Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма

Долго ль, глаза мои, будете черпать нектар у Эротов,

Пить, не боясь, красоту, чистую, — и допьяна?

Дальше возможного я пробегу и у тихого моря

Влагу Киприде пролью, милостивой, не вина!

Если и там не отвяжется слепень назойливой страсти,

Слёзы холодные пусть вас увлажнят! Навсегда

Вы заслужили достойную кару: ведь ваша провинность,

Что я, несчастный, огонь страшный в себе сохранил.

Из золотистых Дорида кудрей волос вырвала, руки

Им обвязала мои, в битве любовной поймав.

Стал я смеяться: казалось, что путы плутовки Дориды

Сами порвутся собой — шутка! Однако моих

Сил от оков не хватило избавиться. Криком кричал я,

Словно стянули меня медные узы! Теперь

На волоске я вишу, потерявший надежду, несчастный,

По мановенью руки за госпожою тащусь.

Твёрдым характером, я, обладая, в юные годы

Пафии страстной закон сладкий отвергнуть умел.

Не достигали тогда меня стрелы Эрота, теперь же

Пред Афродитой склонил голову, ставши седым.

Смейся: сдаюсь! Ведь победы такой над Палладою мудрой

Не принесли бы тебе яблоки и Гесперид.

Звучно целует меня Галатея, Дорида — кусает,

Нежен Демо поцелуй. Чей же волнует сильней?

О поцелуях на слух мы не будем судить. — А вкушая

Дикий Дориды укус, я не противлюсь ему!

Сердце моё, ты ошиблось: Демо когда нежно целует,

Сладкий я чувствую мёд губ её влажных сполна.

Выбрал я их: от природы прекрасны. Пусть в радость придутся

Губы других — никогда я не расстанусь с Демо!

Ты осмелела, душа! О предерзкая, тащишь так сильно

Светлые кудри её, не ослабляя ладонь.

Ты осмелела? И жалостный голос, волос беспорядок,

Шеи изящный изгиб дерзость твою не смягчит?

«Тщетно теперь тебе всплёскивать перед собою руками:

Больше твоя ведь рука не прикоснётся к груди!»

Кары такой, я прошу, госпожа, назначать мне не надо.

С радостью большей приму я в наказание меч!

Клятву, прекрасная девушка, дал я: тебя сторониться,

Целых четырнадцать дней — горе! — не видеть тебя.

Но удержаться не смог, несчастный! Днём завтрашним столько

Света увижу, поверь, сколько не видел за год.

А у богов я прошу одного: чтобы в книге возмездья

Не записали они клятву, которую дал.

Душу мою очаруй красотою своею! Прошу я,

Бич пусть минует меня твой, госпожа, и богов!

Злишься, что стал я седым, что слезиться глаза начинают, —

То наложилась печать наших любовных услад,

Наших обманчивых чувств, приносящих волненье пустое,

Это следы на лице долгих бессонных ночей.

Тело морщинами ранними стало уже покрываться,

Дряблая кожа теперь виснет на шее моей.

Чем разгорается пламя сильнее любовное, тело

Старит тем больше моё бремя гнетущих забот.

Дай мне вкусить наслажденье, меня пожалей ты, и тут же

Кожа разгладится вновь, волосы станут черны!

Розы в венке не нужны, ни к чему тебе пышность наряда

И в драгоценных камнях сеточка на голове.

Краше мужчины ты, и златотканная лента бессильна

Трепет волнистых волос неукротимых унять.

Ярко прекрасный индийский горит гиацинт, и он всё же

Меркнет в сияньи твоих страсти исполненных глаз.

Влажные губы твои, соразмерность грудей медоносных —

С поясом Пафии лишь могут сравнится они.

Чары так губят меня, но томною тешусь надеждой,

Вдруг промелькнувшей в глазах недостижимых твоих.

В недрах души моей, страстной, изнеженной, образ прекрасный

Некогда запечатлел хитрый и наглый Эрот.

Но из себя он исторгнул его неожиданно — прочно

В сердце, однако, моём облик его сохранён.

Помню Аида судьбу, Фаэтона... Жестокий, хочу я,

Чтобы критянин-судья вынес тебе приговор!

Милая девушка тайно, боясь материнского взгляда

Зоркого, мне принесла яблока розовых два.

С ними украдкой был передан мне, оказалось — о чудо! —

Некий волшебный огонь неугасимой любви.

Бедный, я всё пламенею. Но что за несчастье со мною:

Вместо грудей я в руках яблоки эти держу!..

Милая девушка! Счёл бы за высшую радость увидеть,

Как предо мною слегка грудь обнажаешь свою.

Если же тем ограничишься, несправедливою будешь,

Страсть распалив, — коль не дашь пылкий огонь погасить.

Телефа ранив, Ахилл его вылечил. Милая, знай же:

Раны страшней нанести враг не отважится мне!

Если и Мероэ дальше уйдёшь, всё равно мне беспечный

Эрос даст крылья — на них в землю ту я полечу;

Дальше уйдёшь той страны, где восходит прекрасная Эос, —

Тысячи стадий бежать буду я вслед за тобой!

Девушка, будь благосклонна, гостинец морской не отвергни —

Это владычица вод, Пафия, дарит тебе:

Грацией ты победила волшебной её, усомнилась

Пафия, видев тебя, в силе своей красоты.

Из-за тебя! — от венка много сотен оборванных листьев,

В пьяном разбиты бреду чаши, — всё из-за тебя! —

Кудри, натёртые миррой, стрелой уязвлённого страсти

Анаксагора — лежат эти трофеи в пыли.

В этом виновна Лаида во всём. О несчастный! С юнцами

Много ночей простоял возле дверей он твоих,

Но ты молчала — не слышал приятных твоих обещаний,

Дерзких речей, что могли б радость надежды вселить.

Горе!.. Оставил, ослабленный, эти приметы пирушки

И неприступность твою он проклинает теперь.