Древний Восток в античной и раннехристианской традиции

а) Дионис

(1) Когда Дионис повел рать на индов (ничто ведь не мешает, думаю, рассказать вам и вакхический миф), говорят, что тамошние люди сначала отнеслись к нему с таким пренебрежением, что смеялись над его нашествием, а более — жалели его за дерзость, поскольку он мгновенно будет растоптан слонами, если выступит против. Они, конечно, слышали, думаю, от лазутчиков странные вещи о его рати: что фаланга у него и отряды состоят из женщин обезумевших и беснующихся, увенчанных плющом, в шкурах молодых оленей, с маленькими копьецами без железа[473], тоже увитыми плющом, и с какими-то легкими щитиками, звучащими при одном лишь прикосновении к ним (за щиты они, думаю, принимали бубны), а среди них есть несколько каких-то деревенских юношей, голых, пляшущих кордак[474], с хвостами, с рожками, какие прорезываются у недавно родившихся; (2) и что сам военачальник едет на колеснице, запряженной леопардами, совершенно козлят безбородый, без малейшего пушка на ланитах, с рогами, увенчанный виноградными гроздьями, с головной повязкой, в порфире и золотых башмаках[475] (...)

Инды и царь их, слыша обо всем этом, смеялись, естественно, и даже не считали нужным выступать против или готовиться, разве только думали напустить на них женщин, если те приблизятся, а самим им казалось позорным и побеждать и убивать беснующееся бабье, вожака с женской повязкой, пьяного старикашку, другого полувояку[476], голых плясунов, весь этот смешной сброд. Когда же было сообщено, что бог уже предает огню страну, сжигает города вместе со всеми людьми, палит леса и вскоре всю Индийскую землю покроет пламенем (огонь ведь это некое оружие Дионисово, он у него отцовский, от молнии[477]), тут уж они живо стали браться за оружие и, оседлав и взнуздав слонов и поставив на них башни, выступили навстречу, относясь с пренебрежением и тогда, но, все же гневаясь и спеша изничтожить этого безбородого военачальника вместе с самим воинством. (4) А когда они сошлись и увидели друг друга, инды, построив впереди слонов, двинули фалангу, Дионис же сам занимал середину, правым крылом у него предводительствовал Силен, левым — Пан, во главе отрядов и полков стояли сатиры, и кличем у них у всех было «Эвой!». Тотчас загремели бубны, кимвалы забили к бою, кто-то из сатиров, схватив рог, подтрубил пронзительно, осел Силена, заревел как-то воинственно, менады с улюлюканьем набросились на них, подпоясавшись огромными змеями и обнажая железные наконечники[478] тирсов. А инды и их слоны мгновенно обратились в беспорядочное бегство, не отважившись приблизиться даже на вержение стрелы, и, в конце концов, силой были захвачены и уведены в плен теми, над кем они дотоле смеялись, на деле убедившись в том, что не следовало по первому слуху относиться с пренебрежением к иноземному воинству[479]. (...)

(6) (...) А я, поскольку мы еще среди индов, хочу рассказать вам и другое кое-что из тамошнего, тоже не неимеющее отношения к Дионису и не неидущее к делу. В земле индов у махлеев, которые живут по левую сторону реки Инд, если смотреть по течению его, вплоть до Океана, у них есть священная роща в ограде, на участке не очень большом, но тенистом: густой плющ и виноградные лозы делают его совершенно тенистым. Там есть три источника прекраснейшей и прозрачнейшей воды: один — Сатира, другой — Пана, третий — Силена. И входят в нее инды раз в году, справляя праздник в честь бога[480], и пьют из источников, не все из всех, но по возрасту: отроки — из источника Сатиров, мужи — из источника Пана, а из источника Силена — люди моих лет[481].

(7) Ну, что дети испытывают, когда изопьют, или на что отваживаются мужи, одержимые Паном, долго было бы говорить. А вот что́ старики делают, когда опьянеют от воды, не неуместно будет сказать. Когда старик изопьет и станет одержим Силеном, то тотчас долго остается безгласным и похожим на упившегося до одури, потом вдруг у него появляется и голос ясный, и произношение внятное, и дыхание чистое, и из безгласнейшего он становится говорливейшим, и даже зажав ему рот, едва ли помешаешь ему непрестанно говорить и без умолку вести длинные речи. Однако все это у него ладно и складно и, как у того гомеровского витии, слова «зимним подобные хлопьям»[482] сыплются, и тебе недостаточно будет лебедя для сравнения стариков с ним по возрасту — они словно цикады бойко и проворно стрекочут до глубокого вечера[483]. И тут, поскольку опьянелость уже проходит у них, они умолкают и возвращаются в прежнее состояние. Однако самого невероятного я еще не сказал: если старик оставит посреди неоконченной речь, которую вел, поскольку заход солнца помешал ему довести ее до конца, то, испив опять в следующем году, он продолжает с того места, на котором в прошлом году во время речи опьянелость прошла у него. (...)

б) Нигрин

(...)(5) Мне кажется, что философия подействовала на меня так же, как вино, говорят, подействовало на индов, когда они впервые выпили его: более горячие по природе, они, выпив такой сильный напиток, мгновенно впали в вакхическое неистовство и от несмешанного вина обезумели вдвойне. (...)

в) Долгожители

(...) (4) Рассказывают, что и целые касты — долгожители благодаря своему образу жизни, как, например, (...), у индов так называемые брахманы, люди, основательно занимающиеся философией, (...)

г) Токсарид, или дружба

(...) (34) Так вот, Антифил еще и сейчас находится в Египте, а Деметрий, оставив ему и свои двадцать тысяч драхм, отправился в Индийскую землю к брахманам, сказав Антифилу, что ему, конечно, сочтется простительным, если он уже покинет его: ни сам он не нуждается в деньгах, покуда он будет таким, какой есть, могущий довольствоваться немногим, ни тому больше не нужен друг, поскольку дела у того наладились. (...)

д) О кончине Перегрина

(...) (25) (...) Ну, а этот с чего рвется броситься в огонь? Клянусь Зевсом, чтобы показать свою стойкость, как брахманы. С ними ведь считал нужным сравнивать его Теаген, как будто и среди индов не может быть каких-нибудь глупых и тщеславных людей. Но пусть он хотя бы действительно подражает тем. Те ведь не прыгают в огонь, как утверждает Онесикрит, кормчий Александра, видевший горевшего Калана, а, соорудив погребальный костер, став вблизи неподвижно, выдерживают обжигание, затем с достоинством всходят на костер и сгорают, лежа[484] не шелохнувшись. (...)

(27) Я слышал, будто он и Протеем больше не желает называться, а переименовал себя в Феникса, потому что, по рассказам, и феникс, индийская птица, всходит на погребальный костер, достигнув глубокой старости. (...)

(39) Затем[485] мне стали встречаться многие, идущие тоже на это зрелище. Они ведь думали, что еще застанут его живым, поскольку накануне распространился и такой слух, будто он взойдет на погребальный костер, приветствовав взошедшее солнце, как это, по рассказам, всенепременно делают и брахманы. (...)

е) Беглые рабы

(...) (6) (...) Философия. — Я прибыла, отец, не к эллинам сразу же, но, что мне казалось более трудным в этом деле, а именно воспитывать и учить варваров, вот это я и считала нужным сделать сначала, (...). Двинувшись, прежде всего, к индам, народу самому многочисленному на свете, я без труда убедила их сойти со слонов и пообщаться со мной, так что целая каста, брахманы, граничащие с нехреями и оксидраками, все они подчинены мне, живут придерживаясь наших мнений, почитаемые всеми кругом, и умирают каким-то необычайным способом смерти. (7) — Зевс. — Ты имеешь в виду гимнософистов? Да, я слышал о них, между прочим, и о том, что они, взойдя на огромнейший погребальный костер, стойко сгорают, сохраняя достоинство и сидя[486] не шелохнувшись. Но это не ахти что. Недавно вот я видел и на Олимпийских играх такое[487]. Да, верно, и ты была там тогда, когда этот старик горел. — Философия. — Я и не пошла, отец, в Олимпию. (...) (8) Так вот, после брахманов я сразу спустилась в Эфиопию, затем в Египет, (...)

ж) Правдивые рассказы

(...) (3) Вот, например, Ктесий, сын Ктесиоха, из Книда, который написал о стране индов и о том у них, чего ни сам он не видел, ни от другого, правдивого, не слышал. (...)

з) Как следует писать историю

(...) (31) Я уже слышал, что один написал и историю будущего (...). Он обещал уже описать будущие деяния в земле индов и будущее плавание вдоль берегов Внешнего моря, и это не одно лишь обещание, нет, — и вступление к сочинению «Об Индийской земле» уже составлено, и третий легион, кельты и небольшой отряд мавров с Кассием, все они переправились через реку Инд. А что они совершат или как встретят нападение слонов, вскоре этот удивительный историк известит нас из Музириды или из земли оксидраков. (...)

и) О Парасите, что параситство, есть искусство

(...) (52) (...) другой требует от царя плату за общение с ним и не стыдится того, что он, старый человек, из-за этого отправляется в чужие края и служит наемником, как плененный инд или скиф (...)