Глава 14

Через день я встречаю гостей на вокзале.

Электричка уже прибыла. Беглов и генерал Вотинов стоят на платформе и оглядываются, ища меня.

Генерал Вотинов устало опирается на трость. Плечистый психотерапевт почти на голову возвышается над ним. Я не сразу узнаю Беглова — он сбрил свою роскошную бороду.

Наверное, начальство все же настояло.

У ног Беглова стоят два рюкзака. Рядом с рюкзаками понуро сидит собака. Остроухая и остроносая, она похожа на облезлую лисицу странной тигровой масти — рыжей, с поперечными черными полосами.

На собаке ошейник с поводком. Второй конец поводка накрепко зажат в здоровенной ручище психотерапевта.

— Андрей! — радостно кричит Беглов, увидев меня. — Мы здесь!

Он одним махом хватает оба рюкзака и широко шагает ко мне. За ним прихрамывает генерал Вотинов, а позади послушно плетется странная собака.

— Очень рад встрече!

От избытка чувств Беглов пытается обнять меня, не выпуская из своих огромных лапищ рюкзаки. Как ни странно, это у него получается, а один из рюкзаков больно бьет меня по спине чем-то твердым.

— Я тоже рад, Владимир Вениаминович, — морщась, улыбаюсь я.

Вырываюсь из объятий Беглова и протягиваю руку генералу:

— Здравствуйте, Георгий Петрович!

— Здравствуй, Андрей Иванович! — устало говорит генерал и хрипло кашляет.

В груди у него клокочет и булькает.

Откашлявшись, генерал сердито хмурится и вытирает губы платком.

— Кашель проклятый доконал, — жалуется он. — И врачи ничего не могут сделать.

— Ничего, — подбадриваю я его. — Сейчас поедем к Трифону, он вас вылечит.

— Ты прости, Андрей Иванович, что мы как снег на голову тебе свалились, — виновато говорит генерал. — У тебя работы, наверное, полно. А тут видишь, какая история!

— Ничего, Георгий Петрович, — улыбаюсь я. — Я рад, что вы приехали. Сходим за грибами. А может, и на охоту выберемся.

— Какая теперь охота? Видишь, хожу с палкой, как старый дед.

Вотинов недовольно кривит рот и показывает мне свою трость.

В его голосе я слышу тщательно скрываемое отчаяние сильного человека. Похоже, болезнь и предстоящая пенсия всерьез надломили генерала Вотинова.

— И ворчишь, как старый дед! — усмехается Беглов.

А потом серьезно говорит:

— Хватит себе душу травить, Жора. Сам всегда мне говорил, что унывать нельзя.

— Да, — кивает Вотинов. — Где твоя машина, Андрей Иванович?

Он идет впереди, прихрамывая и опираясь на трость. Я беру один из рюкзаков. Беглов подхватывает второй и говорит собаке:

— Идем, Нохой!

— Нохой? — удивляюсь я. — Что за кличка?

— Это значит, «собака», — ухмыляясь, объясняет Беглов.

— Остроумно, — улыбаюсь я.

— Между прочим, мне ее привезли прямо с берегов Байкала, самолетом. Таких собак держат местные шаманы. Бесстрашные псы — они помогает шаманам отгонять злых духов. А еще отлично ищут грибы.

— Посмотрим, — смеюсь я. — Грибов в этом году много. Вот и проверим твою помощницу в деле.

Беглов садится сзади. Нохой залезает под его сиденье и тихо рычит. Ей не нравится машина.


Вотинов садится вперед. Сильно хлопает дверцей, ставит трость между колен, сердито глядя перед собой.

Потом косится на меня.

— Извини, Андрей Иванович. Не думай, что я не рад. Просто чувствую себя нехорошо, оттого и злюсь. Знаешь, не привык болеть. С войны по больничкам не валялся.

— Ничего, Георгий Петрович, — улыбаюсь я, заводя машину. — Я понимаю.

— Боюсь, как бы на пенсию не вышибли, — вздыхает генерал. — Что я дома делать буду?

— Ну, и вышибут, — весело говорит Беглов. — Заведешь себе дачу. Домик поставишь, парники. И будешь огурцы поливать.

— Огурцы! — сердито передразнивает его Вотинов. — Может, и кабачки еще посадить?

— Можно и кабачки, — охотно кивает Беглов. — Будем их жарить, да под водочку!

Он меняет тон.

— Никто тебя не отпустит на пенсию, даже не мечтай. Управление без тебя развалится.

— Пока в больнице лежал, не развалилось, — возражает генерал.

— А что говорят врачи? — спрашиваю я, чтобы перевести тему.

— А что они могут сказать? — хмурится генерал. — Руками разводят, да и все. Что вы хотите, говорят — война, возраст! А какой у меня возраст? Ладно, Андрей Иванович, у тебя-то как дела?

— Все по-прежнему. Осенняя охота открылась. Утки на Еловом озере много.

— Браконьеры не шалят?

— Случается, — киваю я, вспомнив проволочную петлю, в которую попала лисица.

После того случая я обыскал весь лес поблизости и снял еще три петли. Возле одной нашел вымытые дождем заячьи кости.

А сколько таких петель я мог пропустить и не заметить?

* * *

— Я закурю, Андрей Иванович, не возражаешь? — спрашивает Вотинов. — В электричке намаялся без сигарет.

— Курите, Георгий Петрович, — киваю я.

Генерал открывает форточку. Достает из кармана пачку «Примы» и ловко выбивает из пачки мятую сигарету. Закуривает, прикрывая согнутой ладонью огонек спички от сквозняка.

По кабине плывет сизый сладковатый дым. Завиваясь спиралью, он улетает в форточку.

Вотинов делает глубокую затяжку и кашляет — долго, с надрывом.

— Сырые сигареты, — хрипло объясняет генерал.

— Бросать тебе надо, Георгий, — с заднего сиденья говорит ему Беглов. — Тебе и врачи то же самое сказали.

— Не действуй на нервы! — сердито отвечаетГеоргий Петрович.

— А хочешь, я тебе помогу бросить? — предлагает Владимир Вениаминович. — Загипнотизирую, и все. Ты же знаешь, я могу.

Он, и в самом деле, может. Сам рассказывал мне, как научился этому трюку с гипнозом в Индии у факира на местном базаре. И моему отцу Беглов помог бросить курить, когда того достала жуткая легочная болезнь.

Правда, это уже не помогло. Но на наше счастье, отыскался Трифон и вылечил отца, когда его выписали домой из клиники в Ленинграде.

— Отстань ты от меня! — сердится генерал. — Захочу — и без твоих фокусов брошу.


Я останавливаю машину возле медпункта.

— Хорошо здесь! — говорит Беглов, оглядываясь и с удовольствием разминая ноги. — Каждый раз, когда приезжаю к тебе в Черемуховку, Андрей Иванович — радуюсь, как ребенок.

— Хорошо, — без выражения соглашается Георгий Петрович.

Между его бровей залегла упрямая складка.

— Нохой, ко мне! — тем временем зовет Беглов.

Собака упрямится, но он за ошейник вытаскивает ее из машины.

Нохой жалобно скулит и рвется обратно в машину, натягивая поводок. Потом забегает хозяину за спину, опутывая поводком его ноги.

Беглов спотыкается и чуть не падает.

— Нохой, чертовка! — ругается он, выпутывась из поводка.

Собака дрожит и жмется к его ногам.

Неожиданно генерал Вотинов хрипло смеется.

— Завел ты себе головную боль, Володя! — говорит он.

Потом решительно кивает:

— Ну, ведите к своему чудо-доктору.

— Андрей Иванович, ты не против, если Нохой пока в машине посидит? — спрашивает меня Беглов. — Не даст нам покоя эта собака.

— Конечно, — киваю я, открывая дверцу.

Нохой прыгает в машину и опять залезает под сиденье — облюбовала себе убежище.

* * *

Трифон ждет нас в медпункте.

— Проходите в смотровую, Георгий Петрович, — поздоровавшись, говорит он.

Генерал, прихрамывая, скрывается за соседней дверью, а Трифон кивает нам:

— Подождите здесь. Андрей, поставь пока чайник.

Я завариваю чай и наливаю себе и Беглову. Из-за закрытой двери неразборчиво доносится голос Трифона — он о чем-то подробно расспрашивает генерала.

Генерал ворчит и иногда ворочается на кушетке, отчего она немилосердно скрипит.

Мы с Бегловым делаем вид, что ничего особенного не происходит, а сами старательно прислушиваемся к этим неясным звукам.

— Трифон поможет, — говорю я в ответ на невысказанный вопрос Беглова.

Владимир Вениаминович молча кивает.

— А что со статьей? — спрашиваю я.

Беглов довольно улыбается.

— Все в порядке. Вызвал я к себе главного редактора газеты и поговорил с ним с глазу на глаз в своем кабинете. Ты был прав — всю историю со статьей замутил этот Глеб. Но сам подставляться не стал, гаденыш. Рассказал другому корреспонденту, как будто случайно. А тот ухватился за горячую тему.

— И что теперь будет? — спрашиваю я.

— Как я и говорил, — смеется Беглов. — Цикл статей о трудовых людях Черемуховки. Первая статья уже вышла, я тебе вечером покажу. Специально привез газету с собой, чтобы ты мог полюбоваться.

— Почитаю, — киваю я. — Спасибо.

* * *

За стеной снова скрипит кушетка, и Беглов умолкает. Дверь смотровой открывается. В кабинет, застегивая рубашку, выходит Георгий Петрович. На его лице сильная усталость — генерала утомил даже обычный врачебный осмотр.

Трифон идет за ним.

— А, чайник уже горячий! — замечает. — Отлично.

Достает из шкафа маленький бумажный сверток. Разворачивает его и высыпает в чистую кружку бурый порошок. Затем заливает крутым кипятком. От кружки идет резкий пряный запах.

Трифон кивает Вотинову.

— Пейте.

— Что это? — спрашивает генерал.

— Ничего особенного, — говорит Трифон. — Растительный порошок от кашля. Хорошо очищает бронхи и легкие.

Он смотрит на рюкзак генерала.

— Это ваши вещи? Пойдемте, я провожу вас в палату. Придется несколько дней полежать здесь.

Генерал Вотинов упрямо закусывает губу.

— Опять валяться в больничке? — спрашивает он, опираясь на трость. — Не хочу, надоело!

— Надо, Георгий, — веско говорит ему Беглов. — Надо лечиться.

— Надо, — подтверждает Трифон.

Генерал вздергивает голову — видно, хочет еще что-то возразить. И снова кашляет, бессильно сутулясь.

— Ладно, — почти шепчет он, сипя сорванным горлом.

— Я вечером зайду тебя навестить, Георгий, — примирительно говорит ему Беглов. — Или вместе с Андреем Ивановичем зайдем.

— Не надо! — резко отвечает Вотинов. — Что я, беспомощный младенец, что ли, которому надо сопли вытирать? Буду лежать и лечиться. А ты приехал отдыхать, вот и отдыхай. Тебе тоже силы беречь надо, не мальчик.

— Все мы не мальчики, — усмехается Беглов.

— Ладно, Володя.

Вотинов машет рукой.

— Извини, что-то у меня нервы шалят. Приходи утром, я буду рад. И спасибо, что привез меня сюда, спасибо за помощь.

— Мы друзья, Георгий, — коротко отвечает Беглов.


Трифон уводит Георгия Петровича в палату.

— Пойду я к машине, Андрей Иванович, — говорит мне Беглов.

Я понимаю, что Владимиру Вениаминовичу не по себе в больничной обстановке.

— Иди, я догоню, — киваю я.

Устроив генерала в палате, Трифон выходит ко мне. Задумчиво смотрит на меня, потом предлагает:

— Идем в кабинет, Андрей.

Пропустив меня вперед, он плотно закрывает за нами дверь.

Наливает себе остывшего чая.

— Не тяни, Трифон, — прошу я. — Что с генералом?

Трифон строго смотрит на меня.

— С ним все будет в порядке. Но одними лекарствами я его не подниму, болезнь запущенная. Да и настроение у генерала совсем не боевое.

— И что делать? — спрашиваю я.

— Лечить, — криво усмехается Трифон. — И надеяться, что все получится.

Он ставит кружку на стол.

— Снова этот выбор, Андрей. Делать по правилам, чтобы не подставиться самому. Или пойти против правил и помочь человеку.

— Ты врач, — говорю я.

Трифон кивает — он и сам все понимал, иначе не завел бы этот разговор.

— Ладно! Сделаю все, что смогу. Андрей, ты помнишь, что обещал мне? Я не хочу, чтобы кто-то знал о том, как я буду лечить генерала.

— Помню, — отвечаю я. — Хочешь, я поговорю об этом с Вотиновым?

Трифон качает головой.

— Не надо. С ним я уже поговорил. А вот Владимиру Вениаминовичу напомни, чтобы придержал свое любопытство.

— Обязательно напомню, — говорю я.

— Ладно, — повторяет Трифон. — Андрей, у тебя есть барсучий жир?

— Есть немного. Стоит в холодильнике.

Барсука я добыл прошлой осенью, в норе — с собаками. Бойкий тогда прижал его на входе в нору и не пустил внутрь — в глубокую путаницу подземных ходов.

— Хорошо, — кивает Трифон. — Принеси его мне. Сегодня начну лечить твоего генерала уколами. А завтра подключу другие средства. Баня у тебя исправная? Топить можно?

— Вполне.

Баня у меня старая, построенная еще прежним егерем — с небольшой парилкой и крохотным предбанником. Но печка не дымит и хорошо нагревает камни и воду в котле. Весной, правда, потекла крыша в одном углу, но я быстро это заметил и заменил прохудившийся толь.

— Завтра к вечеру натопи баню, и пожарче, — говорит мне Трифон. — Не уверен, что это понадобится, но будь готов. Если не пригодится — сами попаритесь. Сделаешь?

— Конечно, — киваю я. — О чем разговор.

— Ладно, Андрей, иди. Мне еще других больных принимать.

Трифон крепко пожимает мне руку.

* * *

Серко и Бойкий встречают нас радостным лаем. Собака Владимира Вениаминовича так пугается, что наотрез отказывается выходить из машины. Беглов, сердито ворча, вытаскивает ее из-под сиденья и на руках заносит в дом под радостное гавканье моих мохнатых оболтусов.

В доме Нохой сразу же залезает под кровать и тихо рычит оттуда на все попытки ее выманить.

— Что за псина мне досталась? — недоумевает Беглов. — Шаманская собака, гроза злых духов, а всего боится. Андрей Иванович, найдешь для нее миску?

— Сейчас, — улыбаюсь я.

Беглов наполняет миску водой, и сыплет в воду какой-то светлый порошок. Порошок пахнет сушеными грибами.

— Что это? — с любопытством спрашиваю я.

— А черт его знает, — смеется Беглов. — Какое-то шаманское снадобье. Мне его передали вместе с собакой. Сказали, что надо разводить его в воде и давать ей — так она быстрее ко мне привыкнет.

— Зачем тебе эта собака? — улыбаюсь я.

— Для интереса, — серьезно объясняет Беглов. — Ты знаешь, что в Италии собак приучают искать грибы? Вот и у меня будет своя собственная грибная собака.

Я только качаю головой.

— Ладно, будем обедать.

Я достаю из холодильника кастрюлю. Ставлю сковороду на огонь, наливаю на нее немного масла и вываливаю гору картошки с тушенкой, которую приготовил еще с вечера.

Потом ставлю на стол банку соленых огурцов и режу кольцами бокастую луковицу.

Владимир Вениаминович тем временем достает из своего рюкзака дефицитные ленинградские припасы — ароматный сыр, завернутый в плотную бумагу, палку полукопченой колбасы, круглый ржаной хлеб и бутылку армянского коньяка.

— Не возражаешь, Андрей Иванович, если мы с тобой по чуть-чуть? — спросил он, кивая на бутылку.

— Можно.

Мы выпиваем по стопке за встречу и за здоровье генерала Вотинова и неторопливо едим.

А я никак не могу выбросить из головы газетную статью.

— Устроить бы здесь заповедник, — неожиданно для самого себя говорю я. — И огородить высоченным забором, чтобы ни одна мразь больше не пролезла.

— Заповедник? — удивленно переспрашивает Беглов.

Загрузка...