Дорога-Мандала

28

Добираясь в Тибаси на велосипеде, Сидзука даже взмокла от пота. Заплутав в городе, она наконец-то добралась до ворот дома Нонэдзава.

Переводя дух, она позвонила. В дверях показалась Такико. На ней было красивое трикотажное платье с узорами голубого, жёлтого и зелёного цветов, она была накрашена и даже надела серьги. Видимо, куда-то собиралась.

— Простите, я заблудилась и опоздала, — извинилась Сидзука, приехавшая много позже назначенных трёх часов.

Подходящего по времени автобуса не оказалось, и она приняла опрометчивое решение поехать на велосипеде и заодно размяться. Дорога среди рисовых полей, по которой она думала срезать путь, вывела не туда. Перепутав направление, она исколесила почти весь город.

— Не переживай. Я свободна до пяти. У нас ещё есть время, — спокойно сказала Такико.

Прошло уже два дня, как от Асафуми, отправившегося по Дороге-Мандала, не было никаких вестей. Обеспокоенная Сидзука позвонила его родителям в Тибаси, и Такико пригласила её, чтобы посоветоваться.

Сидзука вошла в прихожую с начищенными до блеска полами.

— Добро пожаловать, Сидзука, — появилась из коридора Михару.

Похоже, она только что вернулась с работы и всё ещё искрилась оживлением.

— От Асафуми никаких вестей? — спросила она, снимая джемпер.

Сидзука отрицательно покачала головой. Такико пригласила их обеих на кухню. Сидзука села за огромный обеденный стол, и Михару принялась заваривать чай в фарфоровом чайнике. Просторная кухня была залита лучами послеполуденного солнца. И расставленные на полках белоснежные тарелки, и чашки, и кофейник, и виниловая скатерть на столе отражали мягкий солнечный свет. За две недели, прошедшие с тех пор, как Кикуо с Коитиро отправились в торговую поездку, дом, в котором остались только женщины, успел пропитаться женской мягкостью.

— Сказал, что его не будет самое большее сутки, но ещё не вернулся, — пытаясь скрыть беспокойство, объявила Сидзука.

— Эта лесная дорога не настолько опасна, чтоб там могла случиться авария, — слегка наклонив голову и наливая кипяток в фарфоровый чайник, сказала Михару.

Доставая из холодильника фасолевую пастилу, Такико сказала с улыбкой:

— Когда торговцы лекарствами отправляются в поездку, от них обычно с неделю не бывает вестей.

— Но это не поездка для продажи лекарств! Он должен был только проверить, сохранились ли дома, внесённые в реестр.

— Может, он подружился с кем-нибудь из внесённых в реестр и задержался у них?

Такико, поставив перед Сидзука блюдце с пастилой, села за стол.

— Это пастила из лавки Кавада. Они нас угостили, попробуй хоть кусочек.

Сидзука терпеть не могла фасолевой пастилы. Тягучему вкусу красной фасоли она предпочитала вкус пирожных, но делать нечего, пришлось взять.

— Ведь вдоль этой дороги стоят несколько деревень, разве он не позвонил бы, если б что-нибудь случилось? — добавила Михару, разливая свежезаваренный чай.

Сидзука была расстроена их беззаботностью. Ладно Михару — для неё Асафуми был чужим человеком, братом мужа, но для Такико речь шла о родном сыне. Удивительно, что она была так спокойна, когда её сын находился неизвестно где. Возможно, заметив растерянность невестки, Такико, запив глотком чая пастилу и легонько стукнув себя в грудь, сказала:

— Сидзука, жена торговца лекарствами не может себе позволить волноваться из-за того, что её мужа нет дома каких-то два дня. Ведь он отсутствует и по двести дней в году!

Если взять за точку отсчёта двести дней, то два дня — это один процент. Пока Сидзука сомневалась, настаивать ли ей на своих гораздо более серьёзных опасениях, Такико, взяв инициативу в свои руки, сердечно спросила её:

— Чем говорить об Асафуми, скажи-ка лучше, как тебе-то живётся одной в этом доме?

Сидзука сразу вспомнила женщину, увиденную позавчера ночью в саду.

— Что-то случилось? — снова спросила Такико, заметив мелькнувшую по лицу Сидзуки тень.

— Этот сад… — колеблясь, начала Сидзука.

— Уж не появлялось ли привидение?

Сидзука заметила, как переглянулись Такико с Михару.

— Два дня назад я видела там похожую на привидение женщину. — Сидзука взглянула на обеих женщин.

Такико потянулась к чашке с чаем и, отхлебнув чаю, сказала как ни в чём ни бывало:

— Жившие там раньше Ядзаки говорили, что в саду кто-то появляется. Но они прожили там пятнадцать лет, так что, похоже, ничего серьёзного.

— Точно, к Ядзаки когда ни зайдёшь, всегда было шумно, не похоже, чтобы они чего-то боялись, — весело поддержала Такико Михару.

«Уж не стараются ли они обе успокоить меня?» — заподозрила Сидзука. Но Такико с Михару, похоже, больше не нашлись, что сказать, и в кухне воцарилось неловкое молчание. Стремясь хоть что-то извлечь из этой неопределённости, Сидзука спросила:

— Вы знаете, что сталось с Саей после смерти Рэнтаро?

Круглолицая Такико, слегка нахмурив брови, как и Асафуми, ответила, что Сая исчезла.

— Она не оставила никакой записки. Видимо, отправилась к своему единственному сыну Исаму, но с Исаму у нас нет никакой связи… Так что мы ничего не знаем о ней, — отрезала Такико, поглаживая чашку кончиками пальцев.

Сидзука подумала, что в доме Нонэдзава, как видно, обрадовались исчезновению Саи.

— Да-да, с тех пор дом стали сдавать Ядзаки, а что до жившей там прежде Саи, так мы подали заявление об её исчезновении, — припомнила Такико.

— Когда мы увидели регистрационную карточку, мы глазам своим не поверили! Там она значилась не под именем Сая, а как проживающая в Японии кореянка Канэ.

— Как, значит, она не была малайкой? — удивлённо спросила Сидзука.

Михару, похоже, ничего не знавшая о Сае, с интересом слушала их разговор.

— И мы, и все остальные считали её малайкой и были очень удивлены этим обстоятельством. В регистрационной карточке значилось место её рождения. Полицейские сделали запрос, не вернулась ли она туда. Но Симоносэки и его окрестности сгорели во время войны, адреса изменились, и полиции не удалось ничего выяснить.

Погрузившись в свои воспоминания, Такико поджала губы и нахмурилась.

— К тому же Сая была совсем не похожа на кореянку. Смуглая, большеглазая, она скорее походила на Уроженку Кюсю или Окинавы.

Сидзука вспомнила лицо призрака, увиденного в ночном саду. Та женщина была очень похожа на описание Такико. «А тебе удалось завладеть мужским сердцем?» — зазвучал её голос.

О чём она спрашивала?

— В конце концов, мы ничего не знали о Сае, — сказала Такико, положив руки на стол.

— Но мама, разве в разговорах с Саей не заходила речь о её прошлом?

Вопрос Михару вызвал у Такико кривую улыбку.

— С Саей редко разговаривали. Что ни говори, а мой муж, и его брат Асацугу, и тётушка Тано, и все дети терпеть её не могли и носа не казали в их дом. По случаю Нового года, праздника поминовения усопших или поминальных заупокойных служб специально посылали за дедом и всегда устраивали церемонии в этом доме.

— Но всё-таки, неужели вы никогда не разговаривали с Саей? — спросила Сидзука.

— Да как тебе сказать… Когда дед приглашал нас к себе или мы приходили встретить деда, доводилось разговаривать. Но все обменивались с ней ничего не значащими приветствиями и других разговоров не вели. Иногда её видели в городе, где она делала покупки. Хозяйки с удовольствием болтали с ней. Она ведь слыла кем-то вроде народного целителя, кажется, её многие знали.

— Народный целитель?! — в изумлении пробормотала Сидзука.

— Она делала настои из лекарственных трав и давала людям, страдавшим болями в шее и просто плохим самочувствием. За это люди благодарили её мелкой монетой.

Сидзука попыталась соединить образ увиденной позавчера женщины с образом народного целителя, но это ей не удалось. Образ знахаря был овеян таинственным ореолом древности, совершенно не вязавшимся с увиденной ею молодой и чувственной женщиной.

— А нет ли фотографии Саи?

Такико ответила, что никаких фотографий нет.

Женщина по имени Сая по крайней мере в течение сорока послевоенных лет была связана с домом Нонэдзава. И тем не менее теперь она была вычеркнута из истории этого дома. Сидзука почувствовала даже какую-то смутную тревогу от того, насколько абсолютным было это забвение.

— Оно и неудивительно. Как подумаю о свекрови… — словно оправдываясь, сказала Такико. — Из-за Саи свекровь не знала ни минуты покоя, в конце концов она заболела и умерла, не дожив и до пятидесяти. Когда я вышла замуж в этот дом, сын Саи Исаму, закончив школу, сразу же устроился на работу и уехал в другую префектуру. Воспользовавшись этим, дедушка зажил отдельно вдвоём с Саей. Дети ненавидели Саю, едва ли, не считая её виновницей смерти своей матери.

Вздохнув с облегчением, Такико взглянула на настенные часы, и воскликнула:

— Ах! Заболтались мы с вами, вон уже сколько времени. Простите, мне нужно идти. Меня тут привлекли к работе в Обществе по благоустройству Тибаси, и поскольку я заместитель председателя Общества, мне нужно бежать, — не без самодовольства сказала Такико и поднялась со стула.

Когда Сидзука решила, что она уже ушла, Такико снова вернулась в накинутом на плечи вязаном кардигане и с сумочкой в руках.

— Сидзука, заходи ещё. — Она махнула рукой, собравшейся было проводить её Сидзуке, и танцующей походкой удалилась в прихожую.

Стоило захлопнуться входной двери, как Михару, потянувшись за пастилой, сказала:

— Одна из основных целей этих заседаний Общества по благоустройству города — банкет, который устраивают после заседания. В отсутствие свёкра свекровь так занята!

Она хихикнула и, открыв свой большой рот со следами помады, отправила в него пастилу. Но Сидзука была всё ещё под впечатлением разговора с Такико.

— То есть Сая пропала без вести?

Михару уставилась на Сидзуку своими огромными глазами:

— Сидзука, ты, верно, боишься, что и Асафуми пропал без вести?

Сидзука была поражена. Об этом она не подумала. Но произнесённая вслух мысль не казалась такой уж невероятной.

— Если и сегодня вечером он не вернётся, позвоним моему отцу и попросим его съездить проверить Дорогу-Мандала.

Сидзука попросила непременно так и поступить. Михару запила пастилу чаем.

— Тебе лучше не думать, чем занимаются мужья во время путешествий.

— Почему?

Михару пристально взглянула на Сидзуку:

— Разве ты не знаешь, чем занимаются мужчины во время путешествий?!

— Развлекаются с женщинами?

Веснушчатая Михару насупилась:

— Может быть… Почему бы и нет. Работая в такси, иногда такое услышишь от клиентов, просто диву даёшься. Например, везёшь командировочного, приударяющего за девушкой из ночного заведения. Не успеешь подумать, что за странная парочка, как они средь бела дня просят остановиться у гостиницы.

Михару подлила и себе, и Сидзуке свежего чая. При воспоминании о своей связи с Хироюки у Сидзуки кольнуло в груди.

— Должно быть, тяжко двести дней в году без мужа? Одолевают всякие страхи?

Ненадолго задумавшись, Михару отрицательно помотала головой.

— Да нет. В некотором смысле и мне, и свекрови легче, когда свёкра и мужа нет дома. Свекровь ты видела. Когда свёкра нет, она тут же бежит из дому. Те сто дней, что мужья дома, в доме царят мужчины. Но двести дней, пока они отсутствуют, дом в нашем распоряжении, и мы чувствуем себя привольно.

— Да, но в это время ночами пустует постель, — сказала Сидзука, вспомнив слова Такико.

Михару горько усмехнулась:

— Это тебе свекровь рассказала? Знаешь, когда я вышла замуж в этот дом, свекровь часто рассказывала мне об этом. Судя по всему, она и сама тяготилась пустой постелью.

— А ты, Михару? — спросила Сидзука.

Михару покраснела.

— Когда дети были маленькими, мне было не до того… А теперь… — Лицо Михару расплылось в улыбке. — Иногда меня охватывает нестерпимое желание.

Сидзука кивнула.

— Поэтому, — сказала Михару озорно, — я возбуждаюсь, когда моим клиентом оказывается мужчина. Мысль о том, что я в машине наедине с абсолютно неизвестным мужчиной, удивительно возбуждает. Благодаря этому я разряжаюсь.

— И я бы хотела стать водителем такси, — сказала Сидзука, усмехнувшись, но в её словах была и малая толика правды. Оказаться лицом к лицу в замкнутом пространстве машины с совершенно неизвестным мужчиной — это, наверное, и впрямь возбуждает.

И замужние женщины не каменные, им тоже случается сгорать от нестерпимого желания. Тем более, когда муж в разъездах. В такие минуты, сядь ко мне в такси хороший мужик, так бы и отправилась с ним в какой-нибудь отель и переспала бы, — подперев щёку рукой и барабаня белыми пальцами по щеке, мечтательно сказала Михару.

— Но ты так и не пробовала? — поинтересовалась Сидзука.

Вытаращив свои огромные глаза, Михару отрицательно помахала рукой перед глазами.

— Это невозможно! В таком маленьком городке, как наш, всегда кто-нибудь да заметит. Если кто-то увидит, семейной жизни конец, это абсолютно невозможно! А ты, Сидзука? Когда тебя охватывает желание, тебе не хочется встретиться с каким-нибудь мужчиной?

Сидзука тут же вспомнила Хироюки. Но соврала:

— Конечно, такое случается, но я же замужем.

Михару сказала с победным видом:

— На свете, как видно, много ветреных жён, но обычная замужняя женщина может лишь мечтать переспать с другим мужчиной.

«Именно оттого, что речь идёт о мечте, она может так откровенно рассказывать мне о своих плотских желаниях», — подумала Сидзука. Если бы её мечта сбылась, Михару наверняка не стала бы так весело болтать о своём влечении к мужчинам. В нашем обществе можно рассказывать о своей мечте, но о её воплощении — ни-ни.

Сидзуке и теперь время от времени хотелось переспать с Хироюки. Несмотря на то, что он назвал её фригидной. Именно оттого, что это был не Асафуми, ей хотелось переспать с ним. Может быть, она просто хотела доказать самой себе, что и после замужества может встречаться с другими мужчинами.

В задумчивости Михару продолжила:

— В молодости свекровь, конечно, тоже одолевали плотские желания. Раньше она рассказывала. Ночами, когда её муж был в отъезде, она спала со связанными ногами.

— Со связанными ногами? — переспросила Сидзука. Михару, подстёгивая её любопытство, кивнула:

— Она связывала колени верёвкой. Похоже, её научила этому её свекровь.

— Но зачем связывать ноги?!

— Ну… может, потому что неприлично спать с раздвинутыми ногами…

— То есть ей казалось, что кто-то на неё смотрит. Но кто?!

Михару растерянно сказала:

— Может, она действительно думала, что кто-то за ней подглядывает.

— Кто?..

Михару с Сидзука переглянулись. Ночами Такико случалось представлять себе другого мужчину, случалось желать его прихода. Обе они, учуяв вожделение свекрови, прочли в глазах друг друга возбуждение.

— Мы вернулись, — раздались в прихожей детские голоса.

Михару встала.

— Сидзука, не поужинаешь с нами? А вечером я отвезу тебя на машине.

— А как же мой велосипед?

— Мы можем поехать на грузовичке.

Отужинать здесь было много приятнее, чем провести вечер одной в ожидании Асафуми.

— Ну что ж, хорошо. Вкушу свободы, пока мужа нет дома.

Провожая взглядом удалявшуюся в прихожую Михару, Сидзука почувствовала прилив бодрости.