На базе вкусно пахнет утиной похлебкой — охотники уже вернулись с утренней зорьки и теперь варят обед. Заметив нас, водитель автобуса подходит и грозно глядит на охотников.
— Развлеклись? Стрелки…!
Он обрывает себя на полуслове, увидев девушек.
— Мы уже все уладили, Василий Алексеевич, — усмехаюсь я. — Как у вас дела? Как охота?
— Это сказка, Андрей Иванович! — воодушевленно говорит водитель. — Утки много, стреляй — не хочу!
— Вечером снова пойдете? — спрашиваю я.
— Не выйдет, — вздыхает водитель. — Дневную норму за утро добыли, не удержались. Сами понимаете — как остановиться, когда душа просит, утка летит!
— Понимаю, — улыбаюсь я. — Ну, впечатлений вам на неделю хватит. Теперь отдыхайте.
— Давайте и вы с нами, — предлагает водитель. — Лодки мы вернули, воды мы в баню уже натаскали — вы ведь не против, Андрей Иванович?
— Не против, — киваю я. — Парьтесь на здоровье.
— И похлебка у нас готова, — уговаривает водитель.
Он весело подмигивает туристам.
— На всех хватит. А мало будет — еще сварим. Прошу к столу!
— Спасибо, — говорю я. — Это кстати, а то мы спешим.
— Куда?
— Подброшу ребят до станции, на электричку. Потом отвезу охотников в Черемуховку. Пусть отрабатывают свой проступок, а то у нас картошка в поле гниет. Дожди две недели лили. Вся деревня сегодня на уборку вышла.
— Андрей Иванович, так может, вам помощь нужна? В смысле, совхозу?
Неожиданное предложение. Я секунду раздумываю над ним, потом соглашаюсь:
— Не стану кривить душой — нужна, Василий Алексеевич. Хотите помочь?
— Я поговорю с мужиками. Все равно до завтра делать нечего, почему не помочь?
— А баня? — с улыбкой напоминаю я.
— А баню вечером натопим. Хватит нам времени напариться. За такую охоту, Андрей Иванович, грех не помочь.
Я благодарно киваю.
— Спасибо, Василий Алексеевич. Тогда выезжаем сразу после обеда.
За длинным столом места хватило не всем. Но мы решили проблему просто — притащили стол из помещения базы, а вместо скамеек положили длинные доски на деревянные чурбаки.
Охотники привезли с собой огромный алюминиевый казан, объемом с ведро, не меньше. Казан торжественно поставили на середину стола, и теперь от него идет такой восхитительный запах, что у меня нетерпеливо урчит в желудке.
В глубокой миске передо мной исходит паром утиная похлебка — густая, с блестками жира, с крупно нарезанной картошкой и морковкой, с целыми разваренными луковицами.
Их кладут в котел целиком, а когда они уже отдадут весь вкус и запах — просто выбрасывают.
Кроме похлебки на столе свежие огурцы и помидоры, хлеб, длинные темно-зеленые перья свежего лука, которые так вкусно макать в крупную соль и хрустеть ими, заедая острый луковый вкус похлебкой.
— Как вкусно! — говорит Вера, отодвигая тарелку. — Не то, что дома!
— Конечно, — улыбаюсь я. — Здесь даже воздух другой. А вечером напечем картошки в золе.
— И люди такие хорошие. Андрей, скажите, а часто к вам приезжает кто-нибудь, вроде Глеба? Или этого… я забыла фамилию.
— Болотников? — уточняю я. — Нет, Вера, нечасто. Но иногда встречаются.
— Вот бы таких людей вообще не было, правда? Устроить бы заповедник, и пускать туда только хороших людей. А всяких гадов заворачить прямо у входа!
— Заповедник для хороших людей? — улыбаюсь я. — Интересная мысль.
Вера решительно встряхивает темными кудряшками.
— Андрей, а можно нам тоже поехать с вами в Черемуховку?
— Что, соскучились по картошке? — смеюсь я. — Неужели в институте вас мало на нее возят?
— Соскучилась, — хитрит Вера, бросая многозначительный взгляд на Павла. — Это весело. А в Ленинград уедем завтра, как собирались.
— Конечно, можно, — улыбаюсь я. — Федор Игнатьевич будет в восторге.
— Это вашего грозного председателя так зовут? — с любопытством спрашивает Вера.
— Ага, — отвечаю я и тоже гляжу на Павла.
А он низко наклоняется над тарелкой, пряча довольное лицо.
Через час мы выезжаем с базы. Никто не захотел оставаться — на картошку собрались весело, дружной компанией. Я еду впереди, показывая дорогу автобусу. Туристы размещаются в автобусе, вместе с охотниками.
И Павел с ними — у них с Верой явно дело идет на лад.
Бойкий и Серко, вольготно растянулись в салоне «ЛуАЗа», радуясь простору. Я не стал оставлять собак на базе одних — мало ли, Болотникову придет в голову вернуться и подстроить какую-нибудь гадость, пока никого нет.
Когда мы проезжаем деревню, я замечаю на автобусной остановке две фигуры с рюкзаками. Глеб понуро сидит на скамейке, а Болотников с независимым видом прохаживается вдоль дороги.
Они ждут автобус до станции.
Глеб поднимает голову и провожает нас виноватым взглядом. Болотников отворачивается и делает вид, что не ничего заметил.
Когда председатель сельсовета видит выпрыгивающих из автобуса охотников, он буквально столбенеет от неожиданности.
— Андрей Иванович, это что за делегация?
— Это подмога, Федор Игнатьевич, — улыбаясь, отвечаю я. — Показывай фронт работ.
— Так вот он, фронт!
Федор Игнатьевич широким жестом обводит картофельное поле на окраине Черемуховки. Картофелекопалки уже прошли, разворошили борозды и вывернули картошку из земли. Теперь по полю неторопливо ползают трактора с прицепами. Люди наполняют картошкой ведра и ссыпают их в прицепы.
— Ведра у тебя найдутся, Федор Игнатьевич? — спрашиваю я.
— Конечно, — уверяет меня председатель. — Вот радость-то!
Внезапно поворачивается к полю и кричит, приставив ладони рупором ко рту:
— Володька! Володька, живо поезжай на ферму за ведрами!
Водитель совхозного «ЗИЛа» Володя запрыгивает в свой самосвал.
— И надолго они к нам? — спрашивает Федор Игнатьевич, имея в виду охотников.
— До темноты мы в твоем полном распоряжении, — улыбаюсь я.
— Так это ж мы сегодня все поле уберем! — радуется председатель. — Спасибо, мужики!
Он жмет руку каждому из охотников. И ребят-туристов тоже не обходит вниманием.
— Андрей Иванович! Ну, и молодец же ты — сколько людей привез! Как мне тебя благодарить?
— Есть у меня к тебе дело, Федор Игнатьевич, — говорю я. — Разреши охотникам собирать мелкую и резаную картошку. Совхозу она ни к чему, а мне пригодится — кабанов зимой подкармливать.
— Да ради бога! — кивает председатель. — Я вам ведра отдельные под нее выдам, и трактор с прицепом пригоню.
— Вот и отлично.
Теперь вопрос с зимней подкормкой решится легко и просто.
Я подхожу к охотникам, которые уже приглядывают себе борозды.
— Мужики, кто хочет заодно заработать трудодни?
Хотят все. Трудодни для охотника — важный показатель. Существует норма, выполнить которую обязан каждый член охотничьего общества. Только при выполненной норме трудодней можно рассчитывать на путевки и лицензии на охоту.
Городским охотникам для выполнения нормы приходится тратить свои выходные дни, выезжая поработать в охотничьи угодья.
— А что надо делать, Андрей Иванович? — спрашивает меня водитель автобуса.
— Собирать мелкую картошку отдельно. Она пойдет на подкормку копытных зимой. Ведра для нее председатель сейчас выдаст, отдельный прицеп тоже будет.
— Это мы запросто, — радостно шумят охотники.
— А я вам трудодни засчитаю и сделаю отметки, — киваю я.
Местные черемуховские охотники, увидев коллег, тоже подтягиваются ко мне. Они успели поохотиться утром вдоль Песенки, выше по течению. Там, в заболоченных протоках и густых камышах держалось много утки.
Сразу после охоты они вышли на картошку.
— Андрей, что насчет лицензий? — спрашивает меня Валера Михайлов.
— Лицензии есть, — отвечаю я. — Десять штук. Будем распределять так, чтобы на всех хватило.
— Значит, собрание будет вечером? В клубе?
— Да прямо здесь и распределим. Вы пока договоритесь между собой, кто с кем пойдет на охоту. Одна лицензия на троих. С мелкой картошкой поможете?
Свои трудодни черемуховские охотники уже заработали. Все лето заготавливали сено для лосей. Но Валера согласно кивает.
— Поможем, Андрей. Чем больше у нас кабанов — тем нам лучше.
— Это верно, — улыбаюсь я.
Такой хозяйский подход меня радует.
Мы встаем на длинную борозду вчетвером — я с Катей и Павел с Верой. Так и идем друг напротив друга, собирая картошку. Когда ведра наполняются, мы с Павлом относим их к трактору, а девушки в это время отдыхают.
Первое время Вера с любопытством поглядывает на Катю, но заговорить не решается. Однако, через час девушки уже весело болтают, как будто дружили всю жизнь. Иногда они о чем-то перешептываются, хитро поглядывая на нас и негромко хихикая.
— Андрюха, нужна помощь, — говрит мне Павел, когда мы в очередной раз несем ведра к трактору.
— Что случилось, Паша?
Участковый смущенно отводит глаза.
— Ребята вечером обратно на озеро собираются, — говорит он, имея в виду туристов. — И Вера с ними. А я никак не могу поехать — мне завтра с утра в райотдел надо. Что бы такое придумать, чтобы они на ночь в деревне остались?
— А ты не спешишь, Паша? — удивляюсь я.
— Да я не в этом смысле, — краснеет участковый. — Просто, мы бы с Верой погуляли. Я бы ей деревню показал, речку.
— Ну, так и предложи прямо.
— А вдруг они не захотят? И ночевать им негде — не в картошке же палатки ставить.
— Ладно, попробую что-нибудь придумать, — обещаю я.
Охотники из Ленинграда идут рядом с нами по соседней борозде. Когда мы заканчиваем первую борозду, Василий Алексеевич, водитель автобуса, отзывает меня в сторону.
— Морса хочешь, Андрей Иванович? — спрашивает он, протягивая мне бутылку, заткнутую полиэтиленовой пробкой. — Клюквенный, жена варила.
— С удовольствием, — киваю я.
Вытаскиваю пробку, поддев ее лезвием перочинного ножа, и делаю несколько глотков.
Несмотря на сахар, морс пронзительно-кислый — как и положено клюквенному морсу. И отлично утоляет жажду.
Я хочу вернуть бутылку водителю, но он качает головой.
— Девушкам отнеси.
— Спасибо, Василий Алексеевич, — улыбаюсь я. — У тебя ко мне дело?
— Да, — признается водитель. — Андрей Иванович, только пойми меня правильно. Нет — значит, нет.
— Не темни, Василий Алексеевич.
— Можешь поговорить с председателем, чтобы разрешил ребятам по ведру картошки в город взять? Семьи побаловать.
Это было обычной практикой — студентам да и просто добровольцам за помощь в уборке разрешалось увозить с собой по ведру картошки.
— Конечно, — улыбаюсь я. — Уверен, Федор Игнатьевич будет не против.
— Ты только не подумай, что мы поэтому помочь решили, — смущается водитель.
— Так я и не думаю, Василий Алексеевич. Спасибо вам за помощь. А с председателем я непременно поговорю.
Высыпав в кузов трактора очередное ведро картошки, я подхожу к председателю. Он тоже работает с нами в поле — не останавливается даже для того, чтобы перекурить.
— Ну, как тебе работники, Федор Игнатьевич? — спрашиваю я.
— Золото, а не мужики, — отвечает председатель. — Как же хорошо, что ты их привез.
Он манит меня пальцем в сторону.
— Думаю, Андрей Иванович, надо бы их отблагодарить. Как ты считаешь?
— Почему бы и нет, — улыбаюсь я.
— Не обидеть бы людей, — сомневается председатель. — Они ведь не за благодарность работают, а от чистого сердца. Может, ты с ними поговоришь, Андрей Иванович? Объясни, что в деревне так принято — благодарить за помощь.
— Непременно поговорю, Федор Игнатьевич, — киваю я, едва сдерживая смех. — А как ты их отблагодарить хочешь?
— По ведру картошки пусть возьмут, это первое. А кому надо — пусть и два ведра берет. И второе — автобус им надо заправить. А то водитель бензин сжег, пока сюда ехал. А ему ведь отчитываться.
— Золотой ты человек, Федор Игнатьевич, — улыбаюсь я. — Уверен, охотники обрадуются.
Через полчаса я встречаюсь возле прицепа с директором школы Воронцовым. Он со своими учениками убирает борозды по соседству.
Глянув на безоблачное небо, я с улыбкой подхожу к Воронцову. Мне в голову пришла идея, как помочь Павлу.
— Добрый день, Алексей Дмитриевич, — говорю я. — Ваше приглашение на лекцию о Персеидах еще в силе?
— Наверное, придется ее отменить, — вздыхает Воронцов. — Школьники устали за день, им надо отдохнуть. Хорошо, хоть завтра Федор Игнатьевич обещал для них выходной. Вовремя вы с охотниками приехали на подмогу.
— Думаю, не нужно отменять лекцию, — улыбаюсь я. — Тем более, что у меня для вас найдутся еще слушатели. Со мной приехали туристы из Ленинграда. Уверен, лекция им понравится. Только представьте — ночь, костер и падающие звезды. Красота же! Разве в Ленинграде они такое увидят?
— Вы совершенно правы, Андрей Иванович! — оживляется Воронцов. — Где ваши туристы? Сейчас я их порадую.
— Единственно, хорошо бы решить вопрос с ночлегом, — останавливаю я его. — Ребята возвращаются в Ленинград только завтра.
— Так это очень легко! — заверяет меня директор. — Я просто размещу их в школе. Все равно она пока пустует — у детей каникулы. А в спортивном зале есть чудесные мягкие маты, ребята смогут отлично выспаться.
— Замечательная идея, Алексей Дмитриевич, — киваю я. — Пожалуй, мы с Катей тоже задержимся на вашу лекцию. Посмотрим на Персеиды.
— Конечно! — радостно соглашается Воронцов.
Решительно подхватив пустое ведро, он устремляется к туристам. Издалека я вижу, как он убеждает их, увлеченно размахивая руками.
Да, перед напором этого энтузиаста ребята не устоят.
Картошку мы закончили убирать перед самыми сумерками. Трактора целый день сновали по деревне. Радостный Федор Игнатьевич сообщил мне, что основное хранилище заполнено доверху, и теперь за показатели совхоза можно не опасаться.
Я ставлю охотникам отметки о честно заработанных трудоднях.
— Мужики, спасибо вам за работу. От меня и отдельно — от председателя. Он хочет вас отблагодарить, так что смело грузите картошку в рюкзаки. Порадуете своих домашних.
Я отвожу в сторону водителя автобуса.
— Василий Алексеевич, у председателя есть небольшой излишек бензина. Он хочет им с тобой поделиться.
— Вот это вовремя, — обрадовался водитель. — От этого не откажусь. А куда ехать?
Я показываю ему здание совхозных мастерских и объясняю, как найти механика.
— А потом поезжайте на базу, отдыхайте. Я подъеду завтра к обеду и провожу вас в Ленинград.
— Доверяете нам самим собраться на охоту, Андрей Иванович? — улыбается водитель.
— Доверяю, — киваю я.
— Не беспокойтесь, все будет в порядке. Завтра к обеду будем вас ждать, без этого не уедем. Кстати, можем и туристов захватить с собой — зачем им с рюкзаками мотаться по электричкам?
— Думаю, ребята не откажутся, — говорю я. — Хорошей дороги, Василий Алексеевич.
Я протягиваю ему ключи от базы.
Местные охотники из Черемуховки тоже не расходятся — ждут лицензии.
— Мы уже между собой распределились, Андрей, — говорит мне Валера Михайлов. — Нас двадцать четыре человека — как раз восемь лицензий, по одной на троих.
— Хорошо, — киваю я. — Тогда две оставшиеся лицензии распределим позже.
— Мы тут с мужиками порешали, — говорит Валера. — Оставь эти лицензии себе, Андрей. Тебе ведь тоже мяса надо — у тебя родители, брат с сестрой в городе. И самому нужно что-то в холодильник положить.
— Разберемся, — улыбаюсь я.
Валера упрямо качает головой.
— И разбираться тут нечего. Считай, это тебе подарок от всех черемуховских охотников. В знак уважения.
Когда совсем стемнело, мы развели костер прямо на краю поля.
Жаркое пламя пляшет в темноте, бросает бронзовые отсветы на лица. И все, кто собрался вокруг огня, похожи на древних первобытных людей.
Когда костер прогорает, мы закапываем в золу крупные картофелины и терпеливо ждем, пока они испекутся.
Пахнет дымом, влажной травой и печеной картошкой.
Павел о чем-то тихо говорит с Верой. А мы с Катей сидим рядом и просто молчим, отдыхая после трудного дня. Нам хорошо.
И вот темное небо прорезает яркий росчерк первого метеорита.
— Начинается, — шепчет мне Катя. — Загадывай желание!
Алексей Дмитриевич Воронцов поднимается и несколько раз хлопает в ладоши, привлекая внимание.
— Начинается, друзья! — объявляет он. — Прошу всех посмотреть на небо!
Мы послушно задираем головы. И видим, как из черной глубины космоса прямо на нас стремительно падают яркие искры.
— Метеоритные потоки известны людям с глубокой древности, — негромко рассказывает Алексей Дмитриевич. — Упоминания о Персеидах есть в китайских и корейских хрониках. В средневековой Европе эти метеориты называли «слезами святого Лаврентия».
— А откуда берутся метеориты? — спрашивает Вера.
— Это след кометы, — отвечает Алексей Дмитриевич. — кружа по Солнечной системе, комета постепенно разрушается. За ней тянется длинный хвост из газов и частиц пыли и льда. Когда Земля проходит сквозь этот хвост, она притягивает к себе пылевые частицы. Они падают на Землю и сгорают в атмосфере.
— А правда, что падающие звезды исполняют желания? — снова спрашивает Вера.
— Древние люди в это верили, — совершенно серьезно отвечает Алексей Дмитриевич. — Только они считали, что желание должно быть искренним и идти от самого сердца.
— Интересно, правда? — снова шепчет мне Катя.
— Правда, — улыбаюсь я.
И широко зеваю — за долгий день я порядком вымотался.
Катя смеется. Окунает палец в остывшую золу костра, и проводит им по кончику моего носа.