению, это, похоже, обо мне. Я никудышный водитель.

Сидзука вспомнила, как пыталась водить машину после получения водительских прав. Её постоянно кидало то в жар, то в холод. И она оставила эту затею, решив, что водить машину, испытывая такой психологический стресс, ей не по нутру.

— Всё дело в уверенности в себе. Когда я встречаю в городе никудышных женщин-водителей, я думаю, что они ведут машину так неумело потому, что дрожат от страха и заискивают перед другими водителями и пешеходами. Да эти женщины наверняка и дома заискивают перед мужем, свёкром и свекровью, думаю я.

— А ты, Михару, не такая? — спросила Сидзука, не успев подумать.

Михару громко рассмеялась.

— И я такая же.

Лес отступил, открыв горизонт, и машина выехала к горнолыжной базе Авасуно. Михару увеличила скорость.

— Пожалуй, вся разница в том, что я ни на кого не оглядываюсь за рулём. Когда я за рулём, надо мной никого нет. А те женщины, что за рулём дрожат от страха, даже в машине не могут избавиться от мужа и свёкра.

Сидзука подумала — не заискивала ли и она перед кем-нибудь, когда вела машину? Это было до свадьбы, так что мужа у неё не было. Но она точно боялась. Боялась, что вдруг кто-нибудь выскочит на дорогу. Просто боялась опасности. Возможно, она заискивала перед окружавшим её социумом.

— Михару, а почему ты за рулём не оглядываешься на мужа и свёкра? — спросила Сидзука.

Михару некоторое время молчала. Когда машина переехала через реку Дзёгандзигава и вернулась на главную трассу, она взяла курс на Асикурадзи. Встречных машин почти не было. Переключив скорость, Михару сказала:

— Всё дело в домашней атмосфере. Ты же видела дом моих родителей. Женщина у нас занимает более высокое положение. Дед долгое время водил туристов в горы, но дома он спокойный человек, он никого не давит своим мужским авторитетом. Мой отец вошёл в семью моей мамы и не отходил от её юбки.

— Как тебе повезло! — с завистью сказала Сидзука.

— Покойная бабушка говорила, что в молодости дед был вспыльчив и скор на ссоры. Но, к счастью, со временем он стал спокойнее.

— Видимость обманчива и расходится с сокровенными помыслами людей, — проникновенно сказала Сидзука.

Отец Сидзуки постоянно подавлял её мать. Мать, на первый взгляд, была ему послушна. Но в душе её переполняло чувство протеста, и когда Сидзука училась в университете, мать поставила вопрос о разводе из-за постоянных измен отца и потребовала большой компенсации. Когда отец, чья совесть была нечиста, выплатил компенсацию, мать, вложив этот капитал, открыла комиссионный магазин. Похоже, она много лет готовилась к этому шагу. Её мать, внешне разыгрывавшая мирную и спокойную супружескую жизнь, а на самом деле планомерно готовившая развод, внушала Сидзуке смутную тревогу. Она считала, что на её представления о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной в значительной мере повлиял бракоразводный процесс её родителей. Глядя на мирную атмосферу в доме родителей Михару, Сидзука подумала, что прежде тоже считала, что живёт в дружной семье, но оказалась обманутой.

— Однако, войдя невестой в дом Нонэдзава, я вернулась в эпоху феодализма, — привычным движением поворачивая руль, продолжила Михару. — Свекровь лишь почтительно прислуживает свёкру, я же, хотя бы в качестве водителя такси, могу поменять обстановку.

— Понимаю. Ведь и мне не по себе в доме Нонэдзава, — ответила Сидзука.

Михару повела огромными глазами и усмехнулась.

— Как я тебя понимаю!

Они обменялись многозначительными улыбками.

Машина въехала в посёлок Асикурадзи. Вдоль дороги стали появляться сувенирные лавки. Здесь был музей Татэямы, и хотя день был будний, вдоль дороги прогуливались туристы. Михару сбавила скорость и, словно пытаясь сменить тему разговора, предложила, прежде чем вернуть машину родителям, заехать в Асикурадзи. Сидзука ничего не имела против. Михару поставила машину на стоянку у дороги. Объяснив, что здесь находится главное святилище Юдзандзиндзя, кумирню которого они видели в Ивакурадзи, она повела Сидзуку к окружённой криптомериями постройке.

— Дедушка рассказывал, что в эпоху Эдо жители Асикурадзи, зазывая паломников в Татэяму, путешествовали по всей стране. Летом, помимо занятий сельским хозяйством, они принимали паломников у себя и водили их в горы, а зимой совершали дальние путешествия, продавая амулеты и свитки с изображением Татэяма-мандалы. Во время таких походов они продавали также и саваны для покойников, и брали с собой лекарства в качестве подарков, чтобы отблагодарить хозяев за ночлег. Деньги за саваны они взимали на следующий год. Все они так или иначе имели отношение к торговле лекарствами, так что и мой дом не был чужд этому промыслу.

Они вступили на угрюмую территорию святилища.

— Почему в Японии, где так много гор, люди стремятся подняться именно в горы Татэяма?

— Это потому, — сказала Михару, остановившись и наклонившись к Сидзуке, — что в горах Татэяма находится ад.

Увидев её изумлённое лицо, Михару весело рассмеялась.

— Это предание, всего лишь предание. Но и сейчас на Татэяма-мандале, которую можно купить в святилище, прямо у подножья горы рисуют ад. Берег Саи[37] в мире мёртвых, геенна огненная, где люди мучаются в огне, ад, в котором черти заставляют глотать огненные глыбы, адское кровавое озеро и множество сцен, похожих на пытки. В старину люди верили во всё это и обходили Долину ада в горах Татэяма, а в конце пути посещали святилище Минэхонся. Считалось, что, совершив такое паломничество, после смерти они смогут переродиться в раю.

За болтовнёй Михару они незаметно вышли из святилища и оказались у реки, через которую был перекинут горбатый мостик с красными перилами. Михару, остановилась и указала на плывущую в безоблачном небе начинавшую алеть гряду Татэяма:

— Смотри, какой отсюда вид на горы!

Сидзука, остановилась и посмотрела вдаль.

Она вдруг подумала, что Асафуми сейчас в этих горах.

— Этот мост называется Ленточным мостом, по преданию через него переправляются в рай женщины, — сказала Михару, обхватив руками красные перила, украшенные круглыми, похожими на пагоды, башенками.

— В старину считалось, что женщина после смерти падает в адское кровавое озеро. Тогда женщинам запрещено было ходить в горы, и они не могли вознести моления о возрождении в раю, поднявшись в горы и обойдя ад Татэямы. Поэтому в осенний праздник Хиган[38] женщины, желавшие попасть в рай, проводили на Ленточном мосту ритуал окропления. Несколько тысяч женщин, завернувшись в белые одежды, переходили из храма Эммы[39] на этом берегу в храм Уба на другом. Во время этого ритуала путь от одного храма до другого и сам мостик застилали белым полотном. Да, это было величественное зрелище! Участницам этого ритуала выдавалось тайное свидетельство, называвшееся «Свидетельством о прямой передаче закона от учителя к ученику» и обещавшее им перерождение в раю. Правда, участие в этом ритуале обходилось очень дорого. Не зря говорят, что за деньги можно и от ада откупиться!

Стоя на Ленточном мосту, Сидзука представила себе женщин, пересекающих этот мост и молящихся о перерождении в раю. Женщины, запуганные адским кровавым озером, верящие, что участие в этом дорогостоящем ритуале — единственное средство переродиться в раю. Обманутые женщины. Женщины, оказавшиеся в русле буддизма, учения, созданного мужчинами, женщины, способствовавшие обогащению храмов.

— В кровавое озеро падаешь просто потому, что ты женщина, какой ужас! — сказала Сидзука, скрывая досаду под шутливым тоном.

— Да уж! — живо откликнулась Михару. Она встала рядом с Сидзукой, и они вместе, перегнувшись через перила, стали смотреть вниз на реку.

За спиной послышался мужской голос: «Вот, вот, этот мост». Это был пожилой мужчина правильного телосложения, но с расплывшимся от жира лицом. Его сопровождали трое молодых людей и две девушки лет двадцати. Он вёл себя как их босс. Девушки, окружившие его с двух сторон, были одеты в одинаковые леопардовые мини-юбки и ботинки на толстой платформе, но, судя по лицам, не были ни близнецами, ни даже просто сёстрами. Вышагивая рядом с «боссом», девушки кричали, что хотят мороженого. Мужчина, не сдержав возглас восхищения, сказал: «Как хороши горы Татэяма!» Но трое молодых людей, равнодушно взглянув на открывающийся с моста вид, подошли к двум девушкам и принялись болтать, не удостаивая окрестности взглядом. Не задерживаясь на мосту, они один за другим перешли на другой берег. Когда это шествие, похожее на выезд сослуживцев на природу, миновало их, Михару нахмурилась:

— Мужчинам в любом возрасте нравятся молоденькие девушки. Возможно, это предание о женщинах, падающих в адское кровавое озеро, придумали мужчины, боящиеся женских чар.

— Неужели?!

Сидзука, перегнувшись через перила и глядя на бегущую далеко внизу реку, взволнованно сказала:

— Пока существуют женщины, мужчины, охваченные нестерпимой похотью, не могут переродиться в раю. Когда же все женщины попадут в ад, все мужчины будут наслаждаться спокойствием в раю.

Оттолкнувшись обеими руками от перил, Михару выпрямилась, словно отбросив от себя мостик. Они, не сговариваясь, зашагали рядом. На другой стороне реки стоял маленький храм.

— Это храм Уба. Благодаря чудодейственной силе здешнего божества Омба, женщины, как и мужчины, могут попасть в рай, — сказала Михару.

Внутри стояла старая деревянная статуя. Она изображала старуху в белых одеждах, опустившуюся на одно колено. Лоб избороздили морщины, широко раскрытые, будто высверленные глаза сердито смотрели на посетителей. Лицо и тело статуи были выкрашены в тёмно-красный цвет, статуя не была похожа на провожатого в рай, она скорее угрожала тому, кто хочет в него попасть.

— Говорят, божество Омба спустилось с неба, принеся с собой чумизу, просо и коноплю. После смерти оно стало божеством потустороннего мира, управляющим жизнью и смертью.

— Женщина не может попасть в рай, но может стать божеством.

— Действительно, — удивилась Михару.

— Божеству ведь и в кровавое озеро упасть не страшно.

— В самом деле.

Михару, молитвенно сложив руки перед входом в святилище, весело сказала:

— Госпожа Омба, преврати меня, пожалуйста, в божество.