Эдера 2

ГЛАВА 24

Манетти под руку со своей новой знакомой из «Эспланады» неспешно шли по центру грязноватой улицы, направляясь к отелю «Венеция».

«Любопытное совпадение, — размышлял Манетти, идя с девицей под руку по самому центру улицы — машин в это время не было никаких,— интересное получается совпадение... Ее зовут Лючия... Точно также, как я мою жену... К чему бы это?..»

В последнее время Манетти стал очень мнительным, и в каждом подобном совпадении — имен ли, географических названий или просто каких-то мелких обстоятельств все время искал какой-то скрытый смысл — даже там, где найти его было трудно.

Шли они недолго — минут десять.

— Ну, вот мы и на месте,— произнесла девица, не выпуская локтя Манетти, — тут я живу...»

Жила она в гостинице «Венеция» — грязноватом трехэтажном здании неопределенной архитектуры, построенном, видимо, в середине прошлого века.

Девица, остановившись на ступеньках, поманила сыщика пальцем.

— Пошли...

Они миновали зал, притом ни портье, ни швейцар не обратили на них ровным счетом никакого внимания — видимо, из постояльцев «Венеции» не только одна «Лошадка» водила сюда по вечерам и ночам гостей.

Идя по истертым ступенькам, Манетти выстраивал в голове план предстоящего разговора.

«Главное — не вспугнуть ее, — повторял он мысленно, — главное, не задавать лишних вопросов... Человек ведь так устроен, что он сам всегда расскажет то, что от него требуется...»

Лестница, по которой они поднимались, была так крута и неудобна, что, кажется, надо было иметь специальный кавык, чтобы, поднимаясь или спускаясь по ней, не расшибиться...

Манетти предупредительно подал руку Лючии.

— Осторожно...

Та пошатнулась, но не упала.

«Видимо, она все-таки пьяна,— подумал Манетти,— я, наверное, ошибся... Пить каждый вечер в «Эспланаде» на протяжении года и не стать алкоголиком, точнее, алкоголичкой — нет, это невозможно... Но она еще не добрала до нужной кондиции... Ничего, у меня в запасе целый вечер и бутыль кианти...»

— Осторожно, приятель...

Это подала голос девица.

— Хорошо...

— Смотри — тут выбоина...

— Хорошо, спасибо...— коротко поблагодарил Манетти.

«Очень даже предупредительно с ее стороны, — подумал он с невольным уважением к этой девице, — однако, ну и дыра ж эта гостиница... Неужели и Андреа был тут? И если он ничего не помнит, как же он мог подняться по такой крутой лестнице?.. Неужели она его тащила на себе наверх? Ни за что не поверю...»

Комната, которую снимала девица в отеле «Венеция», не отличалась ни пышностью убранства, ни богатством интерьера — хромоногий стол, несколько стульев с истертой обивкой, грязноватый торшер с нежным голубым светом, вытертый ковер на полу и огромная кровать — когда-то роскошная, видимо, с альковом, но теперь совершенно разваленная — когда Манетти осторожно присел на край, она угрожающе заскрипела, грозясь развалиться.

— Не бойся, не развалится,— подмигнула девица,— я пользуюсь ею вот уже год. Сколько мужчин тут перебывало и — ничего.

— Не сомневаюсь, — буркнул в ответ сыщик. — Это ведь твое рабочее место...

— И не самое худшее, приятель — смею тебя уверить,— сказала она. — Ни за что его не променяю на какое-нибудь другое...

Девица пошла в душ, а Манетти принялся размышлять, как он будет с ней говорить — во всяком случае, пользоваться ее профессиональными услугами отнюдь не входило в его планы.

Вскоре она вышла, кутаясь в огромный махровый халат черного цвета.

Манетти, едва только взглянув на нее, полушутя спросил:

— У тебя что — траур?

Девица, однако, оставила его вопрос без внимания — она подошла к столу, достала два бокала.

— А где вино?

— У тебя в сумке, — кивнул сыщик.

Кровать под Манетти угрожающе скрипела, и потому он, несмело поднявшись, спросил:

— Ты позволишь присесть мне тут, на ковре, у твоих ног?..

— Едва ли это тебе доставляет удовольствие... Лучше бы сразу на кровати... Но с условием — не глядеть на меня так пристально — улыбнулась девица.

— Ты меня сразу же ставишь в безвыходное положение. Когда мне говорят: «Рассказывайте что-нибудь интересное», я совсем теряюсь,— вяло ответил сыщик; развлекать девицу явно не входило в его планы.

— Ну, если не хочешь говорить со мной, то буду говорить я...

С этими словами «Лошадка» извлекла из кармана халата черный браунинг и приставила его к груди сыщика. Это произошло столь неожиданно, что Манетти оторопел.

— Что, что...

«Лошадка» ухмыльнулась.

— А теперь рассказывай, кто ты такой и для чего я тебе понадобилась...

Манетти, заикаясь от удивления и страха, принялся объяснять ей, что он — бизнесмен, приехал сюда, в Палермо, из Рима, где у него есть фирма по торговле недвижимостью, что несколькими неделями назад тут был его друг, о котором он уже имел удовольствие рассказать, и что у этого друга от нее остались самые что ни на есть теплые воспоминания, потому он и сказал: если будешь в Палермо, обязательно зайди в «Эспланаду», и если застанешь там «Лошадку», то обязательно...

Лючия перебила его:

— Не говори ерунды. Если бы ты действительно хотел поразвлечься сегодня вечером, то пошел бы в более приличное заведение, а не в порт. Ведь бизнесмены вроде того, за которого ты себя выдаешь, не ходят в портовые бары низшего пошиба...

Сыщик приумолк, поняв, что представившись на всякий случай бизнесменом, ошибся.

Тогда девица, переложив оружие в другую руку, полезла в карман Манетти и извлекла оттуда револьвер. Осмотрев его, она хмыкнула.

— Ого — заряжен...

После чего положила оружие себе в карман.

— Ты кто — полицейский?

— Не-е-ет,— прошептал Манетти.

— А кто же ты?

Девица, не сводя оружия с Манетти, уселась на стул — тот остался сидеть на ковре у ее ног, в совершенно нелепой позе, не зная, как ему быть дальше.

— Зачем ты приехал в Палермо?

— У меня тут дела.

— Ах, дела?

Только теперь до Манетти наконец-то дошло, что девица все это время только прикидывалась пьяной. Конечно, она была немного пьяна — но не на столько, чтобы не владеть собой, не на столько, чтобы позволять себе те безобразные выходки, которые она столь усердно демонстрировала в баре «Эспланада».

— И какие же у тебя тут дела?

— Дела... моей фирмы.

— А фирма твоя, если не ошибаюсь — в квестуре? Ты полицейский — вот ты кто!

С этими словами «Лошадка» сделала угрожающий жест рукой — мол, попробуй только дернуться, мигом получишь пулю в лоб!

— Я не полицейский...

Презрительно хмыкнув, девица произнесла:

— Так я тебе и поверю... Я с самого начала поняла, что ты мент.

— Я не полицейский,— повторил Манетти упавшим голосом.

— А кто же ты?

Манетти молчал...

Скривившись, девица произнесла:

— Не будешь говорить? Ну, хорошо... Я ведь сразу поняла, что ты не тот, за кого себя выдаешь... Посмотри, как ты одет, посмотри на это истертое, какое-то обгрызенное обручальное кольцо на пальце! — воскликнула девица, взглядом указав на кольцо.— Да разве Уважающий себя бизнесмен носил бы его? Посмотри на свою рубашку! Она мятая, на ней какие-то пятна! Посмотри на свои жеваные брюки! А ты говоришь... Ладно, выкладывай, кто ты и для чего приехал в Палермо... Неужели ради меня?

В голосе ее прозвучало очевидное недоверие к недавним словам гостя.

Манетти, отвернувшись к окну, продолжал молчать.

— Не хочешь говорить? — спросила Лючия. — Ну, что же — пусть будет по-твоему... Только смотри, чтобы потом тебе не пришлось бы об этом пожалеть... И — очень сильно пожалеть, приятель...

Она поднялась и, не сводя заряженного оружия со своего клиента, несколько раз постучала в стенку.

— Сейчас с тобой будут разговаривать другие люди,— произнесла она, ухмыляясь.

И действительно — через минуту дверь раскрылась, и на пороге показался тот самый тип в черной застиранной майке и потертых джинсах — Франческо Манцу.

У сыщика потемнело в глазах; он приготовился к самому страшному.

Широко улыбнувшись, Манцу произнес:

— Ну что — продолжим знакомство? — после чего, обернувшись к девице, поинтересовался: — что-то случилось? Он что — обидел тебя?

— Еще нет,— произнесла та, — но этот тип кажется мне очень подозрительным... Посмотри, что я нашла у него в кармане,— и она протянула своему сутенеру револьвер, извлеченный из кармана гостя.

Тот, небрежно повертев оружие в руках, задумчиво произнес:

— Тридцать восьмой калибр, «смит-вессон»... Хорошая игрушка, но калибр мне не нравится. Оружие, так сказать, для любителя.— Нахмурившись, сутенер пристально посмотрел на Манетти и поинтересовался: — Откуда это у тебя?

— Купил,— пробормотал тот.

— Я понимаю, что купил... Полицейские такими не пользуются,— добавил он,— но для чего тебе этот револьвер?

— Для самообороны.

Манну удивленно поднял брови.

— Вот как?

— Для самообороны, — повторил Манетти упавшим голосом.

Ехидно глянув на гостя «Лошадки», сутенер поинтересовался:

— Любопытно... Ты решил провести этот вечер, а может быть — и всю ночь в обществе моей сестрички... Ее тебе, якобы, порекомендовал какой-то там твой подчиненный, вице-президент твоей фирмы — в это я никогда не поверю. Не так ли?

— Я сразу его раскусила, как только увидела за столиком,— вставила Лючия.

— Я тоже,— кивнул в ответ Франческо.— Но я продолжу, Лючия, с твоего позволения... ,

— Давай, давай...

Манцу продолжал:

— Так вот: ты отправляешься в «Эспланаду» с целью развлечься. Ну, хорошо, допустим. Но почему ты тогда выдаешь себя не за того человека, которым являешься? Почему ты берешь с собой оружие? Если бы тебе сегодня вечером и ночью и понадобилось бы какое-то оружие, то — уверяю тебя, приятель! — только не это...— он сурово посмотрел на сыщика, после чего произнес: — А теперь хватит валять дурака — выкладывай, кто ты такой!

Манетти молча опустил голову — так неприятен теперь ему был вид Манцу.

— Не хочешь — не надо.— Манцу взял браунинг из рук Лючии и, направив его в сторону сыщика, кивнул «Лошадке»: — Обыщи его!

Та бросилась выполнять распоряжение.

Из карманов Манетти были быстро извлечены бумажник, кредитная карточка, документы, лицензия на занятие частной практикой детектива и фотокарточка Андреа — сыщик на всякий случай захватил и ее.

Франческо, внимательно осмотрев найденные в карманах Манетти вещи, остановил свое внимание на лицензии, дающей право заниматься частным сыском.

— Ага, так он, оказывается, детектив...

Скрывать это обстоятельство было невозможно, и потому Манетти кивнул.

— Да. Но во всяком случае — не полицейский, за которого вы меня, синьоры, приняли.

— Хрен редьки не слаще,— заметил сутенер.— Все равно, ты приехал сюда из Рима, чтобы выискивать что- то, высматривать, вынюхивать... Что именно?

И вновь сыщик замолчал, всем своим видом давая понять, что он не ответит ни на один вопрос.

— Послушай, неужели ты не понимаешь, что тебя ожидает? — нахмурился сутенер.

— Он, наверное, думает, что мы проведем его вниз, усадим на такси и пожелаем счастливого пути,— нехорошо ухмыльнулась проститутка.

— Вот-вот...

Франческо вынул из сумочки Лючии бутыль вина, с критическим видом посмотрел на этикетку, но, видимо, остался доволен, потому что, взяв один из стаканов, приготовленных «Лошадкой», быстро раскупорил бутыль и, налив себе немного вина, выпил.

— Приятель, тебе лучше не молчать, а рассказать, что ты тут делаешь... Так будет лучше — и прежде всего, для тебя...

Это сыщик отлично понимал и сам — без лишних комментариев.

«Может быть, действительно рассказать им, для чего я приехал сюда? — подумал он. — Во всяком случае, мое положение от этого не ухудшится...»

Франческо испытывающее смотрел на него.

— Ну?

И Манетти, набрав в легкие побольше воздуха, детально рассказал для чего же он приехал в Палермо, присовокупив, какие неприятности могут ожидать его друга Андреа, если он, Манетти, не распутает это дело.

Выслушав долгий рассказ, изобиловавший множеством деталей, Манцу вопросительно посмотрел на Лючию.

— Что скажешь?

Та пожала плечами.

— Похоже на правду... Хотя, конечно же, к этому типу,— она небрежно кивнула в сторону сыщика, — у меня нет никакого доверия...

— А как он выглядел?

— Кто?

— Ну, этот твой друг... Андреа Давила? Который красив, как Ален Делон? Молодой — нехорошо ухмыльнулся Франческо Манцу.

— Почти. Вот его фотография, — Манетти кивнул на снимок Андреа, лежавший на столе.

Франческо, внимательно посмотрев на фотографию и даже взглянув на обратную сторону, протянул ее Лючии и, прищурившись, точно от яркого света, коротко поинтересовался у нее:

— Помнишь такого?

Девица взяла снимок.

— Постой, постой... Кажется, припоминаю. Да это же...— лицо ее скривилось. — Это же тот самый Альберто Барцини, которого у меня в этом самом номере арестовали карабинеры... У меня потом были неприятности. У-у-у,— она злобно замахнулась на сыщика.

— Да нет же, нет,— принялся объяснять тот,— я же вам только что рассказал, что мой друг очень похож на того мафиози, которого разыскивала полиция. Если не верите, можете позвонить в квестуру и убедиться...

— Похоже, он говорит правду, — сказал Манцу, — вчера в вечерней газете я прочитал, что действительно допущена ошибка... — он еще раз с сомнением посмотрел на гостя и спросил: — так ты точно не из полиции?

— Вам мало моей лицензии? — поинтересовался сыщик.— Позвоните в Ливорно, в палаццо дель Веспиньяни, где теперь находится Андреа, и спросите у него... Вы ведь должны помнить его голос?

С этими словами он обернулся к Лючии.

Франческо, однако, не совсем доверял еще словам Манетти, и потому спросил:

— А почему ты сразу не объяснил, для чего приехал сюда?

Манетти улыбнулся — наверное, впервые за время всего разговора.

— Но, посудите сами, как я мог спросить вас об этом? Ведь я действительно тут впервые, и никого не знаю...

— Логично, — Манцу одобрительно закивал в ответ, — но ты действовал как дилетант.

Сыщик пожал плечами — мол, что поделаешь, теперь это уже не исправишь.

Тем временем девица внимательно изучала фотоснимок Андреа.

— Действительно, действительно, — произнесла она, — я помню его... Это тот самый, о котором я тебе рассказывала... Помнишь?

— Еще бы не помнить! — воскликнул Манцу.— Ведь из-за него у меня было столько приключений! Сперва — тебя забрали в полицию, а затем какой-то его дружок...

— ...который подсунул мне таблетку какой-то гадости, чтобы я развела ее в мартини, — вставила девица,— обманул меня: обещал миллион лир, а дав задаток в пол мил л иона, смылся...

Сыщика прошиб холодный пот.

Так вот оно, в чем дело!

Оказывается, Росси действовал куда более коварно, чем можно было предположить!

Таблетка... И как это ни он, ни Андреа сразу не догадались?

Облизав пересохшие от волнения губы, сыщик спросил:

— Таблетка?

Девица, отложив фотоснимок, посмотрела на Манетти с таким выражением лица, будто бы видела его впервые в жизни и произнесла уверенно:

— Да.

— А что за таблетка?

— Я даже и не знаю... Ведь твой Андреа был в «Эспланаде» с каким-то дружком... У него была такая мерзкая рожа, что меня едва не стошнило,— добавила Лючия невесело.— Вот он и предложил мне заработать: за миллион лир подсыпать твоему Андреа в вино какую-то гадость.

— А что за гадость?

— Этот тип, ну, дружок твоего приятеля,— сказала девица,— утверждал, что это не наркотик и не отрава, а так — какое-то очень мощной психотропное средство, и что, приняв его, человек на некоторое время теряет над собой контроль, после чего засыпает... — она немного помолчала, а потом добавила: — так оно и произошло. Он, твой Андреа, отключился перед самым входом в гостиницу.

— А что было дальше? — перебил ее Манетти.— Дальше было что?

Лючия поморщилась — видимо, воспоминания о том вечере и для нее были тягостны.

— Ничего хорошего. Видел, какая там лестница? Так вот, мне пришлось тащить на себе этого Андреа волоком. Я с трудом дотащила его до двери, положила на кровать, а сама хотела идти за Франческо,— она кивнула в сторону сутенера, — но вдруг совершенно неожиданно завыли сирены, отель оцепили карабинеры, и через несколько минут они были уже тут, в этом номере. Шум, гвалт, на меня надели наручники, а твоего дружка, даже не рассмотрев, по-моему, как следует, увели с собой. Твой Андреа очень тяжело дышал, и я, чтобы ничего не случилось, сняла с него рубашку...

— И потому репортеры написали что-то вроде того, что он был арестован в твоей кровати?

«Лошадка» скривилась.

— Ну да. Когда его выводили из отеля, внизу уже собралась толпа зевак. «Венеция» имеет в нашем квартале не самую лучшую репутацию — что-то вроде вертепа. Ведь все знают, чем занимаются его жительницы. Затем полицейский комиссар проверил мои документы, забрал в квестуру на два часа...

— Вот мерзавец! — воскликнул Манетти.

— Это ты о полицейском комиссаре?

— Нет, о том синьоре, который дал тебе таблетку,— пояснил сыщик.

— Ничего, ему от меня досталось,— неожиданно вступил в разговор Франческо, усмехнувшись; видимо, воспоминание о том, как он заехал Росси в глаз, доставляло сутенеру огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие.

И он рассказал, что было потом, после разговора с приятелем Андреа.

— Но ведь моему товарищу от этого не легче,— вздохнул сыщик.

— Да, он пострадал, и сильно пострадал, — отозвалась девица.— Я ведь совершенно уверена, что это именно он направил в «Венецию» карабинеров. Кстати, у твоего друга, ну, Андреа, при себе не оказалось никаких документов.

— Их выкрал Росси,— вставил сыщик, — я доподлинно об этом знаю.

— Я ведь тогда танцевала с Андреа,— продолжала девица, будто бы не расслышав реплики сыщика, — и краем глаза заметила, как тот Росси, как ты его именуешь, зачем-то полез во внутренний карман пиджака Андреа, висевший на стуле. Я подумала, что он, может быть, ищет мелочь или авторучку... И, только когда Андреа был арестован, до меня дошло, как все это было спланировано с самого начала: сперва он заплатил мне, чтобы я подмешала ему в мартини какую-то психотропную гадость, затем выкрал документы, чтобы Андреа не смог подтвердить свою личность, тем более, что позже я сама убедилась: твой друг и разыскиваемый Барцини — как две капли воды похожи. Ну, а затем этот тип и позвонил в квестуру... Он все хорошо рассчитал...

Неожиданно Франческо произнес:

— Знаешь, твой друг нам сразу понравился... Имею в виду этого самого Андреа.

— Он всем нравится, не только вам,— не без затаенной гордости ответил Манетти.

— Если понадобится наша помощь... Мы всегда сможем подтвердить, что он — честный и порядочный человек. Короче, запиши телефон. Мы и денег с тебя не возьмем. А теперь давай-ка все-таки выпьем, — предложил Манцу.

Манетти кивнул.

— С удовольствием...

Через полчаса, когда начало смеркаться, Манетти, очень довольный ходом событий, вышел из отеля «Венеция».

«Оказывается, приличные люди встречаются и среди проституток да сутенеров,— подумал он,— ведь если бы не Лючия с Франческо, я бы точно уже никогда не узнал всей правды...»

А Андреа все это время находился в тревожном, томительном ожидании — еще немного, еще вот-вот, и на его голову обрушится страшный удар, который поломает все — его жизнь, доверие и любовь Эдеры, его семью...

Да, он понимал, что должен первым начать разговор, понимал, что рано или поздно этот разговор должен, должен состояться, и, так или иначе ему придется выдержать много неприятных минут.

В то самое время, когда Манетти бродил по портовой части Палермо, Андреа, памятуя о данном Отторино обещании, отправился на «Ливидонию».

Граф был весел — глядя на него, Андреа почему-то подумал, что у Отторино теперь такой вид, как у человека, который знает некую страшную тайну, способную изменить многое, который обладает каким-то огромным секретом, способным перевернуть жизнь множества людей.

«Наверное, мне это только кажется, — решил про себя Андреа, усаживаясь в глубокое кресло,— Манетти, когда отправлялся сегодня утром в Палермо, сказал, что я, наверное, уже отвык от нормальной жизни... Еще бы — целых три дня провести за решеткой, да еще не имея права на собственное имя!»

Отторино, улыбнувшись, подошел к сейфу, раскрыл его и выставил на стол кожаный чемоданчик Андреа.

— Ваш?

Тот улыбнулся.

— Ну да...

— Тогда забирайте. Кстати — проверьте, все ли на месте?

Андреа нахмурился.

— Вы меня обижаете...

— Если бы я получил это от вас,— принялся объяснять дель Веспиньяни, — тогда бы вы действительно могли бы мой вопрос воспринять с обидой. Но ведь я получил это от Джузеппе Росси... А вы сами представляете его роль в той неприятной для нас обоих истории.

Андреа, щелкнув никелированными замочками, раскрыл чемоданчик и внимательно изучил его содержимое.

— Все на месте?

Кивнув, Андреа произнес:

— Вроде да...

Он захлопнул чемодан, поставил его на пол и поинтересовался:

— Вы, наверное, хотите получить у меня отчет о том, что я делал на Сицилии?

— Но только начало ваших действий,— на лице графа появилась доброжелательная улыбка,— то, чем закончился ваш вояж, я и так знаю...

После подробного отчета (Андреа положил перед графом технические документы, объясняя при помощи абсолютных цифр) он спросил:

— Надеюсь, в ближайшее время мне никуда не потребуется ехать?

— Вроде, нет... Хотя...

Андреа насторожился.

— Как — опять?

— Нет, на этот раз мы отправляемся втроем... Теперь я ясно вижу, что вас нельзя отпускать одного, — засмеялся Отторино,— а то опять куда-нибудь попадете, и мне придется вас вытаскивать из очередной неприятности...

— Простите, что я доставил вам столько неприятных минут, — принялся извиняться Андреа,— и большое вам спасибо, синьор...

Граф удивленно поднял брови.

— Спасибо?

— Спасибо... Огромное спасибо.

— Но за что?

— Ведь если бы не вы...

Однако дель Веспиньяни и слушать его не стал.

Что вы, что вы... Вы попали в неприятную ситуацию, можно сказать, из-за меня,— он, щелкнув зажигалкой, закурил, — ведь это я послал вас на Сицилию...

— И все-таки...

— О, не будем больше об этом говорить.

После непродолжительной паузы Андреа произнес:

— Так как насчет поездок?

— Обязательно, — произнес дель Веспиньяни. — На этот раз — в Милан.

— У вас там тоже имение?

— Нет, в Милане мне принадлежит несколько зданий, которые я сдаю фирмам под офисы, — ответил граф,— но дело не в этом. В Милан мы отправимся втроем,— напомнил он.— И не для работы, а для отдыха.

Андреа удивленно поднял брови.

— Втроем?

Отторино согласно кивнул.

— Да.

— ...?

— Вы, Эдера, и я... Кстати, а ваша супруга не говорила вам, что мы ездили на прошлой неделе в Милан на «Аиду»? — осторожно осведомился дель Веспиньяни.

— Честно говоря, уже не помню...

Граф улыбнулся.

— Ничего себе — оставлять красавицу-жену больше чем на неделю, и даже не спросить, что она делала в ваше отсутствие...

В любом бы другом человеке слова дель Веспиньяни обязательно заронили бы тень недоверия, но — только не в Андреа.

— Вы были в «Ля Скале»?

— Да, и прекрасно провели там время...

В этот момент взгляд Андреа неожиданно остановился на фотографии в тяжелой рамке, которая стояла на письменном столе графа.

Красивая светлая женщина со слегка вьющимися волосами, вечернее платье, бриллиантовые искорки в ушах... Андреа тут же вспомнил рассказ Стефано.

Граф перехватил его взгляд и подвинул снимок поближе к собеседнику.

— Простите, синьор, — начал он, немножко сконфузясь, это ...

— Вы думали, что это — Эдера? — спросил Отторино, который предвидел вопрос.— Нет.

— Это — ваша покойная жена?

— А откуда вы знаете? — поинтересовался Отторино, очень недовольный вопросом.

Андреа, поняв, что сказал лишнее, замолчал.

— Вам, наверное, рассказал об этом Стефано, ее брат,— предположил дель Веспиньяни, испытывающе посмотрев на собеседника.

Скрывать это обстоятельство не было смысла (действительно, а то откуда же Андреа знал бы о Сильвии), и потому он, мысленно ругая себя за то, что приходится нарушить данное сторожу имения дель Веспиньяни слово, произнес едва слышно:

— Да.

— А-а-а, Стефано, — протянул граф,— я так и знал, что вы познакомитесь. Кстати, во время последней поездки, ну, когда мне пришлось вас вытаскивать из тюрьмы — я виделся с ним.

— С синьором Манджаротти?

— Да, с братом Сильвии... Так это он вам сказал, что покойная Сильвия так похожа на вашу жену? — продолжал допытываться дель Веспиньяни,— он что, видел фотоснимок Эдеры?

Андреа кивнул.

— Да, случайно получилось... Фотография была у меня в автомобиле. Стефано подумал, что это — снимок его покойной сестры.

После этих слов дель Веспиньяни прищурился, словно от яркого света — несмотря на то, что в каюте царил обычный полумрак.

— А что он еще вам говорил?

— Стефано?

— Ну да...

Андреа передернул плечами.

— Ничего.

— Рассказывал что-то обо мне? — голос Отторино в одночасье стал очень серьезным. — Жаловался, наверное? Говорил, какой я мерзавец?

— Нет, он сказал только, что моя жена очень похожа на Сильвию... На вашу покойную жену,— немного погодя, добавил Андреа.

— Или Сильвия была похожа на Эдеру, — произнес дель Веспиньяни.— Впрочем, теперь не будем говорить об этом...

С языка Андреа едва не слетели слова извинения, за то, что он своим напоминанием о Сильвии причинил Отторино невольную боль, однако тот, совершенно неожиданно для собеседника, произнес задумчиво:

— Да, Сильвия... Конечно же, я был перед ней очень виноват — я ведь знаю, Андреа, что и Стефано рассказывал вам об этом.

Андреа, поняв, что скрывать от графа и это обстоятельство нет смысла, молчал.

А Отторино продолжал:

— Это я потом, после ее смерти понял, что был жестокосерден по отношению к ней... Это я понял только тогда, когда потерял ее. Так всегда: имеешь — не ценишь, потеряешь — плачешь,— заметил он.— А ведь все могло бы быть по-другому... Совсем по-другому. А потом ее не стало... — граф понизил голос.— И я все эти пять лет не знал ни минуты покоя. Вы думаете, Андреа, зачем я живу на яхте? — спросил он, посмотрев на собеседника.

Не ответить на этот вопрос, скорее — риторический, было неудобно, и потому Андреа произнес:

— Честно говорят, я иногда задавал себе такой вопрос... Ведь у вас есть прекрасное палаццо, кроме того, столько домов — по всей Европе.

— Я скажу вам, почему я не могу жить ни в одном из них,— ответил граф, вздохнув. — Ведь в каждом я хоть день, хоть два жил с Сильвией... И все, что там есть — начиная от обстановки и заканчивая, наверное, самой атмосферой — все это напоминает мне о тех днях, когда мы были вместе с Сильвией, когда мы были счастливы, точней — могли бы быть и поныне...

«Да, Стефано, наверное, оказался прав — дель Веспиньяни трудно оценить однозначно,— подумал Андреа,— интересно, знает ли он о том, что Сильвия не погибла в автомобильной катастрофе, а наложила на себя руки? Знает, наверное... И как тяжело ему, как ему больно это сознавать!..»

Неожиданно Андреа стало очень жаль дель Веспиньяни. Он с сочувствием посмотрел на человека, который вот уже пять лет не может обрести желанный покой.

А тот, словно не замечая присутствия Андреа, продолжал рассказывать:

— А потому я и купил эту яхту, и поселился на ней. Я пытался создать какой-то свой, выдуманный мною же мир, и в какое-то время мне казалось, что я преуспел в этом. Но теперь я понял — это была только иллюзия, жалкая попытка бегства от самого себя. Я понял это только теперь... И все эти пять лет я думал, как, как мне искупить свою вину перед ней? Что, что я должен сделать?

Отторино замолчал, надолго. Затем, отвернувшись к окну, что-то пробормотал; Андреа не расслышал его слов, но ему показалось, что граф сказал:

— Но теперь я знаю, как искуплю свою вину...

Впрочем, это ему, скорей, только показалось...

В тот же день Манетти отправлялся назад, в Ливорно. Он был очень доволен собой: теперь, после разговора с Франческо и Лючией многое становилось на свои места.

Во-первых, было совершенно очевидным, что Андреа не мог провести тот вечер у проститутки — впрочем, сыщик и без того ни на секунду не сомневался в порядочности своего друга.

Во-вторых, стало понятным, как Андреа очутился в «Венеции», а также то, почему он не запомнил этого: все решила та проклятая таблетка, которую Росси дал «Лошадке», и которая растворила ее в стакане с вином.

В-третьих, у сыщика возникли смутные подозрения, что Росси действовал не по своей воле — ведь у него не было смысла подставлять Андреа.

«Видимо, он исполнял чье-то поручение,— размышлял Манетти, задумчиво глядя в иллюминатор, — но чье, хотел бы я знать!..»

Неожиданно Манетти овладело какое-то странное чувство, которое раньше он в себе никогда не ощущал — чувство внезапной и полной оторванности от людей, оставшихся на земле.

«Точно во всем мире остались только мы — пассажиры да пилот, и нам уже нет никакого дела до тех, кто внизу, а им — до нас,— подумал он, но тут же мысленно поправился: — нет, они думают обо мне, я нужен им... А они — мне... Ничего, я сделаю для Андреа и Эдеры все, что только в моих силах... Обязательно сделаю».

Ровно урчали мощные моторы «аэробуса», стюардесса разносила закуски, легкое вино и прохладительные напитки; одни пассажиры дремали, другие закусывали, третьи что-то читали.

Но сыщику теперь было не до чтения: надо было решить, кто же руководил Росси.

«Нет, наверняка тут все не так просто,— думал Манетти,— ведь, если верить синьору дель Веспиньяни, его личный секретарь оказался прожженным проходимцем. Ну, допустим, так оно и есть. Отторино не знал о той истории с таблеткой — по словам Андреа, граф совершенно убежден, что сам Андреа провел вечер с Лючией. А может быть — делает вид, что убежден? Но зачем?..»

Манетти кольнуло какое-то острое предчувствие: ему вдруг показалось, что он находится у самой разгадки этих странных и драматических событий.

Однако в цепочке его рассуждений не хватало несколько звеньев, и сколько Манетти не ломал голову, он так и не смог домыслить их самостоятельно.

И в самом деле — для чего Джузеппе Росси все это устроил?

Только ли для того, чтобы завладеть кредитной карточкой, деньгами и документами Андреа?

Если это действительно так — то для чего же тогда, спрашивается, было затевать такой сложный спектакль? Ведь налицо лишние звенья — это посещение бара, эта проститутка «лошадка»... К чему ему потребовались лишние свидетели — тем более, что можно было бы обойтись без них? Тем более, что выкрасть деньги и кредитную карточку у такого доверчивого человека, как Андреа, проходимцу Джузеппе Росси не представляло большого труда.

Непонятно.

Дальше: документы, деньги и карточка после возвращения Росси в Ливорно оказываются у дель Веспиньяни.

Каким образом — неужели Джузеппе добровольно отдал их графу?

Тогда остается предположить одно: Росси украл все это, также, как и чемоданчик по поручению Отторино?

Абсурд.

Еще одно обстоятельство, заставляющее насторожиться: ведь этот телефонный звонок в квестуру наверняка был загодя придуман, стало быть, человек, который туда позвонил (а в том, что в полицию звонил именно Джузеппе, у Манетти не вызывало никаких сомнений) знал о поразительном внешнем сходстве Андреа и Барцини?

Стало быть, так.

Более того: звонивший отлично продумал, как, каким образом можно будет лучше всего дискредитировать Андреа в глазах и Эдеры, и дель Веспиньяни (который, впрочем, если верить Андреа, отнесся к этому малоприятному факту — факту его якобы близкого знакомства с «Лошадкой» более чем снисходительно).

«Надо встретиться с Росси и поговорить с ним, — решил Манетти, — а заодно — и с графом... Не знаю почему, но у меня не лежит душа к этому человеку. Может быть, Эдера, когда говорит, что я просто ревную к нему Андреа — права, но я никак не могу подавить в себе неприязни к дель Веспиньяни... Да, надо будет поговорить с ним — ничего другого мне не остается...»

«Аэробус» приземлился в аэропорту Ливорно точно в положенное время.

Манетти сбежал по трапу одним из первых, вышел из пассажирского терминала и тут же поймал такси — огромный старый «мерседес» цвета яичного желтка.

Через полчаса он был уже у палаццо дель Веспиньяни.

— Тут? — таксист вопросительно посмотрел на своего пассажира.

Сыщик немного подумал, после чего решительным голосом произнес:

— Нет, лучше отвези меня в порт... Знаешь, где стоит яхта «Ливидония»?

Таксист осклабился.

— Конечно! В Ливорно, наверное, все знают яхту синьора дель Веспиньяни...

Граф, полулежа на диване с книжкой в руках, лениво перелистывал страницы, когда по селектору внутренней связи услышал голос кого-то из прислуги:

— Синьор дель Веспиньяни, к вам — посетитель.

«Кто бы это мог быть,— подумал Отторино,— ведь

с Андреа мы недавно распрощались, а больше я никого сегодня не жду...»

Нажав кнопку селектора, он спросил:

— Кто это?

— Он представился, как синьор Манетти, и говорит, что дружен с синьором Андреа Давила.

А-а-а, этого еще не хватало,— раздраженно подумал Отторино,— я ведь не договаривался с ним встретиться. И чего ему нужно от меня?»

— Что мне сказать? — послышалось из динамика селектора.

Отторино, поразмыслив с минуту, произнес:

— Хорошо, впустите...

Через несколько минут Манетти уже стоял в каюте дель Веспиньяни.

Надо сказать, что сыщик никогда не бывал в таких роскошных апартаментах, как в палаццо или тут, на яхте, и пышность убранства поразила его.

«Наверное, этот Отторино действительно богат, как Крез,— подумал сыщик, смущенно оглядываясь по сторонам,— он, видимо, из тех, кто не знает, куда ему девать деньги... Слишком просто они ему достаются...»

Граф, изобразив на своем лице приветливое выражение, поздоровался с гостем и, предложив ему сесть произнес:

— Слушаю вас...

— Простите, синьор, за беспокойство,— сказал сыщик — но мне хотелось бы поговорить с вашим личным секретарем...

— С синьором Джузеппе Росси? — деловито осведомился граф таким тоном, будто бы у него был еще один личный секретарь.

Манетти кивнул.

— Да, с ним.

— Боюсь, что это невозможно. Вы ведь знаете — вам, видимо, уже рассказал Андреа, что я рассчитал этого проходимца и выгнал его.

— А где он теперь?

Равнодушно пожав плечами, дель Веспиньяни произнес в ответ:

— Понятия не имею. Откровенно говоря, этого человека для меня больше не существует, и судьба его мне совершенно неинтересна...

Однако сыщик продолжал настаивать, и это насторожило Отторино.

— И все-таки...

— Может быть, он отправился в Пьяченцу, может быть — в Геную, может быть — в Рим... В Милан, в Турин, во Флоренцию... Не знаю.

Граф поджал губы, весьма недовольный вопросами гостя.

— Но мне бы все-таки хотелось...— начал Манетти, однако Отторино не дал ему закончить мысль.

— Хотелось бы поговорить с ним?

— Да.

— Может быть, я могу быть вам полезен? — улыбнулся граф.

Сыщик наклонил голову.

— Пожалуй...

— Вы ведь, наверное, очень обеспокоены тем, что произошло в Палермо со всеми нами любимым синьором Андреа Давила? — вкрадчиво поинтересовался дель Веспиньяни.

— Совершенно верно. Я только что оттуда.

Граф нахмурился — он никак не мог подумать, что этот тип проявит такое участие в судьбе Андреа.

— Как — вы были в Палермо?

— Совершенно верно.

— Но зачем?

— Меня смутили некоторые обстоятельства этого дела,— задумчиво произнес Манетти.

— Ареста Андреа?

— Да.

Улыбнувшись, граф произнес:

— Признаться честно, меня они тоже смутили... С самого начала. Но ведь все закончилось благополучно? — с этими словами он достал из бара бутыль кианти — точно такого, какое Манетти пил в баре «Эспланада».— Все хорошо, что хорошо кончается, — продолжил дель Веспиньяни, — а потому давайте выпьем...

Отказываться было неудобно, и сыщик произнес:

— Давайте...

Когда вино было разлито по бокалам, Отторино продолжал:

— Не думаю, что у вас были причины, чтобы пускаться в такое опасное и долгое путешествие... Не так ли, синьор? — спросил он, лукаво посмотрев на Манетти.

Тот неожиданно возразил:

— Не так.

Отторино насторожился.

— То есть...

— Я выяснил кое-какие обстоятельства пребывания Андреа в Палермо, такие, которых он и сам не знает,— сказал сыщик, — и они мне кое-что прояснили...

— Вот как?

В этом коротеньком вопросе, скорее — брошенной реплике графа послышалось скрытое напряжение.

— И какие же такие обстоятельства?

— Дело в том, что мой друг действительно не мог быть у проститутки по кличке «Лошадка»,— произнес сыщик очень серьезным голосом.

— О, — граф улыбнулся, — я понимаю, что подобные вещи бросают тень на репутацию людей... Да они бы бросили тень на репутацию кого угодно, не только вашего и моего друга Андреа, — добавил он, — и, как мне кажется, вы просто хотите его выгородить... Будем же снисходительны к чужим грехам, — добавил граф безмятежно,— у кого из нас их, спрашивается, нет?

— Дело в том, что Росси заплатил проститутке полмиллиона лир,— очень серьезно продолжал Манетти, недовольный тем, что собеседника эти обстоятельства, вроде бы, не интересуют,— и она...

— Росси заплатил проститутке? А я-то думал, что Андреа смог сделать это и без него...

На устах графа появилась самодовольная улыбка.

— Вы не поняли меня...

— Нет, синьор, я прекрасно понял, что именно вы хотели сказать.

— Дело в том, что...

Граф перебил рассказчика:

Вот что: давайте сперва выпьем, а потом вы продолжите... Хорошо?

Вино оказалось превосходным. Граф, перехватив инициативу разговора, начал рассказывать, какие чудесные у него виноградники на Юге, какое вино там делают, и какой это выгодный бизнес в Италии — виноделие. Он явно хотел перевести беседу в иное, более нейтральное русло, и Манетти прекрасно понял это.

«И почему это он так не хочет говорить о тех событиях? — подумал Манетти с тревогой,— ведь он утверждает, что Андреа — его товарищ, он всячески стремится показать, что прекрасно относится к нему... В чем же дело?! Нет, что-то тут не так,— подумал сыщик,— наверное, Отторино явно что-то темнит... Но что?..»

Дождавшись, пока дель Веспиньяни выговорится, Манетти, допив вино, поставил бокал и произнес:

— Но вернемся к нашим баранам... То есть, я хотел сказать — к моей поездке.

Лицо Отторино в одночасье стало серьезным.

— Ну, и каковы результаты вашего расследования, синьор?

— Неутешительны.

— Неутешительны — для кого?

— Наверное, для Росси,— ответил сыщик,— хотя, честно говоря, еще не знаю...

— Вы сказали,— произнес Отторино, возвращаясь к недавней теме разговора, — вы сказали, что этот проходимец Росси за что-то там заплатил...

Согласно наклонив голову, Манетти произнес:

— Да, он заплатил проститутке за то, чтобы она растворила в стакане вина Андреа таблетку какого-то снотворного... То есть, не снотворного, а какого-то лекарства, которое не только клонит ко сну, но и действует на психику...

Отторино, дружески улыбнувшись, произнес:

— О, это напоминает мне истории при дворе Цезаря Борджиа... Отравленное вино, коварство, тайные замыслы врагов... Друг мой,— неожиданно фамильярно сказал он, — теперь не шестнадцатый век, хотя это, конечно, заслуживает сожаления, сейчас никто не будет действовать такими кустарными способами... Рыцари плаща и кинжала, эпоха отравленных перчаток и тайных убийств уж закончена. И к чему это было делать?

— Но, тем не менее, это так,— продолжал упрямо настаивать сыщик.

— У вас есть какие-нибудь доказательства;

— Конечно?

— И какие же?

— Я разговаривал с той самой проституткой по кличке «Лошадка»,— произнес сыщик,— в номере которой и был арестован Андреа под видом Барцини...

Отторино расхохотался.

— Вы думаете, ей можно верить?

— По крайней мере, мне так показалось.

— Ну, — ответствовал граф, наливая еще вина себе и своему гостю, — эта девица — проститутка, то есть, отдает свею честь, честность, любовь за деньги. Вчера ей заплатил Росси — она вбросила в его вино какую-то отраву, завтра...— и тут Отторино внезапно осекся.

— Вы что — хотите сказать, что я, желая спасти репутацию своего приятеля, заплатил ей за то, чтобы она утверждала, будто бы Андреа не было с ней? — осведомился сыщик.

Граф устало вздохнул.

— Я этого не говорил... В конце-концов, — он устремил взор в сторону гостя, — в конце-концов, синьор, наш разговор все больше и больше начинает походить на допрос... Вы что — подозреваете меня в причастности к этому аресту Андреа?

Это был прямой, и потому — целиком безошибочный ход, и Манетти никак не мог ожидать его.

Он молчал.

А Отторино, понимая, что инициатива теперь перехвачена, продолжал:

— Вы, синьор, приехали ко мне на яхту, предварительно даже не позвонив, не известив меня о своем намерении, чтобы это сообщить? Но разве не я, бросив все свои дела, тут же полетел на Сицилию, едва только узнал об аресте Андреа? — спросил он и тут же сам себе ответил: — Я. А вы в это время сидели в Риме...

— Я этого не знал...

— Я тоже не знал этого, — отрезал дель Веспиньяни, — но узнал, как только понял, что с Андреа что-то произошло... Разве не я бегал по всем инстанциям сперва в Риме, а затем — в Палермо, разве не я выдержал полуторачасовой разговор с идиотом-следователем, которому, между прочим, было выгодно, чтобы Андреа под фамилией Барцини продолжал сидеть в палермской тюрьме, разве не я убеждал этого синьора выпустить моего друга? Вновь я. А теперь вы меня еще в чем-то обвиняете...

Манетти пошел на попятную.

— Я не обвиняю вас ни в чем, синьор...

— Но ведь получается так! — воскликнул Отторино, изображая сдержанное негодование.— А теперь, когда все завершилось, когда Андреа моими, заметьте, моими, а не чьими-нибудь стараниями, возвращен в Ливорно, вы летите в Палермо и устраиваете расследование... Не могу одного понять — кому оно надо? И для чего все это надо было начинать? Не пойму...

«Он словно оправдывается,— невольно подумал сыщик, и не передо мной, а, скорее, перед самим собой...

Значит, есть в чем...»

— Просто мне показалось, синьор, что в этом деле очень много неясностей...

— Каких?

— Например то, что рассказала мне проститутка из «Эспланады»...

Граф хмыкнул.

— Мало ли, что может нарассказывать проститутка?! — горячо воскликнул дель Веспиньяни.— На то ведь она и проститутка...

— Но то, что рассказала она, прозвучало весьма правдоподобно,— произнес сыщик. — Более того, по профессии никогда нельзя судить о его чисто человеческих качествах...

Махнув рукой, Отторино с нарочито-небрежным видом произнес:

— Это вам только показалось... К тому же, проститутка — это не столько профессия, сколько призвание,— добавил он веско.

— Тогда я не могу понять одного: для чего все это затеял Росси?

— Что именно?

— Сперва — заплатил Лючии — так зовут ту девицу, заплатил ей за то, что она подсыпала ту гадость в вино Андреа, а затем вызвал полицию, подробно рассказав, где находится наш друг...

— Зачем?

— Да, зачем...

— Видимо, чтобы выкрасть его документы, деньги и кредитную карточку.

— А как же тогда все это потом оказалось у вас, синьор дель Веспиньяни? — поинтересовался Манетти, искоса посмотрев на собеседника.

Граф передернул плечами.

— У меня? — переспросил он, думая, как ответить на этот вопрос настырному гостю.

— Да, у вас.

— Просто, когда он вернулся и рассказал мне басню о том, что он якобы прождал Андреа в «Колизее» целых два часа и тот не пришел, я этому не поверил... И потому надавил на него как следует. Он и раскололся.

Это было очень правдоподобно — особенно, если принять во внимание природную проницательность дель Веспиньяни и вороватые обыкновения Джузеппе. Однако Манетти никак не отставал:

Тогда — еще один вопрос: почему Росси, не застав Андреа, не улетел в тот же день?

— Что-то произошло с самолетом, — уверенно ответил Отторино.

«Явно врет,— подумал Манетти,— я ведь точно знаю, что с «сесной» ничего не произошло...»

— И все-таки,— граф хитро улыбнулся,— все-таки, мне кажется, что будет лучше, если вы разыщете Росси и поговорите с ним...

— А где?

Отторино пожал плечами.

— Это уже ваше дело... И вообще, на правах хозяина, я попросил, чтобы сегодня мы больше не говорили об этом. Ведь все закончилось и для Андреа, и для всех нас — и хорошо, что так, а не иначе... А ведь Андреа мог надолго застрять в тюрьме. Я ведь говорил — полицейским было выгодно держать за решеткой мафиози Альберто Барцини, чтобы успокоить общественное мнение...

— И впрямь, — подумал Манетти, — все уже решено, и многое прояснилось. Осталось только увидеться с Росси, черт бы его подрал...»

Неожиданно граф заявил:

— Не хотите ли сделать небольшую прогулку вдоль берега на яхте?

— На этой самой? — поинтересовался сыщик.

Граф согласно наклонил голову.

— Да. «Ливидония» давно не выходила в море, и наш капитан утверждает, что это надо сделать для какой-то там профилактики...

Манетти улыбнулся.

— Спасибо...

Морская прогулка вдоль побережья Тосканы была великолепна: ветер свистел в вантах, за кормой «Ливидонии» кружились чайки.

Ветер дул попутный, и потому капитан решил идти не на моторе, а под парусом.

Отторино, стоя со своим гостем на палубе, довольно улыбался.

— Вам нравится? — спросил он у Манетти.

Тот произнес в ответ:

— Еще бы! Никогда прежде не совершал подобных путешествий...

— Согласитесь,— прокричал ему в самое ухо Отторино, силясь перекричать все крепчающий ветер,— согласитесь, что такие путешествия много лучше того, которое вы предприняли!

Сыщик пожал плечами.

— Кому что...

— И все-таки — почему вы так внезапно полетели в Палермо? — не отставал дель Веспиньяни, которого весьма заинтересовали результаты сицилийского вояжа Манетти,— откуда такая спешка?

Сыщик не стал хитрить, и ответил прямо:

— Мне кажется, что у Андреа в скором времени могут начаться неприятности куда более серьезные, чем те, которые произошли на Сицилии.

— Неприятности?

— Да, — коротко ответил сыщик.

Граф как-то странно посмотрел на своего гостя, пожал плечами, но ничего не ответил...

В воде у причала плавали арбузные корки, набрякшие от воды бумаги, расплываясь в радужных мазутных пятнах, какой-то пластиковый мусор...

Загорелый до черноты белозубый мальчишка лет четырнадцати ловко поймал брошенный ему сверху матросом конец швартового, и через несколько минут на причал опустился легкий канатный трап.

Сыщик, придерживаясь за канатный барьер, обернулся и произнес Отторино:

— Спасибо вам... И всего хорошего.

Граф улыбнулся.

— Не за что...— он уже собрался было уйти, но в последний момент, спустившись к недавнему гостю, произнес: — Если вы еще надумаете куда-нибудь ехать, обязательно скажите мне...

— Почему? — спросил Манетти, удивленно подняв брови.

— Ведь Андреа Давила — и мой товарищ,— пояснил граф,— так же, как и ваш. Так что его судьба мне также небезразлична...

Манетти возвращался в гостиницу, в которой остановился, когда уже начинало темнеть. Сидя за рулем взятого напрокат автомобиля, он думал, что граф дель Веспиньяни наверняка что-то темнит, что он наверняка причастен к драматическим событиям, разыгравшимся в Палермо несколькими днями раньше.

Но, если причастен — как?

Каким образом?

И, самое главное — для чего ему все это понадобилось?

И потом — если Росси действительно действовал с ведома Отторино (о том, что Джузеппе действовал по его прямому распоряжению, в тот момент сыщик еще и не думал), то для чего, с какой целью ему понадобилось сперва упечь Андреа за решетку, а затем — спешно лететь на Сицилию, чтобы освободить его?

Загадка.

Да, множество косвенных причин говорили об этом, однако Манетти не видел главного — не видел возможного мотива такого поступка дель Веспиньяни.

«Думаю, что вскоре все прояснится, — решил он, — ведь мотивы такая вещь, которую трудно обнаружить с первого раза... Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Может быть, этот самый Росси, которого я не знаю, оказался гораздо хитрей, чем можно было себе предположить...»

Вернувшись в гостиницу, Манетти сбросил плащ и улегся на койку.

Теперь, когда многое (но, правда, не все) становилось на свои места, сыщику хотелось одного — отдохнуть, расслабиться...

«Ну и события — подумал он, включая телевизор,— в Палермо меня чуть не застрелили проститутка и ее сутенер, а теперь...

По телевизору передавали обычную криминальную хронику.

— Загадочное убийство произошло вчера вечером в госпитале святой Бригитты, — говорил диктор, — Джузеппе Росси...

Манетти превратился в слух.

— ...который, находясь в нетрезвом состоянии, управлял автомобилем «фиат-типо», попал в тяжелейшую катастрофу. Его автомобиль свалился в пропасть и взорвался, и только по счастливой случайности синьор Росси во время падения вывалился через открывшуюся дверку. Об этом уже сообщалось во вчерашней сводке вечерних новостей. В бессознательном состоянии он был доставлен в госпиталь и помещен в отделение реанимации, но...

Сыщик щелкнул пультом дистанционного управления, сделав звук громче.

— ...но вечером того же дня дежурная сестра-сиделка обнаружила его мертвым. На преступление указывает тот факт, что медицинское оборудование, обеспечивающее жизнедеятельность организма пострадавшего, было отключено. Полиция считает, что вряд ли удастся разыскать преступника — никто из медицинского персонала в предполагаемое время убийства не заметил посторонних в клинике...

Манетти щелкнул кнопкой — изображение на экране исчезло.

«Наверняка этот человек кому-то мешал,— подумалось сыщику.— Ведь он выполнял чье-то поручение, и когда оно было выполнено, то он стал ненужен, потому что этот тип много знал. «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти» — так, кажется, говорится в «Отелло»? Неужели дель Веспиньяни способен на такое?.. Неужели это он отправил ненужного, и потому ставшего опасным, свидетеля на тот свет? Во всяком случае, надо позвонить в палаццо, Андреа, и выяснить, как там идут дела...»

Поднявшись, Манетти набрал номер палаццо, но там, как ни странно, никто не брал трубку...

— Странно,— пробормотал он, кладя трубку на рычаг, чтобы через несколько минут вновь повторить набор. — Где же они?

Но трубку так никто и не брал — ни через пять, ни через десять минут, ни через полчаса.

И не мудрено — в это самое время в палаццо разворачивались действительно драматические события...