Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма

Стенелаида огнём города за немалую плату

Может любовным своим с лёгкостью испепелить.

Целую ночь уже дрёму теперь от меня отгоняет,

Вплоть до утра, не беря злата, ласкает меня.

Вижу ли я столь блестящие чёрные кудри, царица,

Или, напротив, твои русые волосы зрю —

В случае том и другом ты красою сияешь всё той же!

Будь у тебя седина — в ней обитал бы Эрот.

Образ орла принял Зевс, представ пред красой Ганимеда,

Мать же Елены увлёк, в лебедя, он, превратясь.

Но совместимы ль утехи? Другим — и другое послаще.

Одновременно люблю то и другое и я!

О кифаред, как хотел бы, чтоб ты мне сыграл на кифаре,

Бил бы по крайней струне, среднюю же расслаблял.

Банщица пышная, так горячо тобой ванна нагрета!

Даже одежды не сняв, я ощущаю огонь.

Если меня упрекают, что я, как прислужник Эрота,

С взором горящим мечусь, словно за дичью в полях,

Знают пускай, что и Зевс, и Аид, и морей повелитель

Были рабами всегда неутолимых страстей.

Разве деянья бессмертных примером не служат для смертных?

Зная проделки богов, можно винить ли меня?

«Девушка, здравствуй». — «Привет!» — «Впереди кто идёт?» — «А тебе что?» —

«Я неспроста говорю». — «Это моя госпожа». —

«Есть ли надежда?» — «Что надо?» — «Одной только ночи». — «А деньги?» —

«Золото дам!» — «Хорошо». — «Вот оно». — «Нет, не пойдёт».

С длинной шеей, изящноокруглая, ладнолитая,

Льющая влагу сполна с шумом из сомкнутых уст,

Жрица весёлая муз, Афродиты и буйного Вакха,

Смехом дарящая нас, ключница общих пиров, —

Если я трезв, отчего ты мне кажешься пьяной, а пьян я,

Трезвою выглядишь?.. Ты дружбе застольной вредишь!

Был виноград когда зелен, ты мне отвечала отказом.

Зрелым стал — мимо прошла! Дай мне теперь хоть изюм!

Перед чертогом твоим Порфиридой из Книда, Дионис,

Этот положен венок, остроконечный двойной

Тирс и браслет — украшение ног. Она с ними кружилась

В танце неистовом, в храм твой приходила когда,

Шкуру оленя набросив на грудь: «Дар расскажет, Дионис,

Как я прекрасна была в пляске безумной своей!»

Вакховой чаши подруга, слегла Вакхилида однажды,

Стала Деметре она вот что тогда говорить:

«Если останусь жива и горячка отпустит, я буду,

Солнце пока не взойдёт в тысячный на небе раз,

Пить ключевую лишь воду, вина не пригублю ни капли!»

Легче ей стало когда, вот как схитрила она:

В руку плетёное сито взяла и сквозь частые дырки

Солнце узрела одно сотни и тысячи раз!

Путник, сверши возлиянье у Анакреона могилы,

Мимо неё проходя: выпить всегда был не прочь!

Милый, ты ищешь огня, чтобы этот светильник прекрасный

Ночью желанною вновь воспламениться бы смог.

Сердце горит у меня! Подойди и возьми это пламя:

Душу сжигает оно, ярким сияя огнём!

Богом назвать кто Эрота решился? Какой же приносит

Бог нам несчастье, людей кровь проливает, смеясь?

Разве в руке он меч острый не держит? Взгляни же на эти

Шкуры поверженных жертв, богом свершённых убийств.

Мать вместе с сыном убиты, убитый лежал на телах их:

Он в наказанье забит насмерть каменьями был...

И не Аид виноват, не Арей, то Эрота проделки:

Так развлекаться привык этот мальчишка — Эрот!..

Мирром, венками, костров возжиганьем не может прельститься

Каменный памятник мой — только напрасный расход!

Лучше с живым ты сверши возлиянье: вином орошая,

Прах превратишь ты мой в грязь — пить не придётся тогда!

Пей, веселись, ведь неведомо людям, что завтра случится!

Жизнь — проживай! Не спеши, не утруждай же себя!

Радостью полон будь, ею делись и с другими, коль сможешь,

Ешь, размышляй о судьбе: смерть или жизнь — всё одно!

Жизнь человека — мгновенье, обгонишь — твоей она будет.

Всё без остатка возьмут люди, когда ты умрёшь.

Кастора нос — как кирка, если землю копать, а при храпе

Нос — как труба у него, серп для срезанья плодов,

Якорь на судне и плуг, для посева готовящий почву,

Удочка для рыбака, вилка, чтоб мясо вкушать,

Клещи для строящих судно и нож земледельца садовый,

Крюк для дверей и топор, нужный для плотницких дел.

Носом таким обладая, удобным для всякой работы,

Кастор, считай, получил важный для дел инструмент!

Нос такой длинный у Прокла, что он не способен рукою

Высморкнуть толком его: нос ведь длиннее руки.

А при чиханьи о помощи даже не просит он Зевса:

Носа не слышит, ведь он слишком далёк от ушей!

Много при имени букв у тебя. Укради их — и быстро

Подлинным именем ты будешь тогда наречён!

Жизнь всю сокровища множить стремился, подобным быть Крезу,

Азии славной царю, полной несметных богатств!

Гробовщика Никанора мне стоит теперь лишь увидеть,

Только представить, кого ждут Никанора гробы, —

Пью из сосудов, наполненных хмелем, муку окропляю,

Азию жажду продать за благовонья, венки!..

Вовремя всё расцвело, виноградные гроздья созрели;

Ветки клонятся к земле, вдосталь у коз молока;

Мёд золотистый из ульев пчелиных уже вытекает;

Птицы щебечут и рад камень холодной воде;

Вымя тяжёлое чудом не рвётся; не зная покоя,

Скачут ягнята; в тени рощи, деревья стоят;

Звонко цикады трещат и щегол так поёт голосисто.

Пой же и ты, Иоанн, сколько бы ты ни страдал!