Глава 21

Глубокий протяжный звук рога нарушил наш покой ранним утром, когда и солнце, верно, ещё не встало над Асгардом. Он был таким гулким и неожиданным, что, казалось, разразился прямо под окнами золотых чертогов, отчего я немало испугалась и обеспокоенно встрепенулась, не в силах так скоро отделить сон от реальности. Рядом, приподнявшись на локтях, полулежал Локи и внимательно прислушивался к шуму снаружи. Взгляд его ясных глаз был полон задумчивости, брови хмуро сошлись на переносице, придавая лицу озабоченное выражение, отчего мне стало лишь тревожнее.

— Это зоркий ас, — наконец, вполголоса заключил повелитель и резво встал с постели, раздражённо зачёсывая назад непослушные рыжие волосы. Размышляя о чём-то своём, мужчина пару раз стремительно прошёлся по покоям и вдруг остановился.

— Что происходит, Локи? — так же тихо произнесла я, отчего-то не решаясь заговорить громче. Повинуясь внутреннему порыву, я поднялась на ноги вслед за богом огня, стянула с кровати светлую простынь, чтобы укрыть обнажённое тело. Лукавый ас медленно обернулся и озадаченно посмотрел на меня, словно на какое-то время и вовсе позабыл о моём существовании. Лицо его выражало неудовольствие чем-то отвлечённым.

— Хеймдалль трубит в рог, — нехотя пояснил он, наскоро одеваясь, — значит, жди недруга у стен Асгарда, — ещё не успев до конца осознать всей серьёзности положения, я подбежала к супругу, путаясь в длинных складках скользящей ткани. Я растерялась и ясно понимала только одно: я решительно не готова снова расстаться с мужем, особенно если всему городу может грозить опасность. — Ты останешься здесь, Сигюн, — словно подтверждая мои опасения, коротко, но категорично приказал повелитель, решительно направляясь к дверям. Бросившись вперёд в отчаянном смелом порыве, я успела поймать его запястье. Локи раздражённо обернулся.

— Не казни меня неизвестностью! — жарко взмолилась я, прижав его широкую ладонь к своей груди и зажмурившись под пристальным взглядом бога обмана. Спустя несколько мучительно долгих неясных мгновений, я осмелилась приоткрыть один глаз, словно ожидала наказания. Локи смотрел на меня спокойно, почти хладнокровно. — Я прошу… — уже тише добавила я, ослабев и отпуская руку лукавого аса, отступая назад.

— Твоя неуёмная энергия сыграет с тобой злую шутку, — справедливо заметил двуликий бог, впрочем, глядя на меня вполне благосклонно. В его голосе угадывалось скорее сочувствие и скрытое беспокойство, нежели угроза или едкое замечание, коих можно было ожидать от переменчивого аса в его худшем качестве.

— Я жена каверзного бога обмана, уж к злым шуткам я привычна, — сдержанно улыбнувшись, заметила я в ответ и снова наивно подняла на супруга любящий взгляд из-под ресниц, ожидая его реакции. Губы мужчины тронула лукавая усмешка.

— Ладно, поезжай, — побеждённо улыбнувшись, согласился Локи. — Я отправлюсь вперёд. Думаю, без моего участия там вряд ли обойдётся — скорее всего, пришли по мою голову. Возьми с собой Хакана, и пусть он выберет кого-то ещё, не менее опытного, — немного помедлив, он ласково потрепал меня по щеке и добавил: — Однако держись в стороне. Ты мне дорога… — я молча поклонилась, покорно опустив взгляд в пол, но не в силах сдержать польщённой счастливой улыбки. Круто развернувшись, ловкий ас вышел.

Отдав привратникам распоряжение как можно скорее найти и привести ко мне Иду и Асту, я вышла на веранду. Меня приветствовал неповторимой красоты рассвет. Огненная полоса, властно раскинувшаяся на горизонте, манила теплом и полнотой жизни наступающего дня. В самом центре её собиралась, пульсируя, энергия ясноглазой жизнерадостной Соль. Я ощущала каждой частичкой своего тела, как бьётся ей в такт всё моё естество, наполняясь силой нового дня и страстным желанием жить, чувствовать в полной мере, впитать, вобрать в себя всю прелесть окружающего мира, а затем и вовсе слиться с ним, раствориться. Утренний воздух был так прохладен и свеж, что, казалось, оседал крошечными капельками росы на самой коже, словно на лепестках цветов, на губах, на ресницах. Невесомые солнечные лучи протягивали ко мне руки, нежно касались лица кончиками пальцев, и я вся вытягивалась в тонкую струну, поднималась на носочки, ощущая мир так близко, так тесно, как никогда прежде. Я пила его, словно сладкий пьянящий мёд, задыхаясь от счастья, которое, увы, не могло продлиться долго.

Цокот копыт заставил меня вернуться в реальность. Подбежав к заграждению, я заглянула вниз и проводила взглядом статную фигуру бога огня на вороном коне. Я не сумела сдержать мечтательного вздоха восхищения, наблюдая, как легко и непринуждённо ловкий ас держался в седле, будто слившись воедино с породистым животным. Шелковистая грива коня пылала в лучах рассветного солнца сродни отливающим пламенем раскалённого золота волосам бога обмана. Я провожала очарованным взглядом двух великолепных представителей мужского рода, столь бесспорно соответствовавших друг другу. Мир был так непередаваемо красив, необъяснимо пленителен, а мы — столь молоды и страстно влюблены как в жизнь, так и друг в друга. Отчего только злоключения никак не желали оставить нас в покое?

Вздохнув, я обернулась и, помедлив мгновение, вернулась в покои бога лукавства. Залюбовавшись природой и скрывшейся за изгибом дороги фигурой своего роскошного супруга, я грозилась пропустить важные, возможно, решающие события в мерной жизни Асгарда. При помощи верных спутниц я наскоро приводила себя в порядок в зале купален — в этот раз пришлось отказаться от неторопливого и расслабляющего ритуала — а затем собирала длинные волосы в высокий волнистый хвост, надевала лёгкое светлое платье, подкупающее своей простотой. Не было на нём ни драгоценных камней, ни диковинной вышивки, лишь по подолу да поясу вилась кое-где золотая нить, зато изобретательный и смелый крой Дьярви соблазнительно обнажал ложбинку груди и почти провокационно — спину. Я так спешила, что забыла даже об украшениях, подобающих положению госпожи и жены верховного бога, лишь золотое кольцо с огненным рубином неизменно оставалось на моём пальце.

Вновь судьба привела меня к стенам Асгарда, сияющему всеми цветами радуги огненному мосту Биврёсту, чертогам Хеймдалля, расположившимся в непосредственной близи от него. Сам страж богов оставался на посту, величественный в своём сияющем белом облачении. Своим светом в лучах утреннего солнца он, казалось, мог бы затмить даже моего отца Бальдра. Не прошло и полного дня торжественного празднества и покоя, как верховные асы были вынуждены собраться на окраине Асгарда во второй раз. Я изнывала от любопытства и беспокойства, однако серьёзный и строгий Хакан, а также его верный и сдержанный спутник не отпускали меня от себя ни на шаг, а сами шли чинно, размеренно. Я готова была заплакать от нетерпения, но выбора у меня не оставалось.

Хакан оказался одним из наиболее приближенных к повелителю слуг, я бы даже сказала доверенных лиц, если бы только Локи доверял кому-нибудь до конца. Выше него в глазах господина стоял, пожалуй, только предводитель стражи огненных чертогов — воин ещё более холодный, суровый и неприступный, нежели сам Хакан. Его я видела не более двух раз. Не подлежало сомнению, что больше всего в девяти мирах Хакан дорожил расположением переменчивого бога обмана. И, разумеется, подчинялся исключительно его приказам. И хотя присматривать за своенравной девчонкой — пусть даже и госпожой — ему было столь же не по душе и не по званию, сколь и мне нежеланно находиться в его обществе, к своему поручению мужчина подходил с небывалой ответственностью. У меня не было ни единой возможности сбежать или уклониться — стражник неизменно был рядом, пусть и почтительно держался немного позади меня. Приходилось смириться со своей судьбой.

Мне всё же было безумно интересно, что же так сильно всполошило лёгких нравом асов этим утром, что могло прийти в голову Локи, чтобы он покинул золотые палаты в самый ранний час. Его слова свидетельствовали о том, что хитрец, по меньшей мере, догадывался о том, кто явился к стенам Асгарда, а тон — о том, что незваный гость может быть в равной мере определённой угрозой и досадной неприятностью. Или может привести за собой вслед ту самую пресловутую угрозу. Каково же было моё удивление, когда, наконец пробравшись сквозь столпотворение вместе со своими неторопливыми спутниками, я увидела… Девушку-великаншу.

Воительница на белоснежном коне стояла у самых стен Асгарда, яростно подняв вверх длинное копье в непримиримом немом вызове хозяевам города. Она была по-своему красива, даже величественна. Казалось, всадница выточена из белого камня и льда — столь светлой и мертвенно-бледной была её кожа, столь холодно смотрели серо-голубые глаза, столь правильны были черты лица, не тронутые веянием жизни, никаким чувством. Даже гнев её казался деланным, неискренним. Серебристо-белые прямые волосы незнакомки, словно припорошённые снегом, о котором мне доводилось только слышать, стелились по плечам и зябко кутались в мех откинутого на спину широкого капюшона. Взор у неё был колючий, цепкий и отстранённый, словно у рыбы, а не дочери турса. При одном взгляде на незваную гостью становилось прохладно и бессознательно хотелось неуютно повести плечом, выйти на солнце или к огню, согреться.

Красивая молодая женщина была одета в белые меха, а иней ещё не успел растаять на её светлых ресницах, и становилось ясно, что странница прибыла издалека. Из-под тёплой одежды кое-где проглядывала тонкая серебристая кольчуга, сверкая на солнце, словно забытая рыбацкая сеть. Очевидно, воительница прискакала к стенам Асгарда с недобрыми намерениями, однако она сумела преодолеть Биврёст, и жаркий алый огонь, защищавший обитель богов от чужестранцев, не тронул её. Это означало только одно: Хеймдалль пропустил великаншу. Почему? Этот вопрос вызывал у меня не меньшее недоумение, чем внешний вид и само присутствие необычной гостьи.

Я взглянула на стража моста. Глаза высокого аса смотрели на незнакомку спокойно, однако ладонь его лежала на рукояти меча, готовая в любое мгновение ловким умелым движением выхватить его из ножен, чтобы принести недругу бесславную гибель. Едва уловимый звук занесённого над головой копья, разрезавшего воздух, привлёк моё внимание к Тюру. Бог войны был силён и коренаст, диковинные тёмные, словно вороное крыло, волосы хлестали мужчину по глазам, таким же тёмным, но живым и внимательным. Испещрённое шрамами лицо непримиримого аса оставалось почти безмятежно, сосредоточенно. Острие копья смотрело прямо в грудь нежеланной гостьи, и я не сомневалась ни минуты: если Тюр позволит ему сорваться с крепкой ладони, незнакомка падёт замертво со своего коня. Бог войны не промахивался вне зависимости от выбранного оружия — любым он владел безукоризненно даже одной-единственной оставшейся рукой.

На несколько долгих мгновений у стен Асгарда повисла напряжённая мёртвая тишина, казалось, воздух сделался таким густым, что в пору было задохнуться. Всё вокруг замерло: асы, готовые к бою, несгибаемая великанша, полная безмолвной ярости, птицы, остановившие свой лёгкий полёт в далёких небесах. Локи не торопился спешиться с коня и, склонив голову вбок, с неким любопытством рассматривал воительницу оценивающим взглядом. Лицо его было невозмутимо, однако глаза смотрели холодно, серьёзно, с презрением, переходящим в брезгливое пренебрежение. Жизнь вернулась в Асгард, только когда за спинами асов раздались тихие мерные шаги. Обитатели города почтительно расступились перед своим владыкой. Приблизившись к богу войны, Один мягко опустил его руку с занесённым копьём в примиряющем жесте, после чего вышел вперёд и пару минут изучал пристальным взглядом красивую всадницу.

— Что привело тебя к стенам Асгарда, дочь турса? — наконец, грозно произнёс Всеотец, вскинув голову и внимательно вглядываясь в ожесточённое лицо воительницы. Тёмно-синий плащ развевался на ветру, в ладони отец асов сжимал копье, внушавшее трепет как богам, так и великанам, а надетые поверх обычных одежд сияющие кольчуга и шлем в виде головы орла ясно свидетельствовали о готовности Одина принять не только мирный исход неожиданной встречи. Глаза аса недобро сверкнули.

— Меня зовут Скади, владыка Асгарда, — хорошо поставленным голосом решительно отвечала Одину смелая девушка, — я дочь великана Тьяцци! Я пришла, чтобы отомстить за смерть отца! Пусть его убийца выйдет вперёд и сразится со мной, если только у него хватит храбрости! — в рядах асов пошли пересуды и тихий смех: как бы великанша ни была сильна или отважна, любой среди асов легко положил бы конец её жизни. Я перевела взволнованный взгляд на мужа. Ни один мускул не дрогнул на спокойном красивом лице, Локи только легко спрыгнул с коня на землю.

— Нам нет нужды воевать с тобой, Скади, дочь Тьяцци, ибо твой отец не был убит, а погиб по вине собственной неосторожности, — Всеотец говорил размеренно, убедительно, и, не удержавшись, я перевела на него взгляд удивлённых глаз. Ведь, по сути, это была неправда: мудрый ас заманил яростного Тьяцци в ловушку, а Локи свершил свою месть, расправившись с ослабевшим врагом. И хотя в гибели великана, несомненно, была и его собственная вина, руки асов не остались незапятнанными кровью. Но слушая внушающий доверие голос отца ратей, даже я сама начинала верить его словам, хотя лично присутствовала при страшном событии. — А раз так, то вместо выкупа за отца лучше возьми одного из асов себе в мужья, чтобы унять горечь потери.

Скади молчала, глядя холодными голубыми глазами в лицо Всеотца. Казалось, воительница, готовившаяся к упорной и жестокой кровопролитной битве, была введена в совершеннейшее замешательство словами верховного бога и что-то серьёзно обдумывала. Один не торопил её, затих и гул асов за его спиной. Наконец, сильная всадница спешилась, потрепала верного коня по холке, печально улыбнулась.

— Моя скорбь по отцу слишком сильна и глубока, чтобы я могла думать о замужестве, — вкрадчиво повела речь мудрая дочь турса. Я вслушивалась в её голос, и сердце сковывало льдом: я предчувствовала нечто страшное, как тогда, в саду Идунн, и снова не могла объяснить себе, что именно. Всеотец поступил хитроумно и великодушно, не позволив Локи вступить в бой и убить красивую девушку — мне меньше всего хотелось вновь видеть руки супруга по локоть в крови — но отчего-то мне не стало спокойно на сердце. Я видела в глазах незнакомки, слышала в глубине её голоса что-то недоброе, жуткое, жестокое, чего не замечал никто другой. И я боялась узнать, во что её затаённая ненависть и гнев могут претвориться. — Но, может быть, если вы сумеете рассмешить меня и заставить позабыть ужасное горе, я приму ваше предложение. Говорят, в стенах Асгарда живёт шут, которому нет равных, тот, кто развлекает богов. Я хочу увидеть его.

Губы Локи уязвлённо дрогнули, потемневшие карие глаза сверкнули гневом оскорблённого самолюбия, но это продлилось не дольше минуты. Когда Всеотец обернулся к богу огня, его лицо было спокойно, как и прежде, хотя я догадывалась, какие страсти бушевали внутри вспыльчивого мужчины в тот момент и каких усилий стоило ему это деланное спокойствие. Один лёгким наклоном головы призвал лукавого аса к себе, в центр толпы. На миг Локи задержал на величественной фигуре Всеотца высокомерный взгляд, а затем коротко кивнул в знак подчинения и исчез где-то за плечами остальных. Когда Скади вошла в Асгард и передала слугам асов своего коня, когда боги нерешительно поприветствовали её, толпа вдруг расступилась, пропуская перед собой… Локи верхом на козе Гейдрун.

На несколько мгновений я замерла, не в силах закрыть рот от удивления: до того разительной была перемена, произошедшая в моём супруге за несколько минут. Я успела позабыть, каким превосходным шутом умеет быть высокомерный гордый бог огня, если он вынужден добиваться своей цели. Сколько в нём было манерности, жеманства, сколько самоиронии, насмешки как над собой, так и над Асгардом, над богами, громко гоготавшими и не понимавшими сарказма. Локи преобразился в одно мгновение: движения его стали ловкими, лёгкими, жесты — преувеличенными, маски лица — доведёнными до абсурда. И пока Локи скакал и кувыркался, развлекая непрошенную гостью, я улыбалась, чтобы ничем не выдать себя, но чувствовала, будто судорога сковала лицо. Моя улыбка была фальшивой, ненастоящей, как и напускное шутовство Локи.

Наши с Всеотцом взгляды пересеклись, и прародитель смотрел на меня столь же серьёзно и понимающе, как и я на него. Прикрыв глаз, Один склонил голову, словно сожалея, что мне приходится стать свидетельницей этого жестокого и глупого фарса, пережить подобное унижение. Ведь во всём Асгарде только мы вдвоём, казалось, понимали, сколь неоценимую услугу оказывает обители богов надменный Локи. Насколько проще ему было бы убить Скади, нежели подобным образом развлекать развеселившуюся великаншу. Однако смерть рождала смерть. Скади пришла за Тьяцци — за Скади пришли бы другие.

Асгард был и без того втянут в непрекращающуюся войну с большей частью Йотунхейма. И если асы могли выбрать мир, поставив на кон чувство собственного достоинства одного из них, было ли это слишком высокой ценой за общий покой? Впрочем, я старалась не воспринимать происходящее как оскорбление или унижение. Напротив, безукоризненное самообладание и непревзойдённое двуличие Локи даже отчасти восхищали меня в тот миг. Превосходный шут, которому не было равных во всех девяти мирах, и правда умел нести лёгкость и заразительный смех всем разумным существам, так что вскоре Скади уже хохотала в голос вместе с асами, будто с братьями.

Казалось, мир был восстановлен, и Асгард ожидало лишь веселье и благополучие, но моё сердце всё ещё не могло сломить слой льда, заточивший его глубоко внутри себя. С самого начала меня не покидало ощущение, что Скади знает правду. Казалось, хитрая великанша прекрасно понимала, что её отца убил Локи, и сомневалась только, кто среди незнакомых асов им является. Если это действительно было так, то всё происходящее было ложью, игрой обеих сторон, где каждый преследовал свою собственную эгоистичную цель. И мне было непонятно, кто выйдет из неё победителем, а кто — проигравшим. Я боялась узнать исход…

— Хорошо, — наконец отсмеявшись, согласилась Скади, бросив своё копьё на землю, — я согласна выйти замуж за одного из асов, только хочу сама выбрать себе мужа, — и, поднявшись на ноги, красивая великанша окинула взглядом всех присутствующих. Я снова внимательно вгляделась в чужестранку. Хотя Скади улыбалась, выражение лица её ничуть не потеплело, не стало мягче, приятнее, и, хотя она смеялась, щеки её не тронул румянец, а глаза смотрели всё так же холодно и недобро. Величественная дочь Тьяцци претворялась, лукавила. Она не забыла и не простила гибели отца.

— Так и будет, — подтвердил Всеотец, провожая взглядом и лукавой улыбкой перепуганную козу Гейдрун, резво проскакавшую мимо в направлении Вальхаллы, как только её отпустили на свободу. — Однако ты будешь видеть только наши ноги, и, если выберешь того, кто уже женат, тебе придётся выбирать снова, — заинтересовавшись необычным условием Одина, Скади согласилась и на него. Верховные боги выстроились в ряд, с головой укутавшись в плащи так, чтобы остались видны одни босые стопы. Я не смогла сдержать усмешки: казалось, выбрать мужа неосмотрительнее, чем это сделала я, просто невозможно, но дочь турса превзошла меня. Великанша прошлась вдоль своих возможных женихов вперёд и назад, остановилась в нерешительности, о чём-то размышляя, а затем приблизилась к одному из них и улыбнулась.

— У кого красивы ноги, у того и всё красиво, — рассудила девушка и коснулась плеча фигуры в плаще. — Вот Бальдр, я выбираю его, — я снова тихонько рассмеялась. К счастью, ни за своего отца, ни за своего супруга я могла не переживать. Впрочем, нужно было отдать Скади должное — чувством прекрасного она не была обделена. Однако когда избранник воительницы скинул на землю плотный плащ, им оказался Ньёрд — ван по рождению, покровитель лета и морей. Ньёрд был молод и силён, прямые русые волосы его спускались ниже плеч, ясные, как спокойная морская вода, зелёные глаза смотрели на мир ласково и благосклонно, смягчая мужественные волевые черты лица.

— Я Ньёрд, Скади, бог бушующих штормов, — добродушно улыбнувшись, поправил удивлённую девушку ван. — Хочешь ли ты, чтобы я стал твоим мужем?

— Я не отказываюсь от своего выбора, — рассмеялась в ответ воительница, и впервые её лицо тронуло хоть какое-то нежное чувство, очевидно, красивый и отзывчивый бог и впрямь понравился ей с первого взгляда. Я не была этому удивлена: простой и мягкий Ньёрд умел располагать к себе окружающих. — Я вижу, ты красив и добр, а значит, будешь мне хорошим мужем, — и Скади осталась в Асгарде невестой Ньёрда и гостьей его чертогов. Остаток дня прошёл в суматохе и начале приготовлений к свадьбе бога лета с дочерью властелина зимних бурь. Ни одно другое торжество не вызывало в Асгарде столько радости, как создание нового семейного очага. Я старалась улыбаться и искренне радоваться за благодушного вана, но не могла. На душе у меня было неспокойно.

Загрузка...