Бах!
Бах!
Два выстрела почти сливаются в один.
На улице тревожно лают собаки.
Я с трудом выныриваю из сна, открываю глаза и вижу белеющий в темноте потолок.
Бах!
Бах!
Эхо выстрелов гулко и мощно катится над водой.
Павел, скрипнув пружинами дивана, поднимает голову.
— Что это? — сонно спрашивает он.
Я вскакиваю и в одних трусах выбегаю на крыльцо, забыв закрыть за собой дверь.
Бойкий радостно лает, увидев меня. Серко тоже присоединяется к приятелю — гавкает пару раз басом, лениво и сипло.
Выстрелы не тревожат собак — мои псы к ним давно привыкли.
— Тихо! — говорю я псам.
Сырая темнота кладет мне на плечи холодные ладони. Ежась от холода, я напряженно прислушиваюсь.
— Фьюить! —слышится легкий свист крыльев.
Над головой, невидимые в ночном небе, пролетают утки.
Бах! Бах!
Стреляют на второй базе. Туда вечером ушел Болотников со своими приятелями.
Я зло стискиваю кулаки.
Павел выходит на крыльцо следом за мной.
— Что это, Андрюха? — снова спрашивает он. — Уже охота началась? В темноте?
Августовская ночь еще и не думает заканчиваться. Небо на востоке только-только начало светлеть — до рассвета часа полтора.
Бах!
Бах!
— Нет, Паша, — говорю я участковому. — Это несколько пьяных уродов хреново расслышали мое предупреждение.
— Пьяные? — хмурится Павел. — С оружием?
— Вот именно, — киваю я. — И палят в темноте неизвестно куда.
Я возвращаюсь в дом. Наклоняюсь над жестяным рукомойником и плещу себе в лицо холодной водой. Потом начинаю одеваться.
— Я пойду с тобой, — решительно заявляет Павел.
Смешно прыгая на одной ноге, он натягивает форменные милицейские брюки.
— Спасибо, Паша! — киваю я. — Ты очень вовремя появился.
Бах! Бах!
— Фонарь у тебя есть? — спрашивает Павел.
— Да.
Не зажигая лампу, я нашариваю на полке жестяной электрический фонарик на трех круглых батарейках. Сдвигаю вперед кнопку, и темноту комнаты прорезает яркий луч света.
Батарейки почти новые, я недавно купил их в райцентре.
Я отдаю фонарик Павлу. Хлопаю себя по карману куртки, проверяя — на месте ли жесткий прямоугольник удостоверения. Перебрасываю через плечо кожаную планшетку с бланками протоколов. На другое плечо — патронташ.
— Сейчас мы этих стрелков возьмем в оборот.
Павел торопливо застегивает ремень с кобурой.
Я привычными движениями собираю ружье. Защелкиваю цевье, и тут мой взгляд падает на бланки путевок.
— Черт! Паша, подожди минуту!
Я сгребаю путевки со стола.
— Я готов, — говорит Павел.
Бах!
Бах!
Они что, полные рюкзаки патронов с собой привезли?
С путевками в руках я быстро иду к домику базы. В окнах уже горит свет, мелькали тени — выстрелы разбудили охотников.
Поднявшись на крыльцо, я нос к носу сталкиваюсь с водителем автобуса — он выходит в майке и сатиновых трусах до колен. К углу его рта прилипла незажженная папироса.
— Что там, Андрей Иванович? — увидев меня, спрашивает водитель.
— Ваш приятель Болотников со своими дружками развлекается стрельбой.
— Да какой он мне приятель? — обиженно говорит водитель.
— Извините, — морщусь я. — Вырвалось. Как вас зовут?
— Василий. Василий Алексеевич.
Водитель автобуса протягивает мне крепкую ладонь.
Бах! Бах!
— Василий Алексеевич, я сейчас туда, — говорю я. — Надо угомонить этих стрелков. Останетесь за старшего?
Я протягиваю ему путевки.
— Вот. Все отметки я поставил, можете охотиться. Ключи от лодок — в бане, они висят на стене слева. Баня не заперта. Весла возьмите в сарае.
— Хорошо, Андрей Иванович, — кивает водитель. — Может, вам помощь нужна?
Тут он видит Павла в милицейской форме и удивленно умолкает.
— Спасибо, помощь не нужна, — отказываюсь я. — Охотьтесь, отдыхайте. А мы разберемся. Напоминаю — стрелять только влет, сидячих уток не бить…
— Норму добычи не превышать, — понятливо кивает водитель. — Все будет в порядке, Андрей Иванович, я прослежу. Не беспокойтесь.
— Спасибо, Василий Алексеевич!
Я поворачиваюсь к Павлу.
— Идем, Паша!
Мы спешим по тропинке вдоль берега озера. Слева поблескивает темная вода. Корни сосен предательски лезут под ноги. Павел спотыкается и чуть не падает.
— Черт! — глухо ругается он сквозь зубы.
— У тебя же фонарик есть, — напоминаю я. — Посвети.
— Не надо, спугнем, — отвечает Павел. — Надо их за стрельбой застукать, тогда точно не отвертятся.
Я согласен с Павлом. Я не хочу слушать оправдания и увертки. Хочу взять хулиганов с поличным и припереть к стенке.
Меня разбирает азарт.
Бах!
Бах!
Мы шагаем быстро и добираемся до домиков у речки минут за двадцать. Выстрелы все это время не умолкают — так и звучат с неравными промежутками все ближе и ближе.
Утки уже носятся над озером стаями — они тоже не могут понять, что происходит.
— Куда они палят? — удивляется Павел. — И как патронов не жалко?
Бах!
Дробинки свистят прямо над нашими головами, сухо щелкают по стволам деревьев. Мне на лицо падает ветка, срезанная дробинкой.
Черт!
Я хватаю Павла за рукав и тащу в сторону с линии огня.
— Они охренели, что ли? — сиплым шепотом спрашивает меня участковый.
Да, так и есть.
Охренели, по-другому не скажешь.
Мы заходим с другой стороны. Перебегая от дерева к дереву, добираемся до задней стены ближнего домика и выглядываем из-за нее.
Перед домиками ярко горит костер. Отблески огня отражаются в стекле винных и пивных бутылок, в гранях стаканов.
Горе-охотники расположились у костра — похоже, они так и не спали. Один держит в руке открытую банку рыбных консервов и неловко ковыряет в ней складным ножом, глядя в сторону.
— Давай, Ваня! — пьяным голосом говорит он, подбадривая приятеля.
Я смотрю по направлению его взгляда и вижу Болотникова. Он стоит боком к нам, широко расставив ноги, и держит в руках ружье.
Наверное, сам себе он кажется охотником, высматривающим добычу.
На наших глазах Болотников вскидывает ружье к плечу. Его пошатывает. Несмотря на это, он дважды стреляет в сторону тропинки.
Бах!
Бах!
Дробь щелкает по веткам. Звенит разбитое стекло.
— Молодец, Ваня! — одобряет его приятель. — Одну утку сшиб. Ниже целься!
Болотников переламывает ружье, достает из стволов стреляные гильзы и начинает копаться в патронташе, который висит у него на поясе.
Одна гильза падает в траву, Болотников даже не замечает этого.
— Спорим, на лету ты бутылку не разобьешь? — подначивает его приятель.
— Бросай! — усмехается Болотников, вставляя в стволы новые патроны.
Я вижу, как в свете костра блестят его мелкие зубы.
Приятель Болотникова берет пустую бутылку и швыряет ее по высокой дуге в сторону озера. Болотников быстро вскидывает ружье.
Бах!
— Стой! — громко кричу я.
Невредимая бутылка плюхается в воду.
От неожиданности Болотников дергает стволом в нашу сторону. Павел тянет меня под прикрытие стены.
— Куда ты!
Но Болотников уже опомнился и опустил ствол в землю.
— Егерь?
Сидевшие у костра охотники переглядываются. Один из них пытается быстро спрятать недопитую бутылку за спину.
— Не трогай, — говорит ему Павел, подходя к костру.
В одной руке участкового фонарик, в другой — пистолет. Кокарда на фуражке блестит.
Охотники растерянно замирают.
— Милиция, — сдавленным голосом говорит один.
— Милиция, — веско подтверждает Павел, пристально глядя на Болотникова, который так и не положил ружье.
Павел кивает ему.
— Поставь оружие на предохранитель и медленно положи на землю, стволами в сторону.
— Да в чем дело? — начинает Болотников.
Но я обрываю его:
— Ружье на землю, быстро!
Болотников неохотно кладет ружье на землю.
— Отойди на два шага.
— А что такое? — пытается спорить Болотников. — У меня охотничий билет есть. Просто ружье пристреливаю.
Один из охотников поднимается и хочет уйти в домик.
— Сидеть! — резко говорит ему Павел. — Вы задержаны.
— За что? — фальшиво удивляется Болотников.
— За то, что занимались пристрелкой ружей, не имея разрешения на охоту, — говорю я, глядя ему в глаза. — Путевок у вас нет.
— Так вы же сами их у нас отобрали!
— Вот именно. И вижу, что правильно сделал.
Не обращая внимания на возмущенные взгляды охотников, я достаю из планшетки бланк протокола.
— Давайте ваши охотничьи билеты и разрешения на оружие.
Охотники молчат, опустив головы. Потом неохотно хлопают себя по карманам. Павел собирает у них документы и отдает мне. Я пока убираю их в планшетку — сначала надо навести порядок на поляне.
Ружья охотников мы разрядили и убрали в чехлы. Патронташи сложили в один из рюкзаков.
Я прохожу по поляне и подбираю несколько пыжей и одну стреляную гильзу.
— Дайте ваш патронташ! — говорю я Болотникову.
Он нехотя снимает патронташ с шеи и отдает мне.
— А это что? — спрашиваю я, отстегнув кожаный клапан.
Кроме патронов, снаряженных утиной дробью, в патронташе несколько картечных патронов и два пулевых. По соседству с пулевыми патронами я вижу две стреляные гильзы.
Редкий охотник заполняет патронташ вразнобой. Пули кладут к пулям, картечь — к картечи. Дробовые патроны с разными номерами тоже раскладывают по разным ячейкам патронташа. Так удобнее перезаряжать ружье на ходу.
— Сколько пуль у вас было? — спрашиваю я Болотникова.
— Две, — отвечает он, отводя глаза.
— Врете.
— А вы докажите!
— Попробую.
Я обвожу взглядом остальных охотников.
— Кто из вас не участвовал в стрельбе?
Я видел, что не все ружья были собраны, некоторые лежали в чехлах.
Трое охотников с надеждой смотрят на меня.
— Я не стрелял.
— Я тоже…
Третий молча кивает.
— Сейчас проверим, — говорю я.
Сверяюсь с номерами разрешений и нахожу их ружья. Расстегиваю чехлы и обнюхиваю стволы — пороховыми газами от них не пахнет.
— Хорошо, — киваю я. — Тогда у вас есть шанс избежать самых неприятных последствий.
Их лица вытягиваются.
— Что надо делать, товарищ егерь?
— Во-первых — дать правдивые показания. Кто предложил устроить стрельбу? Кто именно стрелял, сколько раз и какими припасами?
— Своих сдавать будете? — скалится Болотников. — Товарищи!
Он презрительно сплевывает в траву.
Охотники молчат.
— Решайте сами, кто для вас свой, — говорю я им. — Нормальные люди, или вот это пьяное хулиганье. Как решите, так и будет.
К моему облегчению, они решили правильно. Переглянулись и нехотя заговорили:
— Ваня с Серегой поспорили, кто пулей бутылку в воде разобьет. Ну, и стреляли.
— А в чем сложность? — не понимает Павел.
— Бутылка в воде крутится, — объясняю я ему, — и пуля от нее рикошетит. Чтобы разбить, надо очень точно попасть.
Я повернулся к Болотникову.
— Ну, и как? Получилось? Разбил бутылку, Иван Николаевич?
— Нет, — сквозь зубы цедит Болотников.
Я гляжу на озеро и замечаю две водочные бутылки, которые плавают метрах в тридцати от берега.
— А ты знаешь, на какое расстояние летит пуля рикошетом от воды? — спрашиваю я Болотникова. — Ты знаешь, что на том берегу туристы? А если твоя пуля в кого-то из них угодила?
Болотников бледнеет.
Я оборачиваюсь к остальным охотникам.
— Теперь понимаете, во что вы вляпались? Так, вы трое…
Я киваю тем из охотников, кто не стрелял.
— Приберите здесь все. Чтобы ни одного пыжа, ни одного осколка после вас не осталось. Учтите, я проверю. В землю ничего не закапывать, все кладите в свои рюкзаки и несите на базу. Костер погасите и залейте водой. Поняли?
Охотники кивают.
— Понятно.
— На базе сидите и ждите меня. Там поговорим обстоятельно, по итогам этого разговора и решим, что с вами делать.
По выражению их лиц я вижу, что охотники искренне раскаиваются. И даю им шанс исправить ситуацию.
Официальный протокол — это неприятности с правлением охотобщества. К тому же, Тимофеев с радостью отправит копии протоколов по месту работы дебоширов.
— Ну, чего вы ждете?
Мужики принимаются собирать по поляне пыжи и стекла.
— А мы? — спрашивает Болотников.
— А вы пойдете с нами. Берите ружья и рюкзак с патронами. Проверим результаты вашей стрельбы.
— Куда идти-то? К базе?
Я качаю головой.
— Вокруг озера, до дороги. Так будет ближе. Надо проверить, как там туристы. А ты, Болотников, посмотришь в глаза людям, в сторону которых стрелял. Тебе полезно будет.
— Там же речка, — угрюмо бурчит один. — И моста нет.
— Вброд перейдешь, — бросаю я. — Шагайте!
Песенку мы переходим по камням — в том самом месте, откуда начинается тропинка, которая ведет к землянке Тихона. Этим летом землянку плотно обжили археологи из Ладоги — они нашли на поляне остатки древнего жилья и затеяли настоящие раскопки. Археологи уехали только две недели назад — повезли свои находки в Ленинград.
Мы огибаем дальний заболоченный конец озера. Утки здесь много — из тростника то и дело взлетают крупные кряквы.
Светает.
Со стороны основной базы доносятся первые выстрелы — охотники уже вышли в озеро на лодках и открыли сезон.
«Ночные стрелки» шагают впереди меня, тоскливо оглядываясь на выстрелы. Им теперь придется надолго попрощаться с охотой.
А то и навсегда — из общества охотников их исключат, этого я добьюсь. И в другое общество вряд ли примут.
Наконец, мы выбираемся из леса на песчаную проселочную дорогу. Впереди, над верхушками деревьев поднимается жидкий дымок.
— Похоже, туристы уже проснулись, — говорит Павел.
— Конечно, — киваю я. — Попробуй-ка, поспи, когда вокруг стреляют.
Выстрелы теперь доносятся с разных концов озера. Над нашими головами то и дело пролетают утки — парами и поодиночке. Они отрывисто и возмущенно крякают.