С первыми заморозками Бандит все же перебирается в дом. Днем он прикидывается добропорядочным домашним котом — лакает молоко из блюдца, спит на теплой лежанке, свернувшись рыжим клубком. И даже урчит, не открывая глаз, когда я протягиваю руку, чтобы его погладить.
Но стоит только в окне сгуститься сумеркам, кот уже сидит у двери и требовательно смотрит на меня. Если я не тороплюсь выпустить его на волю, кот начинает мяукать низким звучным голосом.
Тогда я приоткрываю дверь, и Бандит уходит на охоту.
Выходя утром из дома, я всегда нахожу на крыльце свежую добычу Бандита. Чаще всего это мыши или кроты. Один раз я обнаружил на ступеньках дохлую ворону — не знаю, как кот умудрился ее поймать.
Катю Бандит признал сразу. Стоило ей войти в дом, как кот потерся головой о ее ноги. А потом запрыгнул на колени.
— Какой тяжелый, — удивилась Катя. — Откуда он взялся?
— Не знаю, — ответил я. — Всю деревню обошел, ни у кого такой кот не пропадал. Может, из города привезли и выпустили подальше, чтобы не нашел дорогу домой?
Пока Катя была в Черемуховке, Бандит даже не ходил на охоту. Мирно спал у нас в ногах, на улицу выбегал только утром, и то ненадолго — сделав свои дела, сразу возвращался в дом.
Но вот Катя уехала, и кот снова собирается в привычную вылазку.
— Мя-а-ау! Мя-а-ау!
Он негодует, что я не спешу ему на помощь. А я как раз чищу ружье, у меня руки в ружейном масле.
— Подожди, — говорю я Бандиту. — Дай мне закончить.
— Мя-а-ау!
Делать нечего. Придерживая дверную ручку чистой тряпкой, я открываю дверь. Кот ужом пролезает в узкую щель, выбегает на крыльцо и застывает рыжей статуей.
Его спина напряжена, морда задрана к небу, усы мелко подрагивают.
А с неба тихо падают мягкие хлопья снега. Словно сединой припорошило траву, крыши домов стали рябыми от снега.
— Вот и зима, — говорю я коту.
Бандит подозрительно смотрит на меня, как будто предполагает, что это я устроил зиму.
— Может, останешься дома, у печки? — предлагаю я.
Но кот неторопливо спускается с крыльца и исчезает в темноте, оставляя на свежем снегу черные следы.
А я возвращаюсь в дом, протираю ружье и убираю его в чехол. Потом завариваю себе горячий крепкий чай. Меня ждет вечер — уютный, как старый шерстяной свитер.
Треск догорающих дров в печи, чай вприкуску с круглой, твердой карамелью и хорошая книга. Сегодня я выбираю «Таис Афинскую» Ивана Ефремова. Эту книгу мне прислал в подарок Георгий Петрович Вотинов. Генерал знает, как я люблю историческую фантастику.
Трифон полностью вылечил генерала. Медицинская комиссия, которой так опасался Георгий Петрович, не отправила его в отставку. Генерал продолжает служить, и скоро снова собирается ко мне — потропить зайцев по первому, неглубокому снегу.
Я неторопливо листаю страницы. Чудом уцелевшая бабочка вьется вокруг лампы, шуршит крыльями, отбрасывает на стены огромную мечущуюся тень.
Допив чай, я разбиваю кочергой тусклые угли в печке и закрываю заслонку, чтобы тепло за ночь не вытянуло из дома.
Потом перебираюсь с книжкой под одеяло. Глаза слипаются, в воображении шагают фаланги Александра Македонского. Книжка падает из моих рук, и я засыпаю.
А за окном идет снег.
Утро начинается с бодрого собачьего лая. Я слышу, как скрипит снег под чьими-то шагами. Гость медленно поднимается по ступенькам, стучит в дверь.
— Андрей Иванович, вы дома? — слышу я голос соседки, бабы Тани.
— Входите! — в ответ кричу я.
Но баба Таня еще долго стряхивает с обуви снег на крыльце, и только потом заходит в дом. Останавливается в дверном проеме и снова спрашивает:
— Можно к вам?
На ней резиновые галоши, надетые прямо на серые шерстяные носки, серая фуфайка и серая шерстяная шаль. Снежинок на шали нет — значит, снегопад уже закончился.
— Входите, — с улыбкой киваю я.
И пододвигаю старушке табурет.
— Присаживайтесь. У вас что-то случилось, нужна помощь?
С бабой Таней мы знакомы уже давно. Я помогал ей пристраивать щенков, которых родила ее собака Найда. Живем мы мирно, по-соседски — здороваемся при встрече, говорим о погоде. Я знаю, что у бабы Тани есть сын. Он живет в райцентре и давно предлагает матери переехать к нему. Но у сына семья, и баба Таня не хочет стеснять его. И дом бросать тоже не хочет.
Год назад у бабы Тани было совсем плохо с ногами. Ходила еле-еле, опираясь на табурет. Помог Трифон — прописал ей компрессы и мази, лечил и уколами. Сейчас баба Таня уверенно ходит с палочкой.
Соседка тяжело опускается на табурет. Молчит, глядя даже не на меня, а куда-то сквозь меня. Такой взгляд бывает у пожилых, они больше живут в своих воспоминаниях, чем в реальном мире.
— Хотите чаю? — предлагаю я.
Соседка снова смотрит на меня. Кивает:
— Спасибо, Андрей Иванович. Не до чаю мне. Пришла на вашего кота жаловаться.
— На Бандита? — удивляюсь я. — А что он натворил? В окно к вам залез?
Баба Таня качает головой.
— Бандит, говоришь? Чистая правда, бандит и есть. Он курицу у меня утащил.
Я уверен, что ослышался. Поэтому переспрашиваю:
— Кот утащил курицу?
Соседка строго кивает.
— Я сама видела, Андрей Иванович, как он ее по двору волок. Белую курицу, она лучше всех неслась. В окошко я его видела. Закричала, чтобы бросил, да разве он послушает? А пока оделась, пока на крыльцо вышла — его и след простыл.
— Может, вам показалось, Татьяна Семеновна? — вежливо спрашиваю я. — Темно ведь было?
— Темно, — соглашается соседка. — А только у меня фонарь напротив дома. И снег ночью выпал — а на снегу хорошо видать было. Сама видела, как ваш кот схватил хохлатку за шею и потащил.
Вот тебе и раз! Я смотрю на бабу Таню, и не знаю, что делать. В деревне соседские отношения дороже всего. Но и возводить напраслину на кота я не хочу. Уже понимаю, что надо идти и разбираться на месте. Но цепляюсь за последнюю надежду.
— А вы ведь куриц на ночь запираете в курятнике? Неужели видели, как кот вашу курицу схватил?
— Запираю, — соглашается Татьяна Семеновна. — Как схватил — и правда, не видела. Видела, как тащил. Но это точно был рыжий кот. Точь-в-точь как ваш, Андрей Иванович.
— Идемте, — соглашаюсь я. — По следам посмотрим.
— Ты бы утопил его, — беззлобно говорит соседка. — Ведь повадится кур таскать — не отвадишь.
Это какая-то ерунда. Не может кот воровать кур, я никогда о таком не слышал.
Но я вспоминаю хищные повадки Бандита. В конце концов, он даже ворону однажды поймал. А ворона тоже крупная и сильная птица.
В голове беспорядочно мельтешат мысли. Если Бандита привезли из города и выбросили в деревне, то как он может понимать, что кур нельзя трогать? Увидел испуганную птицу и схватил.
Я не хочу так думать, но мысли сами лезут в голову.
Я натягиваю сапоги и надеваю куртку.
— Идемте, Татьяна Семеновна. Покажете, как все случилось.
Соседка кивает и поднимается с табурета.
— Идем, Андрей Иванович.
Я открываю дверь, и в этот момент мне на ум приходит еще одна мысль.
Ведь Бандит всю свою добычу приносит мне и кладет на крыльцо.
Сердце коротко и тоскливо сжимается.
Я выглядываю на улицу, и дышать становится легче.
Никакой белой курицы на крыльце нет. Только снег и на нем — следы от галош бабы Тани.
Псы радостно лают, увидев меня. Я смотрю на вольер, и сердце снова уходит вниз.
По всему вольеру разбросаны белые перья.
Собаки возбужденно бегают по вольеру, а кот лежит на крыше будки и смотрит на меня, щуря зеленые глаза. К его усам прилипло крохотное белое перышко.
Курицу собаки не разорвали. Не приучены трогать дичь. Просто потрепали, как игрушку и бросили. Она так и валяется в углу вольера — круглые глупые глаза подернуты пленкой, бледно-розовый гребень потускнел.
— Что же ты наделал, Бандит? — спрашиваю я.
Кот слышит свое имя, смотрит на меня и щурится. Он не понимает, что накликал беду на свою кошачью голову.
Я достаю курицу из вольера. Показываю ее соседке.
— Ваша?
Глупый вопрос, но ничего другого мне в голову не приходит.
— Моя, — сурово кивает баба Таня.
И грозит коту кулаком:
— У, ирод!
Я лихорадочно соображаю, что теперь делать. Надо спасать кота, любой ценой. Я приютил его, я его кормил. Этот кот спал у Кати на коленях. Я не могу поступить с ним так, как обязан поступить.
— Татьяна Семеновна, — говорю я. — Я заплачу вам за курицу.
— А если он остальных кур перетаскает? — спрашивает соседка.
Она тоже не хочет со мной ссориться. Я понимаю это по ее голосу. Но каждому своя рубашка ближе к телу.
Татьяна Семеновна переживает за куриц. А я, вопреки разуму, переживаю за кота.
— Вы ведь зимой куриц на улицу не выпускаете? — спрашиваю я соседку.
— Еще чего, — удивленно отвечает она. — Нельзя их зимой выпускать, померзнут.
— Значит, кот как-то пробрался в курятник, — говорю я. — Где-то есть дырка, или лаз.
— Это же кот, — кивает соседка. — Он, где хочешь, пролезет. Мой Черныш, бывало, в форточку уходил. Только форточку приоткрою — все, нет кота. Но куриц не трогал, понимал.
— Надо осмотреть ваш курятник, — говорю я. — Если где-то есть дырка, я ее заделаю. Как следует, заделаю — чтобы кот больше не пролез.
— Пойдем, посмотрим, — соглашается Татьяна Семеновна. — Заделай. У меня и фанерка есть.
Мы медленно идем вдоль речки к дому Татьяны Семеновны. Берег занесло снегом, из него тут и там торчат пучки высохшей травы. А река еще и не думает замерзать, течет себе. И темная бегущая вода смотрится странным контрастом с заснеженным берегом.
— А это что такое? — вслух спрашиваю я.
Вдоль самой воды идет цепочка следов. Это явно лисий след, но он какой-то странный. Я иду вдоль следа — он ведет к дому соседки. Кое-где следы замело ветром, я внимательно вглядываюсь в каждый отпечаток.
Ага, вот оно!
Лисица хромая. У нее повреждена одна задняя лапа, поэтому и след необычный.
Я вспоминаю лисицу, которую два месяца назад освободил из петли. Лапа у нее была сильно повреждена.
Не та ли это лисица?
Картинка, которая первоначально сложилась, теперь дает трещину.
Я иду по лисьему следу, и он приводит меня прямо к забору соседкиного дома.
А Татьяна Семеновна ничего не замечает, она просто идет за мной.
Открыв калитку, я захожу во двор. Вот отпечатки соседкиных галош — они идут от крыльца к курятнику. Еще одна цепочка следов тянется к помойной яме — там на снегу темное пятно. Все понятно — Татьяна Семеновна утром выносила помои.
А вот кошачий след, а вдоль него — свежий волок. Точно, кот тащил курицу.
Но при чем тут лиса?
Что-то я ничего не понимаю. Снега выпало мало, местами его просто сдуло ветром. Следы прерываются.
Обойдя двор, я осматриваю курятник. Внутри, за дощатой стенкой сонно возятся и квохчут куры. Им там тепло, они жмутся на насесте друг к другу.
Я нахожу лаз, через который хищник пробрался внутрь. Широкая доска подгнила снизу, под ней — свежая земля.
Зверь раскапывал землю, чтобы добраться до кур.
Ну, не кот же копал?
А снега у стены почти нет — ему не давал сюда падать длинный свес крыши. Но я все же нахожу поблизости отпечатки лисьих лап.