Поставив автомобиль на стоянку, Манетти отправился в гостиницу.
— Синьор, к вам пришел молодой человек,— послышался голос портье.
Сыщик резко обернулся — перед ним стоял Андреа. Достаточно было только одного беглого взгляда на молодого человека, чтобы понять, что произошло нечто ужасное.
Встревоженный Манетти подошел к своему приятелю.
— Что?
Андреа хрипло выдавил из себя:
— Письмо... Та газета... Она получила сегодня по почте...
Да, конечно, Манетти мог бы теперь высказать ему справедливые упреки — а почему он, Андреа, не воспользовался его советом?
Почему он первым не поговорил с Эдерой? Почему он допустил до такого?
Смалодушничал?
Думал, что все обойдется само собой?
Да, теперь ему, Манетти, предстояло исправить эту ошибку товарища.
Но как?
Казалось, у сыщика был один вариант, но теперь, когда он еще не знал всего, а только догадывался, этот вариант казался ему достаточно зыбким.
Дружески приобняв Андреа за плечи, Манетти сказал ему:
— Ладно, пошли ко мне в номер... Там обо всем и расскажешь.
И Андреа послушно поплелся за своим другом. Глядя на него, трудно было предположить, что этому человеку около тридцати лет — он весь сгорбился, осунулся, и выглядел почти стариком.
«Вот что делает с человеком горе, — с состраданием подумал Манетти,— ничего, я попробую ему как-нибудь помочь...»
Выслушав рассказ Андреа (впрочем, он не сообщил ничего нового, того, чтобы удивило сыщика), Манетти произнес:
— Да-а-а... Теперь нам с тобой трудно придется. Но, мне кажется, я многое выяснил за эти два дня. Попробую тебе помочь. Только,— он строго посмотрел на Андреа,— только, давай сразу договоримся: без глупостей.
— То есть?
— Ты дашь мне слово, что не будешь больше хвататься за нож и резать себе вены...
При упоминании о том, достаточно нелицеприятном эпизоде Андреа смутился.
— Обещаешь?
И Манетти строго посмотрел на собеседника.
Тот кивнул.
— Обещаю...
— А теперь послушай меня...
И сыщик изложил ему все, что ему удалось выяснить и относительно фотоснимка, и относительно «сесны», которая якобы сломалась на аэродроме Палермо, и относительно Джузеппе Росси, и, конечно же — насчет Лючии и психотропной таблетки, которую та раскрошила в стакан мартини в баре «Эспланада» в портовом квартале Палермо.
Получилось, что все подозрения сводились на дель Веспиньяни, и только на нем одном.
— Но я не могу понять одного, — произнес сыщик, — я не могу понять, для чего все это ему потребовалось? Ведь не далее, как сегодня он клялся мне в дружбе с тобой... А потом — потом ведь он действительно вытащил тебя из палермской тюрьмы!
Андреа поднял взгляд.
— Как? Ты считаешь, что Отторино...
— Я ничего не считаю, — отрезал сыщик, — но об этом говорят факты. А факты, как всем известно — вещь достаточно упрямая...
— Но ведь он производит впечатление очень порядочного, благородного и во всех отношениях достойного человека! — воскликнул Андреа.
— Ты так думаешь?
— Уверен,— голос Андреа прозвучал очень категорично.
После непродолжительной паузы Манетти сказал задумчиво:
— Хотел бы я знать, что им движет... Ведь он — очень умный человек, или, по крайней мере, производит впечатление такового...
— Ну, и...
— Но для чего ему было подставлять тебя?
Андреа пожал плечами.
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. А без этого все мои выводы не стоят и ломанного гроша. Несмотря на такое обилие фактов. Все разбивается об одну только фразу: «зачем»?
Тяжело вздохнув, Андреа изрек:
— Как бы то ни было, но мне от этого не легче...
— Я понимаю... Послушай,— Манетти пристально посмотрел на собеседника,— послушай... А ты никогда не замечал за графом ничего такого?
И он щелкнул в воздухе пальцами.
— Чего же?
— Ну, может быть он был к тебе недоброжелателен ... Может быть, какая-нибудь невпопад сказанная фраза... Подумай, это теперь очень важно.
Немного поразмыслив, Андреа произнес:
— Нет.
— Может быть, по отношению к Эдере?
— Нет, что ты! И ко мне, и к Эдере он относится очень уважительно, и я бы сказал — всякий раз подчеркивает это! — воскликнул Андреа.— Более того, в мое отсутствие он даже любезно свозил Эдеру в Милан, в «Ля Скалу»... — он немного подумал, что бы добавить еще и сказал напоследок: — может быть, это оттого, что Эдера как две капли воды похожа на его покойную жену?
— Эдера?
— Да, у графа пять лет назад в автомобильной катастрофе погибла жена, Сильвия, — продолжал Андреа, тщательно подбирая слова, — она села за руль автомашины и на полной скорости врезалась в отвесную стенку... А может быть, это была и не автомобильная катастрофа...
— А что же?
Андреа еще раз вспомнил свое обещание, данное Стефано Манджаротти никому не рассказывать о той трагедии, но теперь, когда на карту была поставлена Эдера...
— Я слышал, что Сильвия таким образом покончила с собой,— произнес он очень печально.
— Вот как?
— Да, это долгая история, — Андреа вздохнул, — долгая и печальная. Граф взял Сильвию из очень бедной семьи, а затем, охладев к ней, сделал из нее жертву... Равно, как и его отец Клаудио. Они буквально измывались над ней, и делали это весьма утонченно... Нельзя сказать, чтобы Отторино совсем не любил ее, иначе бы он теперь так не страдал. Сильвия, конечно же, ничего не могла сказать, и все терпела, терпела... И вот однажды терпению ее пришел конец... — Андреа немного помолчал, а потом повторил: — да, теперь дель Веспиньяни, как я понимаю, очень раскаивается в содеянном... И во время последнего разговора он сказал мне, что теперь знает, как изменить ситуацию... А может — может быть, мне это просто показалось.
Манетти не дал ему закончить.
— Так ты говоришь, что Сильвия очень похожа на Эдеру?
— Или Эдера — на Сильвию, как считает граф... Впрочем — какая разница? Точно также, как я оказался похожим на какого-то сицилийского мафиози, Альберто Барцини... Мне-то теперь от всего этого не легче,— горестно произнес Андреа.
После этих слов в гостиничном номере зависла долгая, томительная пауза.
Манетти размышлял, наморщив лоб. Наконец, прищурившись, он произнес:
— Знаешь, может быть я и ошибаюсь... Но у меня такое чувство, будто бы Отторино решил искупить свои грехи перед покойной Сильвией, выдумав для себя, что теперь она — Эдера... Тем более, что ты говоришь — они очень похожи... Не знаю, как тебе, но мне граф напоминает человека, которого снедает какая-то страсть... Посмотри, как блестят его глаза, посмотри, какой румянец играет на его щеках, когда он видит Эдеру... Я. как только увидел их позавчера, сразу же обратил внимание...
Андреа посмотрел на Манетти с явным недоверием.
— Ты думаешь?
— Да теперь, после того, что ты сказал мне — я просто уверен!
— Но...
Сыщик не дал ему договорить — вскочив со своего места с необычной решимостью, он воскликнул:
— Поехали в палаццо!
Андреа удивленно поднял глаза.
— Зачем?
— Я просто уверен, что он теперь там. И что рассказывает Эдере, какой ты негодяй...
— Но этого не может быть!
— Может. Почему ты так решил?
— Отторино... Он кажется мне таким порядочным,— пробормотал Андреа,— а потом — потом я так обязан ему...
— Чем? Тем, что сперва при помощи этого проходимца Росси он засадил тебя за решетку, а затем — вытащил оттуда? Это он сделал только для того, чтобы заработать дивиденды в глазах Эдеры — мол, какой я благородный, какой я честный, как я забочусь об Андреа, хотя он мне — никто... Поднимайся, поехали...
И Андреа с неохотой поднялся со своего места.
Манетти, мельком взглянув на него, отметил, что теперь в глазах его появилась какая-то надежда...
Красный «феррари», урча мощным мотором, выехал к автомобильной стоянке в районе порта.
— Ну, вам понравилось?
Эдера немного смутилась.
— Честно говоря, ездить по городу на такой скорости для меня непривычно...
— О, в этом нет ничего сложного,— воскликнул граф.— Хотите попробовать?
Эдера колебалась.
— Но я...
— Вы хотите сказать, что боитесь?
Она слабо улыбнулась.
— Честно говоря — да.
— Ничего страшного. Я вас подстрахую.
Они поменялись местами — теперь за рулем сидела Эдера.
— Не бойтесь, не бойтесь, теперь машин мало, можете ехать быстрее, — говорил граф, не сводя с Эдеры взгляда.
«Феррари» мчался по городу, не останавливаясь на перекрестках — теперь светофоры были отключены, и ночную темноту рассекала пульсирующая желтая капля.
— Держите руль крепче, — улыбнулся граф.
С этими словами он протянул руку и крепко сжал пальцы Эдеры, лежавшие на рулевом колесе.
Да, это уже не могло быть уроком вождения спортивной машины по ночному городу — и Эдера, несмотря на пережитое сегодня вечером, прекрасно поняла это.
«Значит, он неравнодушен ко мне? — подумала она, — значит, я нравлюсь ему? И, наверное... Наверное, я давно уже ему нравлюсь?..»
От этой догадки Эдере стало страшно — она едва не выпустила руль, и только в последний момент опытная рука дель Веспиньяни вывернула колеса.
Улыбнувшись, он спросил, продолжая сжимать ладонь Эдеры:
— Вы чего-то испугались?
Эдера, немного подумав, произнесла неуверенно:
— Признаться честно — да...
— Не меня ли?
Эдера попыталась освободить руку, но Отторино еще сильней сжал ее.
— Пустите, — попросила она.
Дель Веспиньяни сделал вид, будто бы не расслышал ее просьбы.
— Пустите...
— Нет, Эдера... Нет... Я хочу... Я хочу... — начал было граф, но, видимо, он еще не был готов к признанию, и потому, неожиданно улыбнувшись, предложил: — поехали на «Ливидонию»!
— Но уже поздно...
— Все равно поехали!
— Простите, но я не могу...
— Почему? У вас есть кто-нибудь, кто вас ждет? — скривился Отторино.
— Дети,— ответила Эдера.
— Дети давно уже спят,— произнес Отторино в ответ,— тем более, что рядом с ними Мазино... Так что можно не беспокоиться понапрасну.
— Но уже поздно...
— Синьора, — произнес Отторино наставительным голосом,— синьора, когда Андреа развлекался с девицей легкого поведения, он не считал, что поздно... И не думал, что его ждут дети... И вы,— добавил дель Веспиньяни многозначительно.
Это, наверное, решило все.
Да, Отторино был прав в своих рассуждениях, когда считал, будто бы многие женщины, оказавшись в ситуации подобной той, в которой теперь оказалась Эдера, первым делом помышляют о мести.
Конечно же, под словом «месть» вовсе не обязательно подразумевать супружескую измену; достаточно только одного сознания, что она, женщина, отвергнутая мужем, может нравиться еще кому-нибудь, может принимать ухаживания кого-нибудь, может показывать, как приятно ей получать знаки внимания...
А теперь, после всей этой катастрофы, когда ей, Эдере, некому было даже выговориться в этом чужом городе, когда ей не кому было поплакаться, Отторино проявил редкую душевность, чуткость...
И внезапно ее накрыла теплая волна привязанности к этому благородному человеку — удивительное состояние, словно в каком-то волшебном сновидении, он стал на удивление привлекательным и прекрасным.
И, по всей вероятности, именно потому Эдера с решимостью произнесла:
— Поехали!
Теперь за руль сел граф — машина понеслась в сторону порта...
Автомобиль Манетти, скрипнув тормозами, остановился у палаццо дель Веспиньяни.
Андреа буквально вбежал по ступенькам — и сразу же бросился в спальню.
Эдеры там не оказалось.
Тогда он заглянул в детскую, посмотрел на спящих детей, поправил одеяльца, поцеловал сперва Лало, затем — Эдерину...
Как они были теперь ему дороги!
Но нельзя было терять ни минуты.
Он спустился вниз, осмотрел гостиную, столовую — но Эдеры не оказалось и там.
Смущенный, он обернулся к Манетти.
— Ее нет...
— Я же говорил тебе...
В этот самый момент в гостиной появилась Маргарита Мазино.
— Синьор Давила кого-то ищет? — спросила Мазино.
В отличие от Эдеры, с Андреа Маргарита была только на «вы».
— Да, где Эдера?
— Мне почему-то показалось, что ваша супруга сегодня неважно себя чувствовала, — Маргарита понизила голос до доверительного шепота, — мне даже показалось, что глаза у нее заплаканы...
Андреа прервал ее:
— Это теперь неважно... Где она?
Маргарита продолжала с невозмутимым видом:
— Она уложила детей спать, пошла ужинать... Кстати, к ужину приехал синьор дель Веспиньяни...
— А где он?
— Поужинал и уехал... Он был на красной спортивной машине...
— Где же Эдера? — спросил Андреа, предчувствуя, что сыщик оказался прав.
Маргарита пожала плечами.
— Мне кажется, что она уехала вместе с ним... да, синьор дель Веспиньяни предложил ей прокататься по ночному Ливорно, развеяться...
Андреа вскочил со своего места и, едва не сбив с ног служанку, бросился вниз.
Нагнав его, Манетти крикнул:
— Ты куда?
— Они на яхте, на «Ливидонии», — ответил Андреа, усаживаясь за руль. — Поехали!.
А Отторино и Эдера к тому времени действительно были уже на «Ливидонии».
Граф, очень довольный ходом событий, проводил Эдеру в каюту и произнес:
— Прошу вас... Чувствуйте себя, как дома...
— Спасибо...
Усевшись в кресло, Эдера вопросительно посмотрела на хозяина.
— Вы хотели мне что-то сказать?
Граф откашлялся.
— Да. И не сказать, а поговорить... — он подвинул кресло, подсел поближе.— Эдера,— произнес дель Веспиньяни срывающимся от волнения голосом. — Эдера...
Она, казалось, прекрасно поняла, что именно хочет сказать Отторино.
И потому, виновато посмотрев на него, ответила:
— Говорите же...
— Эдера... — казалось, граф не может произнести никаких других слов — настолько он был взволнован.— Эдера... Я давно хотел вам сказать... Я люблю вас, Эдера...
Она испуганно заморгала.
— Как? — воскликнула Эдера голосом человека, которому кажется, что он ослышался.
— Да...
Голос Отторино теперь зазвучал немного уверенней и спокойней — но только он один теперь знал, чего это ему стоило.
— Да, Эдера, не удивляйтесь — я люблю вас... Я полюбил вас с самого первого взгляда, как только увидел... То есть,— он досадливо повертел головой,— не то, не то... — Вы — женщина из моего забытого сна. Я искал вас всю жизнь. А тогда вот, увидав вас на празднике, вдруг вспомнил ваше лицо... Конечно же, это вы! Да, синьора, не удивляйтесь тому, что слышите... Вы снились мне много раз, и всегда — на рассвете, но потом я просыпался и сразу же забывал ваш образ. Всегда забывал!.. И, если бы не встретил вас случайно теперь — не вспомнил бы никогда и ни за что!.. — немного помолчав, дель Веспиньяни добавил: — простите меня, если можете...
Эдера удивленно посмотрела на Отторино и, помедлив, спросила:
— За что?
— За мое признание, за мою любовь...
После этих слов граф надолго замолчал.
Эдера была поражена его словами — наверное, не меньше, чем изменой Андреа.
Только теперь она не знала, что ей делать — радоваться или огорчаться.
— Но я...
— Вы хотите сказать, что вы — замужем? Но ведь после того, что произошло...
— У меня Лало... И Эдерина,— немного подумав, произнесла Эдера.
— Это ничего не значит. Я буду любить ваших детей, как родных... Ведь я люблю вас, а дети эти — ваши. Значит, частичка вас... Хотя я и знаю, что Эдерина — не ваша дочь, но это ничего не меняет.
— Но Андреа...
— Этот проходимец?
— Простите, синьор, но я не хочу, чтобы вы так отзывались о нем,— тихо произнесла Эдера, потупив взор.
— Но он же предал вас! Он предал ту, которая так его любила!
— Простите...
— Эдера,— голос дель Веспиньяни зазвучал более напряженно,— Эдера... Могу ли я рассчитывать... Могу ли я рассчитывать на ответные чувства?
Эдера подняла на Отторино глаза и умоляюще посмотрела на него — в этом взгляде граф отчетливо прочитал: «Не надо, не надо...»
И в это самое время так некстати прозвучал звонок селектора внутренней связи.
Граф, очень недовольный, вскочил со своего места и, нажав кнопку, спросил:
— Ну, что там еще?
Из динамика послышалось:
— Там к вам пришли...
— Уже поздно. Я никого не принимаю, никого не хочу видеть...
— Но...
И неожиданно связь оборвалась.
Граф, пожав плечами, выключил селектор, отключил телефон и, сев ближе к Эдере, повторил:
— Эдера, я люблю вас... Умоляю — не отвергайте меня! Ведь вы для меня теперь — все, что у меня в жизни осталось...
Эдера молчала...
— Эдера, умоляю вас — но не молчите! Мне так страшно, когда вы просто сидите и молчите!
Но она, пораженная словами дель Веспиньяни, не могла проронить ни слова.
А произошло вот что: как только Андреа и Манетти приехали в порт, они, бросив автомобиль и даже не закрыв дверку, кинулись к «Ливидонии».
Однако охранник — квадратный, похожий на гуттоперчивый сейф человек лет тридцати в синей униформе не пустил их, заявив:
— Уже поздно, и синьор дель Веспиньяни вряд ли примет вас.
— Скажи ему, что мы прибыли по очень неотложному делу.
Охранник, связавшись с каютой Отторино, выслушал его недовольную реплику, после чего заявил категоричным тоном:
— Синьор дель Веспиньяни только что сказал мне, что он никого не принимает и никого не хочет видеть.
Уже поздно синьоры, отправляйтесь-ка по домам.
— Но на яхте моя жена! — несказанно возмутился Андреа.
Передернув плечами, охранник заметил равнодушным тоном:
— Ну и что? Мое дело — выполнять распоряжение хозяина. За это мне тут и платят деньги. Уходите-ка, синьоры подобру-поздорову, а то худо будет...
Кровь бросилась Андреа в лицо.
Как — там, на яхте, этот лицемер дель Веспиньяни проводит время с его женой, с Эдерой, которую он, Андреа, теперь любил еще больше прежнего, а этот откормленный тип в синей униформе измывается над ним, предлагая прийти завтра?
Этого не будет.
Короткий удар в квадратную челюсть — и охранник, явно не ожидавший от молодого человека подобной прыти, свалился в воду.
— Стой! — закричал он, взбираясь по канату, — стой! Стрелять буду!
Но Андреа и Манетти уже взбегали по трапу на борт «Ливидонии»...
Андреа со своим приятелем, добежав до каюты графа, толкнули дверь — она оказалась заперта.
— Кто там?
— Это Андреа Давила,— произнес молодой человек, задыхаясь от слепого бешенства,— немедленно отворите дверь!
Послышался звук поворачиваемого ключа, и Андреа буквально влетел в каюту.
Эдера, заметив его, только слабо вскрикнула и отвернулась — так неожиданно было появление Андреа.
Однако граф, не теряя присутствия духа, спросил, сдерживая негодование:
— Что это значит?
Андреа нехорошо ухмыльнулся — теперь он ни на минуту не сомневался в правдивости слов сыщика.
— Что это значит? Это я должен спрашивать вас, синьор обманщик, что это значит!
— Немедленно убирайтесь отсюда,— произнес Отторино,— иначе я вызову полицию...
— Только со своей женой! — запальчиво ответил Андреа.
Тогда Отторино решил пойти ва-банк.
— С женщиной, которую вы предали? С женщиной, которую вы разменяли на дешевенькую шлюху из бара? С женщиной, которая вам не нужна?! Отправляйтесь-ка лучше в порт — я оплачу вам всех шлюх, которых вы там разыщите! Всех, кого только пожелаете! А ее,— Отторино кивнул в сторону Эдеры,— ее оставьте в покое...
Эти слова графа настолько поразили Андреа, что тот перешел на шепот:
— Но вы же сами говорили, что надо относиться к человеческим грехам снисходительно...
Да, это была искусно расставленная ловушка — после этих слов Андреа Отторино, театрально обернувшись в Эдере, воскликнул:
— Ну, теперь вы сами убедились?
Эдера вспыхнула.
— Андреа, — произнесла она, отвернувшись от него в сторону,— уходи...
Андреа отпрянул.
— Как?
— Уходи, Андреа... После того, что произошло, мы с тобой — совершенно чужие люди...
Неожиданно слово взял Манетти — все это время он молча слушал словесную перепалку дель Веспиньяни и своего приятеля:
— Не горячитесь, синьоры... Не ругайтесь... Послушайте меня...
Вид у него был такой, какой бывает у человека, готового рассказать нечто важное.
Все невольно обернулись к сыщику.
— Так вот,— начал он,— дело в том, что Андреа ни в чем не виноват...
— Вы, грязная ищейка,— граф язвительно обратился к Манетти на «вы», и оттого его слова прозвучали еще более обидно: — Вы говорите так, потому что хотите выгородить своего дружка, грязного распутника! Потому что он заплатил вам!
— Вовсе нет, — мягко произнес Манетти, — я говорю так, потому что хочу рассказать правду... всю правду, которой не знает никто... Кроме, разумеется, синьора дель Веспиньяни...
После этих уверенных слов сыщика Отторино невольно замолчал.
Манетти, как и всегда, был нетороплив и основателен — рассказ его изобиловал подробностями, мельчайшими фактами, деталями — он рассказал и о таблетке, и о своем разговоре с «Лошадкой» и ее сутенером Франческо, и о мнимой поломке «сесны», закончив тем, что объяснил и причину смерти Джузеппе Росси, и историю появления в Библии госпиталя святой Бригитты ксерокопии палермской газеты с компрометирующим снимком Андреа.
— А вот и копия...
С этими словами Манетти извлек из кармана вчетверо сложенный листок.
Он протянул его Эдере.
— Такой вы получили по почте?
Едва взглянув на него, Эдера с растерянным видом кивнула:
— Такой...
— Так вот: вы отправили на тот свет своего личного секретаря, потому что он очень много знал, и мог бы вам помешать...
— Судьба этого человека была только незначительным обстоятельством, зависящим от моих целей,— произнес дель Веспиньяни.
После этих слов Эдера посмотрела на графа в неописуемом ужасе.
— Как — неужели вы убили человека?
— Это был негодяй,— произнес граф, поняв, что совершил ошибку.
Однако Эдера, казалось, не расслышала его слов.
— Вы способны на убийство?!
Теперь все стало ясно...
Конечно же, Андреа ни в чем не виноват — после всего услышанного от Манетти, которому Эдера очень доверяла, она не сомневалась в этом ни на секунду.
Вскочив со своего места, она порывисто бросилась на шею к Андреа.
— О, прости меня!
— Это ты меня прости...
Отторино, увидев это, отшатнулся и тяжело опустился в кресло.
— Да, я проиграл, — прошептал он едва слышно, одними только губами,— да, все кончено...
Он поднялся, пошатываясь, подошел к Андреа и произнес:
— Простите меня...
Андреа отвернулся — он был настолько поражен всем произошедшим, что посчитал это извинение очередной уловкой Отторино.
Впрочем, дель Веспиньяни не стал на него обижаться.
Подойдя к Эдере, он произнес:
— И ты, Эдера, тоже меня прости... Позволь мне хоть один раз сказать тебе «ты»... В первый и в последний раз в жизни. Хотя мысленно я всегда так говорил тебе — «ты, Эдера»...
После этих слов дель Веспиньяни, набросив на плечи куртку, взял со стола ключи зажигания и, ни слова не говоря, вышел из каюты...
«Куда же вы, синьор?» — хотел было крикнуть Манетти, но слова эти так и повисли в воздухе...
Солнце уже поднималось из-за скалистых зубцов гор, когда Отторино, сидя в своем красном «феррари», на огромной скорости поднимался вверх по прихотливому серпантину горной дороги.
Солнце нестерпимо слепило глаза; можно было бы опустить солнцезащитный козырек, но дель Веспиньяни почему-то не делал этого.
— Ничего, ничего, — шептал он сквозь зубы, — ничего, теперь немного осталось...
Он нажал кнопку стеклоподъемника — стекло дверки плавно опустилось вниз, в кабину приятно дохнуло утренней свежестью.
Машина выехала на вершину горы.
— Да, где-то тут...
Отторино сбросил газ и повел автомобиль более внимательно, то и дело глядя по сторонам.
— Ничего, ничего — это совсем рядом...
Ага, вот и знакомая масличная рощица. Обычно днем там суетятся какие-то люди — теперь сезон сбора урожая. Но теперь еще рано, и никого нет.
— Сейчас, сейчас, кажется, еще чуть-чуть, вон за тем поворотом...
Он вдавил педаль газа до пола — машина понеслась на бешеной скорости. Спидометр зашкаливало за двести, машину немного бросало из стороны в сторону, но дель Веспиньяни было все равно.
— Вот и та стена.
Перед глазами встала картина: развороченный кузов красного «феррари» — точно такого же, как и этот, темная, почти черная кровь на асфальте — она уже начала густеть, и оттого казалась пролитой смолой, бледный, точно восковый лик Сильвиин...
Да, это случилось тут, на этом самом месте, пять лет назад...
— Сильвия... Эдера...
Это были его последние слова.
Граф зажмурил глаза и направил «феррари» прямо в отвесную стену...
Через несколько секунд грохот прошел по трассе, и эхо гулко отозвалось в горах...