Двуликий бог (СИ)

Глава 3

Едва миновала ночь — густая, тёмная и душная, точно Мани вдруг обрёл жар и силы своей лучезарной сестры, как на порог отцовского чертога явились нежданные гости. Повинуясь обычаям хозяйского радушия, Бальдр встречал их на своём пороге самым ранним утром, улыбаясь любезно и ласково, хотя их приходу он был совсем не рад. Не сдержав любопытства, я украдкой наблюдала за ним из окна своих покоев, наполовину скрывшись за стенами. Бога света почтили своим присутствием Всеотец и бог огня — неразлучные, точно родные братья. Один шёл впереди, отставая на шаг, за ним следовал Локи, а на почтительном расстоянии — довольно много красивых и статных воинов в полном вооружении, должно быть, стража одного из асов. Каждый из них степенно и гордо нёс в руках большой и, судя по всему тяжёлый, сундук, причудливо украшенный умелой резьбой. Замыкали шествие несколько опрятно одетых слуг приятной наружности. Их было легко отличить от стражи, ведь при них, разумеется, не было и не могло быть никакого оружия.

Один и Бальдр что-то решали, оживлённо жестикулируя. Локи стоял рядом, не вступая в беседу, спокойный и величественный. Затаив дыхание, я следила за отцом, за владыкой Асгарда, переводила взгляд на гордо разведённые плечи красивого жениха и богатые дары, которые он преподнёс богу света. Всё это немало удивляло меня. Выходило, и для бога лукавства существовали непререкаемые устои, которыми он не смел пренебречь. Впрочем, учитывая, как страстно Локи и Бальдр недолюбливали друг друга, как не желал этой церемонности один и помолвки другой, я угадывала в происходящем мудрый совет Всеотца. К его слову оба аса покорно прислушивались. Кто бы мог подумать, пламенный ас не шутил: он явился во двор моего отца со своим ближайшим соратником, чтобы — не без настойчивого повеления Одина — получить вымученное согласие Бальдра, вынужденного следовать воле своего отца, преподнести дружеский дар и договориться об условиях брака, на который я ещё даже не дала согласия. Что ж, в самоуверенности и упорстве ему трудно было отказать.

Против воли я улыбнулась. События развивались так быстро, что у меня голова шла кругом, но было бы ложью не признаться себе, что я рада вновь увидеть решительного Локи, что я взволнована почти до потери чувства, а всё внутри охватывает сладостный трепет, точно птицей в клетке бьётся в груди моё юное сердце. Бог огня был хорош собой, ещё красивее, чем накануне. Высокий, сильный, ладный, он был одет богато и в то же время просто, двигался легко и грациозно, улыбался непринуждённо. Околдованная его звериной притягательностью, я забылась и неосторожно выглянула из своего укрытия.

Всеотец и Бальдр — крайне раздосадованный, я угадывала это по его лицу — взошли на порог, а двуликий бог неожиданно обернулся, и взгляд пронзительных карих глаз, сверкнувших в свете солнца, устремился вверх и остановился на моём лице, точно всё это время хитрец знал, что они не одни. Вздрогнув, я склонила голову, потупила взгляд и испытала непреодолимое желание скрыться, но было уже слишком поздно, и это выглядело бы нелепо. Взор красивого аса довольно долго блуждал по моему лицу, я ощущала его даже на расстоянии, а потому в конце концов сдалась и подняла ресницы. Живые смеющиеся глаза смотрели на меня с насмешкой и укором. Локи двусмысленно улыбнулся сомкнутыми губами, нарочито медленно прикрыл веки и в сопровождении своей свиты вошёл в чертог отца, скрывшись из виду.

Придя в себя, я отстранилась от окна и прильнула спиной к стене, коснулась кончиками пальцев губ, хранивших жаркий поцелуй. Вовсе мне не покорные, они мягко улыбались. Отчего-то кончики пальцев дрожали, и всё внутри меня переполняло радостное возбуждение. Я по-прежнему не могла представить себя в роли жены и госпожи чужого чертога, но когда я смотрела на властного и смелого бога огня, разум совершенно отказывал мне, а сердце начинало биться с удвоенной силой. Я не находила в себе воли противостоять этому сладострастному наваждению — не могла и не хотела. Совершенно новые для меня чувства были сокровенной тайной, никому не приносившей вреда, но дарившей мне истинное удовольствие. Хоть эту малость я могла себе позволить…

С того дня судьба всё чаще сталкивала нас. Асгард — не просто большой город, это целый отдельный мир, обитель богов, но для нас с Локи он оказался удивительно тесен. Куда бы я ни шла, в конце, а то и в начале своего пути я сталкивалась с богом огня. Поначалу мы обменивались короткими взглядами, затем — лукавыми улыбками, колкими фразами, дразнящей деланной холодностью, а однажды — чистым искренним смехом. Без масок и фальши. Казалось, всё изменилось в один момент, словно рухнули ледяные стены безразличия и непонимания. И совсем скоро я уже посвящала каждую минуту своей желанной свободы встречам с богом обмана. Мы гуляли по садам Вальхаллы и причудливо переплетённым, словно сияющая на солнце рыбацкая сеть, улицам Асгарда и много смеялись, прятались в густой зелени и говорили, казалось, обо всём на свете, а иногда просто дурачились, словно малые дети.

Локи много рассказывал о своих странствиях по другим мирам, иногда даже — про жизнь в ледяных объятиях Йотунхейма. Огненный бог и правда был одним из умнейших и необычнейших асов, что я встречала прежде. Он обо всём имел своё мнение, и смотрел на вещи совсем под иным углом, нежели прочие жители обители богов. Мне было воистину легко и интересно с тем, кого весь Асгард обходил стороной. Казалось, я единственная ничуть не боялась Локи, и его общество не только не тяготило меня, напротив — с ним часы как будто обращались в минуты. Вся показная холодность его улетучивалась, когда я звонко смеялась каждой новой истории или хитрой выходке, и тогда казалось, что самый лукавый из богов Асгарда приходил в замешательство, смотрел удивлённо, задумчиво, будто боялся поверить, что кто-то принимает его истинное лицо и, более того, искренне восхищается им.

Мы скрывали свою близость ото всего мира, и эта сладостная тайна добавляла остроты нашим зарождавшимся чувствам. В обществе других богов мы смотрели друг на друга холодно, надменно, говорили мало, ранили и дразнили насмешками, расходились в разные стороны, горя желанием встретиться вновь. Увы, это удавалось нам не так часто. Я утаивала свою пагубную связь от семьи, от отца, который искренне верил, что я никогда не дам двуликому богу своего согласия и не стану его женой. И хотя Бальдр принял свадебные дары Локи по настоянию своего хитроумного прародителя, он всё же был уверен, что помолвка расстроится, и втайне присматривал мне добропорядочного жениха, чтобы его единственная и горячо любимая дочь не оказалась не в тех руках. А я не могла перестать думать о тех самых сильных властных руках, которых мне стоило бы остерегаться, когда оставалась наедине со своими мыслями и чувствами. Запретная страсть манила и опьяняла. Сама того не замечая, я попадалась в искусно расставленные сети бога огня. Я не знала, что и думать. Даже если всё в нём было ложью, игрой, мне хотелось верить в Локи до последнего, пусть я знала лишь образ.

Чуткое ощущение мира глубоко внутри меня подсказывало, что наши противоречивые чувства по отношению друг к другу — не обман. Тому была причина. Случалось, что Локи, ещё накануне так беззаботно смеявшийся вместе со мной, отталкивал меня ледяным безразличием. В такие дни он ходил потерянный и злой, никого к себе не подпуская и уничтожая ядовитыми речами любого, кто осмелился бы заговорить с ним. Поначалу я обижалась на эти внезапные и болезненные перемены, сердилась так, что хотелось плакать или кричать, а в один день присмотрелась к нему поближе. И я уловила странную закономерность: худшие свои качества бог огня проявлял по возвращению с пиров или сражений с асами, верховного совета или чьего-то празднества. В такие дни казалось, что сильный и гордый хищник становился сам раненым затравленным зверем, отгородившим себя ото всех из-за какой-то неясной боли, скрытой внутри.

И со временем я начала понимать, что не даёт покоя богу огня, что ожесточает его сердце. Асы не принимали Локи как равного, как своего. Мне всегда казалось, что причина тому — каверзный нрав бога обмана, не дающий покоя чинным богам Асгарда. Однако было наивно полагать, что хоть что-то в девяти мирах берётся из ниоткуда. Всё было совсем наоборот: мстительные проделки бога огня являлись расплатой за высокомерие асов, за нанесённую обиду — несмотря на многочисленные достоинства Локи, он был изгоем среди верховных богов Асгарда, выскочкой, в жилах которого текла кровь заклятых врагов истинных асов — великанов. Он был чужим для всех, кроме разве что Одина-Всеотца, видевшего в нем незаурядный ум, ловкость и силу, а не принадлежность к ненавистному богам роду.

Иногда я тайно наблюдала, как отец богов и огненный ас прогуливались по садам Вальхаллы. Увы, я не могла проникнуть в суть их речей, чтобы не выдать себя, но по одному выражению лиц можно было угадать, насколько собеседники довольны друг другом. Суровое и сосредоточенное лицо Всеотца смягчалось в присутствии его остроумного спутника, губы не покидала улыбка, а иногда старейший из асов хохотал, словно ребёнок, над каким-то точным замечанием бога лукавства. Глаз его был полон озорства, как у мальчишки, задумавшего шалость. Облик сурового властелина обретал лёгкость, взор — ясность. Казалось, никто из асов не был способен доставить Одину такого удовольствия простой беседой, как умел ловкий бог обмана. И хотя Локи, мне думалось, годился своему покровителю в сыновья, он держался с ним на равных, не прикладывая для того значительных усилий.

Увы, не было в Асгарде другого бога столь же честного, всевидящего и проницательного, как Один. Его потомки получили в наследство незаурядную силу, чудесную красоту, военный талант, но мудрость обреталась в течение жизни, а справедливость рождалась отречением от всех земных страстей. И хитроумный Локи, несмотря на всё расположение Всеотца, оставался чужим как асам, так и йотунам, хоть и был красив, умён и обходителен. Он никогда не говорил о своей семье, ни о той, в которой родился (казалось, он и вовсе её не знал), ни о той, которой обзавёлся в Йотунхейме. Я не задумывалась прежде, почему он прожил три года в другом мире, отчего решил взять в жены великаншу, породившую страшных детей, никому не родных и не подвластных. Что, если бог огня искал свою родину, но и там не обрёл ни своего места, ни покоя?

Так я увидела Локи со второй стороны. Мне казалось, резкие перемены его настроения и характера объяснялись не лицемерием и не прихотью, несчастного мужчину разрывала пополам бурлящая кровь. В асов он был умён, обаятелен, красноречив и горд, в великанов — вспыльчив, упрям, категоричен и порой устрашающе жесток. И эта бурная смесь разжигалась темпераментом бога огня. Локи был двулик, как сама пламенная стихия, что могла ласкать и согревать, а через минуту обжигать и уничтожать дотла. И неожиданное понимание внутренней трагедии бога обмана, в которой гордец никогда до скончания девяти миров не признался бы сам, лишь усиливало мою привязанность к нему. Я хотела быть рядом, хотела бы быть тем единственным существом среди чистокровных асов, кто попытался бы понять и принять двойственность его натуры, какой бы пугающей она ни была.

И я была рядом. Был ли Локи весел и остроумен или взбешён и несправедливо жесток, я была рядом с ним всегда, когда только могла. И со временем порывистый бог огня перестал отталкивать меня. Иногда он сидел глядя вдаль, полный беспросветной тоски или кипучей злости, но гнев его больше не изливался на меня. Со временем приняв своего друга таким, каким он был на самом деле, — непонятым и несправедливо отвергнутым — я сумела впервые за свою недолгую жизнь проявить суть дара, заложенного в богиню открытого сердца. Я не знала прежде, как могла проникать в души окружающих и разделять их боль, тем самым исцеляя внутренние раны. От деда и отца я унаследовала редкую чуткость и проницательность, что дремали во мне всё это время. До тех пор, пока не постаралась понять глубинные причины противоречивого поведения Локи, увидеть его настоящего.

Однако волей случая мне было предначертано узнать о двуликом боге даже больше, чем я могла себе представить. В тот день, привычно тайно прогуливаясь по садам прародителя и невольно любуясь статной и величественной фигурой Всеотца и мало в чём уступавшего ему бога огня, я так замечталась, что не заметила, как названные братья успели расстаться. Один степенным шагом удалился в галереи Вальхаллы, пока Локи задержался в садах центрального чертога Асгарда. Я стояла за высоким цветущим кустом, скрытая пышной зеленью от любопытных глаз, и ждала, пока сад опустеет, чтобы исчезнуть незамеченной. Мне ужасно хотелось выйти мужчине навстречу и расспросить его, если представится возможность, чем же он мог так увлечь отца ратей, однако мой собственный отец ожидал единственную дочь в своих сияющих чертогах, и у меня оставалось слишком мало времени для подобной беседы. Поэтому я была вынуждена сдержать первый порыв.

Моё сердце почти остановилось, когда неподалёку громко хрустнула ветка, словно под чьим-то тяжёлым шагом, привлекая внимание бога обмана к моему укрытию. Кто бы из них ни увидел меня — лукавый ас или, ещё хуже, незваный гость, мне было бы одинаково неловко и крайне затруднительно объяснить, что я позабыла в чертогах Всеотца и почему таилась, словно чужая. Почти сразу же я услышала звук приближающихся шагов. Дыхание перехватило, но прежде, чем я успела придумать хоть какое-нибудь оправдание своим действиям, из-за широкого дерева в стороне выскользнула стройная и ладная фигурка. Я заметила её краем глаза, однако мысль о том, что это была женщина, пусть и несколько запоздалая, пробудила во мне горячее любопытство. Выдохнув и немного успокоившись, я осторожно раздвинула листья, чтобы посмотреть на незнакомку через незаметную щель в изумрудном массиве.

— О, лукавый бог огня! — нимало не смущаясь, приветствовала она Локи, стремительно сокращая расстояние между ними. Девушка была красива: светло-зелёные глаза смотрели на мир решительно и смело и сияли яростно, подобно солнцу на лезвии клинка, взгляд её был проницательным, режущим, тёмно-русые прямые волосы спускались до поясницы блестящим полотном, сильное и ладно сложенное тело выглядело соблазнительно, особенно укрытое тонкой кольчугой, надетой поверх платья. Только резкие жёсткие черты лица и отталкивающе самодовольная ухмылка губ немного портили притягательную валькирию — а это, без сомнения, была одна из прислужниц Всеотца и жриц Фрейи — однако я, тем не менее, испытала какое-то смутное волнение и неприязнь. Затаив дыхание и боясь пошевелиться, я с трепетом ожидала дальнейшего развития событий. — Сколько дней и мучительно долгих ночей прошло с тех пор, как ты вернулся в Асгард, а ты и не думаешь явиться к своей любовнице, бессовестный ас! А моё тело, между тем, изнывает от тоски по тебе…

Голос воительницы, полный лукавства, дрогнул, а затем стал тише, и, когда она договаривала последние слова, уже растекался сладким мёдом. Я оторопела от подобной откровенной бесцеремонности, сердце болезненно кольнуло, заставляя меня судорожно вздохнуть и едва не выдать своё присутствие. Нахалка, между тем, ни минуты не смущаясь, прильнула пышущим молодостью и жаром телом к груди и бёдрам бога огня, коснулась шаловливыми пальцами его щеки, провела кончиком языка по губам в столь неприлично провокационной манере, что я едва не задохнулась от возмущения. Сердце всё сильнее и громче билось в груди, и в тот миг я была не в состоянии даже задуматься, отчего меня так задевало вызывающее поведение красавицы-валькирии.

— Всеотец знает, чем занимаются его верные спутницы, какими нескромными речами завлекают гостей его чертога? — в привычном насмешливом тоне поинтересовался Локи, мягко поймав руку соблазнительницы и убирая её прочь, а после отстраняясь. Девушка, казалось, ничуть не была смущена его вопросом и жестом. Склонив голову вбок, она внимательным и игривым взглядом изучала мужчину, и по губам её расползалась демоническая улыбка. Лицо лукавого аса оставалось беспристрастно. — Уж не думаешь ли ты, самонадеянная Эйдин, что верховный бог будет отчитываться перед тобой за свои решения и действия? — вкрадчиво уточнил он. Мне несложно было догадаться, что тон двуликого бога не предвещал ничего хорошего, однако упорная незнакомка не сдавалась и оказалась очень напористой. Руки её оплели шею Локи, подобно ядовитым змеям.

— Всеотец знает, что Фрейя поручила валькириям всячески ублажать бравых воинов. Не всё ли равно, эйнхерий то или верховный бог? Под покровом ночи все мужчины одинаково вожделеют нас, — прошептала искусительница, касаясь губами шеи страстного аса. Руки мои бессознательно сжались в кулаки, и я была готова заплакать от немного бессилия, когда Локи судорожно сглотнул, приоткрыв губы. Ладонь валькирии плавно скользила вниз по его груди и животу, а я не могла отвести от этой будоражащей сознание сцены глаз, с ужасом ощущая, что и сама возбуждаюсь от возмутительно постыдных движений жрицы богини любви. Сердце было готово вырваться из груди, губы пересохли, кончики пальцев подрагивали. Это было мучительно больно и притягательно одновременно. — Я думаю только… — с придыханием произносила Эйдин, запуская ловкие пальцы за пояс бога огня, — что властелин моей плоти не будет разочарован этой ночью…

— Оставь, валькирия, — казалось, голос мужчины дрогнул, и самообладание на миг изменило ему. Воительница победоносно улыбнулась. А мне только и оставалось, что прикрыть дрогнувшие от досады губы ладонью, будто кто-то мог увидеть проявление моей слабости. Было наивно полагать, что великолепный бог огня мог быть всерьёз увлечён мной, так же, как и думать, что я одна могла скрасить его одиночество. Локи перехватил руку любовницы со своей шеи и наклонил девушку над землёй, нависнув над ней. Его губы почти коснулись её восторженного лица, когда бог обмана прошептал: — я воспользуюсь твоей безотказностью, когда захочу. Если захочу, — и, рассмеявшись, двуличный бог тотчас отпустил замешкавшуюся любовницу, отчего последняя с тяжёлым грохотом упала на землю. Губы мои раскрылись от удивления, и я с возросшим интересом наблюдала за необыкновенной сценой. Сердце радостно встрепенулось.

— Да ты никак влюблён, лицемерный Локи?.. — язвительно поинтересовалась отвергнутая любовница, приподнимаясь на локтях. Нужно было признать, что даже при проигрыше она не теряла своего лица. Бог огня презрительно глядел на неё сверху вниз, однако дерзкая служанка не унималась: — О, дай мне угадать! Раз великанша не пришлась тебе по нраву, очевидно, что твоя новая избранница — одна из заносчивых себялюбивых глупышек-богинь, которые ничего не видят дальше своего носа! — каких же усилий мне стоило сдержаться и не выйти из своего укрытия, чтобы поставить грубиянку на место. Я была так рассержена, что не задумывалась, смогу ли выстоять хоть минуту против сильной и самоуверенной валькирии. — Неужели ты правда в это веришь, бог огня? Ведь ты не умеешь любить, а только владеть! — и, выпустив наружу весь яд оскорблённой женщины, Эйдин залилась язвительным надменным смехом. Локи с удивительным спокойствием выслушал её речи, хотя глаза его вспыхнули злым огнём.

— Ты только не заплачь, моя милая, — для валькирии это неприемлемо — ведь лицемерный бог огня отныне не только не полюбит, но и не овладеет тобой, — с мало скрываемой насмешкой в голосе заверил ас бывшую любовницу, глаза которой пылали ревностью и ненавистью, видной даже издалека. С полным пренебрежением мужчина переступил через неё, лишь на миг задержавшись подле. — Придётся твоему телу и дальше изнывать от тоски. И сотне эйнхериев, что пройдут через тебя, не сравниться со мной, — лукаво улыбнулся высокомерный Локи и направился прочь, не оборачиваясь. Много проклятий обрушила ему вслед разгневанная валькирия, но своенравный гордец уже не слышал её. Искусная соблазнительница перестала для него существовать. Ощутив невыносимую тяжесть в ногах, я, наконец, позволила себе тихо опуститься в высокую изумрудную траву, тем более что соперница поспешила покинуть место своего позора. На душе стало так свободно и радостно, что я решительно позабыла о времени. Ещё долго я сидела одна в тени пышного кустарника и глупо беспричинно улыбалась.

Сумерки застали меня врасплох, и когда я соизволила вернуться в чертоги Бальдра, взволновав родителей и их личную свиту своим долгим отсутствием, луна уже зрела на ночном небосклоне, словно золотое яблоко в дивном саду вечно молодой и светлой Идунн. Я с покорной улыбкой выслушала наставления семьи, а затем поспешила успокоить близких. Слова звучали убедительно, несмотря даже на то, что мои мысли находились далеко от земли. Казалось, так много успело уложиться в последний месяц, что хватило бы на маленькую жизнь. Я училась понимать и принимать себя, а вместе с тем и окружающих. И как только я сбросила оковы запретов и ограничений, как только вздохнула полной грудью, во мне начал раскрываться чудный дар. Тогда я ещё не осознавала этого в полной мере, но моё предназначение как богини заключалось в том, чтобы нести покой и гармонию в сердца людей, асов и ванов.

Увы, моё собственное сердце в тот вечер было неспокойно. Когда я смотрела на мир глазами отца, я понимала, что не могу покинуть семью и причинить ему такую боль, пойти против его воли. Но устремляя взор на Локи, к которому я постепенно начинала испытывать привязанность более глубокую, чем юношеская влюблённость, я осознавала так же ясно, что не могу предать его хрупкого доверия. Тем более, став невольной свидетельницей произошедшего в Вальхалле. Я колебалась и страдала, потому что знала — не в моих силах было примирить двух мужчин, которые значили для меня неимоверно много, пусть и каждый по-своему.

Немного погодя мы ужинали в светлом просторном зале в кругу семьи. Я любовалась своими родителями, и сердце в груди сжималось, будто предчувствуя беду, отчего я не могла заставить себя съесть ни кусочка приготовленных яств. Мне было невыносимо душно и хотелось побыть одной, постараться совладать с чувствами и по возможности трезво обдумать то решение, которое я должна была принять совсем скоро. Глядя в мои усталые потерянные глаза, отец — мой нежный, понимающий отец — отпустил меня из-за стола, в мерах предосторожности приставив ко мне двух служанок, словно кто-то мог похитить меня из собственных чертогов. Я не спорила, тем более что тихие девушки ничем не докучали и не мешали мне. Элегантно поклонившись — грации и правилам вежливости меня учили с самых ранних лет, так что они почти впитались в мою кровь — я покинула столовую залу, а вскоре и стены дворца.

Родительский сад был обширен и красив, недаром он принадлежал богу света и весны. Я шла по галерее, примыкавшей к чертогам Бальдра. Она была гораздо меньше и скромнее, нежели во дворце Одина, и стелилась по земле, а не парила в воздухе, как многоярусные переходы Вальхаллы, но я любила её. В детстве меня только и можно было отыскать, что в саду и галерее. Чертог моего отца был весь выточен из белого камня и словно замер в воздухе, подчинялись общему облику и лёгкие галереи. Прислонившись к одной из опор, я глядела на засыпающие цветы, на мерно журчащие ручьи и, наконец, на ночной небосвод, где сияла почти полностью округлившаяся луна. В очередной раз вспомнив слова Всеотца, я вздохнула.

Как я — такая юная — могла принять решение, определяющее всю мою последующую жизнь, и почему Один совсем не сомневался в этом замужестве? Подумать только — дочь бога света и бог лукавства и обмана! Но прислушиваясь к своему сердцу, я понимала, что не такие уж мы, по сути, и разные. Я тоже была импульсивной двуличной богиней — я понимала это по своим поступкам. Я скрывала правду от родителей, а до этого пошла против воли Всеотца — больше из эгоизма, нежели дочерней любви, а уж как иногда я вела себя рядом с богом огня! Непорочная и кроткая в присутствии других богов, наедине с ним я открывала в себе новые грани, существование которых когда-то не так давно и не могла предположить. А теперь это было так невероятно и потрясающе… И в то же время запретно и недопустимо для прежней меня, которую я так и не успела забыть.

Я могла бы ещё долго корить себя за неискренность в отношении родителей и новые чувства, с которыми я не могла не то что совладать, но даже правильно назвать их, когда свистящий звук разрезал ночной воздух над моей головой. В тот же миг послышался шелест платьев и глухой звук упавших тел. Вздрогнув и ощущая, как холодок пробежал по моей спине, я обернулась, уже догадываясь, что увижу. Обе мои спутницы бессильно пали наземь, сморённые магическим сном, не успев издать ни звука. Над их ослабшими телами стремительно проскользнул коричневый сокол с медными перьями и внимательными золотистыми глазами. Они показались мне смутно знакомыми, но прежде, чем я успела испугаться, сияющее оперение стремительно превратилось в тёмные одежды, и на землю тихим грациозным движением спрыгнул мужчина. Он неторопливо выпрямился, губы его растянулись в лукавой улыбке. Последние мелкие пёрышки обернулись в огненно-медные непослушные локоны. Ошибки быть не могло. Передо мной во всём своём устрашающем и притягательном великолепии стоял Локи — ловкий двуликий бог.