Двуликий бог (СИ)

Глава 28

Покидая покои Скади, я испытывала смешанные чувства. Столько событий, эмоций, открытий вместила наша недолгая встреча, что голова шла кругом. Меня била мелкая дрожь, с которой я уже не могла совладать. Силы иссякли. Я почти бессознательно брела по переходам чужого чертога, просто чтобы не упасть, не лишиться чувств, не выдать себя. Момент накала страстей, высшего сосредоточения сил прошёл, оставляя только опустошённость. И я ощущала всемирную усталость, что тянула меня к земле. Даже мысли текли медленно, рассеянно, и я никак не могла сосредоточиться, осознать в полной мере всё произошедшее. Ясно было одно: «дружеская» беседа явно зашла слишком далеко. И теперь было решительно непонятно, чем всё это обернётся.

Мне повезло ещё, что по неведомым причинам к покоям госпожи не была приставлена стража. То ли Скади так страстно желала уединения, то ли прислуга Ньёрда была не слишком исполнительна, то ли судьба благоволила мне в тот день. А может, сильная и волевая воительница и вовсе не терпела никакого сопровождения. Зная её крутой нрав, это было нетрудно себе представить. В любом случае, всё запуталось ещё сильнее. Как Скади объяснит своему заботливому супругу характерную рану? Что возобладает в ней: ущемлённая гордость, которая не позволит открыть правду, или подлость, достаточная для того, чтобы подставить меня под удар? С другой стороны, кто поверит лживым обвинениям дочери турсов против слова верховной богини, дочери всеми почитаемого Бальдра? Было ли что-то, подтверждающее её речи?

Я испытывала странное, неясное мне самой чувство. Это был не страх и не вина, а скорее досада и смутное беспокойство. Вся эта злосчастная история с похищением Идунн затягивала меня всё глубже и глубже в омут ненависти, боли и зла, чего я никогда не желала. Если бы только не вседозволенность Скади, если бы не решительность Варди, кровопролития можно было бы избежать. А теперь? Ненависть между Локи и Тьяцци грозила перерасти в войну между двумя семьями Асгарда. И я ненамеренно этому способствовала, о чём теперь сильно сожалела. Я поддалась эмоциям и поступила опрометчиво. Не надо было мне являться к Скади под влиянием скорби и страстей. И уж ожидать рассудительности или милосердия от великанши было не менее глупо. Только теперь было уже слишком поздно, чтобы что-то изменить.

В одном из многочисленных замысловатых переходов, миновав уже добрую половину своего пути, я встретилась с Варди. Спутник преданно дожидался меня, смиренно поклонился, стоило мне приблизиться. Лука при ловком воине уже не было, только меч, который дозволялось иметь при себе стражнику золотого чертога. Я холодно кивнула ему в знак приветствия и проследовала дальше. Решение, которое принял Варди, было слишком двояким, и я была им скорее недовольна. Несомненно, он спас мне жизнь и оградил от возможной опасности, но каким путём?.. Несмотря ни на что, Скади теперь считалась богиней, пусть и иного толка, женой выходца из ванов — народа, с которым асам никак нельзя было портить отношения. Клубок злоключений и интриг всё расширялся. Всё становилось слишком сложно. И вдвойне сложно справляться одной.

— Я знаю, отчего Вы сердитесь, госпожа моя, — вполголоса заметил слуга, медленно приблизившись и ненавязчиво подав мне руку, чтобы опереться. Я устремила на него строгий взгляд, однако вкрадчивый и мягкий голос молодого человека действовал умиротворяюще, ясные глаза смотрели ласково, будто у кого-то родного, и, поддаваясь его очарованию, я решила выслушать неглупого воина. — Я виноват перед Вами, простите меня. Однако я вынужден был отчасти воспротивиться Вашим пожеланиям. Я предан Вам всем сердцем, но, в первую очередь, служу повелителю и не имею права забывать об этом ни на минуту. Нам обоим известно, как разгневается бог огня, если Ваша жизнь хоть на мгновение будет подвергнута опасности, не говоря уже о том, что будет, если Вы пострадаете. Госпожа Скади проявила изрядное упорство и умение по этой части, я не мог рисковать… — нахмурившись, я рассеянно слушала Варди и понимала в глубине души, что он прав. Юноша отличался ясностью ума и трезвостью размышлений, однако я так сильно сердилась на него и прежде всего на саму себя, что мне было невероятно сложно принять и признать его правоту.

Стражник остановился, нерешительно коснулся моей ладони, привлекая внимание, и тут же смущённо отдёрнул руку. Я подошла ближе, и молодой воин воровато оглянулся, чтобы никто ненароком не расслышал наш разговор, а затем заговорщицки наклонился ко мне, насколько это позволяло положение госпожи и слуги. Вокруг было тихо и светло, казалось, невозможно подобраться к нам незамеченным, но сердце в моей груди всё равно тревожно роптало и набирало темп, будто я совершала нечто неверное и заслуживающее порицания.

— Позвольте заверить, госпожа, что никто не сумеет упрекнуть Вас или повелителя в случившемся. Скади слишком себялюбива, чтобы признать, что её переиграла наивная и беззащитная дочь Бальдра (простите, госпожа). Кинжал при Вас. А стрелы, выпущенные моей рукой, принадлежат турсам. Не осталось никаких следов, чтобы тень подозрения пала на Вас. К тому времени, когда бог лета узнает о ранении (если узнает вовсе), будет решительно не понять, когда оно могло произойти, — терпеливо выслушав собеседника, я была немало удивлена — таким он оказался хитрым и предусмотрительным. И всё же на душе было неспокойно. Жена бога огня всецело одобряла поступок Варди, в то время как дочь Бальдра осуждала его и сожалела о случившемся. Я раздосадовано сжала губы.

— Откуда у тебя стрелы турсов? — с недоверием поинтересовалась я у стражника. Молодой человек взглянул на меня с мягким укором. В его взоре так и прослеживалось сожаление: он спас мне жизнь, сделал всё, чтобы предупредить опасность, продумал каждую мелочь, чтобы сохранить иллюзию моей непричастности, а я ему не верила. Что ж, мне тоже было жаль. Но я знала юношу один короткий день и в сложившихся обстоятельствах больше не имела права быть наивной. Слишком высока была цена. — И зачем им могло понадобиться нападать на своего?

— Хакан дал их мне, госпожа, — слегка склонив голову и потупив взгляд в пол, отвечал стражник. — Нетрудно догадаться, каким скорбным образом они оказались у предводителя стражи, — некоторое время мы помолчали. Затем Варди добавил: — В снегах Йотунхейма проживает великое множество племён, и почти все они воюют друг с другом, — ещё несколько минут я безмолвно обдумывала его слова. Слуга терпеливо ожидал моих распоряжений. Стража огненных палат стоила своего повелителя по части хитрости и изворотливости, это нужно было признать. Едва ли Хакан сохранил и передал оружие йотунов своему лучнику без задней мысли. Какая ловкость и гибкость ума, оказывается, скрывалась под суровой строгой личиной. Он удивлял меня всё больше.

— Твои доводы строятся на догадках, Варди, — наконец, сухо заметила я, окинув юношу придирчивым оценивающим взглядом. — Молись своим покровителям, чтобы всё было так, как ты говоришь, чтобы Скади оказалась столь предсказуема, — голос рассерженно дрогнул, и я понизила тон. — Но ещё один промах, малейшее неповиновение, и я отправлю тебя прочь из Асгарда. Ты понял меня?

— Бог лукавства — мой покровитель, — на миг губы стражника тронула озорная улыбка, однако опомнившись, он вновь вернул своему лицу серьёзное и сосредоточенное выражение. — Яснее ясного, госпожа. Я не промахиваюсь. За это меня и взяли в пламенный чертог. Я прошу прощения, если невольно огорчил Вас, моя госпожа…

— Пойдём, — смягчившись, позвала я и двинулась по просторной прохладной галерее. «Вот же плут, — думала я, не в силах сдержать улыбки, — на всё у него найдётся учтивый ответ». Возможно, и впрямь именно лукавый рыжеволосый покровитель научил талантливого юношу непреодолимому обаянию и красноречию, слишком уж много знакомых слов и интонаций улавливалось в его голосе. Может, поэтому стражник казался мне таким родным? Как же сильно я скучала по остроумному и притягательному супругу, как мне его не хватало! Отчего судьба отводила нам так мало счастливых минут и так много долгих часов горькой разлуки? Чем мы заслужили эту жестокую насмешку, неизбежный злой рок? Кто сумел бы всё это превозмочь?..

Тяжело вздохнув, я принялась спускаться по диковинным полупрозрачным ступеням. Раз уж я решилась покинуть пределы родного чертога, сумела не меньше двух раз за первую половину дня избежать смерти, то хотела посетить ещё одно место. Но когда я проходила мимо пиршественного зала, где по-прежнему гремело торжество, и звонкий смех, и гул наполненных кубков, и пьяные радостные возгласы, я остановилась, украдкой заглянула внутрь. Асы были беспечны и счастливы. И совсем недавно я разделяла их блаженство. Это было так больно, что всё внутри меня скрутило, вынудило согнуться. Голова закружилась. Как хорошо, что верный спутник был рядом, заботливо поддержал меня, предложил помощь. Я ощутила сильную слабость, показавшуюся мне смутно знакомой, но через несколько минут всё прошло.

Отдышавшись, я осторожно выпрямилась, вновь устремила взгляд в просторный, залитый солнцем зал. Ньёрд восседал по правую руку от Всеотца, такой счастливый, беспечный, гордый оказанной ему благосклонностью. Он ни о чём не подозревал. Скади видно не было, должно быть, она осталась в своих покоях. Я перевела взгляд на Одина и печально улыбнулась. Отец ратей был так сильно нужен в тот миг, только он, возможно, сумел бы меня понять, утешить, рассудить правду и ложь, наказать виновных. Но он праздновал мир вместе с сыном ванов, а наш разговор, что мучительно жёг мне кончик языка, был не для чужих ушей. И мне приходилось покорно ждать своего часа. Раз владыка Асгарда во дворце бога лета, поездка в Вальхаллу на некоторое время откладывалась. И я чувствовала себя беспомощной, будучи не в силах что-либо изменить, отчего досада сдавливала грудь тугим кольцом.

Я уже собиралась уходить, когда моего слуха коснулась чарующая музыка арфы, и сладкоголосое пение разлилось по воздуху, словно мёд, точно пьянящий цветочный аромат. Я замерла на месте, невольно заслушавшись. То увлечённо складывал свои стихи вдохновенный Браги, и на сердце становилось тепло, душа улетала вдаль, забывая обо всём. Несколько минут я стояла, как зачарованная, а затем сладость ладного голоса поглотила горечь. Круг замкнулся. Я вернулась в реальность, вспомнив, с чего всё началось. И следом меня озарила чудесно простая и ясная мысль: я могу попросить о снисхождении добрую и понимающую Идунн, что дарует асам силу, молодость и исцеление. Отчего только это спасительное решение не пришло мне в голову раньше?

Я не хотела лишний раз попадаться на глаза Ньёрду и рождать в его голове вопросы, которые неизбежно привели бы к нежеланной беседе, а потому попросила Варди позвать Идунн в галереи, где мы и встретились. Отрадно было видеть, что богиня юности полностью оправилась от пережитого потрясения и, как и прежде, сияла от счастья. Она была красива, ласкова и нежна, и светло-зелёные глаза её, подобные сочной молодой листве, излучали любовь и доброту. Мы обнялись и обменялись любезностями. Я очень сильно ценила Идунн за её искренность и благожелательное отношение ко всем вокруг. Казалось, богиня никогда не осуждала, не гневалась, не становилась частью злокозненных интриг. В этом, признаться, я ей немного завидовала. А великодушием кроткая и светлая Идунн могла превзойти любого из верховных богов. Верно, поэтому она была единственной, к кому я осмелилась бы обратиться за помощью.

К сожалению, я не могла сказать подруге всей правды. Пришлось ограничиться тем, что Локи слёг в постель, а чуткая собеседница не стала выспрашивать, только взволнованно взглянула на меня своими наивными и честными глазами. Я взяла с Идунн слово, что она не расскажет о моей печали ни единой душе в Асгарде и за его пределами, и понимающая богиня поклялась мировым деревом, что не нарушит молчания. Смиренно склонив голову, я просила Идунн дать мне частицу её исцеляющей силы, энергии молодости, и голос мой дрожал. Я так боялась, что после всего случившегося хрупкая собеседница не поверит мне, испугается идти со мной, но асинья не колебалась ни минуты. Словно любящая сестра, она коснулась моего лица ладонью, обратила взор на себя, обнадеживающе улыбнулась и подала мне руку. Надежда снова пробудилась в глубине моего сердца, даруя беспричинную радость и лёгкость, когда…

— Далеко ли вы направляетесь? — холодно и строго раздалось за нашими плечами — поначалу я даже не узнала этот голос, обычно такой мягкий, певучий. Идунн встрепенулась и обернулась; немного погодя, я последовала её примеру. В дверях стоял Браги, и взгляд его суровых глаз, казалось, был призван стереть меня с лица земли. Я вспомнила этот взор: почти также бог скальдов смотрел на меня у стен Асгарда — осуждающе и оскорблённо. На миг я растерялась, раскрыла губы от удивления, да так и не сумела ничего произнести. — Идунн, я не позволял тебе покидать чертога Ньёрда.

— Браги, — мягко начала богиня юности, сделала шаг к супругу, протянула к нему руки в примиряющем жесте, но он оставался сосредоточен и непоколебим, будто каждое мгновение ожидал удара в спину. — Я не могу отказать милому другу, когда он просит о помощи. К чему эта резкость, мой добрый муж? Она тебе столь несвойственна…

— Довольно! — настойчиво прервал её Браги. Я молчала, насупившись, но ощущала, как откуда-то из центра груди волнами поднимается гнев и возмущение. И хотя молодой творец не сказал ни единого грубого слова обо мне, суть его недовольства была как на ладони, а глаза говорили намного красноречивее самых искусных речей. Это было так обидно, столь несправедливо! Я рассерженно сжала дрогнувшие губы. — Я запрещаю тебе куда-либо идти с Сигюн. Или ты уже не помнишь, чем это обернулось в прошлый раз?..

— Говори прямо, сладкоголосый Браги, к чему таиться? Я всё равно здесь, перед тобою, — сделав решительный широкий шаг вперёд и поравнявшись с заробевшей Идунн, насмешливо произнесла я, гордо вскинув голову. Да как он смел так говорить в моём присутствии? На миг бог поэзии растерялся, смутился, затем, очевидно собрав всю свою волю, гневно взглянул на меня, презрительно скривил губы, осуждающе покачал головой. Он боялся, я видела это на глубине выразительных глаз. Боялся бога огня и всего, что его окружало. Он трепетал и предпочитал малодушно отринуть всё, что прежде связывало нас. Скальд молчал, не находя слов, чтобы выразить свою мысль, которую я понимала и так. Жене лукавого бога обмана больше нет места в размеренной жизни Браги и Идунн.

— Что ты такое говоришь?.. — поражённо прошептала нежная богиня юности, коснувшись плеча супруга и понижая тон, будто ей было совестно даже слышать такие слова. — В чём их обвиняешь? Мою подругу, дочь всеми любимого Бальдра, и моего спасителя — её супруга? Опомнись, я прошу тебя…

— Замолчи, Идунн, — сквозь зубы протянул талантливый сын Одина, изменившийся в одночасье, — и возвращайся к остальным. Сейчас! — трепетная асинья вздрогнула и, покорно склонив голову, направилась обратно в шумный зал. На пороге она обернулась и взглянула на меня виновато и печально, и так много сожаления и горечи смешалось в её взоре, что мои губы дрогнули, глаза защипали. Казалось, мы прощались, расставались навек, и наши тёплые чувства друг к другу должно было вместить одно мгновение. Одно короткое мгновение — и Идунн скрылась среди веселящихся буйных асов. Браги развернулся, сделал шаг прочь от меня, и тут я опомнилась, сжала руки в кулаки.

— Надеюсь, ты понимаешь, что поступаешь, как трус и злодей? — дрожащий от обиды голос прозвучал слишком надрывно, но сколько боли и отчаяния рождала в сердце надежда, которую неосторожно заронили в благодатную почву, а затем сразу же вырвали с корнем, оставив лишь кровоточащие раны. Я не испытывала к Браги ненависти, которую рождала подлость Скади, только всепоглощающее разочарование. И это было хуже всего.

— Все в Асгарде знают, кто настоящий злодей, — обернувшись и презрительно сузив глаза, без тени стеснения отвечал мне стихотворец. Мои губы дрогнули от возмущения и гнева, однако мужчину это ничуть не трогало. — Ты попала в его сети, а Бальдр не сумел уберечь тебя, потому что слишком сильно любил, всё позволял тебе. И посмотри, что с тобой стало: как ты выглядишь, как говоришь, смотришь… Злой огонь погубил светлую и благочестивую Сигюн. Но я не повторю ошибок брата: сделать то же самое с Идунн я не позволю. Я не желаю, чтобы ты или твой супруг приближались к ней. Знай, я сделаю всё, чтобы её защитить.

— Ты и себя защитить не можешь, слабый малодушный ас, — тихим, неверным из-за ярости голосом отвечала я на возмутительно грубые и злые слова собеседника. — Ты, верно, и меча-то в руках не держал никогда, только и умеешь, что бренчать на арфе и складывать лживые речи… — Браги побагровел, шумно засопел от негодования, но я была слишком рассержена его безразличием и глупостью, чтобы сдержаться. — Когда Локи узнает о твоём поступке, ты навлечёшь на себя и всех, кто тебе дорог, страшный гнев. Посмотрим, сумеют ли звуки музыки и песен хоть кого-нибудь защитить…

— О чём я и говорил. Не будь твоим отцом мой добрый брат, которого я глубоко почитаю, тебе пришлось бы ответить за свои слова, — лишь ядовито бросил скальд и, круто развернувшись, направился прочь, только сверкнули на солнце длинные светлые волосы. Я проводила его спину долгим взглядом и некоторое время оставалась на месте не в силах поверить в произошедшее. Этого просто не могло быть! Мало того, что Браги струсил, отказал дочери своего брата в помощи, он ещё столь бесстыдно упрекал меня в порочности, хотя я ещё ни разу не дала повода для столь низких обвинений! Руки дрожали, сердце учащённо билось, на краю ресниц собиралась влага.

Я была унижена. Унижена и раздавлена второй раз подряд и за такой короткий срок. И справляться со всем этим становилось всё сложнее. Казалось, я была одна против всего мира. И единственный, кто был способен меня понять, поддержать, отвлечь, он… Он… Я ощущала, как по щекам бегут горячие злые слёзы, и я не в силах с ними совладать. Склонив голову, я оперлась о каменную опору, поддерживающую высокий свод, чтобы не упасть. Мир издевательски кружился, выбивая почву из-под ног. Я готова была сдаться. Я так устала, смертельно устала. Я больше не могла, не справлялась. Ноги дрожали и слабели. Всё вокруг на миг померкло, и я бессильно откинулась назад и вбок… На помощь пришли надёжные руки Варди, успевшего заботливо подхватить ослабевшую госпожу.

— Госпожа Сигюн, вернёмся в золотой чертог, — осторожно предложил верный спутник и помог мне подняться на ноги. Я слегка кивнула в знак согласия, стёрла слёзы тыльной стороной ладони. Я покидала прекрасный дворец покровителя морей, словно в тумане, не помня себя, Скади, Браги, ничего другого. Я ощущала себя такой опустошённой, что у меня не было сил осмыслить все события и чувства того дня. Надежды не было. Эмоций не было. Благо, был надёжный защитник, доставивший меня в родные чертоги в целости и сохранности. Варди не задавал вопросов, став незаметным, как тень, и я была ему благодарна. А по возвращении меня снова ожидали дурные вести. Локи становилось хуже. И мир, в который раз, померк в пучине безысходности.

Прошло несколько долгих, мучительно тревожных дней, и каждый был похож на предыдущий, и ничего не менялось снова, и снова, и снова, и мне всерьёз начало казаться, что я не вынесу, сойду с ума. Жизнь ещё никогда не представлялась мне такой неясной, неопределённой, беспросветной. И я медленно бродила по родному чертогу, заламывая руки, оглушённая ударами своего несчастного сердца, ослеплённая жгучим ядом слёз. Я никого не желала видеть. Я отстранилась, закрылась ото всех, отгоняла прочь преданных служанок, не говорила с лекарем, не являлась в покои, где постепенно угасал любимый супруг. Я тонула в ненависти и отчаянии, худела, мало спала, иногда лишалась чувств и обнаруживала себя лежащей на холодном камне, если никто не успевал прийти мне на помощь. Дни слились воедино. Я одинаково не помнила их и себя.

Единственным, кого я изредка подпускала к себе, оставался Варди. И то лишь потому, что он, казалось, единственный сохранил здравомыслие и веру и знал, что предпринять, куда двигаться дальше. День ловкий юноша проводил в Асгарде, следил за Всеотцом, искал возможность для нашей встречи. Мне всё было безразлично. Верховный бог, господин, которому нет дела до горя своих подчинённых. Он желал только праздности, пиров и сражений, долгих путешествий и далёких миров, когда нужен был здесь, в самом сердце Асгарда, когда его хвалёная мудрость одна, возможно, могла вернуть мне рассудок. Однако я утратила веру. Я угасала вместе с Локи.

Но однажды Варди явился ко мне в великом возбуждении, умолял собраться с силами и явиться в Вальхаллу. Я встречала его ледяным равнодушием, потухшим взглядом, больной бледностью усталого лица. В тот миг — минуту высшего отчаяния и слабости — верная свита золотого чертога вновь доказала, что сумела заслужить снисхождение лукавого Локи неслучайно. Варди, Дьярви, Хельга, Рагна приложили столько усилий, вдохнули столько огня и веры в сдавшуюся, сломленную госпожу, что мне пришлось вдохнуть полной грудью, пробудиться от долгого страшного забытья, распахнуть глаза. Я была вынуждена бороться за то, что было мне дорого, за эту бесценную преданность, за свою любовь и справедливость, в которую я верила. И я поднялась с колен.

Я шла к высоким главным дверям Вальхаллы и несла себя чинно и величаво — давно забыто — как богиня и госпожа, как та, что достойна блистательного бога огня и не менее блистательного и могущественного Одина-Всеотца. И все слуги и стража чужого чертога склонялись перед уверенностью и силой гордой госпожи — тем, что дремало во мне так долго, тем, чему я столь опрометчиво почти позволила угаснуть, раствориться. И я была полна решимости предстать перед отцом ратей, прародителем асов и просить его о снисхождении, о справедливости. Жарким огнём над моей головой разливалось солнце. Мерным гулом отдавался звон тяжёлых мечей эйнхериев, страстно сражавшихся в блаженном упоении. Смело ступая среди безумного кровопролитного неистовства, я прокладывала себе путь к мудрости и великодушию владыки Асгарда.