Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма

Цветолюбивой пчеле ты подобна, Мелисса, — я знаю.

Запечатлелась в моём сердце твоя теплота.

С губ растекается мёд, когда ты сладострастно целуешь, —

Требуешь деньги когда, жалишь до боли меня!

Глянь, как худа Диоклея: ведь тоще самой Афродиты,

Но превосходит её нравом своим, красотой.

Хоть не велик у меня... но когда же на слабые груди

Я упаду, то к её самой приближусь душе!

Брось, Лисидика, уловки свои бесполезные. Надо ль,

Мимо меня проходя, бёдрами плавно качать?

Тонкий твой пеплос не стоит присборивать в складки: я вижу

Ведь, как мелькает, и так, тело нагое твоё.

Если игра по душе тебе эта придётся смешная,

Страстно смогу я тебя тканью тончайшей покрыть.

Был, Сосикрат, ты богатым — любил, бедняком оказался —

Чувство утратил любви. Голод лекарством слывёт!

Прежде тебя называвшей «нежным Адонисом», «мирром»,

Менофилой теперь ты прочно забыт навсегда.

«Как тебя звать? — говорит. — Где родился?» Согласен ли с мыслью:

Кто не владеет ничем, нет у того и друзей.

О благовонная Исия, мирром хотя ты и пахнешь,

Всё же проснись и прими в милые руки венок.

Он расцветает теперь, а с приходом зари убедишься:

Быстро завянут цветы, юности вторя твоей.

Грудью к груди и сосками к соскам Антигоны прильнул я,

Губы прижаты к губам — сладость вкушаю сполна!

Тело моё с её телом сливается... Я умолкаю...

Видел светильник один всё, что случилось затем.

Щебет беспечный теперь возле дуба умерь же и песен,

Место на ветке найдя, больше не пой ты своих:

Дерево это — злой враг твой. Его избегая, лети в край

Тот, где, сокрытый листвой, зреет в тени виноград!

Лапку пристроив на ветке, запой в полный голос, дроздёнок,

Сладкие звуки вокруг лоз испуская из уст!

Птицам несёт дуб, увитый омелой, опасность, тогда как

Дарит лоза виноград: Бахус всех любит певцов.

Необоримый на этой печати Эрот предо мною:

Несокрушимого льва он за собою ведёт.

Зверя рукою одной он бьёт по затылку, другою

Путь указует ему. Сколь привлекательный вид!

Я трепещу пред убийцей: коль дикого зверя унял он,

Более слабых существ не пощадит никогда.

В самый разгар пирушки разбили тебя, когда Бромий —

Скляночка, радость моя! — был опорожнен до дна.

Издалека в тебя камень попал, словно молнии-стрелы

Выпустил Дион из рук, а не великий Диос.

Стали тогда над тобой без конца и шутить, и смеяться,

И в беспокойство пришла пьяная братья твоя.

Слёзы не лью над тобою, бутылка, рождавшая Вакха:

Вместе с Семелой одну вы разделили судьбу.

Пьяным на землю свалился, но кто мне поможет подняться:

Бромий не хочет меня больше держать на ногах.

Несправедливого бога нашёл: сам тебя ведь тащил я —

К дому кругами идти ты ж заставляешь меня!