Мы возвращаемся в Черемуховку.
Я высаживаю ребят и Алексея Дмитриевича возле школы и помогаю выгрузить книги. Алексей Дмитриевич держит в руках большую картонную коробку с тортом — мы специально заехали за ним в кондитерскую.
— Зайдете на чай, Андрей Иванович? — спрашивает он.
Я смотрю на часы и качаю головой.
— Спасибо, Алексей Дмитриевич, но я не могу. Надо как можно скорее поймать лису, пока она не перетаскала у соседки всех куриц.
У Сережки моментально загораются глаза.
— А можно мне с тобой? — спрашивает он, искоса поглядывая на Таню.
— Тебе домой надо, — отвечаю я. — Мама ждет, волнуется. Родителям ведь тоже интересно, как ты выступил на олимпиаде.
— Я им позвоню и расскажу, — моментально находит ответ брат.
— Нет, — строго говорю я. — Ловить лису я буду один, это решено.
— Но ты нам ее покажешь, когда поймаешь? — спрашивает Сережка. — А я приготовлю ужин. Ты же всю ночь в засаде просидишь, вернешься голодный.
— Ладно, — говорю я. — Только обязательно позвони родителям и скажи, что остался у меня. Заодно покорми Бандита, и не вздумай его выпустить, если будет проситься на улицу.
— Хорошо, — отвечает брат.
Из школы я еду в совхозные мастерские. Совхозный водитель Володя, который часто помогает Федору Игнатьевичу ремонтировать его машину, взялся сделать для меня ловушку.
Я нахожу Володю в гараже, где он возится с мотором своего «ЗИЛа».
— Все готово, Андрей, — говорит Володя. — Вот.
Он показывает мне ловушку. Формой она напоминает большой барабан с дверцей в боку. Внутри — второй барабан, поменьше. Он открывается сверху. Туда я посажу приманку — живую курицу.
В общем, получились две круглые клетки. Маленькая клетка вставлена в большую, а между ними — коридор в виде кольца.
Всю конструкцию Володя согнул и сварил из тонких металлических прутков и обтянул частой сеткой. Сверху по моей просьбе он приварил две железные ручки, а на дверцу — проушины для замка.
Дверца ловушки открывается внутрь, как и задумано. В открытом состоянии она полностью перегораживает кольцевой коридор между внутренней клеткой и внешней.
— Отличная работа, Володя, — говорю я. — Спасибо.
Володя смотрит на меня и вздыхает.
— Два дня провозился, — с намеком говорит он. — Обмыть бы работу.
Я протягиваю ему три рубля.
— Вот спасибо, — радуется Володя и прячет бумажку в карман. — После работы зайду в магазин.
Ловушка получилась не тяжелая — по моей просьбе Володя сварил ее из самого тонкого прутка, какой нашел. Ее даже можно поднять одной рукой — просто не очень удобно.
Ерунда, справлюсь.
Я открываю задний борт «ЛУАЗа».
— Помочь? — предлагает Володя.
— Не надо, — отказываюсь я.
Клетка отлично помещается в кузов, но с ней еще много возни. Железо заляпано машинным маслом. Запах масла и ржавчины может отпугнуть чуткого зверя.
Поэтому я не сразу везу ловушку к соседке, а сначала еду с ней домой. Ставлю на огонь большую кастрюлю, грею в ней воду и завариваю старые банные веники. А сам затаскиваю клетку в баню.
Тщательно, не жалея времени, я отмываю сетку и каркас от масла и ржавчины. Отвар веников остро пахнет березовым и дубовым листом. Я надеюсь, что этот запах хотя бы отчасти перебьет запах железа. А еще надеюсь, что лиса не станет слишком осторожничать — она ведь уже повадилась ходить в деревню. Голод и желание добраться до легкой добычи должны пересилить древний звериный страх перед человеком.
Отмыв ловушку, я больше не трогаю ее руками, а надеваю толстые войлочные рукавицы. Несколько пар таких рукавиц всегда висят у меня на улице под навесом. Так войлок меньше напитывается запахами человеческого жилья.
Поливая подсолнечным маслом петли, я открываю и закрываю дверцу ловушки — до тех пор, пока она не начинает закрываться легко, без малейшего скрипа и заедания.
Я оставляю ловушку сохнуть во дворе, а сам готовлю остальное снаряжение.
В холодильнике у меня хранится банка с перетопленным свиным салом. Я ставлю банку в кастрюлю с водой и разогреваю на водяной бане, пока сало не становится жидким. Потом переливаю его в небольшую бутылочку с пробкой.
Бандит крутится под ногами, урчит и то и дело поглядывает на дверь — требует выпустить его из-под ареста.
— Сиди дома, — строго говорю я. — Вот поймаю твою подругу, тогда нагуляешься.
Кот недовольно крутит головой и нехотя вспрыгивает на лежанку.
Бутылочку с топленым салом я привязываю изолентой к длинному ореховому пруту — я нарезал эти прутья для удилищ и оставил сушиться под навесом.
Задумчиво перебираю патроны. Я собираюсь взять с собой ружье на случай, если лиса насторожится и не захочет идти в ловушку.
Обычно лисиц стреляют мелкой картечью. Но у меня в качестве приманки будет курица, которую хорошо бы вернуть хозяевам целой и невредимой. Поэтому я беру несколько пулевых патронов и кладу их в карман теплой суконной куртки. В другой карман отлично помещается навесной замок с заранее вставленным в него ключом — он нужен, чтобы надежно запереть лису в клетке.
Одеваюсь я, как можно теплее. Неизвестно, сколько времени придется просидеть в засаде, поджидая лису. Это не обязательно — можно просто поставить ловушку и ждать, когда лиса попадется. Но я хочу предусмотреть все возможные случайности. Вдруг хитрый зверь умудрится выбраться из ловушки? Второй раз напуганная лиса уже не придет.
Собравшись, я вешаю ружье через плечо. Одной рукой подхватываю ловушку, другой — ореховый прут с привязанной к ней бутылочкой. И несу все это добро по тропинке вдоль речки в дому Татьяны Семеновны.
Небо уже темнеет — осенние вечера коротки. Из-за леса поднимается большая полная луна — сырой воздух зрительно увеличивает лунный диск.
Луна — это хорошо, это мне на руку. Я смогу ясно видеть ловушку и не прокараулю лисицу.
— Ты всерьез, что ли, удумал ее поймать? — удивленно спрашивает меня Татьяна Семеновна.
Я ставлю ловушку посреди соседкиного двора и киваю:
— Конечно, всерьез. Иначе она всех ваших кур перетаскает.
— Вот ведь зараза! — пугается соседка. — Ты уж поймай ее, Андрей Иванович!
— Может, дадите курицу для приманки, Татьяна Семеновна? — пользуясь моментом, прошу я.
Соседка поджимает губы и качает головой.
— Нет, Андрей Иванович, и не проси! А без курицы-то никак? Может, какую другую приманку в твою клетку положить? У меня вот картошка осталась от ужина, и колбасы немножко есть.
— Колбаса не подойдет, — смеюсь я. — Ничего, Татьяна Семеновна, я что-нибудь придумаю.
А сам внимательно осматриваю двор соседки, ища удобное место для засады. Вижу дверцу, ведущую на чердак и приставленную к ней длинную деревянную лестницу.
Если залезть на чердак, я буду отлично видеть оттуда весь двор.
— Можно я у вас на чердаке засяду? — спрашиваю я. — Покараулю лису, чтобы не сбежала.
— Сиди хоть всю ночь, — смеется соседка.
Я пробую ногой нижнюю перекладину лестницы — вроде крепкая. Влезаю на чердак и заглядываю в дверцу. На чердаке темно и пахнет мышами и сухой травой.
— Что у вас здесь? — спрашиваю я сверху?
— Разве я помню? — удивляется соседка. — Я туда уже лет двадцать не заглядывала.
Я протягиваю руку и нащупываю в темноте крепкую балку, к которой снизу подшит потолок. Ходить по нему явно не стоит — легко провалиться. Но на мое счастье поверх балок небрежно брошены крепкие сухие доски.
Я кладу ружье на доски, потом залезаю на чердак сам. Здесь немного теплее, чем на улице — нет холодного ветра. И можно сидеть на балке.
Весь двор виден сверху, как на ладони — отлично! Если лиса придет, я ее не проморгаю.
Оставив ружье на чердаке, я спускаюсь. Лестница прогибается и потрескивает, но держит.
— Лиса, скорее всего, придет ночью, — говорю я соседке, которая наблюдает за моими гимнастическими упражнениями. — Вы когда ложитесь спать?
— Да и сейчас и лягу, — отвечает Татьяна Семеновна. — Что мне ночью-то сидеть, электричество жечь?
— Тогда спокойной ночи, Татьяна Семеновна, — улыбаюсь я. — Утром покажу вам лису.
Соседка уходит в дом. Я слышу, как она закрывает дверь, накидывая крючок на проушину.
А я иду к председателю — Федор Игнатьевич обещал одолжить мне курицу.
В окнах председательского дома горит свет. Я прислушиваюсь и слышу тихое бормотание диктора — видно, Федор Игнатьевич с супругой смотрят телевизор.
Поднявшись на крыльцо, стучу в дверь и через несколько секунд слышу шаги.
— А, это ты, Андрей Иванович? — кивает председатель, открыв дверь.
И воровато оглядывается через плечо.
— Кто там, Федя? — спрашивает из дома Мария Антоновна.
— Это ко мне, по делу, — отвечает Федор Игнатьевич.
Сует ноги в старые валенки, выходит ко мне на крыльцо и плотно закрывает за собой дверь.
— Удачно ты зашел, Андрей Иванович, — шепчет он. — Маша моя только кур покормила, сейчас ноги парит — ей Трифон травки прописал от боли в ногах. Идем, только тихо!
Я иду вслед за Федором Игнатьевичем к курятнику.
— Если можно, мне белую курицу, — прошу я. — Ее в темноте лучше видно.
— Попробую, — ворчит Федор Игнатьевич. — Подожди здесь.
Открыв узкую дверь, он скрывается в курятнике. Я слышу, как встревоженные куры испуганно квохчут. Что-то падает с громким стуком, Федор Игнатьевич приглушенно ругается.
Наконец, он показывается в дверях. Подмышкой у председателя зажата белая курица. Захлопнув ногой дверь курятника, он протягивает мне курицу.
— Только до утра верни. Может, и не хватится Мария Антоновна. А то и мне влетит, и тебе.
Я прячу курицу под куртку. Чувствую, как испуганно колотится птичье сердце. Но курица не бьется и не вырывается.
— Федор Игнатьевич, — вспоминаю я. — У тебя мягкой проволочки не найдется? Медной, или алюминиевой?
— Есть, — кивает председатель. — Сейчас, подожди.
Он выносит из сарая полуметровый кусок алюминиевой проволоки.
— Столько хватит?
— Хватит, — говорю я. — Спасибо, Федор Игнатьевич. Утром принесу курицу.
— Ты лису-то не упусти, — говорит председатель. — Я не смогу для тебя каждый вечер кур у жены воровать.
— А может, Мария Антоновна согласится продать мне одну курицу? — спрашиваю я.
Ведь лиса совершенно не обязательно придет сегодня ночью.
Федор Игнатьевич, испуганно оглядываясь, подталкивает меня в спину.
— Иди, Андрей Иванович, иди! Утром поговорим.
Я возвращаюсь на двор к соседке. Вхожу, стараясь не хлопать калиткой. Уже стемнело, но двор залит лунным светом. Ловушка посреди двора смотрится какой-то странной, чужеродной конструкцией.
Я открываю верхнюю дверцу. Крепко держа курицу двумя руками, сажаю ее в клетку. Курица испуганно кудахчет и хлопает крыльями.
Я закрываю дверцу и крепко приматываю ее алюминиевой проволокой. Дергаю, чтобы убедиться, что дверца не откроется.
Отлично!
— Тише, тише — негромко говорю я курице.
Курица словно понимает меня — замолкает и устраивается в углу клетки, спрятав голову под крыло.
А я проверяю боковую дверцу. Она не скрипит и не заедает, я хорошо ее смазал.
Оставляю дверцу открытой и беру ореховое удилище, к которому привязана бутылочка с растопленным салом. Вытаскиваю из бутылки пробку. Держа удилище в вытянутых руках, делаю каплями сала пахучую дорожку от ловушки к дырке в заборе. Эта дорожка приведет лису прямо к приманке. А палка нужна для того, чтобы запах моих следов не насторожил лисицу.
Когда имеешь дело с таким чутким зверем, лучше переборщить с осторожностью.
Ну, вот все и готово.
Я не очень верю, что лисица придет сегодня ночью. Но гоню от себя эти мысли. Если не придет — завтра я решу, что делать дальше.
А пока я в последний раз окидываю взглядом установленную ловушку. Все в порядке. Приманка на месте, ловушка готова и ждет лисицу. В доме у Татьяны Семеновны тихо, свет не горит. Соседка легла спать.
Да и вся Черемуховка уснула. Над деревней висит тишина, только горят кое-где редкие фонари.
Стараясь не скрипеть лестницей, я залезаю на чердак и удобно устраиваюсь на балке. Нащупываю в темноте ружье. Достаю из кармана патроны, заряжаю ружье.
Ловушку отлично видно сверху. Видно и белую курицу, которая спокойно дремлет сверху.
Я вскидываю ружье и прицеливаюсь, проверяя — не помешает ли что-нибудь выстрелить.
Ремень ружья цепляется за торчащий из балки гвоздь. Тогда я отстегиваю ремень, сворачиваю его и убираю в карман.
Снова пробую прицелиться, и на этот раз мне ничто не мешает.
Вот, и замечательно!
Я кладу ружье справа от себя — так, чтобы схватить его одним движением.
Потом поднимаю воротник куртки, усаживаюсь поудобнее и жду.