Егерь: заповедник

Глава 9

— И обязательно — к Медному всаднику! А потом — в Летний сад.

Катя мечтательно улыбается, намазывая на тонко нарезанный хлеб желтое деревенское масло.

Сегодня наш последний день в Черемуховке. Завтра Катя уезжает в Ленинград учиться. Всю осень и долгую зиму она сможет приезжать домой только на выходные.

Я еду вместе с Катей. Когда еще выпадет возможность вместе погулять по осеннему Ленинграду?

— А вечером в оперу! — вспоминает Катя.

И тут же хмурится.

— Если удастся достать билеты.

— Это уже чересчур! — протестую я. — В опере я засну.

— Они же громко поют! — удивляется Катя.

— А я очень крепко сплю, — смеюсь я. — Кроме того, я не успею на последнюю электричку. И буду до утра бродить под окнами общежития под ворчание вахтера.

— Влезешь в окно, — тоже хохочет Катя. — Помнишь, как тогда?

— Помню.

Когда я впервые приехал к Кате в Ленинград, она решила познакомить меня со своими соседками по комнате. Строгая вахтерша не пускала в общежитие посторонних, но я влез через окно комнаты на первом этаже, уплатив хозяевам комнаты десять копеек.

Весело было!

Катя нетерпеливо дергает меня за рукав.

— Слушай, а давай позовем с собой Веру и Павла!

— В оперу? — усмехаюсь я. — Мы с Пашей будем замечательно похрапывать дуэтом. Дирижер обрадуется и возьмет нас в труппу.

— Да ну тебя! — фыркает Катя. — В самом деле, давай пригласим ребят погулять вместе?

— Отличная идея, — киваю я. — тогда я поговорю с Пашей.

— А я позвоню Вере, — воодушевленно говорит Катя.

— Вы созваниваетесь? Неужели, подружились?

Катя смущенно краснеет.

— Вроде того. Иногда болтаем по телефону о том, и о сем.

— О том и о сем — это обо мне и Паше? — заинтересованно спрашиваю я.

— Иногда.

Катя лукаво улыбается.

— Значит, ты пригласишь Павла, а я — Веру.

Я качаю головой.

— Не пойдет. Надо сделать так, чтобы Веру пригласил Паша. Для мужчины это важно, понимаешь?

— Странные вы, мужчины. Как будто есть разница!

— Есть, — строго отвечаю я. — И не спорь.

— Ты уже звонил своему начальству? — спрашивает Катя.

— Зачем? — удивился я.

— А вдруг кто-то соберется завтра к тебе на охоту?

— Тогда я бы знал об этом заранее. Но ты права, предупредить стоит. Позвоню Тимофееву.

Я провожаю Катю до медпункта и сворачиваю к сельсовету — телефон-то там.

Дергаю дверь, но она, конечно же, закрыта.

Привычное дело — застать Федора Игнатьевича на месте практически невозможно.

Ничего не поделать, придется идти привычным путем.

Я обхожу деревянное здание сельсовета и стучу в дверь опорного пункта милиции.

Павел сидит за столом и занимается важным делом — старательно рисует на оборотной стороне протокола веселую рожицу.

— Паша, привет! — здороваюсь я. — Не знаешь, где Федор Игнатьевич?

— Здорово, Андрей! — радуется Павел. — У председателя машина сломалась, он сейчас в совхозных мастерских. Колдует над ней вместе с Володькой. Посиди, подожди его. Должен скоро появиться — надолго он сельсовет без присмотра не бросит.

— Некогда, Паша. Мне нужно позвонить. Слушай, может, откроешь дверь? Ты же можешь — скрепкой.

— Нет уж!

Павел машет руками.

— Меня Федор Игнатьевич еще за прошлый раз не простил. Замок теперь заедает. Лучще посоветуй — куда пригласить девушку в Ленинграде?

— Ты говоришь о Вере? — улыбаюсь я.

— Ага, — смущенно признается Павел.

И подрисовывает к рожице две косички.

— Вот, набрался смелости, и хочу пригласить ее погулять вместе. А Ленинграда совсем не знаю.

Похоже, мне выпала отличная возможность немного подшутить над Павлом.

— Это проблема, — важно киваю я. — Так сразу ее не решишь. Тут надо хорошенько подумать.

— Андрюха, ну будь человеком! — сразу же клюет Павел. — Помоги, а? Может, в музей?

— Можно и в музей.

— А в какой? — тут же вцепляется в меня Павел.

— Я бы выбрал самый скучный. Если Вера выдержит — значит, ты ей точно нравишься.

— Да ну тебя! — сердится Павел. — Тебе бы только шутить. Наверное, лучше пригласить Веру в кафе, да?

— Или в кафе, — соглашаюсь я. — Только в оперу не приглашай.

— Конечно, — понятливо кивает Павел. — Я же там засну.

Он с подозрением смотрит на меня.

— Опять шутишь, да? А у меня важный вопрос решается.

— Я помогу тебе решиться, — улыбаюсь я. — Завтра мы с Катей едем в Ленинград. Тоже хотим погулять вместе. Можем погулять вчетвером.

— Точно! — радуется Павел. — Тогда это не будет похоже на свидание, да? Андрюха, ты мой спаситель!

— Запомни свои слова, — усмехаюсь я.

— Даже запишу, — уверяет меня Павел. — Слушай, а Катя может пригласить Веру? И тогда все получится как будто случайно.

— Может, — киваю я. — Но лучше пригласи Веру сам. Поверь, это будет правильно.

— Да я знаю, — вздыхает Павел. — Просто это трудно. И неизвестно, отпустит меня завтра начальство, или нет.

— Так у тебя, вроде, завтра выходной? — удивляюсь я.

— Как будто это остановит нашего майора.

— Ладно, ты решай свои важные вопросы, а я пойду искать Федора Игнатьевича, — говорю я и выхожу на улицу.

«ГАЗик» председателя стоит в совхозных мастерских, по соседству с совхозным «ЗИЛом». Из-под машины торчат две пары ног в одинаково стоптанных кирзовых сапогах.

— Федор Игнатьевич! — зову я.

— Кто здесь? — откликается председатель.

— Это Синицын. Дай мне ключ от сельсовета, хочу в Ленинград позвонить.

— Сейчас, Андрей Иванович, погоди!

Под машиной звенит железо.

— Придерживай, придерживай! — слышу я голос председателя.

Что-то падает и, звякая, катится по бетонному полу.

— Черт! — ругается Федор Игнатьевич. — Ты почему ее не держал? Куда она укатилась?

— Да не успел я! — оправдывается Володя. — Она в слив закатилась.

— И что теперь делать?

— Я поищу, Федор Игнатьевич, — обещает Володя.

— Поищу! — ворчит председатель. — Это что, гриб? Ты бы совесть лучше поискал. Почему от тебя с утра перегаром пахнет?

— Так это со вчерашнего.

— Вылезай, чего теперь без толку под машиной лежать?

Председатель, извиваясь ужом, выползает из-под «ГАЗика».

— Видишь, какая незадача, Андрей Иванович? Подвеска у меня полетела, а с этого бестолкового помощник никакой.

— Да я держал ее, — отбивается Володя, тоже вылезая из-под машины. — Она выскользнула.

— И что теперь делать? — набрасывается на него Федор Игнатьевич. — Прикажешь мне по полям пешком бегать? Сам-то пробовал?

— Да я достану ее, — обещает Володя. — Или новую сделаю. Два дня дайте.

— Чтобы к вечеру машина была готова! — рычит на него председатель.

И оборачивается ко мне.

— Пойдем вместе в сельсовет. Я сейчас.

Он отмывает испачканные смазкой руки над жестяной раковиной, которая висит в углу гаража. Потом вытирает их полотенцем в черных разводах, а после этого обтирает о штаны.

— Ну, вот. Идем, Андрей Иванович! А ты, если до завтра машину не починишь, смотри у меня!

Это он уже произносит в адрес Володи, причем в голосе председателя звучит явная угроза.

Володя грустно смотрит на меня, ища сочувствия.

— Бардак! — возмущается председатель, когда мы выходим из мастерских. — Ладно, хоть картошку успели убрать. А это что такое? Почему люди на остановке?

На автобусной остановке, и в самом деле, растерянно толпятся женщины с сумками.

Мы подходим к ним.

— Федор Игнатьевич! — шумят женщины. — Почему автобуса нет?

— Как нет? — непонимающе хмурится председатель.

— А вот так. Два часа уже ждем!

Рейсовый автобус ходит в Черемуховку дважды в сутки — утром и вечером. Пассажиров немного, но дело ведь не в этом.

— Тоже сломался, что ли? — удивляется Федор Игнатьевич.

Женщины недовольно переговариваются.

— Тихо!

Председатель поднимает руку, призывая их к порядку.

— Я разберусь!

— А нам как ехать? — еще громче гомонят женщины. — Федор Игнатьевич, может, ты нас отвезешь?

— Отвез бы, да не на чем.

Председатель разводит руками.

— Машина у меня сломалась.

— И что нам теперь делать? Пешком идти?

— Не надо никуда идти. Сейчас я позвоню в автобусный парк, и все решу.

— Реши, Федор Игнатьевич! — кивает Катерина Худоярова. — Я в аптеку собралась, отцу лекарства купить. А теперь как?

— А в медпункте лекарств нет? — удивляется председатель, мельком взглянув на меня.

— Есть, — говорит Катерина. — Только что же я буду в медпункте просить? Они денег стоят.

— Давайте рецепт, — предлагаю я. — Я завтра в райцентр поеду, и куплю вам лекарства. Подождет до завтрашнего вечера?

— Подождет, — с радостной улыбкой говорит Катерина. — Спасибо, Андрей Иванович!

Председатель решительно кивает мне.

— Идем, Андрей! Буду автобусникам звонить. Ну, я им устрою!

Нетерпеливо повернув ключ, он вихрем врывается в свой кабинет и сразу же усаживается за телефон.

— Где тут у меня номер? А, вот он!

Федор Игнатьевич снимает трубку и набирает номер, плохо попадая пальцем в дырочки телефонного диска.

— Алло! Автобусный парк?

Трубка невнятно бурчит в ответ.

— Какая насосная? — раздраженно переспрашивает председатель.

Нетерпеливо бьет ладонью по телефону и снова набирает номер, сверяясь с бумажкой.

— Алло! Автобусный парк? А почему в Черемуховке автобуса до сих пор нет? Опять отправили в рейс старую рухлядь? Он, значит, сломался по дороге, а у меня люди на остановке стоят!

Трубка что-то булькает.

— Кто говорит? — картинно удивляется Федор Игнатьевич. — Председатель сельсовета говорит! Голошеев моя фамилия, слышали? Ну, вот! Так что с автобусом?

Председатель решительно хмурит седые брови, как будто собеседник может его видеть.

— Отменили? Как это отменили автобус?

Лицо Федора Игнатьевича удивленно вытягивается.

— А кто знает? Райком? Это оттуда распоряжение пришло?

Трубка еще что-то бурчит, но председатель уже не слушает.

Он растерянно смотрит на меня, как будто я могу ему чем-то помочь.

Потом бросает трубку на рычаги.

— Ничего не понимаю, Андрей Иванович! Говорят, пришло распоряжение из райкома убрать утренний рейс. Как так?

Взъерошив седой лохматый затылок, Федор Игнатьевич снова берется за телефон и набирает номер райкома.

— Говорит председатель сельсовета Черемуховки! На каких основаниях отменили утренний рейс автобуса в Черемуховку?

Я удивляюсь решительному тону председателя. Ничего себе, это он так с райкомом разговаривает?

За своих черемуховцев Федор Игнатьевич стоит горой.

Но и собеседник на другом конце провода не уступает ему в напористости.

Телефонная трубка что-то решительно крякает, и Федор Игнатьевич внезапно мрачнеет.

— Собрание? Завтра в девять? А на чем же я доеду? Автобус отменили, а машина у меня в ремонте. Подождите!

Но в райкоме уже повесили трубку.

— Что там, Федор Игнатьевич? — спрашиваю я.

— Ерунда какая-то, — неуверенно бормочет председатель. — В райком меня вызывают, на общее собрание. А это не к добру. Песочить будут.

— А есть за что?

— Так найти-то всегда можно! — зло выкрикивает Федор Игнатьевич. — Работы — во!

Он решительно проводит большим пальцем по щетинистому кадыку.

— Там не успел, здесь недоглядел. Вот и повод.

— Не грусти, Федор Игнатьевич, — говорю я. — Может, по другому поводу собрание.

Но председатель мрачно качает головой.

— Нет, Андрей Иванович. Я чувствую, что это не к добру. Только не могу понять, к чему именно они прицепились.

— А что с автобусом?

— А про автобус мне ничего не объяснили. Сказали — завтра все узнаю.

— Я отвезу тебя в райцентр, Федор Игнатьевич, — предлагаю я. — Как раз завтра утром туда поеду.

— Правда?

Федор Игнатьевич вяло кивает в знак благодарности. Он весь погрузился в раздумья.

— Спасибо! Хоть одной головной болью меньше. А обратно ты во сколько поедешь? Может, я и в Черемуховку с тобой успею.

— Обратно поеду поздно, — объясняю я. — Катя завтра уезжает учиться, поеду с ней в Ленинград. Провожу до общежития, а то у нее чемоданы тяжелые. Потом погуляем по городу. На последней электричке вернусь.

— Погулять — это хорошо, — думая о своем, кивает Федор Игнатьевич.

Потом вспоминает:

— А ты позвонить хотел, Андрей Иванович?

Он придвигает ко мне телефон.

Я снимаю трубку и набираю номер Тимофеева.

— Александр Сергеевич, здравствуй. Это Синицын. Я звоню предупредить, что завтра меня не будет на участке. Еду на один день в Ленинград по делам.

— Андрей Иванович, — сурово говорит Тимофеев. — Это очень хорошо, что завтра ты будешь в Ленинграде. Обязательно зайди ко мне.

— А в чем дело? — удивляюсь я.

— На тебя поступила жалоба.

В груди неприятно холодеет.

— От кого, и на что?

— От одного из охотников, — уклончиво отвечает Тимофеев. — Жалуется, что ты не отметил ему путевку, и он пропустил открытие охоты.

Я догадываюсь, о ком речь.

— Это Болотников жалуется?

— Да, — неохотно говорит Тимофеев. — Андрей Иванович, что у вас с ним произошло?

— Завтра приеду и обязательно расскажу, — отвечаю я. — Скажи, а еще от кого-нибудь жалобы были? Или только от Болотникова?

— Только от него. Но какая разница? Он такой шум поднял, что придется правление собирать. Я думал на следующей неделе тебя вызвать. Но раз ты завтра сам едешь, значит, завтра и соберем.

Я почти не слушаю Тимофеева, быстро прикидывая план действий.

Значит, приятели Болотникова его жалобу не поддержали. Это хорошо. Какие у них фамилии?

Я хмурюсь, вспоминая. Это не обязательно, их фамилии записаны у меня в протоколе. Но мне почему-то важно вспомнить их именно сейчас.

Спицын и Федотов. Да, точно!

— Александр Сергеевич, — говорю я в трубку. — Вызови завтра Спицына и Федотова. Знаешь таких?

— Конечно, — удивленно отвечает Тимофеев. — Это приятели Болотникова. А зачем их вызывать?

— Они были вместе, — объясняю я. — Хочу, чтобы они подтвердили жалобу.

— Так ведь тогда тебе совсем плохо придется.

— Это мы еще посмотрим.