— Красивая девушка, — качает головой Павел, глядя вслед Вере.
— Так не теряйся, — улыбаюсь я. — Не упусти шанс. Ты ей тоже понравился.
— Ты думаешь? — с сомнением спрашивает Павел. — Она из Ленинграда, в институте учится. А я участковый в деревне.
— Это неважно, Паша. Поверь.
— Да ты-то откуда знаешь?
— Знаю, — киваю я.
Я точно знаю, о чем говорю. Потому что это моя вторая жизнь. В первой жизни я совершил немало ошибок. Растерял близких, да и сам растерялся в безжалостном круговороте перемен, которые тогда захлестнули страну. Растратил жизнь на такую ерунду, что и вспоминать не о чем.
Но я получил второй шанс, и твердо решил не профукать его бездарно и бессмысленно.
Я не говорю об этом Павлу. Просто хлопаю его по плечу и улыбаюсь:
— Не упусти шанс, Паша. Потом будешь жалеть.
— А ты прав, Андрюха!
Павел решительно кивает.
— Не упущу. Ты видел, как этот Глеб смотрел на нее?
Я пожимаю плечами.
— Видел. Но с таким характером ему ничего не светит.
— Ты прав. Хотя, сам он так не думает.
— Это неважно, — улыбаюсь я. — Важно, что думаешь ты.
Ночью над деревней громыхает гроза. Ливень барабанит по стеклам и жестяным отливам.
А рано утром я сижу за столом и с удивлением смотрю на целую гору блинов, которые напекла Катя.
Блины ярко-зеленые.
— С чем они? — озадаченно спрашиваю я.
— С крапивой! — гордо отвечает Катя. — Я нашла рецепт в газете. Надо мелко порубить крапиву, добавить муки, воды, соды на кончике ножа и одно яйцо. Раньше такие блины пекли весной, когда заканчивалась мука.
— Понятно, — киваю я.
Беру верхний блин, сворачиваю его трубочкой и осторожно откусываю.
— Слушай, а вкусно!
— Правда? — радуется Катя. — Я сама не рискнула попробовать.
— Правда-правда, — улыбаюсь я. — Пробуй смело.
И беру второй блин.
— А еще они очень полезные, — говорит мне Катя.
Она садится напротив меня и подпирает подбородок кулачком. Светлая пушистая челка падает ей на глаза.
— Знаешь, сколько в крапиве витаминов?
— Много? — удивляюсь я.
— Очень! Я еще хочу сварить крапивное варенье.
— Этот рецепт ты тоже нашла в газете?
— Нет. Я прочитала о нем в детской книжке. Знаешь, есть такой итальянский писатель — Джанни Родари. Он написал сказку о старушке, которая варила варенье из чего угодно. Даже из крапивы.
— Ну, если об этом написал настоящий писатель, значит, варенье обязательно должно быть вкусным, — с серьезным лицом говорю я. — Писатели никогда не обманывают.
— Ты шутишь? — подозрительно спрашивает Катя.
— Что ты! — не моргнув глазом, уверяю я. — Мне бы это и в голову не пришло.
И беру третий блин.
— Я тебе еще с собой блинов напеку, — обещает Катя. — Андрей, а ты когда вернешься?
— Думаю, в воскресенье, — улыбаюсь я.
— Здорово! — радуется Катя. — В воскресенье в клубе будет кино. Сходим?
— Обязательно. А что за фильм?
— Какая-то итальянская комедия. Говорят, очень веселая. Там играет Челентано!
Катя виновато смотрит на меня.
— А то мне скоро уезжать. Учеба начинается.
— Поедем в Ленинград вместе, — предлагаю я. — Я возьму выходной. Погуляем по набережным, съедим мороженое.
— И пышки! — радуется Катя.
Она вскакивает с табурета и хлопает в ладоши.
— Андрюша, я тебя люблю!
— Я тоже тебя люблю, — улыбаюсь я.
— Красиво сейчас на озере? — спрашивает Катя.
Я на минуту задумываюсь, а потом киваю. Лесные озера всегда привлекают особенной неуловимой красотой.
— Жаль, что я не могу поехать с тобой, — вздыхает Катя.
— Ничего, — улыбаюсь я. — Если хочешь, я сделаю для тебя пару фотографий.
— Очень хочу! Я возьму их с собой в Ленинград.
Я проверяю, есть ли пленка в моей старенькой «Смене» и убираю фотоаппарат в рюкзак.
И тут во дворе заливаются лаем собаки.
— Кто-то пришел, — говорю я Кате и выхожу на крыльцо, чтобы встретить гостя.
Катя выходит вместе со мной.
Возле калитки стоит Алексей Дмитриевич Воронцов — директор нашей сельской школы. Высокий и нескладный, с профессорской бородкой на узком лице, он похож на Дон Кихота.
Алексей Дмитриевич преподает математику и географию. А еще он страстный любитель астрономии и умудрился заразить своей любовью к звездам даже школьников.
Я машу Воронцову рукой.
— Доброе утро, Алексей Дмитриевич! Вы к нам? Проходите, мы как раз завтракаем!
— Доброе утро! — вежливо кивает Воронцов. — Я только на минутку.
— Проходите, — улыбается Катя. — Мы пьем чай с зелеными блинами.
— С зелеными? — удивляется Алексей Дмитриевич, входя во двор. — Поразительно!. А я пришел, чтобы пригласить вас на интереснейшую лекцию. Вы знаете, что в конце августа в нашем северном полушарии можно наблюдать самые красивые метеоритные потоки?
— Помню, — улыбаюсь я. — Кажется, они называются Персеиды?
— И не только, — подхватывает Алексей Дмитриевич. — Я звонил в Ленинград, и мне твердо обещали, что на выходных будет хорошая, солнечная погода. А значит, и ясные ночи!
Он многозначительно поднимает к небу длинный палец и становится похож на древнего жреца.
— Я собираюсь устроить для своих учеников экскурсию по ночному небу. И приглашаю вас тоже.
Учитель говорит с таким энтузиазмом, что я невольно улыбаюсь.
— Спасибо за приглашение, Алексей Дмитриевич! Уверен, что у вас получится замечательная экскурсия. К сожалению, я не смогу — работа. Открывается охотничий сезон, и я должен быть на базе.
Лицо Воронцова огорченно вытягивается.
— А вы, Катя? — с надеждой спрашивает он.
— Я с удовольствием приду, — обещает Катя.
— Вот и чудесно! — сияет от удовольствия Воронцов.
— Идемте пить чай, — снова приглашаю я его. — Я хотя бы послушаю об этих замечательных метеоритах.
— Да-да! — кивает Воронцов.
И тут собаки снова лают — к калитке подходит председатель сельсовета.
— Федор Игнатьевич, вы тоже к нам? — удивляюсь я.
— Нет, — отвечает председатель и грозно сдвигает лохматые брови. — Я вот к нему!
Он поворачивается к Воронцову.
— Что же это ты делаешь, Алексей Дмитриевич? Я всех школьников собираю на картошку — урожай же пропадает! А ты их какой-то экскурсией сбиваешь!
Воронцов гордо выпрямляется и становится на голову выше Федора Игнатьевича.
— Не какой-то, а научной! Метеориты — это интереснейшее астрономическое явление. К тому же, наблюдается оно очень редко. И мои ученики просто не могут это пропустить.
— Так ведь они всю ночь спать не будут! — возражает председатель. — И какие из них утром будут работники? Нет уж, Алексей Дмитриевич! Вот уберем картошку, а потом уже устраивай свои экскурсии!
— Небесные светила не могут ждать, пока пройдут земные заботы. К тому же, ясные ночи будут только на выходных. Я звонил в Ленинград и узнавал прогноз погоды.
— Так в том-то и дело! — подхватывает Федор Игнатьевич. — С понедельника снова дожди зарядят. Сгниет ведь картошка! Кровь из носу, а надо ее убрать!
Учитель и председатель в воинственных позах замирают друг напротив друга.
— Людям нужны звезды! — провозглашает Алексей Дмитриевич.
И снова воздевает палец к небу.
— А картошка? — возражает председатель. — Картошка людям не нужна?
— Все нужно — и звезды, и картошка, — улыбаюсь я. — Не ссорьтесь. Идемте пить чай и договариваться.
За чашкой крепкого чая всегда легче искать решение.
— Поможем, Федор Игнатьевич, — обещает Воронцов, аккуратно беря длинными пальцами блин. — Я всех школьников соберу и сам на картошку выйду. А экскурсия будет в награду.
— Это другое дело, — подхватывает Федор Игнатьевич. — Это другой разговор! А можно еще чайку? А то мне сейчас в райцентр ехать, вернусь только к вечеру.
— Конечно, Федор Игнатьевич.
Катя заботливо наливает в его чашку крепкую заварку и разбавляет ее кипятком.
— Спасибо, Катюша! — кивает председатель.
— Может быть, предложить охотникам помочь совхозу? — спрашивает Катя.
— А это мысль! — загорается Федор Игнатьевич. — Хотя… люди из Ленинграда едут, отдыхать. Захотят ли они в поле копаться?
— Я поговорю с ними, — предлагаю я.
— Поговори, Андрей Иванович! Дело-то важное! Можно сказать — государственное.
Я отношу в свою машину рюкзак и ружье. Мимоходом провожу пальцем по влажному брезентовому тенту кузова.
Неказистый, но очень проходимый «ЛуАЗ» мне выделило охотничье общество после того, как я согласился остаться в Черемуховке на постоянную работу и взять себе сразу два участка. На колесах куда проще организовывать работу.
Я открываю вольер и свищу собакам:
— Серко, Бойкий, на выход!
Псы весело выскакивают на волю, едва не сбив меня с ног и носятся по двору, радуясь свободе. Я даю им немного побегать, а потом распахиваю дверцу «ЛуАЗа».
— Сюда!
Собаки дружно запрыгивают в машину и укладываются, высунув длинные языки. Они тоже рады предстоящей охоте.
Я прощаюсь с Воронцовым и Федором Игнатьевичем. Они вместе отправляются в сельсовет. Я с улыбкой смотрю им вслед.
Невысокий, коренастый председатель и нескладный, худой учитель. Федор Игнатьевич шагает неторопливо и основательно — он все делет так. А Воронцов двигается порывисто, размахивает руками и что-то рассказывает председателю.
Ну, в самом деле — Дон Кихот и Санчо Панса!
— Подвезти тебя в медпункт? — спрашиваю я Катю.
— Не надо, Андрюша, — улыбается она. — Я так добегу.
Катя кладет мне руки на плечи, приподнимается на цыпочки и целует.
— До встречи в воскресенье!
— До встречи!
Через час я въезжаю на территорию базы и удивленно хмурюсь.
Рядом с баней горит костер. Над огнем на неумело вырезанных рогатках висит закопченный чайник, над которым поднимается пар. Такой же черный котелок стоит в стороне.
Возле костра сидят вчерашние туристы. Их рюкзаки свалены под навесом, где я обычно ставлю машину.
Я глушу двигатель, вылезаю из машины. Псы выпрыгивают следом за мной и сразу бегут вдоль берега к костру — знакомиться с новыми людьми.
Туристы вскакивают — здоровенные лайки легко могут напугать человека, который не разбирается в собаках. Одна из девушек испуганно вскрикивает.
— Ко мне! — зову я псов.
Серко слушается сразу. А Бойкий сует любопытный нос в котелок.
— Уйди! — кричит на него белобрысый парень.
Я добавляю в голос металла.
— Бойкий, ко мне!
Я собирался отпустить собак побегать — летом им нечасто выпадает такая возможность. Но теперь ничего не получится. Покачав головой, я застегиваю на псах ошейники и на поводках веду их в дом. Снимаю замок, открываю дверь и впускаю собак внутрь.
— Посидите пока здесь!
А сам подхожу к костру.
— Здравствуйте, Андрей! — улыбается Вера. — Умеете вы эффектно появиться.
На ней подсохшая штормовка с мокрыми рукавами и мокрые кеды.
Я киваю в ответ.
— Доброе утро. Что вы здесь делаете?
— Мы сначала остановились вот там, — девушка показывает рукой на берег озера, вдоль которого идет дорога. — Но ночью началась гроза и ливень. У нас палатки промокли насквозь. Вот мы и перебрались к вам под навес. Вы нас не выгоните?
Не отвечая ей, я беру ведро, которое стоит рядом с баней, и иду к озеру. Одна из свежеосмоленных лодок качается на воде — ее длинная цепь натянута до предела. На корме лодки, спиной ко мне сидит Глеб и ловит рыбу. Услышав мои шаги, он оборачивается.
Мне даже не нужно ничего говорить — парень все читает в моем взгляде.
— А что такое? — с вызовом спрашивает Глеб. — Уже и рыбу половить нельзя? Замок на лодке я не трогал, только столкнул ее на воду, и все.
— Ты старший в вашей группе? — интересуюсь я.
— Да.
— Кто вам разрешил взять чужие дрова и развести костер рядом с домом?
— А тебе жалко, что ли? Мы все промокли, девчонки замерзли. Что, нам надо было под дождем сидеть?
Он бросает удочку и поднимается на ноги. Лодку ведет в сторону. Не ожидавший этого Глеб взмахивает руками и чуть не падает в озеро.
— Вот черт!
Он хватается рукой за борт и зло смотрит на меня.
По упрямому взгляду парня я вижу, что разговаривать с ним бессмысленно. Он без спроса взял чужую лодку, развел огонь возле чужого дома. И при этом совершенно не чувствует себя виноватым.
— Не забудь вытащить лодку на берег, — говорю я Глебу.
Зачерпываю ведро воды и иду обратно к костру.
— А она твоя, что ли? — запоздало кричит Глеб мне в спину.
Я не отвечаю. Под настороженными взглядами туристов снимаю с огня чайник и отставляю его в сторону. Потом заливаю костер водой.
Угли шипят, в воздух поднимаются клубы горячего пара и пепел.
— Просто у вас здесь дрова сухие были, — виновато объясняет второй парень. — А в лесу все вымокло.
Две девушки смотрят в сторону. Только Вера глядит прямо на меня — как будто ждет, что я начну на них кричать и ругаться.
Вместо этого я отношу ведро в баню. Беру лопату и начинаю закапывать кострище.
— Давайте, я — говорит парень. — Я же костер развел.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я.
— Дима.
Он белобрысый, с тощей шеей — не то, что Глеб. И глядит немного по-птичьи — наклонив голову на бок.
Я перевожу взгляд на девушек.
— А вы у нас кто?
— Анюта, Лена, — хором говорят они.
Я отдаю Диме лопату. Он стал закапывает костер — неумело, но старательно.
— Идемте в дом, — говорю я девушкам. — Напою вас чаем.
И киваю Диме.
— Ты тоже приходи, как закончишь.
С берега слышится скрежет — Глеб вытаскивает лодку на дощатый причал, скребя смоленым днищем по доскам.
Я с досадой думаю, что эту лодку придется смолить заново.