В комнате с опущенными жалюзи царил полумрак. Эдера в белом пеньюаре сидела в глубоком кресле, ее только что вымытые волосы были распущены по плечам. Сквозь щели в жалюзи вливался утренний жар золотого июльского солнца. Здесь словно чувствовалось сонное оцепенение Ливорно, также дремавшего на солнце где-то за окном.
И Эдера также испытывала состояние тихого блаженства. В такое время она способна была часами лежать, ни о чем не думая, не двигаясь, не чувствуя потребности в чем-нибудь другом.
Разве что в Андреа и детях...
Но теперь, после всех злоключений, выпавших на их долю, ей было достаточно одного только сознания, что она не одна; она редко говорила об этом Андреа, словно подразумевая, что и он чувствует то же самое. Ведь они понимали друг друга без слов — разве этого недостаточно?
Андреа...
При мысли о том, что они вместе, волна нежности поднималась в ней. Потом, сонно улыбаясь, Эдера погружалась в волшебное забытье.
Но в то время, как душа дремала, ощущения сохраняли удивительную остроту, мгновенно отзываясь на тончайшие вибрации воздуха и света.
Вот из сада повеяло сладким ароматом дыни, — и Эдера с наслаждением вдыхала его, чувствуя, ощущая вкус на языке, на небе.
От слуха ее не ускользал ни один звук, и все тешило ее — шелест тронутых нежным ветерком листьев, скрип песка под чьей-то ногой, голос на улице, звон колокола, зовущего прихожан...
Где-то недалеко, словно огромный муравейник, гудел огромный порт Ливорно. Где-то в центре города сновали неутомимые туристы, привлеченные теплым июльским солнцем и безоблачным итальянским небом. Главная площадь напоминала огромный чан, в котором бродили на солнце тысячи гроздьев человеческого винограда.
И это чудовищное кипение было настолько близко, что Эдера слышала и ощущала его, и в то же самое время достаточно далеко, так, что она чувствовала себя в полной безопасности и еще больше наслаждалась прохладой и мирной тишиной своего уголка.
«О, суета сует,— думала она, — истинное счастье — тут, внутри меня...»
Рассеянным и чутким, как у кошки ухом Эдера ловила один за другим всевозможные звуки и лениво следила за тем, как они замирают.
Вот внизу у входных ворот проехала машина — наверное, очень большая, вот послышался скрип на лестнице, и она узнала шаги Джузеппе Росси — он, как всегда, не шел, а взбегал по лестнице.
Но счастье ее было так крепко, так прочно, что она знала — кто бы ни пришел, он не способен омрачить ее внутреннее состояние, такое спокойное и удивительно гармоничное...
Наконец, сбросив с себя сонное оцепенение. Эдера посмотрела на часы — маленький кружок на золотом браслетике, подарок Андреа.
— Что-то Андреа задерживается, — произнесла она полушепотом, обращаясь к самой себе, — ведь должен уже быть...
А в это самое время в каюте Отторино дель Веспиньяни происходило продолжение вчерашнего разговора.
Отторино выглядел довольно хмуро — ночью его вновь измучила бессонница. Лицо дель Веспиньяни было серым, как сигаретный пепел, глаза ввалились, и смотрел он на Андреа исподлобья.
Однако тяжелое состояние не помешало дель Веспиньяни быть любезным и приветливым — отчасти потому, что он был заинтересован в Андреа, отчасти — потому, что просто сказалась привычка быть любезным с людьми — независимо от их положения и уж тем более — того обстоятельства, спал ли в эту ночь граф или нет.
— И так, — сказал Отторино после того, как контракт был заверен нотариусом — для этого его специально привезли на борт «Ливидонии» на «роллс-ройсе», — итак, все формальности соблюдены, и теперь вы поступаете в мое полное распоряжение... — граф улыбнулся.
Андреа, сохраняя полную невозмутимость, поинтересовался у хозяина:
— Стало быть, первый мой заказ — Палермо?
Отторино согласно наклонил голову.
— Совершенно верно.
— И когда я должен буду туда отправиться? — последовал следующий вопрос.
— Ну, если не возражаете... Допустим, завтра.
Андреа удивленно посмотрел на графа.
— Так скоро?
— А почему бы и нет? Право, для чего откладывать а долгий ящик? Скорее отправитесь, скорее прибудете... Сюда, в Ливорно, в объятия семьи...
— Хорошо. Если можно, я возьму с собой все документы,— ответил Андреа.
— Конечно, конечно...
После того, как все необходимые документы перекочевали из выдвижного ящика стола в портфель Андреа, граф сказал очень серьезно:
— Это — очень важный заказ. Скажу честно — я вряд ли бы доверил его кому-нибудь другому.
— Почему?
— Помните тот коттедж на Аппиевой дороге? — поинтересовался дель Веспиньяни.
Андреа кивнул.
— Конечно! Я ведь работал над ним несколько месяцев... Извините, если бы вы в своем приглашении подписались не своим именем, а напомнили о коттедже, я бы наверняка вспомнил бы вас...
Граф, улыбнувшись в ответ, продолжал:
— Так вот: тогда меня поразила не только наше кристальная честность — о ней я уже имел удовольствие вам напомнить,— он приязненно посмотрел на своего собеседника, заметив, что тот немного смутился — не смущайтесь, но ваш поступок действительно очень, очень впечатлил меня. Так вот, возвращаясь к сказанному: мне очень понравилась ваша работа. И хотелось бы, чтобы следующий заказ был бы выполнен в том же духе...
— Постараюсь,— вставил Андреа.
— Не сомневаюсь. Итак, довольно большой участок земли, —принялся объяснять дель Веспиньяни, — так сказать, родовое гнездо. Точнее — одно из многочисленных, — тут же поправился он.
— И что же вы хотите сделать? — осторожно осведомился Андреа.
— Ну, восстанавливать интерьеры дома нет никакого смысла, — сказал дель Веспиньяни, — я бы хотел, чтобы коробка дома была приведена в надлежащее состояние, целиком, а интерьеры были современными. Я не связываю вас какими-то конкретными обязательствами, я не буду капризен, как обыкновенные клиенты... Кроме того, насчет денег можете не стесняться — если вы находите, что надо что-нибудь изменить кардинально, меняйте — гарантирую, что в деньги вопрос упираться не будет, — Отторино очень доброжелательно улыбнулся. — Я целиком и полностью доверяюсь вашему вкусу... Вы ведь занимаетесь и проектировкой интерьеров? Если не ошибаюсь, большинство интерьеров в универсальном магазине «Ринешанте» в Риме — ваша работа?
— Да, я проектировал их, — согласился Андреа, весьма польщенный, что граф осведомлен о его работах в этой области.
— Вот и замечательно, — дель Веспиньяни поднялся со своего места, давая таким образом понять, что беседа подходит к концу.— Завтра же вылетайте. Моя «Сесна» находится на небольшом частном аэродроме под Палермо. Водитель отвезет вас. Когда вам удобно?
— Думаю, что часов в десять,— сказал Андреа, поднимаясь вслед за хозяином.
Граф, загадочно улыбнувшись, сказал:
— А насчет вашей семьи, насчет очаровательной Эдеры можете не волноваться...
Андреа, зайдя в спальню, на цыпочках прошелся к комоду и принялся складывать большую дорожную сумку. Он не хотел будить Эдеру — она лежала, широко раскинув руки на кровати и, казалось, спала.
— Андреа?
Он обернулся.
— Ты проснулась?
— Я не спала,— ответила Эдера, поднимаясь и рассеянно улыбаясь.
— А что же?
— Так, лежала и думала...
— Думала?
— Ну да.
— О чем же?
— О нас с тобой — о чем же я еще могу думать,— ответила Эдера. — Ты что — собираешься?
— Ну да,— Андреа принялся складывать в сумку рубашки. — Завтра вылетаю.
— Как?
— Только что я закончил все необходимые формальности... Ну, с контрактом.
— И граф уже посылает тебя?
— Я ведь говорил...
— На Сицилию?
— Под Палермо. У него там какая-то вилла, которую он хочет с моей помощью привести в порядок.
— Но почему так быстро? — спросила Эдера, поправляя волосы и подходя поближе.
Андреа вздохнул.
— Этот синьор дель Веспиньяни — очень решительный человек, — ответил он, — говорит, что не хочет откладывать такие дела в долгий ящик...
Эдера, подойдя поближе, уселась напротив.
— Послушай, дорогой...
Андреа, не оборачиваясь, произнес:
— Что?
— А тебе не кажется, что все это странно?
— Что именно?
— Ну, это внезапное приглашение, этот контракт... И все остальное?
— Улыбнувшись, он ответил:
— Дорогая, ты ведь говорила мне намедни, что людям надо доверять ... И вообще — что я в последнее время стал очень мнительным, что я повсюду ищу какой-нибудь подвох... Не так ли?
Эдера помедлила о ответом, но потом сказала, обращаясь словно бы не к собеседнику, а только к самой себе:
— Нет, все правильно... Конечно же, этот Отторино для нас — находка. Точнее для тебя, мой милый ...
— Ну, и ....
Она продолжала задумчиво, растягивая каждое слово и, как показалось самому Андреа немного неуверенно, словно бы и не расслышав реплики мужа:
— Если он действительно согласен финансировать начинание...
Андреа вновь перебил ее:
— Только что я говорил с Отторино на эту тему. Он утверждает, что целиком и полностью доверяется моему вкусу. И что вопрос ни в коем разе не будет упираться в деньги — и знаешь, я верю ему...
— Да, такой спонсор — а ведь он по сути — спонсор, находка для архитектора...
— И не говори... — Андреа, сложив сумку, поставил ее на пол и уселся на кровать. — Но мне кажется, что ты хотела что-то сказать?
— Да-а-а...
— Так говори...
— Как-то все это очень подозрительно... Будто бы в сказке — пришел богатый аристократ, дает фантастические деньги, только работай!
— Неужели такое бывает только в сказках? — смеялся Андреа. — Нет, нет, я не о том...
— Эдера, но ты все время говоришь загадками, — ответил Андреа с серьезным видом, — я ведь прекрасно знаю тебя, я вижу, что тебя что-то очень беспокоит...
— Ну, да ....
— Так говори же! — воскликнул Андреа, начиная понемногу терять терпение.
— Я одного не могу понять — откуда столько внимания, столько предупредительности к тебе у этого незнакомого, по сути, человека? Ведь вы знакомы с ним меньше недели! — воскликнула Эдера.
— А я заметил, что дель Веспиньяни любезен и доброжелателен ко всем, — ответил Андреа, понимая, что опасения жены могут иметь под собой какую-то почву, — не только со мной...
— Тебя это не удивляет?
— Его любезность?
— Не только любезность, но и преувеличенное доверие к тебе...
— Он стал доверять мне после того, как я уличил одну фирму в мошенничестве, — ответил Андреа, — думаю, что для такого человека, как дель Веспиньяни, этого оказалось достаточно...
Не зная, каким образом еще выразить свои сомнения, Эдера сказала:
— Он ведет себя так, будто не ты хочешь от него чего-то, а он от тебя...
— А-а-а, — небрежно протянул Андреа, — тебе это только кажется.
Эдера пожала плечами и ничего не ответила мужу.
«Да и для чего я это ему говорю? — подумалось ей,— ведь мы вдвоем, мы вместе... Мы счастливы друг с другом. Зачем сеять в его душе семена подозрения и сомнения, и зачем сеять эти семена в своей душе? А тем более — перед отъездом на Сицилию...»
— Кстати, а когда ты вылетаешь?
— Завтра в десять утра за мной пришлют машину, — сказал Андреа.
— Мы с детьми поедем провожать тебя — Ты ведь не против?
— Ну что ты...
На аэродроме было непривычно тихо — ни шума моторов, ни колебания воздуха, поднимаемого лопастями, ни суеты персонала...
Это был маленький частный аэродром за городом, на площадке у взлетно-посадочной полосы стояло четыре самолета — три из них спортивные.
Поодаль находился планер — Эдеру, которая никогда не видела планера вблизи, очень поразил размах крыльев.
«Роллс-ройс» остановился и замер у самой кромки бетона. Водитель, быстро выйдя из кабины, подошел к задней дверце и открыл ее.
— Ну, что, будем прощаться, — с грустью сказала Эдера.
Андреа вздохнул.
— Честно говоря, так не хочется никуда улетать... — произнес он задумчиво.
— Я понимаю... Но надо, — Эдера поправила ему галстук. — Кстати, а ты надолго?
— И так вот всегда — самое главное ты спросить забыла,— улыбнулся Давила.
Эдера виновато улыбнулась.
— Ничего не поделаешь...
— Думаю, что не на всю жизнь,— произнес Андреа полушутя-полусерьезно.
— Но на какой срок?
— Неделя, максимум — десять дней, — сказал он. — Не больше.
— Я буду скучать без тебя, — Эдера провела рукой по его свежевыбритой щеке.
— Я тоже...
— А знаешь — я ведь уже скучаю... Ты еще тут, в Ливорно, рядом со мной, а я уже скучаю, будто бы ты далеко-далеко...
Андреа ободряюще заулыбался.
— Ничего. Неделя — срок не самый большой. Думаю, что за это время мы не успеем забыть друг друга.
Летчик, подойдя к «роллс-ройсу», кашлянул — это был знак, что следует вылетать.
— Ну, целую тебя... Еще раз поцелуй Лало и Эдерину! — крикнул Андреа, садясь в салон.
Он хотел еще что-то сказать, но в самый последний момент, когда пилот уже думал поднимать трап, чтобы втащить его в салон, вновь подбежал к Эдере и, наклонясь к ней, про износ, горячо дыша в самое ухо: — Эдера дорогая моя, я очень, очень люблю тебя... Очень люблю!
Спустя несколько минут взвыли сверхмощные моторы — сперва завелся правый двигатель, затем левый, и «Сесна», выпустив из-под колес две струйки желтовато-голубого дыма, взвилась над аэродромом.
Эдера долго стояла и смотрела самолету вслед — пока тот не скрылся из виду.
А в ушах ос звучал голос Андреа: «Дорогая моя, я очень, очень тебя люблю!..»