Двуликий бог (СИ)

Глава 14

Всеотец не обманул меня: не прошло и пары дней, как Локи вернулся в Асгард. Он явился под утро, осунувшийся, бледный и очень злой, как гласили вести, достигавшие моего слуха. Отчего-то бог огня миновал свои чертоги и направился прямиком в обитель Одина, ни на кого не смотря и ни с кем не разговаривая. Всю первую половину дня я не находила себе места от беспокойства. Моё злосчастное утро осложнялось ещё и тем, что с самого пробуждения я чувствовала себя просто отвратительно: голова кружилась, а в глазах темнело, и каждый раз при резкой смене положения в пространстве меня начинало мутить. Тем не менее, я поспешно одевалась, полная решимости броситься во дворец верховного аса, когда Рагна и предательница-Аста, словно сговорившись, поймали меня под руки на выходе из покоев и почти силой затащили обратно в постель.

Не помню, когда я в последний раз так злилась и досадовала. Я была настолько вне себя, что когда Ида тихонько проскользнула ко мне с ароматным отваром, я едва ли не залпом выпила его, лишь бы меня оставили в покое, не задумавшись даже, что могло скрываться на дне сосуда. Иде я так беззаветно доверяла… Усталость и слабость почти сразу же обрушились на моё тело, и я бессильно опустилась на подушки. Чувства притупились, гнев и волнение ушли. Три верные служанки сидели у моей постели и, ладно воркуя, уговаривали свою повелительницу не принимать необдуманных решений и встретить бога обмана в его чертоге, как и подобает госпоже. Конечно, они опоили меня, но, в конце концов, я сдалась. Нужно было признать, что бросить всё и бездумно нестись во дворец Одина было опрометчивым решением, особенно когда Локи не в духе. Мало ли, что им предстояло обсудить, и только взбалмошной молодой асиньи, позабывшей обо всяких приличиях и почти лишившейся рассудка, в Вальхалле и не хватало.

Я покачала головой, потёрла холодными кончиками пальцев виски. Да что же, право, происходило со мной? Ведь я всегда была такая спокойная, сдержанная, гордилась своим воспитанием и манерами, а теперь, казалось, любая случайная служанка в чертогах бога огня умнее и рассудительнее меня. Нехотя признавшись, что я немного не в себе, я сдалась во власть сообразительных служанок. К их чести надо заметить, что вели девушки себя очень внимательно, даже резкая в своих выражениях независимая Рагна (чем объяснялась её неожиданная перемена ко мне, я по-прежнему не понимала), об утреннем происшествии не напоминали и окружали меня заботой. Мне даже становилось неловко.

Спутницы не скрывали от меня никаких вестей, но сообщали их осторожно, облачёнными в бережно и скрупулёзно подобранные слова, и я с неожиданным даже для самой себя спокойствием приняла известие о том, что мой супруг несколько долгих дней находился в плену у великана Тьяцци, морившего его голодом и пытавшего холодом ледяных горных вершин. Я лишь подумала, что Локи никогда этого просто так не оставит, и горько придётся самонадеянному наглецу, посмевшему тягаться с каверзным асом.

Возможно, чувства мои всё ещё были притуплены зельем, сваренным Хельгой, но, выслушав прислужниц и некоторое время обдумав их слова, я вернулась к повседневным заботам золотых палат. Последняя весть, долетевшая до них, гласила, что бог обмана пирует вместе с асами и воинами Вальхаллы, и я вновь, скрепя сердце, дарила ему свободу, не пожелав ничем напомнить о себе. Правду сказать, я немного опасалась гнева темпераментного супруга, особенно после произошедшего, и надеялась, что весёлая шумная компания и хмельная брага немного смягчат и отвлекут его, прежде чем Локи вернётся в свои чертоги.

Однако к вечеру успокаивающий отвар выветрился из моего тела, и сердце снова начинало биться чаще. Помимо отсутствия мужа, была ещё одна мысль, которая занимала меня в последние дни. Я вспоминала и обдумывала рассказ Фригг, и чем больше времени я посвящала этому занятию, тем более тревожные чувства вызывало во мне её предостережение, оборвавшееся на полуслове. Впервые Гулльвейг явилась в Асгард, чтобы посеять печаль и раздор, стравить два прежде дружных народа и разжечь войну. И тогда ещё никакие чувства не связывали её с обитателями края богов. Выходит, она несла скорбь сама по себе, без каких-либо ясных мотивов и побуждений. И, несмотря на печальный исход, Локи явился к ней, более того, сделал колдунье одолжение. Теперь мне казалось, что какая-то тайная связь существует между ними двумя, и это не предвещало совершенно ничего хорошего. Вот почему я оказалась невольно связана с Гулльвейг — я встряла между ней и богом огня. Мысли мои снова и снова возвращались к Локи.

Я ждала его, прислушиваясь к каждому шороху. Казалось, весь дворец замер в схожем предвкушении, и повсюду было так тихо, что можно было слышать шёпот листьев, раскачивающихся на ветру. Любой скрип заставлял меня вздрогнуть, а сердце встрепенуться, а затем оборачивался горьким разочарованием, вновь и вновь перетекавшим в невыносимое ожидание. Локи явился поздно, когда я уже утратила всякую надежду увидеть тем вечером своего супруга. Я сидела в покоях, глядя на своё отражение и расплетая длинные косы. Волосы красивыми волнами спадали на плечи, и я впервые за долгое время показалась себе очень хорошенькой.

Конечно, я была немного бледна, а под глазами залегли синеватые тени, но игриво улыбаясь своему отражению, я опять становилась той Сигюн, что вышла в отцовский сад далёким-далёким вечером, чтобы столкнуться со своей судьбой лицом к лицу. Пригладив волосы, я переоделась в длинное просторное платье для сна, перехватила его пояском под грудью. Его мне преподнёс Дьярви, когда мне было особенно грустно и одиноко в пламенных чертогах. Чуткий портной всегда знал, когда стоит напомнить о себе, и его золотые руки действительно из раза в раз могли сотворить улыбку на моём лице. Жаль, Локи ещё не видел этой полупрозрачной, тонко расшитой красоты, я представляла, как загорелись бы его лукавые глаза…

Откинув длинные пряди назад и проведя ладонями по талии, я уже собиралась забраться в постель, когда до моих покоев донёсся шум оживлённой возни снизу. Сделав несколько тихих шагов к дверям опочивальни, я прислушалась. Извне доносились несколько разных голосов, перебивавших друг друга, а за ними один единственный — сильный, громкий, властный, от которого дыхание перехватило, и что-то всколыхнулось внизу живота. Меня охватило радостное возбуждение, дыхание перехватило от волнения.

— Локи! — позабыв обо всем, воскликнула я, выбегая из своих покоев, как вовсе не свойственно госпоже и богине. Однако это снова была всего лишь я — юная, наивная, воспрянувшая духом Сигюн, так слепо и беззаветно влюблённая. Мне казалось, что меня совсем не слышно ярусом ниже, однако мой звонкий голос прервал супруга на полуслове.

Он медленно повернул голову на звук. Тени и отсветы красиво подчёркивали его горделивый профиль, улыбку искусителя и горящие карие глаза. Мне захотелось заплакать и засмеяться одновременно при виде родной усмешки в его взгляде, привычно сливавшейся воедино с обожанием. Наш немой и бестелесный контакт длился менее минуты. Локи, так и не закончив распоряжений, сделал стремительный уверенный шаг к лестнице, и я, повинуясь бессознательному внутреннему порыву, бросилась ему навстречу. Я легко миновала первые несколько ступенек, и всё могло бы закончиться так счастливо, но…

Я не сумела понять, как моя нога выскользнула из шёлковой туфельки и неловко наступила на длинный подол ночного платья. Последний обвился вокруг щиколотки, и я, не успев даже толком испугаться, перешла в свободный полёт лицом вниз. Я запомнила только резко переменившееся лицо бога огня и далёкий крик «Нет!» где-то позади меня. Кажется, кричала Рагна. Общая растерянность, поднявшаяся суматоха, возгласы, но всё только доли секунд, а затем лишь боль от каждого нового удара, пока я, неосознанно свернувшись, катилась к ногам своего мужа.

Я помню только первые два столкновения с каменной лестницей, затем, очевидно, я лишилась чувств, но мне хватило и этого. Я с ужасом вспоминаю, как ударилась головой об угол ступеньки, и мир вокруг незамедлительно поплыл, смазался, насмешливо извернулся надо мной. Второй раз я приземлилась на руку и ребра, и мне казалось, что отчаянный хруст и треск моего тела мог бы заглушить войско гримтурсенов в их боевом облачении. Я не смогла даже закричать, лишь сдавленный выдох вырвался из моей груди, обжигая её невыносимой болью. Последний источник света перед глазами померк, и меня поглотило сладостное милосердное небытие.

Первым, что я услышала, когда пришла в себя, были крики. Отчаянные нечеловеческие крики и оглушающий резкий свист. Снова и снова, снова и снова, однообразно и неотвратимо. Голова у меня раскалывалась, и этот невыносимый шум заставлял меня страдать ещё сильнее. Я с трудом приоткрыла глаза. Слепящий солнечный свет ударил в зрачок, отчего череп как будто разломился надвое. Я глухо простонала, и рядом тотчас послышалась какая-то возня. «Воды!» — услышала я малознакомый девичий голос, и кто-то бережно приподнял мою голову, давая напиться. Только тогда я осознала, как сильно страдала не только от головной боли, но и от жажды. Губы слиплись, а в горле пересохло так, что трудно было вздохнуть, не то что вымолвить хоть слово. Я постепенно привыкала к утреннему свету. Прошла ночь, а я не помнила ни единого события предыдущего вечера.

Я осмотрелась, насколько позволяло моё положение. Огромное алое пятно расплылось по простыням, начиная от центра моего светлого (хотя уже наполовину кроваво-красного) одеяния. Я даже не удивилась, сил на это у меня ещё не было. Я хотела бы снова забыться, стереть слабость тела и резь в глазах, но ненавистный повторяющийся свист и бесконечные вопли не давали мне покоя, не щадили меня. Судорожно нащупав руки сидевшей рядом служанки, я оперлась на них и с трудом села. Поморщившись, я медленно вздохнула. Было больно. Мучительно беспощадно больно, так сильно, что я даже не могла понять, что именно меня беспокоит, словно я стала одним большим комком агонии. Рядом с постелью ещё золотились медленно увядающие без рук своей повелительницы яблоки Идунн, половинки одного из них не хватало.

В стороне толпились и спорили друг с другом многочисленные мази, отвары, лекарства и окровавленные перевязи, на которые мне было страшно даже взглянуть. Мир существовал отдельно от меня, всё вокруг замедлилось. Мне казалось, что даже я сама движусь отвратительно неуклюже и неповоротливо. Служанка что-то кричала мне, бледная, как смерть, и пыталась бережно уложить меня обратно, а я лишь отводила её руки прочь и тяжело поднималась с постели. Ноги не слушались. Руки подчинялись, но крайне неохотно и с отставанием. По крайней мере, так мне всё виделось. Оттолкнув девушку прочь, насколько хватило сил, я, покачиваясь, двинулась к дверям своих покоев. Я узнала их. Каждое действие отдавалось мучением, но на губах моих замерла болезненная каменная улыбка.

Где только была Хельга, когда я так страдала? Почему она бросила меня на попечение малознакомой неопытной девчушки? Впрочем, служанка оказалась достаточно сообразительной, чтобы призвать на помощь стражу, затихшую у дверей. Неосторожные юноши причинили мне столько боли и неудобств, пока тащили обратно в постель. Из последних сил я сопротивлялась и кричала, но не слышала даже собственного голоса. Сама не знаю, как так вышло, но в моей голове звучали только таинственные крики из-за дверей покоев. До сих пор загадка, как мне — маленькой и больной — удалось подчинить своей воле двух ловких и крепких стражников, и что в пылу жара я выкрикнула им, чтобы настойчивые слуги отступили, однако я вырвалась из покоев, ставших мне и лазаретом, и темницей. Ох, лучше бы я этого не делала.

Перед моими глазами предстала страшная картина. Зал ярусом ниже, который я видела за заграждением, был полон обитателей огненных чертогов, большинство из которых я знала в лицо. Здесь были многие приближенные ко мне слуги: разумеется, Рагна, Аста и Ида, Хельга, Эйнар, Хакан и некоторые другие стражники и служанки, окружавшие меня в тот вечер. Тот вечер… О каком вечере я говорила? При попытке вспомнить хоть что-то, в голову словно вонзалась широкая и длинная раскалённая игла. Однако смятение, господствовавшее в моих мыслях, было далеко не самым важным. Забыв, кто враги и кто друзья, двое старших стражников избивали кнутами провинившихся. Провинившихся… Провинившихся в чём?..

Вторая игла медленно вошла в голову через висок. Я сжала губы и схватилась за парапет, чтобы не упасть. К горлу подкатил приступ тошноты при виде крови, рассечённых тел и сходящих лоскутов кожи. Как только одних несчастных — обессиленных и раздавленных — бросали в сторону, их место занимали другие, и широкие тяжёлые хлысты, с противным свистом разрезая воздух, вновь и вновь начинали своё чёрное дело. Я стояла, замерев, и меня колотило из стороны в сторону дрожью. Творящийся прямо посреди золотого чертога необъяснимый кошмар казался мне только бредом, страшной выдумкой моего воспалённого сознания, ведь в центре… В центре всего этого бесчеловечного беспредела, расправы, казни спокойно и невозмутимо прогуливался, подняв голову, мой страстный супруг.

Локи безразлично следил за силой ударов и их количеством, приказывал бросить одну жертву и приступить к другой и возвышался над кровавым стонущим месивом тел, как беспощадный тиран и убийца, без капли совести или сожаления. Мне казалось, что всё это продолжается вечность, хотя прошло едва ли больше пары минут, и меня вновь схватили под руки одумавшиеся стражники. Очевидно, бога огня они боялись всё же много больше, нежели меня. Я не винила их. Я поняла вдруг, почему так побледнела моя сиделка. Каждый из них сейчас мог занять место следующего.

Повелитель никого не пощадит, о нет, даже издалека я видела ненасытную жажду крови в его пылающих яростью глазах. Силы покинули меня. Я безвольно упала на руки своих спутников, и этим, вероятно, всё для меня и закончилось, если бы не одно маленькое «но»… Беззащитное, льющее слёзы, однако покорное «но» в лице Иды, ещё совсем девочки, беспомощной и хрупкой, которой не пережить даже одного удара кнута. Не помню, откуда ко мне вернулись силы, но я рванулась вперёд, словно обезумевшая мать, защищавшая своё дитя.

— Остановись! — кричала я так громко и отчаянно, что собственный голос, наконец, дорвался до моего слуха, что горло горело и ныло, царапая изнутри дикой кошкой, что хлыст, занесённый для рокового удара, замер в воздухе, так и не достигнув своей цели. Чудовищное действо застыло от звука моего дрожащего, но звонкого голоса. Локи удивлённо обернулся. Мои преследователи остолбенели вместе с появившейся в дверях служанкой. Меня штормило, но я упрямо шла вперёд, придерживаясь за заграждение. Ярость вливала в мои жилы жизнь. — Тронешь Иду, и я никогда тебя не прощу… — голос срывался от горя и гнева, в середине груди собирались слёзы бессилия и негодования.

Я медленно спускалась по лестнице, ступенька за ступенькой. Все вокруг, казалось, обомлели. Маленькая и худенькая, бледная, в залитом потемневшей кровью лёгком платье, с растрёпанными и спутанными светлыми волосами, я, должно быть, производила сильное впечатление. Мне казалось, что каждый шаг может стать последним, но я неуклонно продолжала движение, ввергнув в замешательство самого бога огня. Сердце моё разрывалось от боли и отчаяния, когда я видела множество искалеченных тел, а среди них Рагну и Эйнара, столь несправедливо наказанных. По щекам текли горячие злые слёзы. Я остановилась где-то на середине длинной лестницы, ощущая, что больше не в силах сделать следующий шаг.

— Все, кто ещё может ходить, пошли прочь! — едва стоя на ногах, велела я. Замершие фигуры постепенно оттаивали, а в глазах разгоралась надежда воспользоваться этой призрачной возможностью и бежать подальше подобру-поздорову. Задние ряды собравшейся толпы, а, казалось, я впервые видела большинство слуг золотых чертогов разом, предприняли первые попытки отступить. Какова бы ни была их верность своему господину, ни один из них не желал вставать под удары кнута, особенно если на нём и впрямь не было вины. Каждый среди них знал слишком хорошо, когда повелитель в состоянии судить трезво, а когда ярость полностью затмевает его разум.

— Стоять! — громогласно рявкнул Локи, едва послышалось робкое шевеление за его спиной. Голос бога обмана был холоден, лицо и одежды забрызганы кровью, хоть он и не брал в руки кнута. И самое страшное, что золотистые глаза его смотрели на меня спокойно и ласково, как на дитя, ненароком влезшее во взрослые игры. — Кто позволил тебе подняться с постели, Сигюн? — сдержанно поинтересовался он, поднимая взгляд к моим покоям. — Вы трое — сюда! Теперь вы тоже приглашены на наше торжество, — тонкие губы его тронула жестокая усмешка. Я могла бы ещё что-то понять, увидев знакомый ненавидящий взгляд, подёрнутый яростной пеленой и всегда предвещавший беду, но передо мной стоял супруг в здравом уме и ясной памяти — и я никак не могла его оправдать. Что бы ни послужило причиной этого неуёмного и беспощадного, но вполне осознанного гнева, этому не могло быть объяснения.

— Не отпустишь их всех, клянусь, я следующей встану под хлыст, — задыхаясь, вымолвила я, очень стараясь, чтобы мои слова и голос звучали чётко и проникновенно. Я сделала шаг вперёд, затем ещё один. По бёдрам струилась кровь, тёмная дорожка побежала и из носа, длинный окровавленный подол оставлял за собой страшный след. Забыв об испуге и, кажется, обо всём, кроме любви и верности, Ида и Аста бросились вверх по ступеням, подхватили меня под руки. Это оказалось очень кстати, ведь силы мои были на исходе, а ноги отказывались подчиняться. Сердце билось так, что грозило разорваться.

— Не встанешь, — голос Локи звучал непреклонно, а глаза смотрели как будто с вызовом. Властный бог не привык, чтобы ему перечили, особенно если это была истекающая кровью своенравная девчонка. Однако уголки его губ дрогнули в восхищённой моей безрассудной храбростью и самонадеянностью усмешке. Другие не знали уязвимых мест темпераментного аса, пусть. Однако я понимала, кто был одной большой его слабостью. В господствовавшем страшном безумии я единственная могла бы вразумить порывистого бога обмана, смягчить его жестокий нрав и пробудить внутри него милосердие. С помощью преданных спутниц я всё же одолела бесконечную для моего состояния лестницу. Теперь нас с Локи отделяли едва ли десять шагов. — Ты отправишься в свои покои.

— Встану, если придётся, — несмотря на недобрые нотки в его дрожащем от злого возбуждения голосе, продолжала я. Мне довелось претерпеть столько страданий с момента своего первого появления в обители бога огня, что я не боялась уже никакой телесной боли. Более того, она стала мне почти сестрой, тенью, безмолвно преследовавшей мою любовь и счастье. — Это мой чертог, и его обитатели тоже мои. Не пощадишь их, не щади и меня, — с трудом выговорила я, чувствуя, как ноги наливаются тяжестью. Если бы не преданные девушки, я бы уже упала. — И если я сделаю это не для них, то ради тебя. Я не допущу, чтобы лучшего из асов ненавидели даже его собственные слуги… — добавляла я уже тише. Локи неожиданно улыбнулся, однако выражение его лица по-прежнему оставалось очень зловещим. Он сделал несколько шагов ко мне и сильно сжал пальцами подбородок, обращая взгляд на себя. В тот миг мне стало страшно, и я зажмурилась на минуту. Мужчина усмехнулся. Глаза его потеплели.

— Твой чертог… — мои слова явно доставили богу огня удовольствие. Немного поколебавшись, он, наконец, отозвал верных палачей коротким властным жестом. Кнуты пали на равнодушный холодный камень. — Прославляйте доброту и великодушие своей госпожи! — двуликий ас легко подхватил меня на руки и сделал несколько шагов вверх по лестнице, затем обернулся. — Пошли вон, и не попадайтесь мне на глаза! — глухо рыкнул он на оторопевших слуг. Обитатели пламенных палат торопливо удалились, пока ещё могли ходить самостоятельно. Я же вновь теряла нить реальности, мир ускользал.

Раненые были отправлены в зал, полностью отданную в распоряжение Хельги, чудом избежавшей страшной участи. Сердце моё было по-прежнему за них неспокойно, но я была уже бессильна им помочь. Я исчерпала свой запас прочности, от меня, кажется, ничего не осталось. Я уже не помнила, как Локи уносил меня наверх. Только подумала перед этим, что никогда ему этого не забуду и не прощу. Я не знала тогда, что причина всего произошедшего кошмара — это я. Как не знала и того, что передо мной вовсе не тиран и не мучитель, а глубоко несчастный и уязвлённый судьбой мужчина, потерявший своего первенца, не успев даже обрести его.