Эдера 2

ГЛАВА 4

Солнце еще не село, когда «альфа-ромео» Андреа, выехав на Виареджо, покатило вдоль побережья на северо-запад, и сторону Луканы.

Андреа вел машину с сосредоточенным видом, не глядя в сторону сидевшей рядом с ним Эдеры.

— У тебя такой вид, будто бы ты перед сдачей ответственного экзамена, самого главного в жизни, — пошутила Эдера.

Андреа поморщился.

— Честно говоря, я испытываю какое-то волнение,— сказал он.

— Волнение?

Помедлив, он подтвердил:

— Да.

— Не понимаю — почему ты волнуешься? Тебя пригласили, ты отвечаешь на это приглашение.

— Эдера, не задавай лишних вопросов, — с явно недовольным видом сказал Андреа, когда машина остановилась на перекрестке, — ты сама понимаешь всю щепетильность ситуации... Если бы я получил приглашение на юбилей какого-нибудь своего близкого а например того же Манетти, то я бы не раздумывал. Но тут...

И Андреа развел руками мол, что говорить, его волнение понятно и потому оправдано.

Дорога пролетела быстро — во всяком случае Эдера, которая не очень любила дальние переезды на автомашине, совершенно не утомилась.

Уже темнело, когда впереди показались огни Ливорно. Андреа без особого труда обнаружил, как проехать в порт — оказывается, яхту «Ливидония» в городе знали все — наверное, от мальчишек, продавцов газет и чистильщиков обуви, до начальника квестуры, от последнего чернорабочего на литейном заводе до, наверное, капитана огромного крейсера, законченного несколько недель назад на верфи «Орланде» и теперь ожидающего торжественного спуска на воду.

Ливорно — грязный, пыльный, пропахший бензином, мазутом, коксом и жареной рыбой Ливорно — в тот вечер был прекрасен, как никогда; столь прекрасным он бывает разве что поздней весной. Недалеко от городской черты начинались ровные ряды коттеджей, потом местность приобретала более изломанные очертания, и Эдеру впечатлило обилие нарядных дач, вилл и дворцов, весело и легко взбиравшихся вверх, к зеленеющим виноградинкам и масличным рощам, стройные ряды темных кипарисов и зеленых, светлых тополей, прелестных, как воздушные минареты из старой, давно забытой сказки. И само море в бухте, обычно какое-то желто-зеленое от грязи, теперь лежало спокойное, черно-синего цвета, на нем лениво раскачивались рыбацкие баркасы.

И все это: могучий простор моря, ослепительная белизна фешенебельных коттеджей и старинных палаццо, бескрайность неба — все это вливалось в душу какой-то спокойной и тихой радостью...

На огромной автомобильной стоянке портя, тускло поблескивая фарами, стояли шикарные машины — стремительные алые «феррари». шикарные «бугатти», чопорные «бентли», футуристического облика «ламбарджини», представительские «мерседесы».

Андреа, припарковав свой автомобиль, смущенно посмотрел на жену.

— Честно говори, среди всего этого,— он коротко кивнул в сторону роскошных кабриолетов и лимузинов, — среди этого чувствуешь себя немного не в своей тарелке.

— Не комплексуй, — улыбнулась Эдера, — ты такой же приглашенный, как и они.

А Андреа действительно внутренне робел — и весьма, особенно, когда к нему подошел охранник и вежливо поинтересовался, что он тут делает — видимо, охранника ввела в смущение машина гостя, хотя и неплохая, но явно не того класса, на которых прибыли гости. Не без внутренней робости извлек Давила из кармана загодя подготовленное приглашение на свое имя.

Охранник, внимательно посмотрев приглашение, вежливо улыбнулся.

— Извините, синьор, — произнес он, протягивая лист бумаги обратно,— но мне приказано принять все меры предосторожности...

— Простите, синьор, а где находится яхта «Ливидония»? Там сегодня праздник, юбилей Отторино дель Веспиньяни.

— Это а ту сторону, — охранник указал в сторону залива,— сразу же увидите...

Хотя Андреа никогда не видел «Ливидонию», и даже не представлял, как она может выглядеть, он сразу же нашел ее — «Ливидония» только называлась яхтой: на самом же деле по своим размерам она не уступала легкому крейсеру, во всяком случае, она была куда более заметна, чем темно-оливковые эсминцы, стоявшие неподалеку.

Площадка перед трапом была ярко освещена; перед ним были расставлены столы, между которыми суетились официанты в темно-синей униформе, в белоснежных перчатках.

Андреа и Эдера подошли поближе.

— Интересно, что мы теперь будем говорить? — спросил Давила, подтолкнув жену в бок.

Та пожала плечами.

Какая разница? Ведь нас с тобой пригласили! Почему бы не воспользоваться? И вообще, Андреа, ты с этой мнительностью становишься просто невыносим...

Андреа, подойдя к одному из гостей — высокому седовласому старику в безукоризненном смокинге, осторожно поинтересовался:

— Простите, синьор, где я могу видеть синьора Отторино дель Веспиньяни?

Тот, внимательно посмотрев на Андреа, как бы нехотя произнес:

— Это мой сын... Вон он, у самого трапа... А вы также приглашены?

И тут взгляд его упал на Эдеру — старик отступил несколько шагов назад и пристально посмотрев на гостью, пробормотал:

— Пресвятая Дева!..

Андреа участливо поинтересовался:

— Вам нехорошо?

— Нет-нет,— замотал головой отец Отторино,— все в порядке...

Андреа под руку с Эдерой уже отходили, когда отец виновника торжества произнес взволнованно, тихо, но очень внятно:

— Боже, какое сходство...

Пройдя несколько шагов по направлению к трапу, Андреа остановился и кивнул в сторону моложавого человека с благородной, благообразной внешностью; волевое лицо, резкая морщинка на лбу, темные, проницательные глаза, от одного взгляда которых становится немного не по себе, блуждающая улыбка на устах...

— А-а-а, а вот и наш дорогой синьор Давила,— произнес Отторино (а это, вне всякого сомнения, был именно он), подходя к Андреа.— Большое спасибо, что вы откликнулись на мое приглашение... — заметив смущение гостя, дель Веспиньяни. по-дружески взяв его под руку, произнес: — я вижу, вы чем-то смущены? Да-да, и я прекрасно понимаю, чем именно; неожиданностью приглашения. Бьюсь об заклад, что вы сперва даже подумали, а не розыгрыш ли это, не мистификация ли... Или чья-нибудь не слитком удачно я шутка...

Андреа, поборов в себе смущение, сконфуженно пробормотал в ответ:

— А как вы догадались?

Он сразу же понял, с кем имеет дело — очевидно, что скрывать от хозяина что-либо было бы просто бесполезным делом.

— Ну, все очень просто: вы ведь звонили мне на яхту,— он небрежно кивнул в сторону стоявшей у причала «Ливидонии», украшенной по случаю праздника иллюминацией — многочисленные разноцветные огни яхты отбрасывали множество отражений на черную гладь моря,— по меня не было дома, я пошел на рыбалку... Вы интересовались, действительно ли приглашение послано вам...— поймав во взгляде Андреа вопрос, он добавил: — мне рассказал об этом мой личный секретарь, синьор Росси...— он поманил пальцем смуглого брюнета с типично неаполитанскими чертами лица,— вот он... Джузеппе, это — один их моих самых дорогих гостей, синьор Сатти, ты уже имел честь разговаривать с ним по телефону. Синьор Давила, если у вас возникнут какие-нибудь сложности, обращайтесь к этому типу. Плут он конечно же, отъявленный, я и сам удивляюсь, как это я до сих пор еще не выгнал его от себя, но что касается расторопности... Короче, не стесняйтесь...

Андреа, окончательно осмелев, поинтересовался, но уже более спокойно:

— Простите, синьор дель Веспиньяни, но чем я обязан такой чести? Чем я обязан чести быть приглашенным на ваш юбилей?

— А-а-а, молодой человек, вы, оказывается, страдаете забывчивостью,— засокрушался Отторино,— впрочем, это не ваша вина, скорее — беда, так как и беда множества других современных людей. Вы, наверное, уже забыли, как почти год тому проектировали коттедж для меня?

— Постойте, постойте,— принялся вспоминать Андреа, — действительно... Кажется, он должен был быть построен на Аппиевой дороге... Да-да-да, теперь я припоминаю... Так вот откуда я знаю вашу фамилию!

— Да, синьор Давила,— продолжал граф,— ваша работа мне понравилась... Очень понравилась. Честно говоря, я и не ожидал, что вы сможете сделать это с таким искусством. Как точно вписался этот дом в окружающий ландшафт, какой он удобный для жизни. И как великолепно смотрится с дороги — ни одной лишней линии! — лицо дель Веспиньяни в одночасье сделалось очень серьезным.— Но и это еще не все, дорогой синьор...

Андреа насторожился.

— А что еще?

— Если вы помните, тогда вы обнаружили ошибку на смете... Фирма, которая проводила изыскательские работы, проявила... Ну, как бы сказать — непорядочность, что ли. Они завысили сметную стоимость изыскательских работ в полтора раза, и вы уличили их в этой махинации...

— Это был мой долг,— с достоинством ответствовал Андреа.— Интересы клиента — превыше всего,— добавил он,— этому меня учили еще тогда, когда я занимался в Соединенных Штатах...

— Вы учились в Америке?

— Да, давно... По специальности я архитектор, но могу работать и менеджером по купле-продаже недвижимости,— ответил Андреа,— чем, собственно, я теперь и занимаюсь. В Виареджо у меня фирма.

Отторино дель Веспиньяни поспешил вернуть беседу в первоначальное русло.

— Синьор Давила,— произнес он,— так вот ваша кристальная честность тронула меня до глубины души. В наш прожженный век, в наше время голого, грубого прагматизма не так часто можно встретиться с подобным. Не думаю, что большинство людей, окажись на вашем месте, поступила бы подобным образом.

— Синьор дель Веспиньяни, я только исправил допущенную ошибку.

— Ну, не надо скромничать ... Так вот: составляя список приглашенных, я вспомнил о вас, и решил, что вы будете одним из самых дорогих гостей... Извините, если своим приглашением я доставил вам немного беспокойства. Впрочем, и я виноват: надо было просто позвонить вам по телефону, и объяснить, что к чему...

Они прошлись вокруг столиков, и вновь вернулись к трапу, ведущему на яхту.

— Кстати говоря, гостей прибыло куда больше, чем я предполагал, и потому праздничный стол будет накрыт не на яхте, как планировалось с самого начала, а тут на берегу. — Впрочем, он ничем не проиграет...

В этот самый момент взгляд Отторино дель Веспиньяни упал на Эдеру — она, застенчиво улыбаясь, скромно стояла, теребя ремешок ридикюля, дожидаясь, покуда Андрея наговорится с хозяином.

Отторино заметно побледнел и, как показалось самому Андреа, даже пошатнулся.

— Вам плохо?

— Не-е-ет... — неуверенно протянул граф,— простите меня...

Он отошел в сторону и потупил взор, боясь поднять глаза на супругу гостя.

Андрае понял замешательство по-своему.

— Извините, я не представил вам мою жену... Эдера. — произнес он, кивнув в сторону супруги, — это моя жена.

К дель Веспиньяни. похоже, вернулось прежнее самообладание.

Пожав руку гостье, он произнес:

— Рад вас видеть... Какое странное у вас имя...

— Мое полное имя — Роза Мария,— сказала та,— но я больше привыкла, когда меня называют Эдера...

— Если вы не возражаете,— сказал Отторино, — я также буду называть вас Эдера... Извините — синьора Эдера, — поправился он.

— Конечно, конечно,— ответила синьора Давида,— мне так даже приятно...

Тем временем гости принялись рассаживаться за столы — всем командовал личный секретарь Отторино, расторопный Джузеппе Росси; он то и дело отдавал распоряжения официантам, покрикивая на них, звонил по радиотелефону, приказывал, тихо переругивался, страшно суетился, делая при этом совершенно страшные глаза, бегал на яхту и обратно, не забывав при этом улыбаться всем и каждому.

Когда гости, наконец, расселись за столы. Росси, достав из кармана телефон, быстро набрал номер и негромко скомандовал:

Ну, теперь можно...

Спустя несколько секунд черное небо над заливом осветил салют — разноцветные фантастические розы праздничных разрывов фейерверка, взлетая высоко-высоко и чернильное небо над ночным городом, разрывались и плавно опускались где-то далеко-далеко, у самой кромки, где иссиня-темная вода Лигурийского залива почти незаметно сливалась с линией горизонта.

Гости зааплодировали.

Послышались восклицания.

— Замечательно!..

— Великолепно!..

— Восхитительно!..

— Салют в честь юбилея — отличная мыс ль!..

— Достойная Отторино!

Фейерверкеры салютовали ровно сорок раз — сороковой салют, последний, был особенно великолепен.

Отторино, подняв наполненный до краев бокал с шампанским, поднялся со своего места и произнес:

— Большое спасибо вам, дорогие мои друзья за то, что вы почтили своим вниманием скромного отшельника и посетили сегодняшнее празднество, которое я. по мере сил своих, организовал для вас

И тут же послышались ответные восклицания:

— За здоровье юбиляра!

— За его успехи!

— За графа Отторино дель Веспиньяни!..

Выпив шампанское, Отторино по традиции со всего размаху бросил бокал оземь — он разлетелся на мелкие хрустальные брызги.

И праздник начался.

Говорят, что по музыкальности с жителями Ливорно могут поспорить разве что венецианцы и неаполитанцы — впрочем, даже уроженец города у подножья Везувия, Джузеппе Росси, всегда отдавал пальму первенства Ливорно.

В Ливорно любой праздник без хорошей музыки — не праздник.

Сперва слух собравшихся услаждал струнный оркестр — музыканты играли поппури на оперные темы Россини и Верди; затем их сменил дивный тенор из «Ла Скалы», исполнивший под аккомпанемент того же квартета канцоны «Вернись в Сорренто», «Санта-Люцию» и несколько арий из популярных опер того же Верди.

Гости, слушая музыку, прикидывали в уме, в какую же фантастическую сумму обходится хозяину это скромное празднество».

Когда тенор, сорвавший бурю аплодисментов, поклонившись, уселся тут же, за стол, Отторино, приказав лакеям наполнить бокалы гостей лучшим шампанским, какое только было на «Ливидонии», произнес:

— Конечно же, синьоры и синьорины, то, что мы теперь услышали, достойно восхищения. Мы, итальянцы, созданы Богом для того, чтобы ценить прекрасное. Мы гедонисты, и это прекрасно. Но я бы хотел, чтобы мы поняли, что красота, истинная красота — это нс только красивая музыка, не только прекрасные женщины,— он невольно устремил взгляд на Эдеру.— не только замечательное вино... Это — стиль жизни, это — гармоничное ощущение жизни и себя в этой жизни. К сожалению, все мы начинаем понемногу утрачивать вкус к жизни — это естественно.— Отторино, отодвинув стул, печально посмотрел впереди себя.— Иногда я смотрю на портрет своего далекого предка, Лукано дель Веспиньяни, бывшего приближенного при дворе Лоренцо Медичи, и вспоминаю, как искренне и безыскусно веселились в те времена. И знаете, какая мысль пришла мне в голову? — он вновь обвел гостей взглядом, будто бы те уже догадывались о его следующих словах.— Я решил возродить хотя бы вкус того времени... Когда часы пробьют полночь, те синьоры и синьорины, которые пожелают, проследуют на яхту и переоденутся в платья той блестящей эпохи. И мы продолжим — но уже в духе того времени!

Идея, судя по всему, очень понравилась гостям — во всяком случае, они примялись выряжать свое шумное одобрение по поводу слов хозяина.

— Замечательно!

— Прекрасная мысль!

— Граф как всегда — в своем репертуаре!

— И кроме того,— добавил Отторино,— я распорядился, чтобы кушанья, музыка и весь, так сказать, антураж, также соответствовали той эпохе... не сомневаюсь, синьоры и синьорины, вы останетесь довольны...

После первой перемены блюд гости, тяжело поднявшись из-за накрытых белоснежными скатертями столов, проследовали в специальные беседки — перекурить.

Седовласый синьор, тот самый, который указал Андреа и Эдере на хозяина, подойдя к Отторино, произнес:

— Поздравляю тебя, сынок...

Отторино поморщился.

— Спасибо, папа... Конечно, в юбилеях одно только скверно — всякий раз приходится выслушивать множество поздравлений и пожеланий...

— Ну, я ведь не виноват,— улыбнулся в ответ старый граф.

— Как раз ты и виноват,— ответствовал юбиляр,— ведь я появился сорок лет назад благодаря тебе...

— Ты всегда найдешь, что ответить,— поморщился отец.— Ладно, я не о том: ты заметил эту синьору, которая прибыла вместе с молодым человеком... кажется, его зовут Андреа Давила.

Молодой граф, внимательно посмотрев на своего отца произнес:

— Ты имеешь в виду...

— Да, именно то.

— Они похожи, как две капли воды. — Я едва не лишился рассудка, когда увидел ее сегодня.

— Вот-вот... Вылитая Сильвия.

— Да-а-а... — протянул Отторино,— никогда бы не подумал, что такое возможно...

— Может быть, они родственницы?

— Навряд ли.

— Почему?

— В смысле?

— Почему ты так думаешь?

— Все родственники Сильвии остались на Сицилии... Я ведь всех их знаю наперечет, еще с нашей свадьбы: мне ведь приходилось их и одевать, и кормить, и поить, и поддерживать... К тому же, я справлялся обо всех у Адриано. Ты ведь знаешь эти сицилийские нравы: более богатый родственник должен помогать всем... Даже родственникам жены. Нет, если бы эта синьора была бы родственницей Сильвии, я бы знал ее раньше.

Клаудио попытался было возразить?

— Но все-таки...

— Нет, нет, это исключено.

— Ты что — впервые видел ее?

— Я пригласил сюда ее мужа, синьора Сатти... По-моему, он очень толковый малый, архитектор, проектировал мне год назад или около того коттедж на Аппиевой дороге, и нашел, что меня хотели обмануть. Честным человек — такие нечасто встречаются.

— И он прибыл с женой?

— Ну да.

Старый граф внимательно посмотрел на сына и с долей некоторого недоверия спросил:

— Нет, ты действительно никогда прежде не видел ее — Кстати, как ее зовут?

— Роза Мария, но она сказала, что дома ее называют Эдера...

— Странное имя...

— Я сказал ей то же самое.

— А она?

— Говорит, что ей нравится, когда ее называют именно так,— ответил Отторино и задумался.

Старый граф вздохнул.

— Я вижу, ты опечален...

Тот пожал плечами.

— Как сказать...

— Имею в виду появление этой Эдеры.

— Просто она напомнила, живо напомнила мне Сильвию... Ты ведь знаешь, кик я виноват перед ней, папа,— продолжил молодой дель Веспиньяни, но уже печально.

Старый граф натянуто улыбнулся.

— Не надо о грустном... Тем более — в такой день. Веселись, радуйся жизни — ты ведь сам говорил, что в жизни надо ощущать себя, как...

Неожиданно Отторино перебил его;

— Все правильно... Но ведь Сильвия была, и от этого никуда не деться... А теперь ее нет. И я, я, никто другой, виноват во всем...

Отец Отторино прищурился.

— Но ведь ты не в силах что-либо изменять... Ты ведь это и сам понимаешь.

— Ну да...

— Или...

— Нет, отец, ты, конечно же, прав... Я прекрасно все понимаю — да, я ошибался в жизни, и за ошибки рано или поздно приходится платить. Знаешь, у Господа Бога есть своя бухгалтерия, двойная или тройная, не знаю... Маленьким мальчиком крылышки у стрекозы оторвешь — а там тебе за это запомнится я сочтется.— Отторино судорожным жестом извлек из золотого портсигара сигарету и, щелкнув зажигалкой, глубоко затянулся.— Да, это теперь я понимаю, что в отношении Сильвии я был законченным негодяем и мерзавцем, слов нет, и самое страшное — что теперь я уже не в силах ничего изменить...

— Но ведь ты хочешь...

— Ничего я не хочу.

Молодой дель Веспиньяни ничего не ответил и, кивнув отцу, направился к столам...

Старый граф после смерти невестки также повял, что во многом был неправ к ней; во всяком случае, ему не стояло горячиться только потому, что она была, так сказать, человеком другого круга.

Ведь наследные принцы женятся на простолюдинках, и ничего...

После той трагической смерти Сильвии граф также переживал — правда, в той ситуации ему было жалко не столько Сильвию, сколько своего сына — Клаудио дель Веспиньяни не мог спокойно смотреть на терзания Отторино.

И теперь, заметив среди гостей Эдеру, старый граф живо вспомнил, как он был неправ по отношению, к покойной, как он изводил ее своими издевками, как постоянно намекал, что ее место — не в родовом палаццо дель Веспиньяни, а на консервном заводике их семьи!

...Едва уловимое тиканье позолоченных старинных часов на камине и случайный хруст свеженакрахмаленных салфеток, пожалуй, единственные звуки, нарушавшие тишину огромной столовой палаццо дель Веспиньяни, несмотря на то, что тут собралось три человека. Скованность и очевидная нервозность обстановки еще более усугубляется напряженным выражением лиц присутствующих.

Это первый торжественный семейный обед в палаццо дель Веспиньяни после приезда домой единственного наследника Клаудио, Отторино.

Клаудио категорически отказался присутствовать на свадьбе — еще не хватало, мало того, что Отторино запятнал семейную честь, породнившись с простолюдинкой, так ему, старику, надо смотреть на собственный позор, на пьяные физиономии этих сельских хозяйчиков!

Ему, который ведет свою родословную чуть ли не от правителей Этрурии!

Сильвия, робко пряча взгляд, тем не менее, во всем старается угодить тестю, однако тот словно и не замечает этого.

Еще чего!

Не хватало!

Сильвия в настоящий момент для него не более чем предмет неодушевленный — как эта старинная мебель, эта хрустальная люстра под потолком, как эта хрустящая скатерть на столе... Даже меньше — ведь и к мебели, и к люстре, и, тем более, к этой старинной ажурной скатерти он давно уже привык, он видел их с детства...

А с какой стати он, Клаудио, должен привыкать к этой голодранке?

Обед закончен, и Сильвия впервые подает голос — осторожно, будто бы боясь саму себя:

— Мой отец просил кланяться вам, синьор дель Веспиньяни...

Старый граф недовольно морщится.

— Вот в этом он прав: твои родители всегда именовали таких, как я, синьорами, и всегда кланялись нам... Сильвия, вскочив из-за стола, закрывает лицо руками и убегает.

Отторино с укором смотрит на Клаудио.

— Папа, но для чего ты так...

— Она должна знать свое место,— говорит Клаудио иначе совсем сядет на шею... Я знаю эту породу людишек — дай им только повод!..

Пресвятая Дева, но неужели тогда нельзя было обойтись без этого?

Ведь вода камень точит, и все эти упреки, все эти сцены, все эти недомолвки в конце-то концов подточили Сильвию... Да, конечно же, виноваты они оба — и Отторино, и он, Клаудио... А теперь уже ничего не изменишь...

Старик тяжело вздохнул и, печально посмотрев в какую-то только ему известную пространственную точку перед собой, произнес свистящим полушепотом, обращаясь исключительно к самому себе:

— Да-а-а... Прав мой сын Отторино — за все в жизни приходится расплачиваться... Не тем, так другим. И самая страшная расплата, самое страшное наказание за грехи — это отсутствие душевного покоя...

Граф Отторино дель Веспиньяни и, извинившись перед гостями, произнес:

— Мне надо будет вас ненадолго покинуть, ничего не поделаешь — дела, от которых я не могу отказаться даже в ночь своего юбилея — после чего проследовал на яхту.

Взяв в руки телефонную трубку, он задумался, после непродолжительной паузы, словно сбросив с себя оцепенение, он быстро набрал код Рима и номер — этот телефонный номер во всем Ливорно, наверное, знал только он один.

Наконец, после продолжительных длинных гудков, с той стороны связи раздался какой-то щелчок и довольно бодрый голос произнес

— Слушаю...

Отторино звонил своему старому приятелю Адриано Шлегельяни.

Этого человека дель Веспиньяни знал давно — наверняка, уже лет двадцать, если не больше, и знал довольно-таки неплохо.

Они родились и выросли в одном городе, но познакомились только в юности, во время учебы в Больнье. Отторино учился на экономическом факультете, попутно посещая лекции по искусствоведению, Адриано занимался на юридическом. Затем пути их разошлись.

В то время, когда молодой Отторино дель Веспиньяни как бы нехотя покорял заоблачные вершины Миланской фондовой биржи, Адриано сделал совершенно головокружительную карьеру в столичном департаменте спецслужб — к двадцати восьми годам он занимал должность, равную должности заместителя министра внутренних дел.

Честолюбивый и целенаправленный, Шлегельяни сразу же понял, какую пользу он сможет извлечь из своего нового положения — с самого начала своей службы принялся составлять подробнейшую картотеку, досье — на тех людей, за которыми его подчиненным по долгу службы приходилось вести наблюдение, на их родственников, на родственников и знакомых родственников, на их любовников и любовниц, на соседей, на родственников соседей и так далее.

— Досье, информация — вот что самое главное,— неустанно твердил он, — оперативная информация во все времена была самым ходовым товаром!

Вскоре, после очередного правительственного кризиса, разразившегося на Аппенинах, Адриано был вынужден уйти в отставку, однако чудовищная картотека, записанная на дискеты, (Шлегельяни уверял, что ему удалось охватить двадцать процентов взрослого населения Италии, и, по всей видимости, был прав) каким-то совершенно загадочным и таинственным образом перекочевала из его служебного кабинета домой — в особняк на Авентинском холме.

Другой человек на его месте давно бы принялся делать на этом деньги, и немалые — однако Адриано, человек на редкость осмотрительный, прекрасно понимал, что информация — оружие обоюдоострое, и то, что сегодня могло было бы быть направлено против других, завтра же может быть направлено против него самого.

Адриано очень редко обращался к помощи компьютерного досье, делая это лишь в очень крайних случаях, по рекомендации близких друзей и за чудовищные деньги. Люди из его круга общения иногда были вынуждены обращаться к Адриано Шлегельяни — чтобы собрать исчерпывающую информацию о будущем зяте или будущей невестке, о возможном компаньоне в совместном бизнесе, который почему-то показался подозрительным, о любовнике жены или любовнице мужа.

Те избранные, которые обращались за помощью к Адриано, могли быть совершенно уверены, что информация будет исчерпывающей и совершенно правильной. Во всяком случае, он никогда не выдавал дезинформации.

Сам Отторино обращался к помощи компьютерного досье своего приятеля только дважды — один раз накануне свадьбы, когда по настоянию своего отца Клаудио должен был представить всю информацию о будущих родственниках, а в другой раз — когда одна сделка с недвижимостью показалась ему очень подозрительной.

Да, дружба дружбой, но Адриано Шлегельяни действительно брал за информацию огромные деньги, объясняя это полной конфиденциальностью услуг и их стопроцентной достоверностью.

И действительно, Адриано оказался прав: информация, которую он предоставлял своим немногочисленным клиентам, оказывалась бесценной — во всяком случае часто, очень часто она с лихвой покрывала те огромные затраты, которые были в нее вложены — это и сам Отторино знал наверняка; досье, пред оставленное Адриано на одного из компаньонов в Милане, по сути, спасло дель Веспиньяни от разорения.

Теперь, увидев своего гостя с женой, поразительно похожей на Сильвию, юбиляр решил прибегнуть к услугам своего старого приятеля в третий раз...

— Алло?

Отторино переложил трубку в другую руку.

— Это ты, Адриано?

— Да,— послышался голос Шлегельяни. — Или ты уже перестал узнавать меня по голосу?

— А почему же ты проигнорировал мое приглашение в Ливорно?

— Мы ведь с тобой уже несколько раз говорила об этом,— ответил тот, — таким людям, как я, крайне нежелательно засвечиваться на публике.— Кстати, прими мои самые что ни на есть горячие поздравления. Но сделать их публично я не мог — пойми меня правильно.

Подумав, Отторино согласился.

— Что ж — верно. Ну, ничего — когда я прилечу в Рим, мы с тобой обязательно отметим этот праздник вдвоем... Вспомним студенческие годы...

— Знаешь, я уже стал стар для воспоминаний,— ответил Адриано печально.

— Ты?

— Ну да.

— Ты ведь старше меня всего только на год.

— В нашем возрасте и год имеет большое значение,— ответил абонент.

— Ну, не прибедняйся.

— Ладно,— оборвал его бывший сотрудник спецслужб, — тебе, насколько я понимаю, наверное, опять от меня что-то понадобилось?

— А как ты догадался.

— Ты ведь звонишь мне только тогда, когда я тебе нужен,— съязвил Шлегельяни.

— Ну, неправда...

В трубке послышался вздох.

— Что у тебя на этот раз?

— Понимаешь,— принялся объяснять Отторино,— только что я познакомился с одной синьорой, как две капли воды похожей на мою Сильвию... Я даже испугался — не поднялась ли она из гроба? Как это не кощунственно звучит... Я даже подумал, что мне кажется, что два человека совершенно не могут быть так похожи друг на друга... Но мой отец сказал мне то же самое.

— В день рождения тебя что-то потянуло на мистику,— ответил абонент.

— Нет, я серьезно, и это, к сожалению, или, наверное к счастью — еще и сам не знаю, как оценить — это не мистика... Оки похожи, как две капли воды,— взволнованно сказал Отторино.

На Адриано эта информация не произвела того впечатления, на которое, по всей видимости, рассчитывал сам дель Веспиньяни.

— И что с того?

— Я хочу выяснить о ней кое что...

— О ней?

— Точнее даже — не столько о ней, сколько о ее муже, синьоре Давила. Запиши или запомни — Андреа Давила.

— А что это за человек?

— Архитектор, менеджер по недвижимости.

— Откуда?

— Живет в Виареджо. Это неподалеку отсюда. Год назад или около того он проектировал мне коттедж на дороге Аппия, и оказался очень честным и порядочным малым — этот Андреа сэкономил мои деньги, найдя неточность в расчетах. У него в Виареджо какая-то фирма. Запиши и его домашний адрес... Кстати говоря, в Виареджо он сравнительно недавно, а до этого жил в...

— Для меня это не имеет ровным счетом никакого значения, — ответил Шлегельяни, — значит, Андрея Сатти, архитектор. А жену как зовут?

— Мария Роза. Правда, она предпочитает, когда ее именуют Эдерой.

— Что ж — очень хорошо. Что еще?

— Пока все.

Адриано осторожно кашлянул.

— Это срочно?

— Ты знаешь — да.

— Сейчас же посмотрю свою картотеку. Правда, думаю, что у меня будет не менее тысячи Давила, и из них — по крайней мере тридцать Андреа. Фамилия довольно распространенная, сам понимаешь.

— Но такой, как его Эдера больше нет, даже в твоей картотеке, — ответил Отторино,— то есть, была одна, но она давно уже на том свете.

— Ладно, ладно,— ответил Адриано,— я только собирался спать. Задал ты мне работу.

— Ты мне позвонишь с утра?

— Хорошо... Если забуду, то позвони мне ты... Договорились, Отторино?

— Договорились,— ответил дель Веспиньяни и повесил трубку.

После чего, постояв, подошел к письменному столу и, взяв портрет покойной жены, пристально посмотрел на него и воскликнул;

— О, Сильвия... Неужели я никогда не искуплю перед тобой свою вину?

Клаудио дель Веспиньяни, подойдя к Эдере и Андреа, галантно раскланялся.

— Простите мою бестактность,— произнес он,— но я впопыхах забыл представиться, меня зовут Клаудио дель Веспиньяни. А вы — синьор Андреа Сатти и синьора Эдера Сатти...

— А вы отец синьора Отторино,— улыбаясь, сказала Эдера.

— Неужели мы так похожи?

— Безусловно. Как только в вас увидела, то сразу же об этом подумала.

— Кстати, синьора,— осторожно прервал ее Клаудио,— кстати, а вам никогда не приходилось слышать, что вы очень похожи на синьору...

И тут, поняв, что может выйти в нежелательную плоскость беседы, он срезу же замолчал.

Эдера пытливо посмотрела на старого графа.

— На кого?

— На настоящую богиню, на Мадонну кисти старых мастеров,— тут же нашелся Клаудио.

— Спасибо, синьор, — Эдера зарделась от такого комплимента.

Клаудио обернулся к Андреа.

— Синьор, вы не будете возражать, если я приглашу вашу супругу на тур вальса.

— Конечно же! — воскликнул Андреа. — Хотя моя жена получила образование в монастыре, она замечательно танцует...

— Не сомневаюсь, синьор, — произнес Клаудиа— Кстати, а вы не ревнивец?

— Мне кажется, что нет... — ответил Андреа.

— О, не верьте ему,— он ревнив, как Отелло, это настоящий венецианский мавр: — воскликнула Эдера, весело улыбаясь.

В это время струнным квартет, который вновь занял место на подиуме, принялся играть вальсы Штрауса, и Клаудио увлек Эдеру в гущу танцующих.

А Отторино, улучив минутку, подошел к Андреа и, приветливо улыбнувшись, произнес:

— Я хотел бы поговорить с вами, дорогой синьор Андреа Давила...

Тот улыбнулся в ответ.

— К вашим услугам...

Граф, дружески приобняв своего гостя, увлек его в сторону беседки, которая, отбрасывая на воду многочисленные отражения разноцветной иллюминации, казалась в эту волшебную ночь сказочным замком.

— Послушайте, синьор,— произнес граф, не знаю, как вы отнесетесь к моим словам...

Андреа насторожился — хотя он уже относительно освоился в этой новой, непривычной для него обстановке, однако все еще немного внутренне робел, когда к нему обращался хозяин праздника.

— Да, синьор дель Веспиньяни...

— Во-первых, нс откажите мне в одной дружеской просьбе, — начал граф, — не надо называть меня столь официально: дель Веспиньяни. Подумайте, Андреа — целых два слова! Сколько драгоценного времени теряет человек, пока их выговаривает, а результат один и тот же: я понимаю, что вы таким вот образом обращаетесь ко мне. Зовите меня проще — по имени. Отторино... Хорошо?

Немного подумав. Андреа согласился.

— Хорошо.

— Надеюсь, вы не откажете мне в любезности называть и вас по имени?

— Разумеется, — заулыбался Андреа, — разумеется... Называйте меня Андреа!

— Вот и договорились,— резюмировал граф.— Итак, я хотел бы сделать вам одно предложение.

Андреа удивился.

— Мне?

— А то кому же еще,— улыбнулся Отторино и осмотрелся по сторонам с таким видом, будто бы тут был еще кто-то третий.— Разумеется, вам.

— Слушаю вас, синьор дель Вес... О, простите, Отторино,— сказал Андреа.

— Знаете, тогда, год назад вы очень, очень впечатлили меня...

— Чем же?

— Во-первых, своей порядочностью, которая, так оказать, выходит за все мыслимые и немыслимые рамки, а во-вторых — своим умением вписать дом в окружающий ландшафт старинной дороги.

Немного осмелей, Андреа поинтересовался:

— Хотите, предложить мне еще один проект?

— О, больше, много больше.

— И что же?

— Я хочу предложить вам больше, чем проект, — сказал дель Веспиньяни.

Поджав губы, Андрея поинтересовался:

— И что же это может быть?

— Много, много проектов. Вы знаете,— принялся объяснять дель Веспиньяни, у меня очень много недвижимости. Практически по всему полуострову — не говоря уже о других местах — например, в Ницце. Кое-что обветшало, и мне хотелось бы привести это в надлежащий вид. Думаю, что вы не будете таить на меня зла — ведь я оплачу вашу работу так, как вы сами того пожелаете.

Андреа задумался.

— Но почему именно я?

— Вы мне понравились.

— ...

— И как архитектор, и как человек — а последнее особенно важно. Думаю, что вы получите гораздо больше, чем в своей фирме.

Андреа призадумался.

Предложение графа выглядело довольно заманчиво — если, конечно, в этом предложении не было никакого подвоха. Хотя, собственно говоря, для чего, с какой целью Отторино, этот богатейший и всесильный человек должен делать ему, Андреа, скромному архитектору, какой-то подвох? Права Эдера — нельзя быть таким мнительным.

Однако, подумав, он решил, что такой человек, как дель Веспиньяни, да еще на своем дне рождении, да еще и после нескольких выпитых бокалов шампанского, может оказаться не сталь пунктуален, как на следующие сутки, и это было бы вполне понятно.

К тому же, он еще недостаточно хорошо знал дель Веспиньяни, и потому отнесся к этому предложению с совершенно понятной долей скепсиса.

— Ну, так что вы на это скажете, дорогой Андреа? — пытливо вглядываясь в глаза собеседнику, поинтересовался дель Веспиньяни.

Андреа пожал плечами.

— Пока ничего.

— ...?

— Понимаете, — Андреа натянуто улыбнулся, — необходимо время.

Отторино, быстро подавшись корпусом вперед, поинтересовался:

— Для чего?

На что Андреа ответил достаточно неопределенно:

— Надо подумать.

Отторино передернул плечами.

— Вот как? А я почему-то решил, что вы умеете ориентироваться мгновенно.

— И почему вы так решили?

Вы ведь бизнесмен.

— Это ничего не значит. Для успеха в бизнесе необходимо все как следует взвесить.

— Логично. Но все-таки подумайте над этим предложением. Я считаю, что если вы примете его, мы останемся довольны друг другом,— произнес Отторино, разворачиваясь по направлению к столикам.

Дель Веспиньяни, некоторое время поговорив с Сатти о разных ничего не значивших пустяках, ушел, оставив Андреа в полном недоумении.

Он, граф дель Веспиньяни, предлагает ему, Андреа, стать по сути домашним архитектором.

Ну да — получается, что так...

Но почему именно ему?

Почему выбор пал именно на него — скромного, молодого. а главное — никому не известного?

Загадка.

Ведь ему стоит только поманить, и сюда, в Ливорно, приедут самые знаменитые мастера:

Почему он не хочет иметь дела с ними?

Тоже непонятно.

Ничего не понимая. Андреа с растерянным видом выкурил сигарету и. вздохнув, направился к Эдере — тур вальса уже был окончен, и Эдера. раскрасневшаяся после танца, стоя со старым графом Клаудио дель Веспиньяни, о чем-то весело болтала с ним.

Граф, поблагодарив Эдеру и Андреа, кивнул на прощание и отошел, а Андреа шепнул жене:

— Я только что говорил с Отторино дель Веспиньяни. Знаешь, он предложил мне стать его личным архитектором или чем-то вроде того.

— О, мой милый! — воскликнула Эдера,— давай хоть сегодня не будем говорить о делах! Потом все потом, когда праздник кончится, и мы опять войдем а будни, с их заботами и тихими радостями. Ведь сегодня праздник — Пусть не наш, но все-таки праздник. А когда праздник — так хочется ощущать себя спокойной я счастливой!.. Потом, потом...

Была уже глубокая ночь, однако веселье продолжалось — начиналось самое интересное: официанты должны были подать обещанные хозяином блюда, столь любимые при дворе Лоренцо Великолепного, в музыканты, одетые сообразно той веселой в куртуазной эпохе, услаждать слух собравшихся сладкой музыкой.

Да и сами гости, чтобы почувствовать себя придворными Лоренцо Медичи, должны были облачиться в наряды того времени.

Нет, этому Отторино дель Веспиньяни нельзя отказать в изобретательности; костюмированный вечер — это просто замечательно!

Слегка захмелевший Отторино, обведя гостей счастливыми глазами, произнес:

— Дорогие синьоры и сеньориты, попрошу минуточку внимания...

Все, предвидя что-то очень интересное, приготовились слушать.

Тот продолжал:

— Сегодня мне исполняется сорок лет. Конечно же, эго немало — хочется оглянуться назад, посмотреть прожитую жизнь, так сказать, как бы сквозь увеличительное стекло. Я так и сделал. Да, я прекрасно знаю, что очень многие в Ливорно считают меня сумасшедшим сумасбродом, что многие — даже из вас, чего скрывать? — считают, что я мог бы использовать время, отпущенное мне Богом, с куда большей пользой для себя и других... Я и не обижаюсь, — наоборот, почитаю подобные рекомендации за комплимент. Конечно же, никто из нас не может сказать, действительно ли так он использует дарованную нам жизнь, как это следовало бы. Но теперь, в день своего сорокалетия мне не хочется об этом думать — давайте веселиться, давайте развлекаться так, как веселились наши предки при дворах бывших кондантьеров, ставших покровителями муз и прекрасных женщин, как веселились при дворе Лоренцо Великолепного! — Отторино, счастливо улыбнувшись, воскликнул: — Так вот, как я и обещал, сейчас начнется костюмированный бал? Те синьоры и синьорины, которые пожелают участвовать, могут пройти на «Ливидонию» и переодеться в костюмы... Я думаю, что это вам обязательно понравится, и, надеюсь, надолго запомнится!

Его последние слова перекрыли бурные аплодисменты гостей.

Участвовать пожелали практически все — в том числе Андреа и Эдера.

Правда. Андреа сперва немного раздумывал, удобно ли будет ему, молодому человеку, отцу семейства, запросто расхаживать тут в костюме шестнадцатого века, но Эдера тут же рассеяла все его сомнения:

— Что ты! Ведь и сенаторы, и даже политики, которых ты едва ли не каждый день видишь на экране, и которые присутствуют тут, также согласились принять участие в этом карнавале... Разве мы чем-нибудь хуже их? Во всяком случае, потом нам будет что вспомнить!

Эдера облачилась в пышное платье с огромным декольте и с корсетом из китового уса — такие платья действительно носили веселые флорентийские и туринские дамы времен «Декамерона»...

Андреа достался роскошный бархатный камзол, расшитый тусклым золотом — он, посмотрев на себя в зеркало, остался очень смущенным.

— Не смущайся, дорогой,— произнесла Эдера, нежно обвив его шею руками,— в этом камзоле ты настоящий герцог!

Андреа недоверчиво покосился на жену.

— Ну, так уж...

Однако она не дала ему договорить:

— Пойдем лучше вниз, и будем веселиться1 Мы будем вместе, будем любоваться друг другом... И будем счастливы вместе!

Андреа, поправив складку камзола, натянуто улыбнулся и последовал по трапу за женой.

Однако из головы его никак не шло предложение дель Веспиньяни.

«И для чего это я ему понадобился? — думал Андреа, рассеянно глядя на танцующих алеманды и паванны гостей Отторино,— и почему это он остановил свой выбор именно на мне?..»

После танцев гости, очень довольные такой выдумкой хозяина, расселись к столам — на этот раз я официанты были одеты в костюмы того времени, и, что самое главное — даже кушания были не только изготовлены по старинным рецептам, но я сервированы на столе именно так, как делалось это в шестнадцатом веке.

А Андреа строил самые разнообразные догадки, но так и не мог понять причину такого странного, на его взгляд, предложения...