(...) Так вот, родом он был иудей из Келесирии, — а они потомки философов у индов, называются же, как говорят, эти философы у индов каланами, а у сирийцев иудеями, получив это название по месту. Ведь место, где они живут, называется Иудеей. (...)
(350) Что же бояться смерти тем, кто любит покой, наступающий во время сна? Как же это не бессмысленно — отстаивая свободу в этой жизни, противиться свободе вечной? (351) Именно нам, с нашим исконным воспитанием, следовало бы служить для других примером готовности к смерти. Тем не менее, если мы нуждаемся и в удостоверении со стороны иноплеменников, посмотрим на индов, которые заявляют, что на деле упражняются в мудрости. (352) Они ведь, люди добродетельные, нехотя терпят время жизни как некую необходимую природную повинность, спеша освободить душу от тела, (353) и даже если их не вынуждает настоятельно никакое зло, они, из томления по бессмертному пребыванию, объявляют остальным, что намерены уйти из жизни, и никто не подумает препятствовать им, но все, почитая их счастливыми, поручают им послания к своим: (354) так верят в достоверность и совершенную истинность пребывания друг с другом у душ. (355) А они, после того как выслушают порученное им, предав тело огню, чтобы к тому же отделить душу от тела чистейшей, умирают воспеваемые. (356) Ведь самые близкие провожают их на смерть легче, чем у всех других народов провожают сограждан в дальний путь, и самих себя оплакивают, а их почитают блаженными, уже обретающими бессмертного положения. (...)