Двуликий бог (СИ)

Глава 27

Скади сидела в тени у окна. На звук затворившихся дверей и моих негромких шагов, она медленно обернулась, пренебрежительно окинула меня взглядом с ног до головы. Красивое лицо, словно выточенное из белого камня, ничуть не изменилось, ни единая эмоция не тронула его, а глаза смотрели холодно и печально, с затаённой злой тоской. Я опасалась, что могу утратить власть над собой, как только увижу ненавистную великаншу, что совершу какую-нибудь глупость, но стоило мне оказаться наедине с дочерью властелина зимних бурь, как сомнения ушли, рассеялись. Я смотрела на высокомерную девушку спокойно, почти благосклонно, ничем не выдавая своих истинных чувств и клокочущих глубоко внутри страстей.

Наконец, Скади соизволила подняться на ноги — холодное тёмно-синее платье её при этом красиво всколыхнулось, будто ночной покров, что желает поглотить ясные небеса и солнечный свет, погрузив землю в ледяную тьму, — и неохотно поклонилась мне. Вопреки ожиданиям наивного Ньёрда, гостям великанша была совсем не рада, и это без тени стеснения угадывалось на её лице. Тем приятнее мне было лишний раз причинить ей неудобство. Я неторопливо прошлась по покоям, осмотрелась и приблизилась к хозяйке роскошных палат. Чертог бога лета разительно отличался от моей нынешней обители — прохладный, тенистый, он был дорого украшен серебром, лазурными и бирюзовыми камнями и всем своим видом напоминал о любимых Ньёрдом морских волнах и загадочных глубинах. Даже цветы вокруг росли сплошь голубые да белые, словно морская пена. Я не могла представить себе, как прекрасен должен был быть Ноатун, если подобное искусное и величественное убранство отводилось лишь гостевому дворцу, столь безукоризненно отражавшему суть своего властелина.

Рядом с дочерью Тьяцци я казалась крошечной даже самой себе, и мне приходилось высоко задирать голову, чтобы смотреть в её мертвенно-голубые бледные глаза, вести беседу. Конечно, и Локи был много выше меня, но если от супруга в большинстве своём исходила забота и защита, то в Скади я чувствовала угрозу. Неуютное ощущение было настолько сильным, что кожа покрывалась колкими мурашками, и волоски вставали дыбом, как у ощетинившегося зверя. И всё же я не позволяла себе заробеть и хоть на минуту забыть, что я госпожа — и, в отличие от гримтурсенки, истинная, верховная богиня. Я расправила тонкие плечи, сложила руки перед собой и всей своей внешней непринуждённостью старалась показать, как ничтожна для меня сильная великанша, как мало трепета внутри вызывает её вид.

Наш бессловесный поединок продолжался несколько долгих минут, и, казалось, воздух вокруг промёрз до самого своего существа. Скади оценивающе глядела на меня сверху вниз, я отвечала ей насмешливым и презрительным взором, которому научилась у своего высокомерного супруга. Казалось, великанша узнала его: на миг её губы перекосило злостью, но, скоро опомнившись, девушка вернула своему лицу безразличное выражение. Я лукаво улыбнулась уголками губ. Первое близкое знакомство выдалось забавным: я знала, что и она знает, что я всё знаю, но, тем не менее, каждая из нас безупречно исполняла свою роль, будто нас связывала не лютая ненависть, а лёгкое любопытство. Наконец, молчание стало утомительным, и Скади первой нарушила его:

— Мы, верно, не были друг другу представлены… — как иронично, что в сдержанности и обходительности супруге Ньёрда нельзя было отказать. Какое искусное лицемерие, какая превосходная фальшь! Я была удивлена и восхищена одновременно. Ухмыльнувшись, я с насмешкой и недоверием взглянула на собеседницу, но всё же…

— Моё имя Сигюн, владычица зимних бурь, — с вежливой улыбкой пояснила я, хотя в представлении не нуждалась, — я дочь светлого Бальдра, которого ты желала себе в мужья, и жена огненного Локи. Нам доводилось встречаться на вашем с Ньёрдом свадебном пиру, пусть я и могла затеряться среди множества асов и асинь.

— Вот как? — с не меньшим высокомерием и насмешливостью переспросила Скади. Голос её звучал уничижительно, взгляд пронзительных, слегка прищуренных глаз мог заставить заледенеть. — Что же ты не в траурных одеждах, Сигюн? — и в этот миг улыбка высшего самодовольства и удовлетворения захватила бледные губы, глаза воительницы победно сверкнули. Она не могла, да и не старалась скрыть своего наслаждения местью.

— Отчего мне нести траур, о Скади, ведь это не мой отец погиб нелепейшей из смертей… — в тон собеседнице отвечала я. Её слова больно резали по сердцу, точно острый клинок, рождая в нём клокочущий гнев и несвойственную мне жестокость, наполняя слова и интонации холодностью и ядом. И я не оставалась в долгу. Улыбка сползла с довольных губ великанши, где-то за складками платья побелевшие пальцы сжались в кулаки от злости. Я не сумела сдержать удовлетворённой усмешки.

— Судьба справедлива: губителя неизменно ожидает не менее страшная участь, — гордо вздёрнув голову, рассудила Скади. Голос её оставался сдержан, безучастен, но резкий раздражённый жест выдавал дочь Тьяцци, и становилось ясно, что мои слова задевали красивую великаншу ничуть не меньше, нежели её речи — меня. — Поэтому моё сердце не болит за отца. Он будет отомщён, не моими руками, так провидением.

— Тогда тем более тебе стоит страшиться, Скади, — склонив голову вбок и слегка приоткрыв губы, я следила за едва уловимыми переменами её лица. К чему были эти уклончивые речи, когда каждая из нас знала правду? Кого ими можно было обмануть? Хозяйка чертога недоверчиво приподняла тонкую бровь, будто мои речи казались ей смешными и непонятными, однако плотно сжатые губы говорили красноречивее слов. — Кровь ведёт за собой кровь, смерть призывает смерть, и чем дальше, тем плотнее и неразрывнее их связь. Кто станет последней жертвой, на которую обрушится эта безжалостная и беспощадная сила, скорбная мощь? Мы обе знаем, что твои руки по локоть в крови. И однажды ты ею захлебнёшься.

— Не бери на себя слишком много, маленькая дочь Бальдра, — легко парировала дочь турсов, жестоко улыбнувшись и зловеще нависнув надо мной. Теперь мы были совсем близко друг от друга. Я не двигалась с места, упрямо глядя на самонадеянную девушку снизу вверх. Воздух между нами, казалось, уже сбросил оковы льда и накалился докрасна. Впору было обжечься, но ни одна из нас и не думала отступить. — Ведь больше некому тебя защитить, — и Скади неожиданно наклонилась ко мне, коснулась края уха холодным дыханием, понизила тон, — и если что-то мы обе и знаем, так это то, кто на самом деле тому виной… — мои глаза расширились от её возмутительной прямоты, казнящих слов, злой насмешки, грудь сдавило слезами, и я закусила губу. Благо, ледяная богиня не могла видеть моего лица. Но словно зная, какую боль мне причиняет, Скади уверенно продолжала:

— Казалось, Локи неуязвим, его невозможно задеть, не то что сломить. Не обмануть, не отвлечь, не подобраться… А затем я увидела, как он смотрит на тебя, — девушка тихо надменно рассмеялась, — и мне всё стало ясно. Всё сразу стало так просто: он поддался самой неизбежной вожделенной первородной власти… Которую было так легко использовать против него. Ты, хрупкая светлая миловидная дочь Бальдра, — то страшное оружие, тот отравленный клинок, что пронзил сердце бога огня, принёс такую бесславную смерть… — отстранившись, нахалка бесстыдно коснулась холодными пальцами моего подбородка, провела по щеке, будто чувственная любовница. Она смотрела на меня с таким наслаждением, почти восхищением, что я невольно раскрыла губы от возмущения, судорожно вздохнула, а потом… Отступила.

Скади считала, что Локи мёртв. Скади уже праздновала победу. И хотя её слова, несомненно, разрывали мою душу на сотни маленьких частей, бередили открытую рану, вырывали воздух из лёгких вместе с жизненно необходимой возможностью дышать, дочь Тьяцци была так невнимательна, что обнажила предо мной свою слабость: она недооценивала меня и, самое главное, очень сильно недооценивала бога обмана. Скади была ужасно самонадеянна и горда, ставила себя выше всех остальных, выше супруга, окружения, самого Асгарда. И это можно было использовать против неё. Великанша вела себя умно и осторожно, но крайнее тщеславие, свойственное ей, могло всё испортить. Любой порок при некоторой ловкости и умении легко обращался в губительную уязвимость.

— Ты… — шумно выдохнула я в ответ, побеждённо склонив голову и закрыв ладонью глаза. Ощутив в противнице сомнение, решительная и смелая великанша начала наступать. Я не сопротивлялась. Была ещё одна правда, которую я страстно желала узнать. Высокомерие и самоуверенность богини зимы могли мне в этом помочь. — Ты не смогла бы справиться одна, не успела… — поражённо прошептала я, призывая всю свою искренность и стараясь поверить в собственные слова. Только так я смела надеяться обмануть неглупую собеседницу. Покачав головой, будто не верила ни единому её слову, я снова взволнованно повысила голос. — Это лишь счастливый случай, в котором нет твоих заслуг. Ты вовсе не так хитроумна и ловка, как мнишь о себе!

— Ты так думаешь? — вкрадчиво и сладко протянула дочь турсов, медленно оттесняя меня к стене. Глаза её недобро сверкали, будто у хищника, что загоняет свою жертву в угол. Попытавшись придать лицу выражение наивности, я глубоко вздохнула, сделала шаг назад. — Впрочем, ты права, у меня был союзник, что ненавидит тебя почти так же яро, как самого бога огня. Стоило лишь ненароком пригласить его на нужную веранду… С какой лютой ненавистью он наблюдал за вашим самозабвенный соитием! Становилось ясно, что я не ошиблась ни в выборе помощника, ни в выборе роковой слабости, которая у вас была одна на троих. Разбитое сердце и оскорблённую гордость легко переманить на свою сторону. Это глупое ревнивое создание привело моих воинов к самому порогу вашего чертога. Какая ирония, ненависть намного сильнее страха.

Я поражённо слушала Скади. Кто мог проклинать нас столь яростно, чтобы добровольно пойти на такое подлое предательство? Да ещё во дворце Всеотца? Выходит, в день свадьбы Ньёрда и Скади я действительно случайно стала свидетелем страшного заговора. Какая злая насмешка: если бы Локи не отвлёк меня в тот миг, быть может, покушение на его жизнь и не состоялось! Но кто посмел обмануть доверие отца всех асов и верховного бога? Кто-то из приближённых, раз его впустили в Вальхаллу. Я нахмурилась, стараясь собраться с мыслями и вспомнить малейшую подробность того злополучного дня. Кто же это был? Кто решился выступить на стороне Скади и ради чего?.. Внезапное и кристально-ясное понимание причин вдруг пронзило меня, словно жгучий холод, точно стремительный горный поток. Крепкое молодое тело, длинные тёмно-русые волосы, злые завистливые глаза, так сильно портящие красивое лицо… Валькирия! Валькирия, которую он отверг когда-то давно!

— Эйдин… — невольно сорвалось с моих губ вместе с выдохом. Скади, стоявшая слишком близко ко мне, чтобы не расслышать это имя, казалось, была немало удивлена. — Глупая взбалмошная девчонка… — теперь становилось ясным, как солнечный день, кто указал путь к золотым чертогам, а также многие тайные лазейки. К несчастью Локи, брошенная любовница знала больше, чем следовало, и не гнушалась низкой мести. Так это она стала нежеланным зрителем нашей жаркой сцены страсти. Какое роковое совпадение! Мне несложно было представить меру бешеного гнева ревнивой женщины. Тем более, такой безрассудной и вспыльчивой! Что ж, это была благодатная почва для союза двух подлых воительниц. Отчего-то я совсем не была удивлена.

— Ты не только знаешь о существовании соперницы, но даже помнишь её имя?.. — не унималась Скади. По части злословия она, должно быть, могла бы поспорить и потягаться с самим богом обмана. Как же сильно я ненавидела её в этот момент! В груди и впрямь всколыхнулись болезненные воспоминания, я ощутила даже острый укол ревности, хотя валькирия была давно забыта, и у меня, по сути, были куда более весомые причины испытывать это чувство в отношении других девушек. Но всё же… — Это так… Трогательно. Особенно учитывая, с какой лёгкостью она вонзила нож в спину бывшему возлюбленному. Верно говорят, нет ничего страшнее обиженной женщины, — и Скади залилась издевательским смехом, схватившись за талию и склонившись в моём направлении. Её распущенность становилась невыносимой. Боль и обида становились невыносимы. Холодная сдержанность и незаслуженная вежливость становились невыносимы. И, на мгновение утратив самообладание и ясность ума, я замахнулась и ударила нахалку по щеке что было силы.

Смех оборвался. На миг на лице Скади замерло выражение крайнего удивления и даже недоверия. Я могла её понять: я была одна, маленькая, хрупкая, без стражи и сопровождения, в чужом чертоге, и посмела поднять руку на супругу его хозяина. Однако всему был предел. И великанша явно забывала, рядом с кем находится. Я не жалела о содеянном. Я не усомнилась в верности своего поступка, даже когда ледяные и равнодушные доселе глаза дочери турсов вспыхнули яростным огнём, губы дрогнули от возмущения и гнева, и высокая сильная воительница бросилась на меня, плотно прижала к стене. Как ни странно, в тот миг я не испугалась. В моей жизни случалось слишком много импульсивности супруга и самых разных злоключений, чтобы я хоть сколько-нибудь растерялась в ситуации, которая повторялась снова и снова. И когда Скади придавила меня к холодному камню, я уже судорожно сжимала в ладони выхваченный из ножен на поясе кинжал, приставленный к горлу нападавшей.

— Может, ты не так уж и глупа… — зло выдохнула великанша и нервно сглотнула, после чего нехотя отстранилась. Однако голос её звучал размеренно и как будто даже с одобрением. Я удивлённо взглянула в её лицо, не выпуская оружия из дрожащих рук. Казалось, хитрая девушка больше хотела испугать меня, нежели навредить, слишком уж хорошо она владела собой, словно всё это для неё было не более чем игрой. — Убьёшь меня?.. — вкрадчиво поинтересовалась собеседница и, дразня, снова подалась вперёд так, что острие клинка натянуло кожу её горла, готовое разрезать трепещущую плоть. Я замерла в нерешительности. Как бы сильно я ни ненавидела Скади, я пришла в палаты Ньёрда вовсе не за тем, чтобы убить её. Я даже не намеревалась причинить ей телесную боль. Просто не хотела и не смогла бы. Кинжал был нужен только для защиты.

Скади, впрочем, считала иначе. Воспользовавшись заминкой, она с лёгкостью и даже неким изяществом выбила оружие из моей тонкой ладони, словно это не составляло ей ни малейшего труда, ловко его перехватила и свободной рукой несильно ударила меня затылком о камень, зажав горло между сильным предплечьем и стеной. Великанша не душила, но мешала дышать, вынуждая меня беспомощно раскрыть губы. Её лукавые светло-синие глаза блеснули совсем рядом с моим лицом.

— Неглупая, но наивная… — с мало скрываемым удовольствием протянула дочь Тьяцци, проводя острием кинжала по моей щеке. Холодная сталь дразняще щекотала пылающую кожу, но нежность её была обманчива: примени Скади немного силы, и на моём лице остался бы уродливый шрам. — Убить тебя, а? С одной стороны, жалко такую хрупкую красоту, да и доказать ты ничего не сможешь… Ты бессильна передо мной. А кровь и правда рождает кровь, — не дожидаясь печального исхода, я рванулась в сторону, но сильная великанша непринуждённо удержала меня на месте. Сомнение или растерянность даже не коснулись её задумчивого лица. — С другой… Ведь мстить же придёшь. К тому же, Локи так дорожил тобой… А я ненавижу всё, что с ним связано! — прорычала Скади, вмиг переменившись. Красивое лицо исказило выражение ярости, глаза вспыхнули безумством и сумасшедшей жаждой крови, оскалившись, гримтурсенка замахнулась…

Едва различимый тонкий свист пронзил воздух, затем снова и снова, после чего три стрелы одна за другой крепко пригвоздили широкую часть рукава прекрасного наряда к деревянной опоре у стены, обездвижив противницу. Скади опешила, и, воспользовавшись её замешательством, я оттолкнула богиню зимы прочь, после чего отскочила в сторону и гордо расправила плечи. Девушка безуспешно рванула руку, чудом не задетую острыми наконечниками стрел, но осталась прикованной к недвижимой стене. Склонив голову на мгновение, она тихо рассмеялась. Казалось, вспышка гнева прошла так же быстро, как зародилась, и к великанше вернулась привычная ледяная сдержанность. Кого-то она мне этим очень сильно напоминала. Неужели виной всему была проклятая кровь турсов?..

— Совсем неглупая, — с усилием вытащив одну за другой стрелы, Скади с лёгким раздражением швырнула их на землю, затем ловко прокрутила в ладони кинжал и повернулась ко мне. Губы её недобро хищно улыбались. Моё тело била мелкая дрожь, и я всё никак не могла отдышаться, но всеми силами старалась не показать своего смятения.

— Резко двинешься, и следующая стрела пронзит твоё сердце, — вполголоса предупредила я, не трогаясь с места. — Посмотрим, правда ли оно такое ледяное, каким кажется, — дочь властелина зимних бурь усмехнулась, снисходительно покачала головой, а затем резко метнула в меня клинок. Будто молния разрезала воздух. И прежде, чем я успела что-либо понять, раздался тихий звон, и кинжал, прицельно летевший мне в горло, отскочил в сторону, жалобно звякнув, упал под ноги. Немного поодаль приземлилась меткая стрела, только что спасшая мне жизнь. Я судорожно вздохнула: на миг меня бросило в жар. Я снова и снова оказывалась в шаге от смерти, сплетаясь с ней в страстном тесном танце. Не знаю, любила ли меня жизнь или смерть, но я в который раз чудом избежала гибели. Где-то за ухом раздался приглушенный гул, и в следующий миг последняя стрела пронзила правое плечо Скади. Я вскрикнула от неожиданности. Великанша отшатнулась, припала к стене и сдавленно простонала. Я бессознательно отступила назад.

— Я могу убить тебя в любой момент, дочь Бальдра. Как только захочу, — немного придя в себя, побелевшими губами чётко проговорила раненая девушка. Она бледнела и теряла кровь, судя по разраставшемуся по платью широкому тёмному пятну. Однако слабость ничуть не убавила её решимости: сжав губы, Скади схватила стрелу ближе к наконечнику и резким умелым движением обломила её, не издав при этом ни звука. — Просто помни об этом каждый свой день. Каждую минуту знай, что Скади может прийти за тобой, и тогда тебя не спасёт ни Бальдр, ни Один. Я отдам тебя на растерзание своей свите, и прежде, чем они убьют тебя, я позволю им сделать с тобой всё, чего только пожелает их ненасытная жадная плоть.

— Благодарю за заботу, — улыбнувшись точь-в-точь как любимый лукавый супруг, заметила я в ответ. В первый миг мне даже стало жаль Скади — всё-таки я не желала, чтобы кто-то пострадал. Однако, учитывая страстное стремление великанши убить меня, ранить её в ведущую руку казалось оправданным. Тем более что ранение было точным и продуманным: оно заживёт со временем и никак не скажется на умении воительницы обращаться с оружием, зато научит её подобающему поведению. Такого знания дерзкой гримтурсенке явно не хватало. И мне хотелось сказать ей ещё несколько слов напоследок. Приблизившись, я схватила противницу за раненое плечо и сильно сжала его пальцами. Скади скривилась и согнулась, глаза её полыхнули лютой ненавистью.

— Знай своё место, Скади, — вполголоса велела я. — Всегда помни, что есть значительное различие между верховной богиней в третьем поколении и дикой великаншей, которой посчастливилось стать женой одного из жителей Асгарда, — дочь турсов вся сжалась, будто обезумевший зверь, который готовится к решающему прыжку. Она уже не могла и не пыталась скрыть своего неуправляемого гнева, а лицо красивой девушки перекосило выражением нечеловеческой ярости и боли. Однако присутствие Варди и его метких стрел, а также повреждение, с каждым мигом всё сильнее ослаблявшее её, вынуждало Скади быть благоразумной, почти покорной. Именно этого я от неё и хотела. — Упивайся своей беззаботной жизнью в Асгарде, дочь Тьяцци. Надолго ты здесь не задержишься, — собеседница презрительно скривилась, но перечить не стала. Я отпустила кровоточащее плечо, слегка оттолкнув её назад.

Как иронично, теперь и мои руки были в крови, так или иначе. Нестерпимая боль рождала беспощадную жестокость. И с каждым шагом всё сложнее становилось разорвать этот порочный круг. Я вытерла ладони внутренней стороной платья, благо оно и без того было кроваво-алым, после чего подобрала с пола свой кинжал и вложила его в ножны. Я покидала покои ледяной красавицы, опрометчиво и смело повернувшись к ней спиной. Скади уже не страшила меня так, как прежде. На смену трепету и сомнениям пришла решительность и жаркая ненависть. С каждым шагом прочь от покоев супруги бога лета я всё меньше становилась невинной дочерью светлого благостного Бальдра и всё больше — женой каверзного лукавого Локи.