Древний Восток в античной и раннехристианской традиции

Естествознание

(LXVII) (...) (170) Тот же Непот относительно северного обходного проплыва[205] передает, что Квинту Метеллу Целеру, коллеге Афрания по консульству, но тогда проконсулу Галлии, царем свебов были отданы в дар инды, которые, плывя из Индии для торговли, бурями были отнесены в Германию. (...)

(XCVIII) (...) (211) Около реки Инд есть две горы: у одной такая природа, что она удерживает всякое железо, у другой — такая, что она отталкивает. Таким образом, если в обуви есть гвозди, то на одной ноги не могут подняться, на другой — устоять[206]. (...)

(XIX) (...) (52) Он же[207] добавляет, что во время похода Помпея было разузнано, что из Индии за семь дней можно добраться в землю бактров к реке Бактр, которая впадает в Окс, и оттуда индийские товары, подвезенные через Каспийское море на Кир, не более чем за пять дней по суше до Фасиса могут быть доставлены в Понт.

(XX) (53) От Каспийского моря и Скифского океана направление поворачивает в Восточное море, с обращением береговой линии к востоку. Начальная ее часть от Скифского мыса необитаема из-за снегов, следующая — невозделана вследствие дикости народов. Ее занимают скифы антропофаги, питающиеся человечиной. Потому рядом — обширные безлюдные места и множество зверей, осаждающее подобную же свирепость людей. Затем опять скифы и опять безлюдные края с крупными зверями вплоть до горного хребта, прилегающего к морю, который называется Табис. И почти до середины длины того берега, который обращен к летнему восходу, та область необитаема. (54) Первые из людей, которые известны, — это серы, знаменитые лесной шерстью[208], вычесывающие смоченную водой седину[209] листвы, откуда двойной для наших женщин труд распускать нити и вновь ткать: так сложно, так издалека, для того чтобы матрона просвечивала на людях. Серы — мирные, правда, но они тоже совсем как звери избегают схождения с остальными смертными, выжидают прибытия других для торговли. (55) Первая их известна река Пситар, следующая — Камбари, третья — Лан, после которой — мыс Хриса, залив Кирнаба, река Атиан, залив и народ людей аттакоров, огражденный от всякого вредоносного дуновения солнечными холмами, — они проводят жизнь в таком же мягком климате, в каком и гипербореи. О них особо написал сочинение Амомет, так же как Гекатей — о гипербореях. После аттакоров — народы туны, тохары и (уже народ индов) касиры, обращенные к скифам с внутренней стороны (они питаются человечиной). И номады Индии приходят кочевать сюда. Некоторые говорят, что они граничат на севере с киконами и брисарами.

(XXI) (56) А там, начиная, откуда о народах известно достоверно, возвышаются горы Гемод, и начинается народ индов — не только до Восточного моря, но и до Южного, которое мы называем Индийским. Та часть, которая обращена к востоку, простирается по прямой линии до поворота у начала Индийского моря на 1 875 000 шагов, далее, часть, обращенная на юг, — на 2 475 000 шагов, как передает Эратосфен, до реки Инд, которая составляет границу Индии на западе. (57) Однако многие определили всю длину ее плаванием кораблей на парусах в 40[210] дней и ночей, а с севера до юга — в 2 850 000 шагов, Агриппа указал 3 300 000 шагов длины, 1 300 000 шагов ширины. Посидоний очертил ее от летнего восхода солнца к зимнему восходу, противолежащей ставя Галлию, которую он очерчивал от летнего захода к зимнему заходу, всю подверженной фавонию, — таким образом, он с не вызывающим сомнение основанием показал, что этот дующий против ветер благоприятен для Индии и делает ее здоровой. (58) Иной у нее вид неба, иные восходы звезд, по два лета в году, по две жатвы, с зимой в промежутке между ними вследствие дующих этесий, а во время зимнего солнцестояния у нас — там легкие ветры, море судоходно. Народы в ней и города бесчисленны, если кто-нибудь захотел бы перечислить их все. Она ведь стала доступна не только благодаря оружию Александра Великого и тех царей, которые стали его преемниками (Селевк, Антиох и их флотоводец Патрокл даже предприняли круговое плавание в Гирканском море и Каспийском), но и благодаря другим греческим авторам, которые, пробыв с индийскими царями, как Мегасфен и Дионисий, посланный Филадельфом с этой целью, сообщили также о силах ее народов. (59) Однако тут нет точности — настолько расходящиеся и невероятные передаются сведения. Спутники Александра Великого писали, что в той части Индии, которую он покорил, было 5 000 городов, причем ни один не меньше Коса, 9 000 народов, и что Индия составляет третью часть всей земли; что множество народов ее бесчисленно — и это вполне вероятно: ведь инды почти единственные из народов никогда не переселялись за свои пределы. От Отца-Либера до Александра Великого насчитывается 153 их царя за 6451 год[211], к этому добавляют и 3 месяца. (60) Огромность рек поразительна. Передают, что Александр ни одного дня не проплывал на судах по Инду менее 600 стадиев и не смог проплыть раньше, чем за 5 месяцев, да еще несколько дней, а известно, что Инд меньше Ганга. Сенека (и у нас было предпринято сочинение об Индии) сообщает о 60 реках ее и 118 народах. Таким же трудом было бы перечислять горы. Имав, Гемод, Паропанис, части Кавказа, соединены между собой, от которых Индия вся простирается вниз в равнину, нескончаемую и похожую на египетскую.

(61) Но для того чтобы было понятно это землеописание, мы идем по следам Александра Великого. Диогнет и Бэтон, его путемеры, пишут, что Гекатомпил парфян находится от Каспийских Ворот, в скольких мы сказали тысячах шагов[212], оттуда Александрия ариев, город, который основал этот царь, — в 575 000 шагах, Профтасия дрангов — в 199 000 шагах, город арахосиев[213] — в 565 000 шагах, Ортоспан — в 175 000 шагах, оттуда до города Александра[214] — 50 000 шагов (62) (в некоторых рукописных списках встречаются различные числа[215]), что этот город расположен у самого подножия Кавказа, что от него до реки Кофет и города индов Певколатис — 237 000 шагов, оттуда до реки Инд и города Таксиллы — 60 000 шагов, до Гидаспа, знаменитой реки, — 120 000 шагов, до Гипасиса, не менее известной реки, — 390 000 шагов, он был пределом путей Александра, который преодолел все же эту реку и посвятил на противоположном берегу алтари. И письма самого царя согласуются с этим. (63) Остальное оттуда пройдено для Селевка Никатора:[216] до Сидра — 169 000 шагов, до реки Иоман — столько же (некоторые рукописные списки добавляют 5 000 шагов), оттуда до Ганга — 112 500 шагов, до Родафы — 569 000 шагов (другие передают, что это расстояние составляет 325 000 шагов), до города Каллинипазы — 167 500 шагов (по другим — 265 000), оттуда до слияния Иомана и Ганга — 625 000 шагов (многие добавляют к этому 13 500), до города Палиботры — 425 000 шагов, до устья Ганга — 637 500 шагов. (64) Народы, упомянуть которых было бы не докучно, начиная с гор Гемод, отрог которых называется Имав, что на языке местных жителей означает «снежный», — это исары, косиры, изы, а по горному хребту — хиротосаги и (прозвание многих народов) брагманы, к которым относятся мактокалинги; реки — Принас и Каиннас, которая впадает в Ганг, обе судоходные; народы — калинги, ближайшие к морю, выше них мандеи, маллы, гора которых — Малл, и предел этой части — Ганг.

(XXII) (65) Одни говорят, что он рождается из неизвестных источников, как Нил, и затопляет прилегающие земли таким же образом[217], другие — что в Скифских горах; в него впадает 19 рек, из них судоходны, кроме уже названных[218], Кренакка, Эрамнобова, Касуаг, Сон. Другие говорят, что истоки его самого извергаются сразу, с большим шумом, и, устремившись через скалистые и обрывистые места, как только достигнет отлогих равнин, он проходит через какое-то озеро и оттуда течет спокойно, с шириной наименьшей — в 8 000 шагов, средней — в 100 стадиев, с глубиной — нигде не менее 20 шагов, и последний народ там — это гангариды калинги, столица которых называется Перталис. (66) У царя стоят в боевой готовности 60 000 пеших, 1 000 всадников, 700 слонов. Дело ведь в том, что жизнь у более общественноразвитых народов Индии ведется распределенной по кастам: одни занимаются земледелием, другие несут военную службу, третьи вывозят свои товары, ввозят иноземные, знатнейшие и богатейшие ведают государственными делами, занимаются судопроизводством, заседают при царях. Пятая каста посвящает себя мудрости, почитаемой там и почти обращенной в религию, и всегда кончает жизнь добровольной смертью на костре. Есть еще одна каста, полудикая и целиком занятая безмерным трудом (от которого вышеуказанные отстранены) охоты на слонов и их приручения: ими пашут, на них ездят, их главным образом и знают как скот, с их помощью воюют и сражаются за свои пределы; отбор их для войн определяется их силой, возрастом и величиной.

(67) На Ганге есть обширный остров, который занимает один народ по названию модогалинги. Далее[219] обитают модубы, молинды, уберы с великолепным городом того же названия, модрессы, преты, калиссы, сасуры, пассалы, колебы, орумколы, абалы, талуты. Царь их имеет в вооружении 50 000 пеших, 4000 всадников, 4000 слонов. Более могущественный далее народ андары, с очень многими селениями, с 30 городами, которые укреплены стенами и башнями; он поставляет царю 100 000 пеших, 2000 всадников, 1000 слонов. Чрезвычайно богаты золотом дарды, а сеты — и серебром. (68) Но могущество и знаменитость почти всех народов в Индии, а не только в этой части, превосходят прасии, с обширнейшим и богатейшим городом Палиботры, отчего некоторые сам этот народ называют палиботрами, мало того, даже и всю часть от Ганга. У царя их постоянно находится на содержании в войске 600 000 пеших, 30 000 всадников, 9000 слонов, откуда можно предположить, что он чрезвычайно богат. (69) После них, во внутренней части — монеды и суары, гора которых — Малей, на которой тени зимой падают на север, летом на юг, по шести месяцев. Бэтон сообщает, что Семизвездия появляются в этой части раз в году и только в течение пятнадцати дней, а по сообщению Мегасфена, это же самое бывает во многих местах Индии. Южный полюс инды называют «драмаса»[220]. Река Иоман течет в Ганг по земле палиботров между городами Метора и Хрисобора. (70) На обращенном к югу от Ганга пространстве люди загорелы от солнца, и хотя они темны, однако не так обуглены, как эфиопы. Чем ближе они к Инду, тем больше отличаются цветом. Инд находится сразу после земли народа прасиев[221], в гористых местах которых живут, как передают, пигмеи. Артемидор передает, что расстояние между двумя этими реками — 2 100 000 шагов.

(XXIII) (71) Инд, называемый местными жителями Синд, начав свое течение к востоку с того хребта горы Кавказ, который называется Паропанис, тоже принимает в себя девятнадцать рек, самые же знаменитые — Гидасп с четырьмя его притоками, Кантабу, с тремя, судоходные сами по себе Акесин и Гипасис, однако вследствие некой умеренности вод нигде не шире 50 стадиев и не глубже 15 шагов, образуя обширнейший остров, который называется Прасиана, и другой поменьше, который называется Патала. (72) Сам он, по наиболее сдержанным сообщениям, судоходен на протяжении 1 240 000 шагов и, как бы сопровождаемый солнцем по направлению к западу, впадает в океан. Я приведу длину берега до него, как нахожу, по частям, хотя ни одни из этих данных не сходятся. От устья Ганга до мыса калингов и города Дандагуда — 625 000 шагов, до Тропины — 1 225 000 шагов, до мыса Перимулы, где находится оживленнейший эмпорий Индии, — 750 000 шагов, до города на указанном выше острове Патала — 620 000 шагов.

(73) Горные народы между ним и Иоманом–это кесы, лесные кетрибоны, затем мегаллы, у царя которых — 500 слонов, неопределенное число пеших и всадников; хрисеи, парасанги, асмаги, в местах, кишащих свирепыми тиграми, — они снаряжают 30 000 пеших, 300 слонов, 800 всадников. Их заключает Инд, окруженных цепью гор и пустынями. В 625 000 шагах ниже пустынь — дары, суры, и опять пустыни на протяжении 187 000 шагов, причем большей частью пески окружают, совсем как море — острова́. (74) Ниже этих пустынь — мальтекоры, синти, рарунги, моруны. Они, обитатели гор, беспрерывной грядой простирающихся по побережью океана, свободные и не имеющие царей, занимают горные возвышенности множеством городов. Затем — нареи, пределы, которых замыкает высочайшая из индийских гора Капиталиа. Обитатели ее на другой стороне на широком пространстве добывают золото и серебро. (75) После них — ораты, у царя которых 10 слонов, правда, но огромные силы пеших, суараттараты (в их царстве тоже не содержат слонов, полагаясь на всадников и пеших), одонбеоры, сарабастры с прекрасным городом Торак, защищенным болотистыми рвами, через которые крокодилы, очень жадные до человеческой плоти, не дают доступа, кроме как по мосту. Славится еще и город Аутомула у них, расположенный на берегу у слияния пяти рек, с знаменитым эмпорием. У царя их — 1600 слонов, 150 000 пеших, 5000 всадников. У царя хармов, который беднее, — 60 слонов и немного прочих сил. (76) После них — народ панды, единственный из индов, над которым царствовали женщины. Рассказывают, что у Геркулеса одна была рождена этого пола, и поэтому она была ему милее и была одарена особенным царством. Ведущие свое происхождение от нее имеют под своей властью 300 городов, 150 000 пеших, 500 слонов. После этого ряда в триста городов — деранги, посинги, буты, гогареи, умбры, нереи, брангосы, нобунды, коконды, несен, палатиты, салобриасы, оростры, граничащие с островом Патала, от края берега, которого до Каспийских Ворот, как передают, 1 925 000 шагов.

(77) Отсюда далее живут по Инду (перечисление идет вверх по его течению) матои, болинги, галлиталуты, димуры, мегары, ардабы, месы, абисары, силы. Затем простираются пустыни на 250 000 шагов, за которыми живут органаги, аборты, брасуерты, и после них простираются пустынные места насколько и предыдущие. Далее — сорофаги, арбы, марогоматры, умбриты и кеи, в составе которых 12 народов, у каждого из которых по два города, асины, живущие в трех городах, столица их — Букефалы, основанная в честь погребенного там коня царя Александра, по его имени. (78) Выше их, у подножия Кавказа, — горные народы сосеады, сондры, а за Индом и вниз по его течению — самарабии, самбракены, бисамбриты, орсы, андисены, таксилы со знаменитым городом. В понизившейся уже в равнину области, которая вся называется Аменда, — четыре народа: певколиты, арсагалиты, гереты, ассои. Ведь многие определяют границу с запада не рекой Инд, а включают еще четыре сатрапии — гедросов, арахотов, ариев, паропанисадов, указывая предельной границей реку Кофет, однако, по мнению других, все это принадлежит ариям. (79) И город Нису тоже многие относят к Индии, а также гору Мерос, посвященную Отцу-Либеру, откуда происхождение мифа о том, что он был рожден из бедра Юпитера; так же и народ аспаганов, земля которых богата виноградной лозой, лавром, буксом и всеми теми плодами, которые родятся в Греции. Все достойное упоминания и почти баснословное, что передается о плодородии земли и о всякого рода плодах и деревьях, зверях и птицах и прочих живых существах, будет упоминаться в своем месте в остальной части этого труда, а о четырех сатрапиях — чуть позже[222], поскольку влечение спешит к острову Тапробана.

(80) Но до него есть другие острова: Патала, который мы указали в самых горлах Инда[223], треугольного вида, шириной в 220 000 шагов; вне устья Инда — Хриса и Аргира, богатые приисками, как я думаю: ведь в то, что некоторые передают, будто почва у них золотая и серебряная, едва ли можно поверить; в 20 000 шагах от них — Крокала, а в 12 000 шагах от него — Бибага, где полным-полно устриц и раковин, затем — Кораллиба, в 8000 шагах от вышеуказанного, и многие безвестные.

(XXIV) (81) Тапробану долгое время считали другим земным кругом под названием земли антихтонов[224]. Время и деяния Александра Великого показали с ясностью, что это остров. Онесикрит, командующий его флотом, пишет, что слоны там крупнее и воинственнее, чем в Индии, Мегасфен пишет, что он разделен рекой, что жители его называются палеогонами, и что золотом и крупными жемчужинами они богаче, чем инды. Эратосфен передает и размеры его: длиной он в 7000 стадиев, шириной в 5000, и что у них не города, а 700[225] селений. (82) Начинается он от Восточного моря, простираясь напротив Индии между восходом и заходом солнца, и некогда считалось, что он отстоит от народа прасиев на расстоянии 20 дней плавания, затем (дело в том, что на него отправлялись на папирусных судах со снастями, как на Ниле)[226] по ходу наших судов расстояние до него было определено в 7 дней. Море между ними мелистое, глубиной не более шести шагов, но в определенных проходах[227] такое глубокое, что никакие якоря не садятся. Поэтому у судов с обоих концов — носы, чтобы в теснотах русла не приходилось разворачиваться; вместимость — около трех тысяч амфор[228]. (83) При плавании — никакого наблюдения по звездам. Семизвездия не видно. Они возят с собой птиц, почаще выпускают их и следуют за полетом их, устремляющихся к земле[229]. Плавания они совершают не более четырех месяцев в году. Особенно опасны сто дней после летнего солнцестояния, так как тогда то море бурное.

(84) Вот и все сообщенное древними. Во время принципата Клавдия нам довелось ознакомиться поближе, благодаря тому, что прибыли послы даже с этого острова. Это случилось вот как. Вольноотпущенник Анния Плокама, бывшего ранее откупщиком от казны принцепса пошлин с Красного моря, во время плавания вокруг Аравии унесенный северными ветрами прочь от Кармании, попавший на 15-й день в Гиппуры, порт его[230], по гостеприимной милости царя в течение шести месяцев освоившийся с речью, на его расспросы затем рассказал ему о римлянах и о цезаре[231]. (85) Удивительным образом тот во всем услышанном поразился справедливости, поскольку денарии среди изъятых денег были одинакового веса, хотя разные изображения указывали на то, что они выпущены многими, и, главным образом этим побужденный к дружбе, отправил четырех послов во главе с Рахией. От них узнали, что там 500 городов[232], порт на юге при городе Палесимунд, самом там известнейшем и столичном, 200 000 народу; (86) во внутренних пределах — озеро Мегисба, окружностью в 375 000 шагов, с островами, всего лишь пастбищными; из него извергаются две реки, Палесимунд, вливающийся около города с тем же названием в порт тремя рукавами, самым узким в пять стадиев, самым широким в 15, другая река — по направлению к северу, к Индии, по названию Кидара; ближе всего находится мыс Индии, который называется Колиак, на расстоянии четырехдневного плавания, а в середине этого пути встречается остров Солнца; (87) море это презеленого цвета, кроме того, заросшее деревьями, и кормовые весла задевают за их верхушки. Они дивились Семизвездиям и Плеядам у нас, словно на новом небосводе, и говорили, что даже луна у них видна над землей только с восьмого до 16[233], что ночью светит Каноп, звезда огромная и яркая. Но особенно удивительным для них было то, что тени их падают в сторону нашего неба, а не их, и солнце восходит слева и заходит вправо, а не наоборот. (88) Они же рассказали, что та сторона острова, которая простирается напротив Индии, от зимнего восхода солнца, равна 10 000 стадиев, что они видят за горами Гемод и серов, знакомых даже по торговле: отец Рахии ездил туда; когда они прибывают туда, серы выходят навстречу; а сами они превышают величину людей, у них рыжие волосы, голубые глаза, грубый голос, они совершенно не вступают в словесное общение. О дальнейшем они рассказали то же, что и наши торговцы: положенные на другом берегу реки товары рядом с выставленными на продажу уносятся ими, если обмен устраивает. Ненависть к роскоши может быть действительно настоящей лишь в том случае, если прельщаемый ею ум будет размышлять, что и зачем требуется и почему. (89) Но даже Тапробана, хоть и удаленная природой за пределы этого земного круга, не свободна от наших пороков. Золото и серебро и там в цене, мрамор, похожий на панцирь черепахи, жемчуга и каменья — в чести, вся вкупе роскошь намного превосходит нашу. Они говорили, что их богатства — больше, но что у нас от богатства больше пользы; что ни у кого нет раба; не принято спать до дня или днем; строения немного приподняты над землей; цены на продовольствие никогда не возрастают; нет судилищ и тяжебных дел; поклоняются Геркулесу; царь избирается народом по старости и мягкосердечию, не имеющий детей, и если впоследствии родит, низлагается, чтобы царство не становилось наследственным; (90) ему даются народом 30 управителей, и никто не может быть приговорен к смерти без решения большинства; но и в этом случае имеется право обращаться с обжалованием к народу и даются 70 судей: если они оправдают подсудимого, то к этим 30 больше нет никакого уважения вследствие полнейшего осрамления; у царя одеяние Отца-Либера[234], у прочих одеяние аравийцев; (91) если царь совершит какое-нибудь правонарушение, то он карается смертью, причем никто не убивает его, все отвращаются от него и даже отказывают ему в словесном общении; празднества проходят в охоте, самая привлекательная охота — это на тигров и слонов; поля возделываются тщательно, виноградарства нет, плоды — в изобилии; любят и рыбную ловлю, в особенности ловлю черепах, панцирь которых служит кровлей для целых семейств обитателей — такой они встречаются величины; человеческая жизнь в сто лет — это в среднем.

(XXV) (92) Вот что известно о Тапробане. Четыре сатрапии, речь о которых мы перенесли в это место[235], таковы. После ближайших к Инду народов — горные области. В Каписене был город Каписа, который разрушил Кир. Арахосия с рекой и городом того же названия, который некоторые называют Куфисом, основанным Самирамидой. Река Эриманд, протекающая у Парабесты арахосиев. Ближайшими к ним с юга, смежно с частью арахотов, помещают дексендрусов, с севера — паропанисадов. Город Картана под Кавказом, который потом был назван Тетрогонис. Эта область находится напротив Бактрии, далее — область ариев, город которых — Александрия, названный по его основателю, сидраки, дангалы, парапины, катаки, мадзы. У Кавказа — кадрусы, город, основанный Александром. (93) Ниже этого все более равнинное. От Инда — область Ариана, опаленная зноем и окруженная пустынями, однако усеянная очень тенистыми местами, она сосредоточивает обитателей у двух особенно рек, Тонбера и Аросапы; город Артакоана, река Арий, которая протекает у Александрии, основанной Александром, — простирается этот город на 30 стадиев; и намного красивее, как и древнее, город Артакабена, вновь укрепленный Антиохом, простирающийся на пятьдесят стадиев; (94) народ дорисдориги; реки Фарнакотис, Офрад; Профтасия, город Зараспад, дранги, эвергеты, заранги, гедрусы, города Певколис, Лифорта, Меторг; пустыни; река Манаин, народ акутры, река Эор, народ орбы, судоходная река Поман в пределах пандов, такая же река Кабир в пределах суаров, с гаванями в устье, город Кондиграмма, река Кофет; в нее впадают судоходные Саддар, Паросп, Содам. (95) Некоторые считают Даритиду частью Арианы и передают в их совокупности длину — в 1 850 000 шагов, ширину — наполовину меньшую, чем ширина Индии[236]. Другие помещают гедрусов и сиров на пространстве в 138 000 шагов, затем ихтиофагов оритов, говорящих на своем собственном языке, не на языке индов, — на пространстве в 200 000 шагов (Александр запретил всем ихтиофагам питаться рыбой), далее они помещают народ арбиев на пространстве в 200 000 шагов, дальше пустыни; потом Кармания и Нереида и потом Аравия.

(XXVI) (96) Но прежде чем мы проследим все это по частям, уместно сказать о том, что передал Онесикрит, совершивший с флотом Александра круговое плавание из Индии во внутренние места Персиды, а совсем недавно подробно изложено Юбой, затем о том морском пути, которым, открытым в эти годы, следуют сегодня.

В описании этого плавания Онесикрита и Неарха нет ни (всех ) названий стоянок, ни расстояний между ними;[237] и прежде всего, что касается Ксилинеполя, основанного Александром, откуда они пустились в плавание: у какой реки или где он был — недостаточно объясняется. (97) Вот что, однако, достойное упоминания сообщается ими: город, основанный Неархом во время плавания[238]34, и река Арбий, судоходная; напротив — остров, отстоящий на 70 стадиев; Александрия, основанная Леоннатом по велению Александра в пределах этого народа;[239] Аргенуус с здоровой гаванью; река Тонбер, судоходная, окрест которой пасиры; затем ихтиофаги, на таком большом протяжении, что мимо них плыли в течение 30 дней; остров, который называется островом Солнца, а также Ложем Нимф, красный, на котором любое живое существо погибает по неизвестным причинам; (98) народ оры; река Кармании Гиктанис, с гаванями и золотоносная. Они отмечают, что лишь после нее впервые появились Семизвездия, что Арктур был виден и не каждую ночь и никогда всю ночь; что власть Ахеменидов простиралась до нее; что разрабатываются медь и железо, арреник и миний. Далее — мыс Кармании, откуда проплыв до противолежащего берега, к народу Аравии макам, составляет 50 000 шагов; три острова, из которых обитаем только Оракта, имеющий воду, в 25 000 шагах от материка; четыре острова, уже в заливе, перед Персидой, — подплывавшие вокруг них морские гидры в двадцать локтей нагнали страху на флот; (99) остров Атотадр, а также Гаураты, на которых народ гианы; река Гиперис в середине Персидского залива, судоходная для грузовых судов, река Ситиоган, по которой на седьмой день плавания достигают Пасаргад, судоходная река Фристим, безымянный остров, река Гранис, судоходная для средних судов, — она течет по Сусиане, вправо от нее живут дексимонтаны, которые добывают битумин, — река Заротис, с устьем, доступным только для опытных, два маленьких острова; далее плавание проходит по мелистым местам, похожим на болотистые, однако по некоторым проходам проплывают; (100) устье Евфрата, озеро, которое образуют Эвлей и Тигр около Харака; далее по Тигру — Сусы. Они застали Александра праздновавшим там, на седьмой месяц после того, как он расстался с ними в Паталах, на третий месяц плавания[240]. Так совершил плавание флот Александра.

Потом считалось, что самый надежный путь — это от Сиагра, мыса Аравии, до Паталы, с фавонием, который там называют гиппалом, определяемый в 1 332 000 шагов.

(101) Впоследствии решили, что путь короче и безопаснее, если плыть от того же мыса в Зигер, порт Индии, и долгое время плавали так, пока торговец не изыскал кратчайший путь, и из-за жажды наживы Индия была приближена: вот и плавают каждый год, с отрядами лучников на борту, поскольку пираты чрезвычайно бывали опасны.

И нелишне будет описать весь путь от Египта, так как сейчас он впервые становится достоверно известным, — дело стоящее, поскольку каждый год без исключения Индия забирает не менее 50 000 000 сестерциев из нашей державы и взамен отдает товары, которые у нас продаются во стократ дороже[241].

(102) В 2000 шагах от Александрии находится город Юлиополь; оттуда плывут по Нилу до Копта, 309 000 шагов, и этот путь при дующих этесиях продолжается 12 дней. От Копта переправляются на верблюдах, причем стоянки расположены там, где можно достать воду: первая называется Гидревма, в 32 000 шагах; вторая — в горах, в дне пути; третья — у другой Гидревмы, в 85 000 шагах от Копта; опять в горах; затем — у Гидревмы Аполлона, в 184 000 шагах от Копта; опять в горах; (103) затем — у Новой Гидревмы, в 236 000 шагах от Копта. Есть еще и Старая Гидревма (она называется Трогодитской), где несет службу сторожевая охрана в двух тысячах шагах в стороне от нее; она отстоит от Новой Гидревмы на 7000 шагов. Потом город Береника, где порт Красного моря, в 257 000 шагах от Копта. Но так как бо́льшая часть пути совершается по ночам из-за жары, а дни пропадают на стоянках, весь путь от Копта до Береники завершается на двенадцатый день.

(104) В плавание пускаются в середине лета перед восходом Пса или сразу после восхода[242] и прибывают на тридцатый приблизительно день в Окелис, в Аравии, или в Кану, в Ладаноносной области. Есть и третий порт, который называется Муза, куда индийские мореплаватели не направляются, да и никто, кроме торговцев ладаном и благовониями аравийскими. Во внутренней части — город, столица ее, называется Сапфар, и другой — Сава. А направляющимся к индам лучше всего выходить из Окелиса. Оттуда с ветром гиппалом плывут в течение 40 дней до первого эмпория Индии Музириса. Туда не следует направляться из-за соседства пиратов, которые занимают место по названию Нитрии, да и нет там обилия товаров; кроме того, стоянка судов находится далеко от земли, и грузы подвозятся и отвозятся на лодках. Царствовал там, когда я писал это, Келоботра. (105) Лучше — другой, порт народа неакиндов, который называется Бекара. Там царствовал Пандион, а город находится далеко от эмпория, во внутренней части, называется он Модура. Область же, из которой перец свозят на лодках-однодеревках в Бекару, называется Коттонара. Все эти названия народов, портов, городов ни у кого из прежних авторов не встречаются, из чего явствует, что обстоятельства мест меняются.

(106) Из Индии плывут обратно в начале египетского месяца тиби, нашего декабря, или, в крайнем случае, до шестого дня египетского мехира, то есть до наших январских ид;[243] так получается, что возвращаются в том же году. А отплывают из Индии с ветром вольтурном и, когда войдут в Красное море — с африком или австром. (...)

(...); живущие в шатрах сабеи, много островов, их эмпорий Акила, откуда отплывают в Индию; (...)

(...) Кочевники питаются молоком и дичиной; остальные вино, как инды, давят из фиников[244], масло — из сезама; (...)

(II) (...) (21) Особенно изобилуют чудесами Индия и эфиопские края. Животные самые большие порождаются в Индии. Свидетельством тому — собаки, более крупные, чем прочие собаки. Ну а деревья, как передают, такой вышины, что стрелы не могут долететь выше их[245], и плодородие земли, умеренный климат, обилие вод действуют так, что, если угодно верить, под одной смоковницей укрываются конные отряды; а тростники такой вышины, что единое междоузлие для челна вмещает по три иногда человека. (22) Известно, что многие там ростом превышают пять локтей, не плюют, совершенно не страдают головной болью, или зубной болью, или болезнью глаз, редко — болезнями остальных частей тела: так закаляются они умеренным жаром солнца; что философы их, которых называют гимнософистами, с восхода до заката не сходя с места, смотрят на солнце немигающими глазами, стоя целый день то на одной, то на другой ноге на раскаленном песке. Мегасфен сообщает, что на горе, название которой Нул, существуют люди со ступнями, обращенными назад, с восемью пальцами на каждой, (23) а во многих горах — род людей с собачьими головами, которые одеваются в звериные шкуры, вместо голоса издают лай, с помощью когтей добывают себе пропитание охотой и ловлей птиц; что их было больше 120 000, когда он передавал это. Ктесий пишет, кроме того, что у какого-то народа Индии женщины рожают один раз в жизни и что рожденные тотчас же седеют. Он же пишет о роде людей, которые называются моноколы, с одной ногой, удивительного проворства в скачке, они же называются скиаподы, потому что в слишком сильную жару они, лежа навзничь на земле, покрывают себя тенью от своих ног; что они обитают недалеко от трогодитов, и с другой стороны, к западу от этих — некие люди без шеи, с глазами на плечах. (24) Есть и сатиры в восточных горах Индии (областью катарклудов называется), проворнейшее существо, — бегающие то на четвереньках, то прямо, с подобием человека; из-за быстроты, их, кроме старых и больных, не поймать. Народ хоромандов Таврон называет лесным, без голоса, с ужасающим шипением, с обросшими телами, с серо-голубыми глазами, с собачьими зубами. Эвдокс говорит, что в южных частях Индии у мужчин ступни — в один локоть, у женщин — до того малы, что они называются струтоподами. (25) Мегасфен говорит, что народ среди индских номадов с отверстиями только вместо носа, как у змей, косолапый, называется скиритами; у крайних пределов Индии на востоке, у истока Ганга — народ астомов, без рта, обросший всем телом, одевается в пух листвы[246], живя только дыханием и запахом, который они втягивают ноздрями; нет у них никакой еды и никакого питья, только различные запахи кореньев и цветов и лесных плодов, которые они носят с собой при более дальнем пути, чтобы не было недостатка в обоняемом; от чуть слишком дурного запаха они попросту испускают дух. (26) Рассказывают о триспитамах и пигмеях, выше них, в предельной части гор, ростом не превышающих трех спитамов, то есть трех додрантов, где здоровый климат, всегда весна, так как с севера защищают горы; на них, как Гомер тоже передает, совершают нападения журавли. Передают, что во время весны они верхом на баранах и козах, вооруженные стрелами, всем скопом спускаются к морю и истребляют яйца и птенцов этих птиц, что поход этот совершается по три месяца, иначе невозможно оказать сопротивление будущим стаям; что хижины их построены из глины, перьев и скорлупы яиц. (27) Аристотель передает, что пигмеи живут в пещерах, а все прочее о них — как остальные. Исигон передает, что кирны, народ индов, живут по сто сорок лет.[247] (...) (28) Онесикрит передает, что в тех местах Индии, где нет теней, люди, достигают в рост пяти локтей и двух ладоней, и живут по 130 лет, и не стареют, а умирают как бы в середине жизни. Кратет из Пергама индов, которые живут больше ста лет, называет гимнетами, многие — макробиями. Ктесий передает, что народ среди них, который называется панды, обитающий в горных долинах, живет по двести лет, в молодости — с седыми волосами, которые в старости чернеют; (29) напротив, другие живут не больше сорока лет, граничащие с макробиями, у которых женщины рожают один раз. Это же передает и Агатархид и, кроме того, что они питаются саранчой и проворны. Клитарх называет их мандами, а Мегасфен насчитывает триста их селений, сообщая, что женщины рожают на седьмом году жизни, старость приходит — на сороковом. (30) Артемидор говорит, что на острове Тапробана живут самой долгой жизнью без всякого телесного истощения. Дурид говорит, что некоторые из индов совокупляются с зверями и порождения получаются смешанными, полузверями; что у калингов, народа той же Индии, женщины беременеют в пятилетием возрасте и больше восьми лет не живут; что в другом месте люди рождаются с волосистыми хвостами, исключительно проворные, другие укрываются целиком своими ушами. (...)

(I) (...) (3) У индов пашут слоны поменьше, которых называют нечистокровными

(II) (4) В Риме слоны впервые были впряжены в колесницу Помпея Великого во время его Африканского триумфа, что прежде было, как рассказывается, во время триумфа Отца-Либера после победы над Индией. (...)

(IV) (...) недавно даже кости[248] начали распиливать на пластинки из-за нехватки, поскольку редко уже когда бивни доставляются в большом количестве, кроме как из Индии. (...)

(...) Пойманные, они очень скоро укрощаются ячменным напитком. (VIII) А ловят их в Индии так: водитель гонит одного из укрощенных и, настигнув дикого одинокого или отведя от стада, бьет его, и когда тот доведен до изнеможения, пересаживается на него и правит им так же, как и первым. В Африке их ловят с помощью ям. (...)

(IX) Самки рода слонов гораздо боязливее. А укрощают буйных слонов голодом и побоями, подводя других слонов, которые цепями усмиряют неистовствующего. И вообще особенно приходят они в бешенство в пору случки и крушат бивнями стойла[249] у индов. Поэтому им препятствуют в случке, отделяя стада самок, которые держат точно так же, как и стада крупного скота. Укрощенные слоны применяются в военных действиях, они носят на спине осадные башни с воинами и представляют большую решающую силу в восточных войнах: они рассеивают строй, растаптывают вооруженных. Они же от малейшего визга свиньи впадают в страх; раненные и испуганные, они всегда отступают, сея не меньшую гибель среди своих. Африканские слоны боятся индийского слона и не осмеливаются смотреть на него, да индийские и крупнее. (...)

(XI) (32) Слоны водятся в Африке[250] за сиртскими пустынями и в Мавретании, водятся у эфиопов и трогодитов, как было сказано[251], но самые крупные — в Индии, как и воюющие с ними по вечной вражде змеи, тоже такой величины[252], что легко обвивают их вокруг и сковывают сплетением пут. В этой схватке погибают оба: побежденный, падая, своей тяжестью задавливает обхватившего.

(XII) (33) Удивительна изобретательность животных, у каждого в меру своих возможностей, как, например, у этих. У змеи трудность заключается в одном — взобраться на такую высоту; и вот, высмотрев проторенный путь к пастбищу, она с высокого дерева бросается на него. Тот знает, что борьба у него с ее сплетениями неравна, и вот он старается истереть ее о деревья или скалы. Змеи остерегаются этого и поэтому сначала сковывают его движение ног своим хвостом. Те разводят путы хоботом. Но эти всовывают голову прямо им в ноздри, спирая дыхание и вместе с тем раздирая мягчайшие части. А повстречавшись со слонами, они вздымаются перед ними и главным образом метят в глаза: так получается, что слоны часто оказываются слепыми и исчахшими от голода и изнурения.

(34) Какую иную причину такой вражды можно привести, как не ту, что это Природа устраивает себе зрелище, сводя па́рами?

Говорится и по-иному об этой схватке: что кровь слона — самая холодная, поэтому в жгучий зной змеи особенно домогаются ее; потому они, погрузившись в реки, подстерегают приходящих пить слонов и, поднявшись и связав хобот, Впиваются в ухо, потому что только это место не может быть защищено хоботом; змеи так велики, что поглощают всю кровь, и, таким образом, слоны, обескровленные ими досуха, падают, а упившиеся змеи задавливаются и умирают вместе с ними[253].

(XIII) (35) В Эфиопии водятся змеи, равные индийским, в двадцать локтей. (...)

(XIV) (36) Мегасфен пишет, что в Индии змеи достигают такой величины, что целиком поглощают оленей и быков. (...)

(XXV) (...) Тигр водится у гирканов и у индов, животное ужасающей быстроты, особенно видной при поимке всего помета, который всегда многочисленный. Он похищается подстерегающим на самом как можно проворном коне и время от времени переводится на свежих коней. Но когда родительница находит логово опустелым (у самцов ведь заботы о потомстве нет), она несется следом по запаху. Похититель при приближении ее рева выбрасывает одного из детенышей. Она уносит его в зубах и, благодаря своей ноше обернувшись еще быстрее, возвращается и снова преследует, и так дальше, пока тот не удалится на корабль, и тогда ее тщетная свирепость неистовствует на берегу. (...)

(XXX) (72) Эфиопия порождает повсюду во множестве рысей (...), индийских быков однорогих и трехрогих, (...)

(75) Ктесий пишет, что у них же[254] рождается, как он называет, мантихора, с тройным рядом зубов, смыкающихся как гребни, с лицом и ушками человека, с серо-голубыми глазами, кровавого цвета, с телом льва, с хвостом, наподобие скорпиона вонзающим жало, с голосом, как если бы сочеталось звучание флейты и трубы, большой быстроты и с особенным пристрастием к человечине;

(XXXI) (76) в Индии — и быки с нераздвоенными копытами однорогие, и зверь по названию аксис, с шкурой молодого оленя, с более многочисленными и более белыми пятнами, из числа посвященных Отцу-Либеру; орсеи инды охотятся на обезьян, белых всем телом;[255] но самый дикий зверь — это единорог, туловищем похожий на коня, головой — на оленя, ногами — на слона, хвостом — на вепря, с глухим ревом, с одним черным рогом, выступающим из середины лба на два локтя. Утверждают, что поймать этого зверя живым невозможно. (...)

(LI) (120) Оленей чуть ли не одна только Африка не родит, но хамелеона она тоже родит, однако в большем множестве — Индия[256]. Вид и величина у него были бы ящерицы, если бы ноги не были прямыми и более длинными. Бока у него соединены с брюшком, как у рыб, и спинной хребет выступает таким же образом. (121) Морда у него (соответственно по его малой величине) очень похожа на свиную, хвост предлинный, утончающийся и свивающийся змеиными кольцами, когти загнутые внутрь, движение довольно медленное, как у черепахи, тело чешуйчатое, как у крокодила, глаза в глубине впадины, с узким промежутком, пребольшие и одного цвета с телом. Он никогда не закрывает их и смотрит вокруг не движением зрачка, а вращением всего глаза. (122) Высоко приподнимая разинутую всегда пасть, сам он единственный из живых существ не питается ни едой, ни питьем, а только воздухом; оскал у него почти устрашающий, но вообще он безвреден. А природа цвета у него еще удивительнее: он меняет его то и дело и в глазах, и в хвосте, и во всем теле, всегда принимая тот цвет, среди которого оказывается, кроме красного и белого. У мертвого — бледный цвет. Мясо у него — на голове и на челюстях и у стыка хвоста чуть-чуть и больше нигде на всем теле; кровь — в сердце и вокруг глаз только; внутренности — без селезенки. В зимние месяцы он укрывается, как ящерица.

(LII) (123) Меняет цвета и скифский олень, и больше никакое из тех животных, у которых волосяной покров, кроме ликаона у индов, у которого, как передается, шея с гривой. (...)

(LIII) (125) Дикобразов родит Индия и Африка, покрытых иглами, из рода ежей, но у дикобраза иглы длиннее и, когда он напрягает кожу, метательные: он вонзает их в пасть преследующих собак, а с небольшого расстояния мечет их. В зимние же месяцы он укрывается — это в природе у многих животных и прежде всего медведей. (...)

(LX) Ящерицы, самый враждебный род для улиток, как утверждают, живут не больше шести месяцев. Ящерицы Аравии — длиной в локоть, а в Индии, на горе Ниса, — в 24 стопы, желтого, или пурпурного, или голубого цвета. (...)

(LXI) (...) Инды хотят, чтобы собаки зачинались от тигров, и поэтому в пору случки привязывают в лесах сук. Они считают, что при первом и втором помете рождаются слишком дикие, и выращивают лишь при третьем. (...)

(LXX) Передают, что у индийских быков — высота верблюдов, рога — с размахом в четыре стопы. (...)

(LXXVIII) (...) В Индии у диких свиней — изгибы клыков в локоть; пара выступает из рыла, столько же от лба. (...)

(III) (4) Однако больше всего, притом самых крупных, животных — в Индийском море, среди которых киты в четыре югера, акулы в двести локтей: еще бы, где лангусты достигают четырех локтей, угри в реке Ганг — тридцати стоп. (5) Но на море чудовища бывают видны главным образом около времени солнцестояний. (...)

(IV) (8) Самые большие животные в Индийском море — это акула и кит. (...)

(X) (35) Черепах Индийское море порождает такой величины, что одним панцирем покрывают жилище, и между островами Красного, особенно, моря в этих панцирях плавают, превратив их в лодки. Ловят их многими-то способами, но главным образом, когда они, всплыв на поверхность моря в приятное дополуденное время, плывут по спокойной воде, выступая из нее всей спиной, и наслаждение свободно дышать, настолько подводит их в их самозабвении, что вследствие высыхания панциря от солнечного жара они не могут погрузиться в воду и поневоле плывут удобной добычей охотников. (36) Рассказывают также, что, выйдя ночью попастись и объевшись, они разомлевают и, как только вернутся рано утром, засыпают на поверхности моря; это выдается их храпом; тогда потихоньку подплывают по трое к одной, двое переворачивают ее на спину, третий накидывает петлю на опрокинутую, и вот так много людей с земли вытаскивают ее. (...)

(XV) (...) Платанистами называют рыб в Ганге Индии с клювом и хвостом дельфина, а величиной в 16 локтей. Статий Себос сообщает, что в нем же есть удивительнейшие черви с двумя жабрами в шестьдесят локтей, голубые, которые получили название по внешнему виду[257]; у них такая сила, что они, схватив зубами хобот слонов, приходящих пить, стаскивают их. (...)

(XIX) (...) Выходят на землю и (...) и полипы и мурены; а также в реках Индии — определенный род рыб, и затем прыгает обратно:[258]: очевидный смысл перехода у многих в тихие воды и реки заключается в том, чтобы производить потомство не подвергающимся опасностям, так как там нет тех, которые пожирают его, и волны меньше бушуют.(...) ·_

(XXXV) (...) (106) Первое место и высшее положение среди всех ценных вещей занимает жемчуг. Посылает его главным образом Индийский океан (...) И для индов тоже за ним отправляются на острова, притом весьма на немногие: богаче всех им Тапробана и Стоидис, как мы сказали в описании земли[259], а также Перимула, мыс Индии. Но особенно славится добываемый около Аравии в Персидском заливе Красного моря. (...) (ИЗ) И в самом блеске большая разница; он ярче у находимого в Красном море;[260] в Индийском у жемчуга вид чешуек слюды, зато он крупнее. (...)

(XLVIII) Страшные яды и не медлят, как, например, в морском зайце[261], который в Индийском море даже прикосновением пагубный сразу же вызывает рвоту и расстройство желудка (...)

(II) Рассказывают, что в Эфиопии и в Индии птицы чрезвычайно пестры и неописуемы (...)

(XLII) Сверх всего, птицы воспроизводят человеческие голоса, попугаи-то даже разговаривают. Эту птицу посылает Индия, — называет она ее «сиптак», — всю зеленую, лишь с красным ободком вокруг шеи. (...)

(XLIX) (...) Нельзя верить и в сирен, хотя Динон, отец знаменитого автора Клитарха, и утверждает, что в Индии они существуют, что они пением завораживают людей, которых, отягощенных сном, растерзывают. (...)

(XXXV) (...) Передают, что в Индии саранча — трех стоп в длину, что, когда она высохнет, ее голенями и бедрами можно пользоваться как пилой. (...)

(XXXVI) (...) Рога индийского муравья, прикрепленные в храме Геркулеса в Эритрах, стали диковиной. Эти муравьи выносят золото из пещер в земле, в области северных индов, которые называются дардами. У них цвет кошек, величина египетских волков. Вырытое ими в зимнее время золото инды крадут в летний зной, когда муравьи укрываются от жары в норах, однако растревоженные запахом, муравьи стремительно выбегают и часто растерзывают убегающих, на каких бы ни было пребыстрых верблюдах: так велика стремительность и свирепость при любви к золоту. (...)

(XLV) (...) нет никаких рогов у самок (...) непарнокопытных, за исключением индийского осла, который одним вооружен рогом. (...)

(CVI) (...) Непарнокопытным не бывает ни одно двурогое животное; однорогое животное — только индийский осел; однорогое и парнокопытное животное — орикс. Бабки есть у одного только индийского осла среди непарнокопытных (...)

(VIII) (17) О шерстоносных деревьях серов мы рассказали при упоминании об этом народе[262], также об огромной величине деревьев Индии[263]. Как одно из особых деревьев Индии славит Вергилий эбеновое дерево, заявляя, что оно нигде в другом месте не растет[264]. Геродот скорее разумеет его как дерево Эфиопии[265] (...)

(IX) (20) В Риме его показал Помпей Великий во время своего триумфа за победу над Митридатом. Фабиан утверждает, что оно не воспламеняется, однако горит с приятным запахом. Видов его — два: редкий тот, который лучше, представляющий собой дерево, с твердой древесиной и без узлов, с черным блеском, приятным даже и так, без всякой обработки; другой представляет собой кустарник наподобие китиса и распространен по всей Индии.

(X) (21) Есть там и терновник, похожий на него, но его можно определить с помощью огня, который даже от светильников сразу перебрасывается на него.

Теперь мы опишем те деревья, которые вызвали удивление по открытии того мира, когда Александр Великий одержал победу[266].

(XI) (22) Смоковница там, отменная плодом, сама себя постоянно рассаживающая, раскидывается обширными ветвями, нижние из которых настолько сгибаются к земле, что за год укореняются в ней и производят себе новый отпрыск вокруг своей родительницы, окружая ее кольцом как бы по искусству украшательного садоводства. Внутри этой ограды проводят лето пастухи, тенистой и вместе с тем защищенной древовой изгородью, красивого вида и снизу и издали благодаря сводчатым пролетам кругом. (23) Верхние же ветви ее устремляются ввысь лесистой купой от обширного тела матери, так что очень часто они составляют 60 шагов в окружности, а тенью покрывают два стадия. Широкие листья имеют вид амазонского щита;[267] по этой причине, покрывая плод, они не дают ему расти; плод редок и не больше боба, но созрев благодаря солнечному свету сквозь листья, он очень сладок на вкус и достоин этого чудесного дерева. Растет оно главным образом в окрестностях реки Акесин.

(XII) (24) Другое дерево — с более крупным плодом и более превосходным по вкусу, которым питаются мудрецы индов. Лист его похож на крылья птиц, длиной в три локтя, шириной — в два. Плод оно дает в кожице удивительный сладостью сока, такой, что одним насыщает четверых. Название дереву — пала, плоду — ариена. Очень много его в земле сидраков, пределе походов Александра. Есть и другое, похожее на него, с более сладким плодом, но расстраивающим кишечник; Александр приказал, чтобы никто из его войска не касался этого плода[268].

(XIII) (25) О родах деревьев македоняне рассказали большей частью без названий. Есть и похожее на теребинт во всем прочем, но плодом — на миндаль, однако помельче, отменного вкуса, особенно в земле бактров. Некоторые сочли, что это скорее теребинт особого рода, чем похожее на него. А от которого делают полотняную одежду — листьями похоже на шелковицу, чашечкой плода — на собачий шиповник[269]. Сажают его на равнинах, и нет вида никаких деревьев приятнее.

(XIV) (26) Олива Индии бесплодна, а плод дает только дикая олива. Но повсюду растут те, которые дают перец, похожие на наш можжевельник, хотя некоторые передают, что они растут только перед Кавказом, обращенным к солнечному свету. Семена отличаются от можжевеловых тем, что они в маленьких стручках, какие мы видим у боба; эти стручки, прежде чем они раскроются, сорванные и высушенные на солнце, дают так называемый длинный перец, а когда они, созревая, постепенно раскрываются, то получается белый перец, который затем, высушенный на солнце, меняется цветом и сморщивается. (27) Но и им есть свой вред: от чрезмерной жары они обугливаются, и семена становятся пустопорожними, что называют «брегма» — это на языке индов означает «умерший». Из всех видов этот — самый острый и самый легкий и бледный. Черный — приятнее; мягче того и другого — белый.

(28) Корень этого дерева не есть, как считают некоторые, то, что называют «зингибери», а другие — «зимпибери», хотя по вкусу оно, похоже. Оно ведь растет в Аравии и Трогодитике в виллах мелкой травой, с белым корнем. Он быстро поддается гниению, при такой-то горечи. Цена его — 6 денариев за фунт.

Длинный перец очень легко подделывается александрийской горчицей. Он покупается по 15 денариев за фунт, белый — по 7, черный — по 4.

(29) Это удивительно, что употребление его настолько понравилось: ну, в одних прельстил приятный вкус, в других приманил вид, а у него нет никакой привлекательности ни плода, ни ягоды. Они[270] понравились одной только горечью — и за ней отправляются к индам! (...) То и другое у своих народов — лесное, и все же покупается по весу, как золото или серебро.

Перечное дерево теперь и в Италии есть, крупнее мирта и довольно похожее на него. (...)

(XV) (30) Есть еще в Индии зерно, похожее на зерно перца, более крупное и более хрупкое, которое называется кариофилл; передают, что он рождается на индийском лотосе; привозится он из-за его запаха. Сходство с перцем особенной горечью есть и у терновника, с листьями мелкими и густыми, как у Кипра[271], с ветвями в три локтя, с бледной корой, с широким и деревянистым корневищем цвета букса. Из этого корневища, отваренного в воде с семенем в медном сосуде, получается снадобье, которое называется ликий. (31) Этот терновник растет и на горе Пелион, им подделывают это снадобье, а также корнем асфоделя, или бычьей желчью, или полынью, или сумахом, или отстоем оливкового масла. Самое пригодное для лечения то, которое пенистое; инды посылают его в кожаных мехах из шкуры верблюдов или носорогов. Сам терновник в Греции некоторые называют пиксакантом Хироновым.

(XVI) (32) Из Индии привозится и ма́кир, красноватая кора большого корневища, по названию своего дерева. Что это за дерево, мне неизвестно. Применение коры, отваренной с медом, в лечении больных дизентерией считается особенно полезным.

(XVII) Сахар дает и Аравия, но более ценимый — Индия. Это мед, собравшийся в тростнике, белый наподобие камеди, ломающийся зубами, величиной самое большее с абелльский орех, только для лечебного применения. (...)

(XIX) (35) Соседняя[272] земля — Бактриана, в которой превосходнейший бделлий. Дерево — черного цвета, величиной с оливковое, с листом дуба, с плодом дикой смоковницы. Природа бделлия — как у камеди; одни называют его брохос, другие — малаха, иные–мальдакос, а черный и свернувшийся в комки — гадроболос. А быть он должен похожим на просвечивающий воск, пахучим и, при растирании, жирным, на вкус горьким без кислоты. При священнодействиях окропленный вином, он сильнее пахнет. Есть он и в Аравии и Индии, в Мидии и Вавилоне. (...) (36) А индийский — более влажный[273] и камедистый. (...) Цена настоящего — 3 денария за фунт. (...)

(XXI) (...) (38) На более возвышенном месте этого же острова[274] — шерстоносные деревья, не такие, как у серов. У них листья — ничего не дающие, которые могли бы показаться виноградными, не будь они мельче. Они дают тыквообразные плоды величиной с кидонское яблоко[275], в которых, когда они созреют и вскроются, видны клубки пуха, из которых делают дорогую полотняную одежду. (38) Дерево называется госсипин; им еще больше богат Малый Тил, который отстоит на 10 000 шагов. (XXII) Юба передает, что пух покрывает кругом кустарник и полотно из него лучше индийского, а что дерево Аравии, от которого делают одежду, называется кинас, листья которого похожи на пальмовые. Так индов одевают свои деревья. (...)

(...) (XXV) (41) Корень и лист у индов — в самой большой цене. Корень коста — жгучий на вкус, с исключительным запахом, а кустарник вообще бесполезен. Сразу же при входе в реку Инд на острове Патала — два вида его, черный и, который лучше, беловатый. Цена его — 5 с половиной денария за фунт.

(XXVI) (42) О листе нарда стоит сказать побольше, так как это первейшее среди умащений. Это кустарник с тяжелым и толстым корнем, но коротким, черным и ломким, хотя и жирным, отдающим затхлостью, как сыть[276], острым на вкус, с листом мелким и густым. Верхушки усеиваются колосьями, потому славят колосья и листья нарда как двойной дар. Другой вид его, растущий у Ганга, отвергается целиком, по названию «озенитис»[277], отдающий зловонием. (43) Он подделывается и псевдонардом, травой, которая растет повсюду, с более толстым и широким листом и блеклым цветом, близким к белому, а также смешиванием со своим корнем ради веса и камедью и пеной серебра[278] или сурьмой и сытью или корой сыти. Настоящий же определяется по легкому весу, по рыжему цвету и приятному запаху, и особенно по вкусу, сушащим рот с приятным ощущением. Цена колоса — 100 денариев за фунт. Листья разделили цену по величине: гадросфером называется — в катышках из крупных листьев, по 40 денариев; (44) то, что из меньшего листа, называется месосфером, покупается по 60 денариев; самый лучший — микросфер, из самых мелких листьев, цена его–75 денариев[279]. Приятность запаха–у всех, более–у свежих. Цвет у нарда, если он застарел, более темный у лучшего. (45) В нашей части мира следующим ценится сирийский, затем галльский, на третьем месте критский, (...) Однако все они — травы, кроме индийского. Из них галльский вырывается и с корнем, промывается вином, сушится в тени, заворачивается пучками в бумагу, не намного отличаясь от индийского, но легче сирийского. Цена — 3 денария. (...)

(XXVII) (...) (47) Найдена недавно и во Фракии трава, листья которой нисколько не отличаются от индийского нарда.

(XXVIII) (48) Гроздь амома применяется с индийской дикой лозы, или, как считают другие, с изгибающегося куста высотой в пядь; он срывается с корнем, осторожно складывается в пучки, ломкий с самого начала. Ценится как можно более похожий листьями на гранатовые и без морщинистости, рыжего цвета. Второй по качеству — бледный; травяного цвета — хуже, а наихудший — белый, который получается и от застарелости. (49) Цена грозди — 60 денариев за фунт, а размельченному амому — 48 денариев. Растет он и в той части Армении, которая называется Отеной, и в Мидии и в Понте. Он подделывается листьями граната и жидкой камедью, чтобы они слепились и скатались наподобие грозди.

Есть и так называемый амомис, в котором меньше прожилок и который более твердый и менее пахучий, из чего явствует, что или это нечто другое, или амом, собранный несозревшим. (...)

(XXXV) (...) (71) Но самым обманным образом мирра подделывается индийской миррой, которая там собирается с какого-то терновника; только это одно из Индии — хуже, и распознать ее легко, настолько она хуже. (XXXVI) (72) Так вот, она переходит в мастиху, которая из другого терновника получается в Индии, а также в Аравии; называется лайна. (...)

(XLI) (84) (...) по самому скромному подсчету Индия, серы и этот полуостров[280] забирают у нашей державы ежегодно сто миллионов сестерциев[281] — во столько обходятся нам роскошества и женщины! Какая же доля от всего этого относится к богам, спрашиваю я, хотя бы к подземным? (...)[282]

(XLVIII) (104) И душистый тростник, растущий в Аравии, есть и у индов, а также в Сирии, в которой он самый превосходный. (...)

(LIX) (129) Дает и малобатр Сирия, дерево со свернутым листом цвета сухого листа, из которого давят масло для умащений. Обильнее им Египет. Но более ценный приходит из Индии; передают, что там он растет в болотах, наподобие чечевицы[283], пахучее шафрана, черноват и шероховат, с неким вкусовым ощущением соли. Менее ценится белый; со временем он очень скоро отдает затхлостью. Вкус его под языком должен быть похож на вкус нарда; запах же подогретого в вине превосходит все другие. Ну а в цене он подобен диковине: фунт его от одного денария доходит до 300[284] денариев, а сам лист — за фунт 60 денариев. (...)

(II) (...) (14) И отдельные сами по себе соки представляют собой знаменитые умащения: прежде всего малобатр, (...)

(16) Здесь уместно будет вспомнить о 9 видах указанных нами трав, которыми подделывают индийский нард[285] (...)

(XLVIII) (135) Растут даже в море кустарники и деревья, меньшие в нашем, ну а Красное море и весь Восточный океан переполнены лесами[286] (...)

(LI) (140) Воины Александра, которые плыли в Индию[287], передали, что листва морских деревьев в воде — зеленая, а извлеченная из воды от солнца сразу же высыхает в соль и что по берегам стоят каменные тростники, очень похожие на настоящие, а в открытом море — какие-то деревца цвета бычьего рога, ветвистые и с красными верхушками, под руками ломкие, как стекло, но в огне раскаляются докрасна, как железо, а остынув, восстанавливают свой цвет[288]. (...)

(IV) (...) (21) Первенство принадлежит аминейским лозам (...) Видов их — пять (...) Пятый вид — шерстистая: (22) дабы мы не удивлялись так серам или индам — ее покрывает пух. (...)

(V) (...) Эти примеры убедительно показывают, что ни моря, безрассудно переплываемые, ни те товары, за которыми отправляются к берегам Красного моря или Индийского, не приносят торговцу больше прибыли, чем усердно обихаживаемая усадьба. (...)

(XIX) (...) Делаются вина и из плодов, которые мы назовем, присовокупив лишь необходимые пояснения, и прежде всего — из финиковых пальм, которое употребляют парфяне, инды и весь Восток: модий более мягких фиников, которые называют обыкновенными, вымачивают в трех конгиях воды и отжимаю!. (...)

(VII) (...) Говорят, что инды делают масло из каштанов и сезама, а также риса, ихтиофаги — из рыб. (...)

(XXXI) (...) Дабы не казалось, что что-то порождено не для чрева человека, смешивают вкусы[289], один вкус делают приятным с помощью другого; смешивают даже разные страны и климаты: для одних кушаний привлекают Индию, для других — Египет, Крит, Кирену и так далее. (...)

(LIX) (...) Прихотливые амом и нард не переносят перевозки и на корабле даже в Аравию из Индии; сделать это пытался царь Селевк. (...)

(LXII) (144) Говорят, что плющ теперь растет в Азии[290]. Около 440 года города Рима[291] Теофраст говорил, что он не растет там, что и в Индии он растет только на горе Мерос и даже что Гарпал всячески старался посадить его в Мидии, но безуспешно, а что Александр вернулся победителем из Индии с войском, увенчанным плющом из-за его редкости, по примеру Отца-Либера[292] (...)

(147) У одного и семя темного цвета; у другого — шафранового цвета, венки из этого плюща носят поэты, листья у него менее темные, некоторые называют его нисейским, другие вакхическим, у него среди темных видов самые большие кисти. (...)

(LXV) (159) Тростником народы Востока ведут войны, тростником ускоряют смерть, оперив его, тростник снабжают острием, пагубным неизвлекаемыми зазубринами, получается и из него самого другое оружие, когда он ломается в ранах. Этим оружием затмевают само солнце. Поэтому главным образом желают тихой погоды, не любят ветер и дождь, которые вынуждают к затишью между ними. (160) И если потщательнее подсчитать эфиопов, египтян, аравийцев, индов, скифов, бактров, столько народов сарматов и Востока и все царства парфян, то почти половина людей во всем мире проводит подвластной тростнику. (161) Особенная опытность в этом на Крите прославила его воителей. Но и в этом, как во всем прочем, превзошла Италия, поскольку никакой тростник не пригоден для стрел более чем тростник в Рене, реке в Бононии, у которого больше всех сердцевины, полетный вес, против порывов ветра тоже устойчивое равновесие. Конечно, не такая же привлекательность у бельгийского тростника. Таково высокое качество и у критского, хотя всем предпочитается индийский, природа которого некоторым, кажется иной, поскольку он может служить и копьем, если приделать острие. (162) Ну а у бамбука индийского величина дерева, какие мы обычно видим в храмах. Инды передают, что и в них различаются мужские и женские: у мужского ствол плотнее, у женского объемистее[293]. Отдельные междоузлия, если верить тому, служат даже лодками. Растет он главным образом у реки Акесин. (...)

(XXX) (...) И больше всего это зависит от природы мест. Ведь действительно, в Египте сажают во всякий месяц, а везде, где бывают летние ливни, как, например, в Индии и Эфиопии, по необходимости деревья сажают после этого, осенью[294]. (...)

(X) (...) В эти 10 лет из Индии в Италию было привезено просо темного цвета, с крупными зернами, со стеблем, похожим на тростник. Оно вырастает высотой до 7 стоп, с пребольшими метелками (их называют фобами)[295], самое урожайное из всех плодов. Из одного зерна родится три секстария. Сеять его следует во влажных местах. (...)

(XIII) Первым из всех злаков сеют ячмень. Мы приведем и дни посева для каждого рода, после того как будет описана природа каждого из них по отдельности[296]. Ячмень у индов — посевной и дикий, из которого у них хлеб отменный и каша[297]. Особенно же любят они рис, из которого приготовляют тисану[298], которую остальные смертные приготовляют из ячменя. Листья риса — мясистые, похожие на листья порея, но более широкие. Высота у него — в локоть, цветок — пурпурный, корень — с двойной округлостью[299]. (...)

(XIX) Злаками летними назвали мы сезам, просо, паник[300]. Сезам привозится от индов. Из него они делают и масло. Цвет его — белый. (...)

(II) (...) (14) Верхняя часть Египта[301], обращенная к Аравии, родит кустарник, который некоторые называют госси́пион, многие — кейлон, и потому сделанные из него полотняные ткани — кейлинами. Он небольшой и выпускает похожий на мохнатый орех плод, пух которого, из внутреннего волокна, прядется. (...)

(IV) (19) Найден уже даже такой лен, который не уничтожается огнем. Его называют живым, и мы видели салфетки из него раскаленными в очагах у пирующих, а после сгорания грязи — ослепительно чистыми от огня более чем могли бы быть от воды. Погребальные туники царей из него отделяют тлеющий прах останков тела от золы. Рождается он в пустынных, выжженных солнцем местах Индии, где не идут дожди, среди страшных змей, и привык жить раскаленным, редко находимый, трудно ткущийся из-за короткости. Рыжий, впрочем, цвет его сверкает от огня. (20) Когда находят его, он равен по цене превосходным жемчужинам. Греками же он называется асбе́стинон по его, природе. Анаксилай сообщает, что обвитое тканью из него дерево рубится глухими ударами, и они не отдаются. Так вот, этому льну — первое место во всем мире. (...)

(XXXIX) (...) Есть и горы самородной соли, как, например, у индов Оромен, в которой она вырубается, как в каменоломнях, возрождаясь, и доход царей от нее — больше, чем от золота и жемчуга. (...)

(II) (...) (21) В какой у нас цене индийский жемчуг, о котором мы достаточно сказали в своем месте[302], в такой у индов — коралл. Действительно ведь, такие вещи стоят, смотря по убеждению народов. Рождается коралл и в Красном, правда, море, но темнее, также в Персидском заливе (называется он лака[303]); самый лучший — в Галльском заливе вокруг Стойхадских островов и в Сицилийском море, вокруг Эоловых островов и Дрепана. (...) (22) Самый признанный — тот, который как можно более красный и более ветвистый, не шероховатый и не каменистый, и к тому же не полый и не изогнутый. (23) Достоинство ягод[304] его ценится и у мужчин индов не меньше, чем у наших женщин скатный жемчуг. Их гадатели и прорицатели считают, прежде всего, религиозным это ношение для предохранения от опасностей, — вот так они рады совмещать украшение и религию. (...)

(II) (...) Мы пьем из груды гемм и сплетаем из смарагда кубки[305], и нам нравится ради опьянения держать в руках Индию[306]. Золото здесь уже придаток. (...)

(XXXVIII) (...) (115) (...) Рубрику греки называют мильтос, а миний — киннабаром. (116) Это оказалось источником заблуждения, вследствие названия «индийский киннабар». Ведь так называют оникровь змеи, раздавленной тяжестью умирающих слонов, когда кровь обоих животных уже смешалась, как мы сказали[307], и нет другой краски, которая с такой особенностью передавала бы кровь в живописи. Этот киннабар очень пригоден для противоядий и лекарств. Но, клянусь Геркулесом, медики, так как миний называют киннабаром, пользуются именно минием, который, как мы скоро, скажем, представляет собой яд[308]. (...)

(LVII) (...) Не так давно стали привозить и индийскую, цена которой — 7 денариев. (...)

(XLI) (...) Однако среди всех видов пальма первенства — у серского железа; серы присылают его со своими тканями и шкурами[309]. Второе место — у парфянского. А другие виды железа состоят не из чистой стали — ведь к прочим видам добавляется более мягкая составная часть. (...)

(XLVIII) (...) В Индии нет ни меди, ни свинца, и она получает их в обмен на свои геммы и жемчуга. (...)

(XII) Краски бывают неяркие или яркие[310]. Те и другие получаются такими от природы или от смешения. Яркие, — их предоставляет живописцу заказчик, — это миний, армянская, киннабар, хрисоколла, индийская, пурпурнее. Остальные — неяркие. Одни краски рождаются, другие приготовляются. Рождаются синопская, рубрика, паретоний, мелосская, эретрийская, аурипигмент. Остальные приготовляются(...)

(XXV) (...) (42) Некоторые сжигают[311] высушенный осадок вина и утверждают, что, если осадок будет от хорошего вина, этот атрамент имеет видимость индийской. (...) (43) Привозят и индийский из Индии, но я до сих пор так и не смог узнать, как он получается. (...)

(XXVI) (44) Среди остальных красок, тех, которые, как мы сказали[312], из-за их высокой цены предоставляются заказчиками, на первом месте стоит пурпурнее. (...)

(XXVII) (46) После него больше всего ценится индийская. Она привозится из Индии, а представляет собой ил, пристающий к пене тростников. На вид она черная, но при разведении дает удивительное сочетание пурпура и лазури. Другая разновидность ее есть в пурпуродельных мастерских, плавающая на поверхности в котлах, она представляет собой пену пурпура. Те, кто подделывают ее, красят в настоящей индийской голубиный помет, или красят в вайде селинунтскую или кольцовую крету[313]. Испытывают углем: настоящая дает пламя превосходного пурпура и, пока дымится, издает запах моря. Поэтому некоторые думают, что ее собирают с морских скал. Цена индийской — 20 денариев за фунт. (...)

(XXXI) Среди всех красок любят грунт из кретулы и не переносят влажный грунт пурпурнее, индийская, лазурь, мелосская, аурипигмент, аппиановая, белила. В этих же самых красках красят воск для той живописи, которая вжигается[314] (...)

(...) Теперь, когда и пурпур переходит на стены, и Индия свозит ил своих рек[315], кровь змей и слонов[316], нет никакой славящейся живописи. (...)

(IX) (51) Самым лучшим песком для этого признается эфиопский. Да, и до того ведь дошло, что за тем, чем распиливать мрамор, отправляются до самой Эфиопии, мало того, даже в Индию, куда и за жемчугами отправляться было для строгих нравов недостойным делом. (52) Индийский песок славится как ближайший к эфиопскому. Однако эфиопский песок нежнее. Он распиливает без всякой шероховатости. Индийский не дает такой же ровности, но полирующим велят тереть мрамор прокаленным индийским песком. (...)

(XII) (...) Рождается он в окрестностях Фив египетских и Дамаска в Сирии; этот белее прочих, однако самый лучший — в Кармании, затем — в Индии и потом уже — в Сирии и Азии[317] (...)

(LXVI) (...) Сообщают, что в Индии оно получается и из дробленого хрусталя, и поэтому никакое другое не может сравниться с индийским. (...)

(II) (23) (...) больше всего предпочитают индийский. (...) (27) (...) некоторые сообщают, что видели сосуд из Индии — в четыре секстария. (...)

(...) (36) Никий утверждает, что его нужно понимать как сок лучей солнца: действуя на землю сильнее при закате, они оставляют на ней жирный пот, который затем выбрасывается приливами океана к берегам германцев. Он говорит, что в Египте он рождается таким же образом, — где он называется сакал, — а также в Индии, где он приятнее и служит индам как благовоние; (...) (39) Ктесий говорит, что у индов есть река Гипобар — этим словом обозначается, что она приносит всякие блага; она течет с севера, впадая в Восточный океан около лесистой горы с деревьями, приносящими электр[318], что деревья те называются пситтахорами — этим словом обозначается сладостнейшая приятность. (...) (40) (...) Софокл говорит, что электр получается за Индией из слез птиц мелеагрид, оплакивающих Мелеагра. (41) Кто же не будет поражаться тому, что он верил в это или надеялся, что другие могут поверить? Или какие, думал он, могут найтись дети, настолько наивные, чтобы поверить в ежегодный плач птиц, в такие крупные слезы или в птиц, которые из Греции, где погиб Мелеагр, для оплакивания прилетали к индам? (...) (III) (...) (46) Достоверно известно, что есть янтарь и в Индии. Архелай, который царствовал в Каппадокии, передает, что оттуда был привезен прилипший на сосновой коре, в необработанном виде, и был отделан, сваренный в сале молочного поросенка. (...)

(IV) (...) (56) И только теперь известно шесть разновидностей его: индийский, рождающийся не в золоте[319], имеющий какое-то сходство с хрусталем, поскольку он не отличается и по прозрачному цвету, и по шестиугольной гладкости сторон, конусообразно суживающийся в острый конец с двух противоположных сторон, и тем более поразительно, что это как бы две конусообразные фигуры, соединенные своими самыми широкими сторонами, а величиной он даже с ядро абелльского ореха. (...)

(62) После него у нас ценится индийский и аравийский жемчуг, о котором мы говорили в девятом томе, в разделе о плодах моря[320]. (...)

(V) (76) Многие считают, что ту же природу[321] или, во всяком случае, сходную имеют бериллы. Их рождает Индия, и они редко встречаются где-нибудь в другом месте. Все они полируются искусными мастерами в шестиугольную форму, потому что тусклый от глухого однообразия цвет начинает играть от отражения на углах. Если они отполированы иначе, у них нет сверкания. Самые лучшие из них те, которые напоминают зеленый цвет чистого моря, затем те, которые называются хрисобериллами, несколько более бледные, но со сверканием, переходящим в золотой цвет. (77) Близок этому виду, но он бледнее и некоторые считают его особым видом, так называемый хрисопрас. На четвертом месте стоят гиакинтидзонты, на пятом — так называемые аэроиды[322], потом — восковые, затем — оливковые, то есть цвета оливкового масла, и наконец — похожие на хрусталь[323]. Они обычно бывают с волокнистостью и нечистые, и вообще они блеклые, а все это недостатки. (78) Инды находят удивительное удовольствие в их длине и утверждают, что одни только эти геммы лучше оставлять без золота; поэтому они, просверлив их, подвешивают на слоновом жестком волосе. Считается, что не следует просверливать те, качество которых совершенно, — нужно только концы их заключить в головки из золота. Поэтому они предпочитают делать из них килиндры[324], а не геммы, так как их самым привлекательным качеством считают длину. (79) По мнению некоторых, они с самого начала бывают с многими углами, и просверленные становятся более приятными, потому что удалена сердцевина белизны и добавлено отражение золота или вообще толщина доведена до прозрачности. Недостатки у них, помимо уже указанных, почти те же, что у смарагдов, и кроме того — птеригии[325]. Считают, что в нашей части мира их иногда находят около Понта. Инды придумали подделывать вообще и другие геммы, окрашивая хрусталь, а в особенности — бериллы.

(VI) (80) Очень мало и в то же время очень намного отличаются от них опалы, уступая только смарагдам. И их мать — одна только Индия. Поскольку в них сочетаются прославленные качества драгоценнейших гемм, это создает особенное затруднение для описания. Есть в них огонь карбункула, более тонкий, есть сверкающий пурпур аметиста, есть зеленеющее море смарагда — и все это в равной мере светится в невероятном сочетании. (81) Одни сравнивают их самое яркое сверкание с армянским цветом красок[326], другие — с пламенем пылающей серы или огня, разгоревшегося от оливкового масла. Величиной они с абелльский орех. Знаменита даже одна история у нас, поскольку и до наших дней сохранилась гемма этого рода, из-за которой Антонием был проскрибирован сенатор Ноний, сын того Струмы Нония, по поводу которого поэт Катулл пришел в негодование, увидя его в курульном кресле, и дед Сервилия Нониана, которого мы видели консулом. Проскрибированный, он бежал, захватив с собой из всего своего состояния только это кольцо. (82) Известно, что оно тогда было оценено в два миллиона сестерциев. Поразительна дикость и страсть к роскоши Антония, который проскрибировал из-за геммы, но не менее поразительно упрямство Нония, который был привязан к тому, из-за чего был проскрибирован, — а ведь считают, что даже дикие звери спасаются, отгрызая ту часть своего тела, из-за которой они могут оказаться в опасности, и оставляя ее[327].

(83) Недостатки у опалов: если цвет переходит в цвет цветка того растения, которое называют гелиотропом[328], или в цвет хрусталя или града; если у него есть соль или шероховатость, или видные глазу точечки. Ни одного другого камня обман не подделывает стеклом с более неотличимым сходством. Проверяют его только на солнце: если держать неподвижно между большим и другим пальцем против лучей поддельные, то просвечивает один и тот же цвет, принятый ими; сверкание настоящего то и дело меняется и вспыхивает больше то здесь, то там, а сверкающий цвет разливается по пальцам. (84) Эту гемму из-за ее исключительной приятности очень многие называют пайдэротом. Те, кто выделяет его в особую разновидность, передают, что у индов он называется санген. Говорят, что он встречается в Египте и в Аравии, и самый малоценный — в Понте, также в Галатии, на Фасосе и Кипре. Лучшие среди них обладают, правда, приятностью опала, но блеск у них более слабый, и они редко бывают без шероховатости. Совершенство цвета у него состоит из воздуха и пурпура; в нем нет зелености смарагда. Тот, сверкание которого затемнено цветом вина, лучше, чем тот, который осветлен цветом воды.

(85) (...) Однако самым первым из римлян носил сардоникс Африканский Старший, как передает Демострат, и отсюда ценность этой геммы у римлян. Поэтому мы и отведем ей следующее место.

(86) Под сардониксом некогда, как видно из самого названия, понимали сарду с белизной, то есть как бы наложенный на мясо человеческий ноготь, и с обеих сторон просвечивающую. Такими и бывают индийские, как передают Немений, Демострат, Зенофемид, Сотак, причем эти двое называют все остальные, которые не просвечивают, слепыми. (87) Те, которые теперь получили это название, не имея никаких следов сард индийских сардониксов, — это аравийские; вообще под этими геммами стали понимать геммы с многими цветами, с основой — черной или напоминающей лазурный цвет, а с ногтем — напоминающим миний, обвитый ярким белым цветом, и не без некоего намека на пурпур, там, где белизна переходит в миний. Зенофемид пишет, что сардониксы у индов не были в чести, а вообще они такой величины, что из них делали рукояти[329] (да и в самом деле, известно, что там они вследствие бурных потоков показываются на поверхности); (88) что в нашей части мира они понравились с самого начала, потому что почти только они среди гемм, когда на них сделана резная работа, не забирают воска[330]. Потом под нашим влиянием инды и сами стали находить удовольствие в них. Народ, просверливая их, носит на шее; и это теперь служит доказательством индийских сардониксов. Аравийские отличаются белизной, с очень яркой и не тонкой полоской вокруг, и не отблескивающей в глубине геммы или на грани, а блестящей на самих выпуклостях, кроме того, с нижним слоем совершенно черного цвета. (89) Он в индийских бывает лазурного или рогового цвета. Кроме того, у них белая полоска вокруг — это некая прерывистость радуги, а поверхность — как морская локуста, с красным панцирем. А медового цвета, или мутного, — действительно, этим словом обозначают недостаток, — не одобряются, или если белая полоска расплывается, а не стянута, таким же образом — если к ней примешивается чрезмерно какой-нибудь другой цвет. Хорошо, когда ничто на своем месте не нарушается чужим. Есть и армянские, во всем остальном заслуживающие одобрения, но полоска вокруг них бледная.

(90) Следует описать и природу самого оникса, из-за общности названия. В другом месте это название камня[331], здесь — геммы. Судин говорит, что в этой гемме есть белизна, схожая с человеческим ногтем, а также цвет хрисолита, сарды и иаспида. Зенофемид говорит, что индийский оникс отличается очень большим разнообразием — огненный, черный, рогового цвета, с окаймляющими белыми прожилками наподобие глаза, а у некоторых попадаются прожилки, идущие вкось. Сотак передает, что есть и аравийский оникс, отличающийся тем, что индийский оникс бывает с огоньками и белыми окаймляющими полосами вокруг, единичными или более многочисленными, иначе, чем в индийском сардониксе; там это — прерывистое движение, здесь — полоска вокруг; что аравийские ониксы встречаются черные с белыми окаймляющими полосками. (91) Сатир говорит, что индийские имеют цвет мяса, отчасти похожи на карбункул, отчасти — на хрисолит и аметист, и вообще отрицает всю эту разновидность, утверждая, что настоящий оникс имеет очень много разных, в том числе и молочных прожилок, с неописуемым цветом их всех в переходах, с приятной прелестью сочетающихся в единую гармонию.

(VII) (92) Первое место среди них занимают карбункулы, названные так по сходству с огнем, тогда как сами они нечувствительны к огню, и по этой причине некоторые называют их акаустой[332]. Их разновидности — индийские и гарамантийские, — их еще называют кархедонскими из-за богатства Великого Карфагена. (...) Кроме того, во всякой разновидности более яркие называются мужскими, а сверкающие слабее — женскими. (93) В мужских тоже различают более светлые или с более темным пламенем. (...) Находят их, говорят, там, где больше всего отраженного цвета солнца. (94) Сатир говорит, что индийские не яркие, обычно не чистые, и всегда с сухим сверканием (...) Каллистрат говорит, (...) (95) что кархедонские — намного меньше, а индийские могут быть выдолблены даже вместимостью в один секстарий. (...) (96) Многие пишут, что индийские белее кархедонских и при поворачивании они, напротив, тускнеют (...)

(100) Родствен и сандастр по природе, и некоторые называют его гарамантийской геммой. Он добывается у индов в месте того же названия. Встречается он и на юге Аравии. Высшая привлекательность его в том, что огонь, словно прикрытый в прозрачности, сверкает внутри золотыми каплями, как звездами, всегда внутри, никогда — на поверхности. Кроме того, о нем рассказывают как о святыне из-за связи с созвездиями, так как звезды в нем усеяны по расположению и по числу почти как у Плеяд и Гиад — по этой причине сандастры у халдеев являются предметом культа. (101) И здесь мужские[333] отличает строгость и некая сила, окрашивающая все поставленное рядом; а индийские, говорят, даже притупляют зрение. У женских пламя нежнее, скорее светящее, чем пылающее. Некоторые предпочитают индийским аравийские, и говорят, что они похожи на дымчатый хрисолит. Исмений утверждает, что сандастры не полируются из-за их нежности и поэтому не продаются по высокой цене. Некоторые называют их сандриситами. Всем известно, что, чем больше число звезд, тем больше и цена. (102) Иногда вносит путаницу сходство с названием сандареса. Никандр называет сандасерием, другие — сандасером, а некоторые этот называют сандастром, а тот — сандаресом, причем этот тоже добывается в Индии и носит название места, с цветом зеленого яблока или зеленой оливы, и никто его не ценит.

(103) К этим же огненносверкающим относится и лихнида, названная так по зажиганию светильников — тогда она особенно приятная. Она рождается в окрестностях Ортосии и во всей Карии и соседних местах, но самая лучшая — у индов. Некоторые говорят, что следующая по качеству, которая похожа на так называемый цветок Юпитера, представляет собой карбункул послабее. Есть и другие, как я узнал, разновидности ее: одна, которая сверкает пурпуром, другая, которая — червецом;[334] нагретые солнцем или трением пальцев, они притягивают к себе мякину и волокна бумаги.

(105) (...) В Индии они бывают трех разновидностей: красные и те, которые из-за яркости называются пиониями;[335] третья разновидность — та, под которую подкладывают серебряные пластинки. (106) Индийские просвечивают (...)

(VIII) (...) (113) Гемм зеленого цвета есть еще очень много других видов. К большому числу очень малоценных относится прасий, вторая разновидность которого отличается кровавыми точечками, третья выделяется тремя белыми полосками. Им предпочитают хрисопрас, тоже напоминающий сок порея, но он немного переходит от топаза[336] к золоту. У него и величина такая, что из него даже делают кимбии[337], а килиндры[338] — очень часто.

(114) Индия и их рождает, и нилий, который отличается от хрисопраса сверканием слабым, и если внимательно присмотреться, обманчивым. (...) Юба передает, что он встречается в Эфиопии на берегах реки, которую мы называем Нилом, и от этого получил свое название. (...)

(115) Зеленого цвета и часто просвечивает иаспид, сохраняющий свою старинную славу, даже превзойденный многими другими. Он есть у очень многих народов: у индов — похож на смарагд, (...)

(IX) (...)(121) Следующая очередь будет предоставлена пурпурным или тем, которые сходны с ними. Первое место занимают аметисты индийские, (...) Однако все они просвечивают фиалковой красотой, и податливы резьбе. (122) У индийского совершенный цвет финикийского пурпура. К нему направлены стремления красильных мастерских. Вид у него спокойно-нежный, а не бьющий в глаза, как у карбункулов. Другая их разновидность сходна с гиацинтами, этот цвет инды называют сокос, а такую гемму — сокондием. С более светлым таким же цветом называется сапен[339] (...)

(125) Намного от него[340] отличается гиацинт, хотя по цвету сходен близко. Разница заключается в том, что то вспыхивающее в аметисте фиалковое сверкание светлеет в гиацинте и, приятное с первого взгляда, исчезает, прежде чем насытить его, то есть до того не утоляет глаз, что почти и не достигает их, увядая быстрее, чем цветок с его названием.

(126) Гиацинты посылает Эфиопия и хрисолиты, просвечивающие золотым сверканием. Им предпочитают индийские и, если они не разноцветные, тибаренские[341]. (...)

К той же разновидности относятся мелихрисы, словно просвечивающие через золото чистым медом. Их дает Индия; несмотря на то, что они при своей твердости ломкие, они не неприятные. Она же рождает ксут, гемму у себя плебейскую.

(129) Во главе белых стоит пайдэрот, хотя можно спросить, к какому же цвету должно относиться это название, столько раз расточаемое для совершенно различных красот до такой степени, что в этом слове воплотилось значение исключительной красоты. Тем не менее, и эта его разновидность оправдывает такое ожидание. Действительно, здесь сочетается с прозрачным хрусталем своего рода зеленый воздух, и вместе с тем блеск пурпура и некий блеск золотого вина, всегда видимый конечным, но всегда увенчанный пурпуром. Кажется, будто он пропитан каждым из этих цветов в отдельности и в то же время всеми, (130) и ни одна из гемм не может быть более прозрачной и доставлять глазам такое удовольствие своей привлекательностью. Он лучше всего у индов, у которых он называется санген; (...)

(131) Следующая из белых — это астерия. Она относится к первостепенным благодаря той ее природной особенности, что содержит заключенный в некоем зрачке свет. Она изливает его, при поворачивании, словно передвигая внутри из одного места в другое. Она же, если держать ее против солнца, отражает белые лучи, наподобие звезд, отчего и получила свое название. Индийские трудно поддаются резьбе, для этого предпочитаются карманийские.

(132) Такой же белый тот, который называется астрием, близкий к хрусталю, рождающийся в Индии, на берегах Паталены. У него внутри из середины светит звезда сверканием полной луны. Некоторые причиной его названия приводят то, будто, если держать его против звезд, он улавливает их сверкание и отражает его. (...)

(138) Мы описали важнейшие геммы по их цветам, а об остальных теперь расскажем по порядку букв.

(X) (139) Агат раньше ценился высоко, а теперь — нисколько; (...) Называется он и священным, потому что думают, будто он помогает от укусов пауков и скорпионов. (...) (140) (...) Индийские тоже имеют целебную силу от того же самого, отличаясь, кроме того, другими значительными чудесами: они воспроизводят виды рек, рощ, вьючных животных; а также плющ, статуэтки, украшения для лошадей; из них медицинские ступки делают; ведь даже смотреть на них полезно для глаз. Кроме того, они утоляют жажду, если подержать их во рту. (...) (147) Атидзоя, передает, он[342] рождается в Индии и на горе Акидан в Персии, сверкающая серебряным блеском, величиной в три пальца, в форме чечевицы, с приятным запахом, необходимая для магов при избрании царя. (...)Камень амфидан, иначе называемый хрисоколлой, рождается в том месте Индии, где муравьи выкапывают золото, в котором его и находят похожим на золото, в четырехгранной форме. Утверждают, что у него природа как у магнита, однако он отличается тем, что, как передают, еще и увеличивает золото. (...)

(153) (...) кораллис похож на миний, он встречается в Индии и в Сиене. (...) (155) (...) Хелония — это глаз индийской черепахи и, по вымыслам магов, это самый чудотворный камень. Они уверяют, что, если промыть рот медом и положить ее на язык, она наделяет даром прорицания будущего, в 15-ю луну и в новолуние[343] — в течение всего дня, а когда луна прибывает — перед восходом солнца, в остальные дни — от первого до шестого часа[344]. (...)

(170) (...) Гемма Юпитера — белая, не тяжеловесная, нежная. Ее называют и дросолитом. Индийские носят название своих народов; они рыжеватого цвета, но при трении выделяют пурпурную жидкость. Другая с тем же названием — белая, с пыльным видом. Ион у индов — фиалковый; редко когда он светится насыщенным цветом. (...)

(171) (...) лесбиас — комья земли; он носит название своей родины, однако рождается и в Индии. (...)

(173) (...) Морморион, из Индии, — очень темный и прозрачный, называется также промнион; когда к нему примешан и цвет карбункула, то он называется александрион, а когда цвет сарды — киприон. Рождается он также в Тире и в Галатии. Ксенократ передает, что он рождается и у Альп. Это такие геммы, которые пригодны для выпуклой резьбы. (...)

(177) (...) О камне обсиане мы уже говорили в предыдущей книге. Рождаются и геммы с таким же названием и цветом, не только в Эфиопии и Индии (...)

(181) (...) Как рассказывают, зоранискея, из реки Инд, — это гемма магов, и больше ничего другого о ней не говорится. (...)

(XI) (...) (200) (...) Богаты геммами реки Акесин и Ганг, а из всех земель — больше всего Индия. (...)

(201) Итак, во всем мире (...) самая прекрасная (...) это Италия, (...) (203) После нее, если оставить в стороне баснословную Индию, я лично назвал бы Испанию (...)