Двуликий бог (СИ)

Глава 2

Я не знаю, что сказал Всеотцу хитрец-Локи в тот день, но Один лишь внимательно посмотрел на него долгим испытующим взглядом и вышел из зала в галереи. В последний раз двусмысленно взглянув на меня, лукавый бог поспешил за ним своим широким решительным шагом. Мне всё ещё казалось, что происходящее — нелепая и злая шутка, но отчего-то я не могла ни пить, ни есть, невзирая ни на какие уговоры. Тор — виновник моих злоключений — уже наивно забыл о том, что это он втравил меня в историю, невольно рассорил моего отца с самым коварным и безжалостным существом в Асгарде и поставил на кон всю мою будущую жизнь. Теперь он продолжал пировать вместе с Сив и своими товарищами по оружию, описывая различные приключения в стране великанов, чтобы его и правда поразил гром!

И только златовласая богиня смотрела на меня сочувственно и смущённо. Я не винила её. Собственно говоря, я и Тора не винила, хоть и рассердилась на него; в конце концов, он сделал это не со злого умысла, а из самых лучших побуждений. Кто же виноват, что он был так твердолоб. Я испытывала смешанные чувства. Мне хотелось сорваться со своего места и бежать вслед за Всеотцом, услышать его мудрые думы, увидеть красивое и в то же время жестокое лицо Локи, понять, что же таится за этим импульсивным решением: искренний интерес, надеяться на который я не смела, или запал и мстительность, возможность поставить на место Бальдра, досадить ему. Но отец, как чувствовал, больше не отпускал меня от себя ни на шаг, и мне приходилось сидеть среди асов, слушая их россказни и совершенно не разбирая слов за оглушительным стуком собственного сердца.

Моя мать, ровно как и отец, была не в восторге от неосторожного предложения Тора и его неожиданных последствий. Только если у Бальдра прямолинейность Локи вызвала гнев, то Нанну она ввергла в ужас. Моя милая заботливая госпожа! Как она вся побледнела, как затрепетала, словно испуганная лань в лесах Мидгарда! Она так крепко и нежно прижала меня к себе, что я сама едва не заплакала, хотя до этого и не была огорчена. Только в тот миг я осознала, что решение, которое примет Один, может вынудить меня навсегда покинуть отчий дом, и тогда я даже не знала, смогу ли я вновь увидеть своих близких, учитывая, как сильно мой возможный муж недолюбливал отца. И это было взаимно.

Наконец, сжалившись над нашим общим смятением и назревающим горем, бог света отпустил меня с пиршества при условии, что я не буду отходить от матери ни на шаг. Мне так опостылело окружающее радостное празднество, когда сама я пребывала в полном замешательстве, что я с радостью согласилась. Я держала Нанну под руку и медленно шла рядом, склонив голову ей на плечо. Сердце переполнила вдруг дочерняя нежность, мне хотелось коснуться светлого лица матери, обнять её, прижаться и никогда больше не отпускать. Смутные предчувствия тревожили мою душу, и я даже представить себе не могла, как скоро им суждено осуществиться.

Навстречу нам, мирно беседуя, шли двое верховных богов. Какие-то особенные отношения связывали этих двоих, недаром Один не только прощал Локи все его каверзные проделки, но и нередко обращался за советом к хитроумному богу. «Он ни за что ему не откажет», — мимолётно пронеслось в голове, а горло тут же сдавило зарождающимися слезами. Я поспешно опустила взгляд, боясь, что мои глаза выдадут меня. Приблизившись к верховному богу и его роковому спутнику, мы поклонились в знак приветствия и уважения. Нанна хотела было проследовать мимо, надеясь, что Всеотец ещё не принял окончательного решения, но довольное лицо Локи, на которое, не сдержавшись, я взглянула украдкой, говорило само за себя, а Один мягким, величавым жестом остановил богиню. Я же так и осталась стоять, не поднимая головы и трепеща от волнения.

— Правда ли, о Нанна, что Локи просил у моего сына руки твоей дочери, и он грубо отказал ему? — строго спросил властелин. Асинья медленно приподняла лицо, устремила на него взгляд своих светлых глаз, полных искренней растерянности и печали. Отец всех богов вызывал у моей матери почти такой же сильный трепет, как и горячо любимый супруг, так мало на него похожий. Я украдкой переводила взгляд с Нанны на Одина. В отличие от своей прародительницы, я не испытывала перед Всеотцом ни доли страха или стеснения. Правда, мне никогда не доводилось видеть отца ратей в гневе или в бою. Кто мог знать, как менялся мудрейший из богов в пылу сражения?

— Вообще-то я просил всю дочь целиком, — насмешливо вставил циничный Локи, но Один, казалось, не слышал его. Зато я слышала. Голос самонадеянного мужчины был полон ядовитой иронии и в то же время самодовольства. Губы мои рассерженно дрогнули.

— Правда, Всеотец, — покорно отвечала моя кроткая матерь, припадая лбом к его светлым ладоням в жесте немого отчаяния и невысказанной мольбы. Моё сердце больно кольнуло при виде её искренней печали. — Пощади мою милую дочь, она ещё так юна…

— Ты сравниваешь замужество с казнью?.. — хитро прищурившись, уточнил бог огня. Казалось, ничто на свете не могло задеть его чувства, и на всё у него был заранее припасён точный хлёсткий ответ. Я, наконец, обратила взгляд на того, кого мне прочили в мужья. Его глаза выражали сразу так много всего, но мне было не в тягость смотреть в них. Локи, казалось, это удивляло, и он едва уловимо улыбнулся. А я всё пыталась понять, кто же он, какой на самом деле?.. Есть ли какие-то искренние чувства за этим непроницаемым лицом с извечно натянутой фальшивой улыбкой шута? Что-то такое мелькало на глубине его взгляда, как будто неясная тоска, боль, но едва ли она могла быть вызвана отказом Бальдра — Локи был не настолько мелочен. Может быть, дело всё же в его детях, заточенных в трёх разных концах света?..

— Мы долго беседовали, Нанна, богиня кроткого сердца, и я серьёзно обдумал своё решение. Я считаю, что этот союз принесёт благо, ибо только твоя дочь способна унять тот злобный огонь, что пожирает Локи, — тут рыжеволосый мужчина сразу же недоверчиво скривил губы, — и даровать мир не только ему, но и всему Асгарду, позволяя нам избежать многих страшных бед. Я нахожу их равными по положению и близкими по духу, а потому от своего имени и имени сына даю согласие на этот брак. Бальдр не посмеет перечить воле отца и повелителя, — я поспешила поддержать мать, потому что в тот же миг она вздрогнула, вздохнула, словно ей не хватало воздуха, и обмякла в моих руках, лишившись чувств. Я бережно посадила асинью на пол, прислонив спиной к опоре из светлого камня, что поддерживала своды над нами. Голова её бессильно склонилась, и несколько светлых локонов упало на белую грудь. Всё внутри меня сжалось от сочувствия матери, и в отчаянии я бросилась на колени перед Одином.

— Не губи меня, о Всеотец, — взмолилась я, чувствуя, как голос дрожит и пропадает, вовсе неподвластный мне. — Я не готова выйти замуж, не хочу покидать семьи, не желаю гореть дотла! О, всевидящий и мудрейший из асов, пожалей свою юную дочерь! — горькие слёзы потекли по моим щекам, но я совсем их не замечала и не стыдилась. То, что казалось страшной выдумкой, всё чётче претворялось наяву. И вид ослабевшей матери только придавал глубины моему горю. Кто останется с ней рядом, если не будет меня?..

— Не плачь, невинная богиня, ибо ты сама не ведаешь, что говоришь, — Всеотец протянул мне широкую ладонь, и, глядя на него удивлёнными заплаканными глазами, я сама не заметила, как мои подрагивающие пальцы легли в его тёплую руку. Я поднялась, оправила волосы, стёрла слёзы с лица. — Много невзгод выпадет на твою долю, но ты будешь счастлива со своим мужем. Ты боишься, но как иначе ты найдёшь свет, если не ступишь во тьму? Я дам тебе время, пока Мани не пройдёт весь ночной небосвод от одной стороны Иггдрасиля к другой. Если поступки Локи и его слава сумеют завоевать твоё расположение, не сомневайся и выходи за него замуж. Если нет, не покидай родительский чертог. Но будь справедлива, ибо великое значение отведено тебе вещими норнами, и, обманув нить своей судьбы, не вернёшься назад, сколько ни сожалей, — и, оставив что меня, что бога огня в полном замешательстве, Один легко подхватил мою бесчувственную мать на руки и вскоре исчез впереди. Я провожала его долгим потерянным взглядом.

Сердце моё по-прежнему страшно быстро колотилось, руки дрожали. Я думала, что решение будет принимать Всеотец, а оказалось, что сделать выбор теперь предстоит мне самой. И хотя это я молила его о пощаде ещё несколько минут назад, решить что-либо я была совершенно не готова. Зато Локи в дополнительной решимости не нуждался. Одного лёгкого движения хватило ему, чтобы прижать меня к стене и гневно ударить ладонью по камню совсем рядом с моим лицом, да с такой силой, что из-под его пальцев пошла вверх глубокая трещина.

— Не желаешь гореть дотла, значит? — зло и в то же время страстно прошептал бог огня, почти касаясь губами моего лица, отчего сердце пропустило удар, а затем вновь понеслось вперёд с бешеной силой. Я всем телом вжалась в стену, желая раствориться, исчезнуть, но только не наблюдать этих горящих золотистых глаз, в которых смешалось столько всего: и смятение, и гнев, и досада, и желание, и печаль. — Что ж, никогда ты не узнаешь, каково это — любить до дрожи! — и, круто развернувшись, мужчина направился прочь, пылая от ярости и возбуждения.

— Быстро же ты отказываешься от своих слов, переменчивый бог огня! — насмешливо выкрикнула я и тут же осеклась. Будто сам Локи говорил моими губами — я узнавала этот тон и манеру речи, которые были такими чуждыми и вместе с этим моими. Могло ли так случиться, что бог обмана настолько сильно повлиял на меня за короткие минуты нашего знакомства? Моё тело горело, метались и мысли. Судорожно сглотнув, я облизала губы, всё ещё боясь отойти от стены, чтобы не упасть — колени мои дрожали, а тело ходило ходуном. Локи улыбнулся, а затем быстро приблизился ко мне и, больно схватив за подбородок, запрокинул голову назад, прижал к стене и взглянул в глаза.

— Ты будешь моей, — коротко, ожесточённо выговорил он, а затем, прильнув к моей непослушной плоти всем телом, жарко поцеловал мои уста. Земля на миг ушла из-под ног, когда его острый язык неведомым искусителем проскользнул в невинные врата моих губ, даря страх и искушение, смятение и возбуждение. Его силуэт уже начал растворяться вдали, когда я пришла в себя и тяжело осела на пол. Кончики моих пальцев коснулись всё ещё горящих губ, и я с удивлением прислушивалась к совершенно новым для меня ощущениям. Руки дрожали, грудь ныла от напряжения, проступая через ткань одежд, а промеж бёдер стало так горячо и влажно, что я не сразу нашла в себе силы подняться на ноги. Щеки мои пылали от стыда, дыхание перехватывало, но я слишком сильно боялась, что кто-то увидит меня в этот момент. Придерживаясь рукой за стену, я медленно побрела прочь из чертогов Одина-Всеотца.

Это было немыслимо, недопустимо, возмутительно. А я, вместо того, чтобы оскорбиться поступком, ценой которому, узнай кто-нибудь, могло быть изгнание посягнувшего на мою честь, не нашла в себе сил даже воспротивиться. Безрассудная смелость и бескрайняя самонадеянность против воли располагали к сумасбродному богу огня. Он был решительно не похож на всех, кого мне довелось знать прежде, и подчинялся, казалось, только своим собственным законам. Локи жил так, как желал того в данный момент, без сомнения и оглядки, горел так ярко, что впору было обжечься. А меня только сильнее начинало тянуть к гордому асу, и я стыдилась противоречивых чувств, зарождавшихся в центре груди. Он казался восхитительно непокорным и неправильным во всём, непредсказуемым, страшным, отталкивающим… И совершенно свободным.

Когда я вернулась в свой чертог, солнце уже близилось к закату. В дверях меня встречал взъерошенный и взволнованный Бальдр. Нанны не было видно, а Форсети, вероятно, ещё помогал жителям Мидгарда решать их споры, которых становилось всё больше и больше с движением времён. Отец обнял меня так крепко, словно видел в последний раз, и, не отпуская от себя, завёл в палаты. В чертогах бога света всё было родным и привычным, здесь я выросла и любила каждую мелочь вокруг, но сердце защемило при мысли, что всю свою жизнь я могу провести в одном только этом месте. Я должна была сама найти свой путь, а он то и дело пересекался с кривой дорожкой бога обмана… Отец внимательно осмотрел меня со всех сторон, словно невиданную диковинку.

— Что с тобой, дочка? — обеспокоенно спросил он. — Ты бледна — я вижу это даже сквозь сияние твоей кожи — и вся дрожишь. Кто обидел тебя? — глаза Бальдра вспыхнули праведным гневом, но я поспешила нежно коснуться его руки, припасть к ней щекой, чтобы утаить свой позор и смягчить несчастного благочестивого аса, у которого была одна-единственная слабость — его глупая наивная дочь.

— Один принял решение, отец, — срывающимся голосом произнесла я. Хорошо, что отец списал моё смятение на страх и усталость и был слишком увлечён этой вестью, чтобы заметить моё смущение и беспокойство. — Он согласен выдать меня замуж за Локи. Но… — быстро добавила я, чтобы успеть утешить Бальдра раньше, чем он впадёт в отчаяние, — я бросилась перед Всеотцом на колени, моля о пощаде, и он задумался, пожалел меня. У нас есть ещё немного времени, пока мудрейший из богов пересмотрит своё решение, — некоторое время бог света молчал, склонив голову.

А я в этот момент всё думала, почему умолчала, почему не рассказала отцу всей правды? Я понимала: если семья узнает, что выбор теперь лёг на мои хрупкие плечи, то решение будут принимать они, а не я. И я знала, каким будет это решение. Проще всего было бы подчиниться ему и остаться в отчем доме, но слова Всеотца глубоко запали мне в душу. Я помнила его завет: будь справедлива. Мне предстояло увидеть в Локи то, чего не мог разглядеть никто другой, кроме, разве что всеведущего Одина. Я уже улавливала нечто важное на глубине его золотых глаз, а значит, первый шаг был сделан, и поздно было оборачиваться назад.

Оставив отца наедине с его мыслями, я прошлась по залу и свернула в покои матери. Мне хотелось увидеть Нанну, удостовериться, что с ней всё хорошо. Богиня полусидела в их с отцом постели, рядом суетилась молодая служанка-помощница. Увидев меня в дверях, мать коротким жестом отпустила девушку, и та, поклонившись ей и мне, вышла. Я прошла вглубь опочивальни, осторожно присела на родительское ложе со стороны богини. К моему огромному счастью, Нанна выглядела намного лучше, чем при встрече с Одином. К лицу её вернулась жизнь, а к щекам — румянец, и теперь ранимая госпожа просто отдыхала. Она нас напугала, но всё обошлось, и трепетное сердце матери билось, как и прежде — любяще и нежно. В дверях появился Бальдр. Прислонившись к углу прохода, он с нежностью и лёгкой грустью наблюдал за нами.

— Я слышала вашу беседу, — наконец, прервала тишину женщина, — это ты хорошо придумала, дочка, — её мягкая тёплая ладонь накрыла мою, и я не могла не улыбнуться, хотя мысли мои были далеко, а сердце билось неспокойно из-за укрытой части правды. — Ты выйдешь замуж, когда захочешь, когда будешь готова. Мы выберем тебе достойного аса, и ты обязательно полюбишь своего будущего супруга. Пусть не до дрожи, но вы будете жить мирно и счастливо… — Нанна продолжала говорить что-то ещё, но я уже не слышала её. Слова матери ненароком резанули меня по сердцу. «Никогда ты не узнаешь, каково это — любить до дрожи!» — всплыли в моей памяти яростные слова бога огня, его глубокий мужской голос, дрогнувший то ли от страсти, то ли от ненависти, то ли от обиды, а может, и вовсе ото всего вместе.

Предательские щеки мои вновь налились жаром и тяжестью, и я поспешила склонить голову, спрятать глаза и губы, которые не давали мне ничего скрыть. Только сейчас я осознала, как сильно, должно быть, оскорбила гордого и себялюбивого бога обмана, когда прямо при нём бросилась в слезах молить Одина, чтобы он не связывал нас узами брака. Я подумала, что, если было бы всё наоборот? Если бы — допустим лишь на минутку — я полюбила лукавого Локи и желала стать его женой, а он отвергал бы меня, осмелившись идти против воли верховного бога? Сердце снова пропустило удар, но я быстро отогнала от себя эти сомнения: нельзя сравнивать любовь и задор собирателя редких диковинок и вещиц, а именно так, не более, относился ко мне двуличный ас. Я была наградой для победившего в споре, да и только. Почему же тогда мне было так больно?..

— Сигюн, ты слушаешь? — строго спросил Бальдр, выводя меня из задумчивости. Я едва уловимо вздрогнула и рассеянно улыбнулась. Мать и отец пристально глядели на меня, ожидая хоть какой-нибудь реакции на слова, которых я даже не слышала.

— Прошу прощения, я задумалась. Столько переживаний обрушилось на нас в этот странный день. Хоть бы он скорее закончился, — вздохнув, ответила я. Голос всё ещё слушался неохотно, а горло то и дело норовило сдавить слезами. Самым страшным во всём этом было горькое осознание, пришедшее ко мне: я не желаю быть трофеем в бессмысленной игре, я хочу… Желаю любви заносчивого аса, хочу унять его буйный нрав. Я — маленькая, неопытная, вчера ещё девочка, а сегодня почти женщина — жажду власти над мужчиной, непокорным никому. — Да, госпожа, полюблю. Я приму своего будущего супруга и полюблю его таким, какой он есть.

— Не думай больше об этом каверзном Локи, от него только и ждать, что беды. Конечно, он тебе не пара, и всё сегодняшнее недоразумение — только опрометчивая выходка бога грома, — я улыбнулась отцу и кивнула, после чего попросила разрешения покинуть покои. Умиротворённо прикрыв глаза, Бальдр величавым жестом указал на дверь. Поклонившись, я вышла из опочивальни родителей. В дверях ко мне присоединились две мои служанки-спутницы. С самых юных лет к членам семей верховных богов приставлялись личные слуги и стражники. И если воины держались на почтительном расстоянии как от ребёнка, так и от молодой девушки, то служанки могли стать своей госпоже близкими подругами. Это зависело только от характера богини. Мои спутницы были едва ли старше меня и за то время, пока я росла в их обществе, стали родными, как сестры, хоть нас и разнило происхождение.

Несмотря на это, тем вечером мне не хотелось разговаривать с ними. Мне и вовсе не хотелось говорить. Мне хотелось только забыть этот долгий и волнительный день, как страшный сон, но мысли против моей воли снова и снова возвращались к красивому и высокомерному богу огня. Я вспоминала каждую деталь нашей первой встречи, его глаза, голос, лукавую улыбку, и сердце замирало в груди так сладко, что невмоготу было дышать. Герой историй, которые ещё недавно казались только выдумками для непослушных детей, он был более настоящим, чем всё, что я знала прежде. Внутренний голос отчитывал меня и умолял одуматься, но я всё равно поступала наперекор словам отца. Долгие восемнадцать лет я была примерной любящей дочерью и играла роль кроткой асиньи, которая никогда не была мне по душе. Я много занималась и усердно училась всему тому, чем должна была овладеть богиня — искусствам и рукоделию, основам целительства и толкования снов, чтению рун, умению держаться в седле, даже военному мастерству, хотя последнее мне никогда не давалось.

Я во всём подчинялась родителям и верховным богам, но в то же время много размышляла и о многом молчала, смотрела на жизнь богов в Асгарде и жалела только, что не могу увидеть другие миры и их обитателей. Я была пленницей в своей красивой, обманчиво просторной клетке, не ограничивавшейся стенами дворца, — я всё время должна была думать о том, что говорю, как веду себя, двигаюсь, что выражают мои глаза и жесты. Я так стремилась угодить своей почитаемой в обители богов семье, что ни минуты не была самой собой, приняв все неугодные родителям качества, как позорные и недостойные дочери бога света. И пример строгого и рассудительного старшего брата, так похожего на отца, только укреплял мою уверенность в том, что я иду по верному пути. А теперь мне казалось, что я заковала себя в кандалы норм и правил, в которые, признаться, не особенно-то и верила.

Локи ассоциировался у меня с глотком опьяняющей свободы среди закостенелой чинности остальных асов. Бог огня говорил, что думал, и делал, что хотел, совершенно не беспокоясь о мнении окружающих. Он был самим собой и нёс себя гордо, с достоинством, не то что не прогибаясь под законы нашего мира, но ещё и подчиняя их себе. Чего и говорить, я была юна и наивна, а бог обмана красив, темпераментен и красноречив. Даже его резкость не отталкивала, а только интриговала меня. А уж воспоминания о страстном шёпоте тонких выразительных губ и вовсе вгоняли в краску. Внутри меня разгоралась внутренняя борьба с самой собой, и я всё ещё старалась придерживаться привычных устоев, но сердце колотилось сильнее с каждым шагом, а грудь заполняла беспричинная радость и лёгкость, от которой, казалось, можно было взлететь.

Погружённая в свои неясные, необъяснимые тогда ещё чувства, я молчала весь вечер, пока готовилась ко сну. Мысли мои были далеко, задержавшись где-то в переходах Вальхаллы. Я вспоминала неосторожные слова Тора, впервые заставившие меня задуматься о том, что я выросла. Я повзрослела незаметно для всех и себя самой, и мне предстояло осмелеть, проявить решимость и, наконец, прислушаться к той истинной себе, которую я так долго боялась узнать. В противном случае, моя судьба будет определена волей рода. По законам Асгарда, путь у меня был один — стать преданной женой одного из богов. Однако у меня всё ещё оставалась небольшая свобода выбора, я могла решить, с кем проведу всю свою грядущую жизнь. И от постепенного осознания и принятия неизбежного мне становилось легче. Я засыпала со спокойным сердцем и ясной головой. Мысль о будущем замужестве уже не казалась мне такой страшной.