Двуликий бог (СИ)

Глава 11

Мы не виделись ещё несколько дней, казавшихся мне вечностью, и самые страшные догадки начинали закрадываться в моё буйное воображение. Я тосковала по Локи, снова и снова раскаивалась в неосторожно брошенных словах и задыхалась от ужаса при мысли, что лукавый ас охладел ко мне раз и навсегда. Чтобы чем-то занять руки и голову и не сойти с ума окончательно, я начала хозяйничать в чужом чертоге. Пришло время вступить в свои законные права и стать госпожой золотого дворца, как бы страшно и трудно это ни было. Всё, что мне оставалось, — это быть стойкой и придерживаться своего выбора. Поэтому сначала я разобралась со своим внушительным приданным, не особенно-то мне и желанным, затем с новыми слугами, присланными в золотые палаты как дар, после — со старыми. И если с только прибывшими было ещё не так сложно справиться, то вот своенравные слуги бога огня вели себя по-разному.

Конечно, все они были вежливы и достаточно покорны, но я очень чётко ощущала, кто относился ко мне с симпатией, а кто принимал за выскочку, задержавшуюся в чертоге их повелителя в результате страшного недоразумения. С последними не всегда легко было совладать, но я училась. Училась быть сильной и справедливой, иногда — гордой, когда надо — простой, держать себя как госпожа или вести себя как равная. Я изучала работу самых разных помещений: и мастерских, и кузниц, и кухонь. Со всеми знакомилась, обо всём расспрашивала. Иногда получала увлекательный рассказ, иногда сталкивалась с холодом и непониманием, но всё же не унывала и продолжала искать подход к каждому из своих подчинённых. В конце концов, даже суровый Хакан начал изредка улыбаться мне уголками губ, а важная Рагна, склонившись, преподнесла госпоже связку ключей.

Вопреки ожиданиям окружающих и прежде всего моих собственных служанок, я не покинула золотого дворца и приняла важный знак с достоинством истинной хозяйки. Я ещё не считала чертоги бога огня своим домом, однако они уже не казались мне таким чужими и безучастными. Казалось, я выбрала верный путь, пусть и очень извилистый, и только одно тревожило меня: отсутствие Локи. Иногда мне казалось, что где-то на верхнем ярусе совсем рядом промелькнул знакомый рыжий огонь волос, затих решительный скорый шаг, но неизменно никого не оказывалось рядом. Возможно, я тронулась рассудком от огорчения. А может, независимый ас был где-то рядом, но больше не замечал меня. В любом случае, дальше так продолжаться не могло.

И одной беспокойной ночью всё изменилось. Беспокойной поначалу она была для всего дворца, но только не для меня. Я проводила тихий вечер за шитьём в своих покоях, отдыхая после дневной суеты, постепенно становившейся мне привычной. В большом и богатом чертоге всегда находились какие-то дела и заботы, даже если ты госпожа. Особенно, если ты госпожа. Часто приходилось разрешать споры и распри и ставить на место особенно зазнавшихся слуг. Иногда требовалось даже наказывать провинившихся, хотя я очень сильно не любила этого делать. И, когда, наконец, мне выдались несколько часов тишины и покоя, в дверь постучали.

— Войди, — уже привычно коротко бросила я, откладывая рукоделие в сторону, и к моему большому удивлению в дверях появилась главная лекарь золотых палат — та самая, что спасла меня в первую ночь и оправдала перед Локи. Хельге не зря было дано такое имя: она отличалась кротостью нрава, преданностью, трудолюбием и умом, а в ловких руках её действительно заключалась немалая целительная сила. В тот вечер она показалась мне взъерошенной и взволнованной, что шло вразрез с её обычным каменным спокойствием. Склонив голову вбок и озадаченно рассматривая свою гостью, я ожидала от неё недобрых вестей. Спокойствие во дворце Локи длилось подозрительно долго.

— Добрый вечер, госпожа, — поклонилась Хельга, даже в смятении не забывая о хороших манерах. Это мне нравилось в ней. Что бы ни случилось, женщина оставалась собрана, воспитана и верна своим господам. — Прошу прощения за беспокойство в столь поздний час, однако повелитель слёг в постель с жаром… Я бы не отвлекала Вас, госпожа, но Вы знаете нашего своенравного господина. Он ничего не ест, не пьёт, и никакая сила не может заставить его принять лекарство, если его будете давать не Вы… — сердце больно кольнуло. Я была готова сорваться со своего места, забыв и бросив всё на свете, и мне не требовались ни доводы, ни уговоры, однако обитатели чертогов, очевидно, считали, что я по-прежнему гневаюсь на бога обмана. Несмотря на то, что я и без того взволнованно поднялась на ноги, Хельга продолжала свою речь. — Так продолжается целый день. Становится хуже, и никто из нас не может определить эту странную болезнь. Локи ни с кем не говорит, только всё зовёт Вас. Сжальтесь, госпожа… — сбивчиво закончила обычно хладнокровная и сдержанная женщина, переживая так, словно болел её собственный сын. Я с удивлением дослушала её, рассеянно разыскивая лёгкие туфельки среди мехов. Что, в конце концов, могло свалить с ног сильного и выносливого Локи? Едва ли любовная лихорадка.

— Если это очередная уловка бога обмана, ты утратишь моё доверие, Хельга, — внимательно всматриваясь в глаза лекаря, всё же негромко предупредила я, понижая тон и сокращая расстояние между нами. Строгая женщина не была похожа на лгунью, ставшую бы шутить важными для неё вещами в угоду прихотям огненного аса, и было в тревожном взгляде нечто, заставлявшее поверить в искренность её слов. Я же сама уже давно не знала, во что верить, и старалась слушать своё сердце, ибо разум не способен был постичь хитросплетения лжи и интриг в голове двуликого бога. — Пойдём же.

— Помилуйте, госпожа Сигюн, разве я смею? Если я хоть раз дала повод усомниться в себе… — вновь склонилась передо мной прислужница. Мне стало совестно, и, ободряюще положив ладонь спутнице на плечо, я вышла из опочивальни вместе с нею. Я так и покинула свои покои, как готовилась ко сну: с несобранными волосами, в длинной полупрозрачной ночной рубашке, перетянутой тонким кожаным пояском, и тканевых туфельках. Мы быстро поднимались ярусом выше к покоям бога огня. Хельга так торопилась, что я едва успевала за ней, и эта непонятная спешка заставляла меня волноваться ещё сильнее. Беспокоили меня и сами покои, в которые я так долго не решалась возвратиться. Слишком много болезненных воспоминаний было связано с ними.

Собравшись с духом, я шагнула в опочивальню коварного аса. В покоях господствовала такая суматоха, что наше появление осталось незамеченным. Возле кровати суетились двое юных лекарей — помощников Хельги, мелкие поручения выполняли две знакомые мне служанки. Я прошла вглубь покоев. В постели, повернув голову вбок и рассыпав по подушкам длинные медные пряди, лежал Локи. Выглядел он и впрямь не лучшим образом: бледный, дрожащий, с малоосмысленным взглядом и сверкающими капельками пота на горящем лбу, он заставлял моё сердце сжаться. Как бы я ни сердилась когда-то прежде, мне было больно видеть супруга в таком состоянии, и любая недосказанность между нами становилась несущественной и неважной. Сделав ещё несколько неуверенных шагов вперёд, я присела на край кровати и коснулась ладонью его пылающего лица.

— Сигюн… — тяжело выдохнул мужчина, вздрогнув и приоткрыв глаза, после чего попытался сесть в постели. Однако почти сразу же к нему подскочил ловкий молодой лекарь, явно настроенный против любого своеволия. Как правило, врачеванием в Асгарде и Мидгарде занимались женщины, однако среди обитателей золотых чертогов в помощники и ученики Хельга чаще выбирала здоровых и сильных юношей, склонных к целительству больше, нежели к военному умению. И теперь я понимала почему. — Отпусти, иначе оторву руки, — с задержкой отреагировал Локи, высвобождаясь из ладоней упорного и смелого слуги. — Оставьте нас, — все присутствующие, казалось, замерли в нерешительности. — Меня плохо слышно?! — с трудом повысил голос яростный бог. Я обернулась и кивнула прислуге и лекарям.

— Девушки могут идти. Хельга, вы подождите за дверью. Я позову, если понадобится, — распорядилась я. Женщина понимающе кивнула и поклонилась. Вскоре покои опустели. Впервые за долгое по моим меркам время мы остались вдвоём. Я дотянулась до небольшого куска ткани, свисавшего с края сосуда, наполненного водой и льдом, обмакнула его в холод и коснулась им разгорячённого лба Локи. — Не так уж ты и грозен в моменты слабости, бог огня, — ласково усмехнувшись, заметила я. Сердце невольно наполнялось неисчерпаемой нежностью к своевольному асу, будто не было ни обид, ни боли, ни слёз, ни, тем более, расставаний. — К чему всё это?

— Ты пришла… — словно и не слыша меня вовсе, слабо прошептал супруг и снова тяжело прикрыл глаза. Я убрала непослушные огненные пряди с его лба и заплела длинную гриву в толстую косу, чтобы ему было не так жарко, обтёрла лицо, шею и грудь холодной влажной тканью, коснулась лба ласковым поцелуем. Несмотря ни на что, рядом с ним я обретала покой. Гладить его, вдыхать родной запах желанного мужчины, читать по глазам так много невысказанного словами, казалось, было достаточно для счастья.

— Пришла. И была бы здесь раньше, если бы мой повелитель того пожелал. Мне, в отличие от тебя, не чужды ни любовь, ни милосердие, — грустно улыбнулась я в ответ. Всё пережитое казалось далёким страшным сном, нелепой ошибкой. И всё же я понимала, что едва ли когда-нибудь смогу забыть свою первую брачную ночь. Может, оно было и к лучшему: мне предстояло научиться быть более чуткой, внимательной и восприимчивой к переменчивым настроениям своего мужа. От этого, возможно, зависела моя жизнь, которую я бесстрашно преподносила на алтарь нашей ни на что не похожей любви. Локи улыбнулся одними уголками губ, давая понять, что он слышит меня. Лицо его, тем не менее, не могло скрыть страданий тела. — Поешь. Ты плохо выглядишь.

— Не хочу есть, — глухо отказался Локи, вновь пристально глядя на меня из-под полуприкрытых век. Обычно светлые и ясные глаза его сейчас казались подёрнутыми мутной пеленой. Я с беспокойством в душе гадала, что же это за невиданная болезнь.

— Не будешь есть, и я сейчас же вернусь в свои покои! — пригрозила я, потянувшись за блюдом, стоявшим неподалёку. Видимо, у упрямца не оставалось сил, чтобы спорить со мной. По крайней мере, Локи не сопротивлялся: покорно ел, выпил горячее и пахнущее горькими травами лекарство и всё смотрел на меня тем же умоляющим ищущим взглядом, словно просил пощады. Сердце моё сжималось от сострадания, но отчего-то я не решалась вымолвить ни единого лишнего слова.

— Сигюн, останься, — попросил он, когда я поднялась, чтобы вернуть утварь на место. Я и сама не собиралась покидать супруга, пребывавшего в таком опасном и тревожном состоянии, но, кажется, он очень сильно боялся потерять меня тем вечером. И я снова мягко опустилась рядом, нежно коснулась его руки, — задержись хоть немного…

— Что произошло с тобой? — негромко поинтересовалась я, сама не замечая, как ко мне возвращается мягкость немного дрожащего от волнения голоса, а глаза снова излучают свет и любовь, руки не боятся коснуться могучего полувеликана. Чего таить, мне было жаль страдавшего бога обмана, и за его выздоровление я готова была всё простить и всё отдать. Я ласково гладила его по плечам, мягко касалась волос, глядя на него с немым укором и всё ещё не в силах поверить, что и лукавому асу не чужды слабости и недомогание. — Почему ты ничего не говоришь лекарям?

— Ты хотела, чтобы моя одержимость уничтожила меня. Пусть так и будет, — побелевшие губы иронично изогнулись. Поражённая этим ответом, я перевела удивлённый и испуганный взгляд на мужчину. Он, оказывается, помнил слова, сказанные сгоряча, которые я и сама почти уже успела позабыть. — Никто из лекарей не сможет сказать, что со мной. Потому что эти глупцы ищут болезнь, когда по моему телу бродит яд. Он постепенно разрушит плоть, но мой разум будет оставаться ясным до последней минуты. Я пройду эту агонию от начала и до конца и умру, если ты не пощадишь меня.

— Что ты такое говоришь?.. — пропавшим голосом растерянно пролепетала я. И снова Локи удалось смешать всё мои мысли и чувства. Он ухмыльнулся, а затем закашлялся, и кровь потекла с уголка его губ. Когда я поняла, что всё происходящее не игра, сердце моё обрушилось в ноги, разбившись вдребезги об пол. Я помотала головой, надеясь отогнать страшное наваждение, но всё было по-прежнему: бледный, как простыни, с окровавленными губами Локи лежал передо мной, не сводя с меня обожающего жадного взгляда. Глаза его болезненно сверкали в полумраке.

— Лекарям не изготовить лекарство, пока они не будут знать, что убивает меня. А я не желаю жить дальше, сжигаемый этой безответной страстью, и видеть в твоих глазах только горечь и ненависть. Ты желала моего раскаяния, и этой ночью я в твоей власти. Реши сама, когда я искуплю свою вину, Сигюн, а хочешь — убей, — горько усмехнувшись, предложил супруг. Я в это время дрожащими руками стирала кровь с его лица, всё ещё не в состоянии осознать в полной мере и принять слова сумасбродного и отчаянного любовника. С трудом приподняв руку, он поймал мою ладонь у своего лица, коснулся её поцелуем, а затем вновь перевёл на меня опьянённый взгляд, полный надежды. С моих губ сорвался судорожный вздох. Неужели и правда всё это могло происходить наяву?

— Глупый огненный бог, — едва не плача, отвечала я, обескураженно опускаясь щекой на его горящую грудь и бессознательно обнимая дрожащее тело. — Ты с ума сошёл… — казалось, Локи хотел сказать мне что-то ещё, но вновь захлебнулся кровью. Испугавшись, что он задохнётся, я вскочила с постели и бросилась к дверям, позвала на помощь. Это произошло быстрее, нежели я могла осознать простую истину: Локи не шутит, а если и играет, то всерьёз. И вместо того, чтобы попусту жалеть его и себя, я лучше бы способствовала его излечению. Двое сильных лекарей поспешили перевернуть двуликого бога, чтобы помочь ему отдышаться. Локи лишь поморщился и раздражённо встряхнул волосами. Сильное тело его бил озноб, руки не держали корпус.

— Состояние ухудшается, госпожа, — провозгласила лекарь то, что я и так знала, чем неимоверно злила меня. Я понимала, что уж Хельга точно ни в чём не была виновата, но боялась настолько, что не могла не сердиться — и на себя, и на бестолковое бездействие лекарей. — Время на исходе. Всё осложняется тем, что мы не знаем, что происходит.

— Он отравлен, — хватая губами воздух, я оперлась о резной столбик кровати, чтобы не упасть. Кажется, я слишком испугалась. В уголках глаз собирались слёзы, порождённые страхом. Я волновалась за него. Переживала так, что дрожала всем телом, словно была отравлена сама. Позади слышались слабые хриплые стоны: «Сигюн… Сигюн…» — Я здесь, — тихо отвечала я, возвращаясь к мужу. Локи успокаивался и переставал сопротивляться слугам, только когда мои руки касались его лица. Внутри меня же всё по-прежнему ходило ходуном. — Ну что же ты застыла, Хельга?! — в конце концов, не выдержав напряжения, сорвалась я. — Сделай что-нибудь! Приготовь противоядие! Сбей жар! Лекарь ты или нет?!

— Го… госпожа, я перебрала в голове все яды, что только знаю, но такие последствия вижу впервые… — растерянно пояснила женщина, вдруг утратив всю свою былую уверенность. События развивались, как в кошмарном сне. В какой-то момент глаза Локи закатились, а голова бессильно откинулась назад. В тот же миг тело его свело судорогой, мышцы словно окаменели, а затем начали подёргиваться в случайном порядке, вены по всему телу вздулись. Я окончательно лишилась ясности ума. К счастью, лекарь, напротив, одумалась и вернулась в реальность. Мягко отстранив меня, Хельга принялась раздавать указания. Что происходило дальше, я не видела, кажется, я и вовсе на несколько мгновений лишилась чувств, сломленная усталостью и переживаниями.

До меня доносились только отдалённые обрывки фраз. С уст Хельги срывались такие страшные и подчас непонятные слова, что сердце замирало, а дыхание сбивалось, и центром всего этого ужаса снова оказалась я. Я старалась глубоко дышать и не упасть в обморок, чтобы не доставлять лекарям лишних хлопот. Кажется, сумасбродный бог огня в ту ночь не лукавил: он ставил свою жизнь на чашу одних весов с моим прощением. А я, глупая, колебалась! Ведь я любила его, и сердце моё разрывалось при виде происходящего, но всё же… Наверное, я боялась его простить. Боялась снова открыться и поверить, не знала, что будет дальше. И пока я медлила, могло стать уже слишком поздно!

— Госпожа! Вы слышите меня? Ждать больше нельзя! Только Вы можете выведать у повелителя, как его спасти! Нам удалось вернуть его в чувство, но едва ли это надолго… — когда, наконец, голос Хельги прорвался в моё сознание, я вздрогнула. Время для меня замедлилось. Я сделала несколько неуверенных шагов к его постели. Локи смотрел на меня спокойным осознанным взглядом, а почти белые губы его неизменно улыбались. Даже во время болезни или страданий, он не терял своего лица. Я внимательно смотрела на него, словно видела в первый раз, и чувствовала так много всего самого противоречивого.

— Я обещала быть тебе верной, и я не отказываюсь от своих слов, — неподчиняющимся голосом едва выговорила я, села на край постели, коснулась щеки мужа кончиками пальцев. — Пусть закончатся эти страдания. Дай лекарям вылечить тебя, и я снова стану твоей, — негромко пообещала я, склонившись и нежно коснувшись губами его горячего виска. Локи удовлетворённо улыбнулся и устало закрыл глаза. С губ его сорвалось какое-то затейливое название, которое я не смогла даже запомнить, однако, Хельге, верно, оно что-то прояснило. По крайней мере, лекарь тут же сорвалась со своего места и, велев старшему слуге идти за ней, стремительно покинула покои. Оставшийся с нами молодой человек деликатно отошёл в сторону и отвернулся до тех пор, пока его услуги снова не понадобятся. Мне было надёжно при мысли, что кто-то сможет помочь, если Локи накроет новым припадком.

— Значит, всё это… Весь этот жестокий фарс… Только ради того, чтобы я простила тебя?.. — сама не веря своим словам, неуверенно произнесла я. Локи медленно повернулся ко мне. Было видно, что каждое лишнее движение, даже глубокий вдох, причиняет ему боль. Однако держался он выше всяческих похвал, и воля не изменяла гордому асу даже перед лицом возможной смерти. Глаза его смотрели внимательно, будто в последний раз.

— Я тосковал по тебе, моя лунноликая госпожа. Пусть даже порой ты бываешь совершенно невыносима, — слабо улыбнувшись, пояснил он. — Болезнь была вопросом времени, я только подтолкнул этот процесс…

— Безумец, — закрыв ладонями своё усталое лицо, выдохнула я, однако его слова, его голос заполняли моё исстрадавшееся сердце, как благотворный сладкий мёд, и мне становилось легче дышать. Оковы страха и недоверия постепенно спадали, освобождая грудь. Даже волнение на миг утихло, но тут же снова взвилось подбитой птицей, когда левый глаз бога наполнился кровью, окрасившей его в алый цвет. Локи раздражённо прикрыл веки. — Тебе совсем плохо?

— Уже гораздо лучше, — с трудом соврал мужчина, сплёвывая кровь в ладонь и сдавленно кашляя. Я бессознательно потянулась за тем самым прохладным куском материи, который повсюду уже красовался багровыми пятнами и разводами. Руки мои задрожали сильнее прежнего. «Где же они?!» — в отчаянии думала я, готовая вскочить с постели и броситься торопить лекарей, когда Локи, очевидно предугадав ход моих мыслей, поймал меня за тонкое запястье. Я удивлённо обернулась к нему. — Останься, Сигюн. Если они не успеют, я хочу, чтобы ты была рядом…

— Не говори этого мне! — теряя над собой власть, сердито воскликнула я, отняв руку, однако, оставшись рядом. — Я знаю, всё это морок, очередная твоя искусная иллюзия, и ты не болен вовсе! — дрожащий голос оборвался судорожным всхлипом.

— Так и есть, — успокаивающе соглашался Локи, мягко притягивая меня к себе. Я послушно опускалась рядом на одеяло и обнимала неровно вздрагивавшие плечи, ощущала, как жар его тела переходит в меня, и всё думала о том, что происходящее — это моя вина. По щекам бежали неудержимые слёзы, а муж лишь едва слышно усмехался и стирал их с моего лица. — Не плачь, глупая, и не из таких переделок я выбирался целым и невредимым, — с ласковой улыбкой на губах утешал меня пламенный бог. Я только сильнее прижималась к нему всем телом, словно могла потерять навсегда. И я боялась, что опрометчивый ас не шутит, что он мог не рассчитать свои силы или способности своих подчинённых. Лучше бы мне верить, что всё это умелая ложь…

Ночь выдалась долгой. Даже когда Хельга, наконец, соизволила явиться с лекарством, даже когда Локи выпил противоядие, его ещё долго трясло и бросало из жара в холод. Я оставалась с ним, то засыпая, то вздрагивая и возвращаясь в реальность от каждого его глухого стона или резкого движения. Бог обмана спал неспокойно, бредил. Губы его что-то шептали, будто говорили с кем-то. А в один миг он открыл глаза, по-кошачьи сверкнувшие в полутьме изумрудным огнём, и гневно произнёс нечто неразборчивое, обратившись к Гулльвейг. Я вздрогнула, вспомнив это имя. Как минимум, ещё один нерешённый вопрос связывал меня с ним. Локи, между тем, отвернулся и продолжал видеть сны. А я лежала рядом и гадала, что может связывать аса-полукровку с именем ведьмы-великанши. Нужно было постараться разузнать о ней хоть что-нибудь, но пока лучшее, что я могла сделать, это постараться заснуть.

Однако провалиться в забытьё мне удалось только ближе к утру, когда мой неспокойный супруг, наконец, немного затих, погружаясь в более глубокий и здоровый сон. Я лежала рядом на боку, уткнувшись носом в его мягкие густые волосы, и впервые за долгое время чувствовала себя счастливой. Мне снова хотелось касаться его, прильнуть к широкой спине всем телом, дотронуться губами до плеча. Словно гора рухнула с моих плеч, и на сердце стало намного легче. Я думала о его безрассудстве и смелых решениях и улыбалась. В этом был весь Локи — рисковый, импульсивный, категоричный. И… мой. Храбро заглянувший в глаза смерти ради моего снисхождения. Даже если он всё продумал и спланировал — а это было очень в духе хитроумного аса — судьба оставалась так непредсказуема, да и мучительная боль, которую ему приходилось терпеть в течение нескольких долгих часов, разрывала тело на части. Что сказать, бог огня был мастер широкого и эффектного жеста, в который раз я убеждалась в этом?