Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис

Глава 9 КРЫСОЛОВЫ

(сентябрь — ноябрь 1955)

Полковник быстро укреплял свое положение. Когда Арнолд Шоу, недавно назначенный профессиональным директором издательской компании Е. В. Marks, посетил его в августе в Мэдисоне, Полковник говорил с ним только о Пресли. «Какая тебе от этого выгода, Паркер?» — спрашивал его Шоу. Полковник ответил, казалось, не особенно скрывая факты, но при этом и без абсолютной искренности: «Этим парнем сейчас управляет Боб Нил. Но меньше чем через год, когда действие контракта Нила закончится, он будет моим».

Даже Боб, похоже, признавал неизбежность такого заключения и уступал большую часть своих полномочий Полковнику, все еще называя это «партнерским соглашением». Он продлил «Хайрайд» — контракт с Хорэсом Логаном, заключенный в сентябре. Таким образом, когда 12 ноября 1955 года первый год договора подойдет к концу, «Хайрайд» получит свою часть гонорара в размере 200 долларов за выступление, что означало, что вознаграждение Элвиса было теперь значительно больше, чем он получал до сих пор. Предлогом для этого, по словам Логана, был тот факт, что Элвису нужен был постоянный барабанщик, но фактически дело было в том, что Элвис был «самым модным человеком в шоу–бизнесе». В контракте оговаривалось, что «исполнитель может пропустить 1 субботнее выступление в каждый 60-дневный период», но Логан добавил еще одно дополнительное условие, по которому за каждое внеурочно пропущенное выступление с Элвиса взимался штраф в размере 400 долларов. Без ведома Нила Полковник убеждал Вернона не подписывать это соглашение. Он хотел, чтобы старшие Пресли попридержали свои подписи, пока он не придумает, как обустроить дела с новой сделкой. Но Вернон сделал по–своему и все равно подписал соглашение.

Перед Нилом также стояла неприятная задача: сообщить Скотти и Биллу, что скоро они перейдут на фиксированную зарплату. И что делало всю эту ситуацию еще более неприятной, так это то, что именно Скотти и Билл убедили Элвиса взять Ди Джея в качестве постоянного барабанщика, согласившись скидываться, чтобы платить ему его зарплату размером 100 долларов в неделю. До этого Элвис хотел, чтобы в группе был барабанщик, но все время говорил, что не может этого позволить, пока другие музыканты этого не захотят.

По словам Нила, «окончательное решение [определить членам группы фиксированную зарплату] все равно было за Элвисом. Мы с ним говорили об этом несколько раз, обсуждали это с его родителями и в конце концов решили, что так и должно быть сделано. Сказать ребятам все это должен был я. И я помню, что в тот момент было немало переживаний и даже угроз, что, может быть, они уйдут из группы. Но так как этот вопрос был решен окончательно, они смирились». Скотти и Билл склонялись к тому, чтобы обвинять во всем Полковника, хотя Боб был готов принять удар на себя. Он знал, что хуже всего было бы, если бы они стали обвинять во всем Элвиса, и он делал все возможное, чтобы оградить его. Однако в этом смысле сильно напрягаться Бобу не пришлось. Элвис каким–то удивительным образом умел сам избегать любых неприятностей, так и в этот раз он справился без посторонней помощи.

Впервые Боб Нил стал задумываться о своей собственной роли: в чем вообще состояла теперь его работа? Несмотря на сглаживание всех недовольств и всеми приветствуемый приход в группу Ди Джея, все же оставались некое скрытое недовольство и подозрительность, прежде не имевшие места. В воздухе витало всеобщее чувство неуверенности в том, что будет происходить дальше. В какой–то момент Полковник предположил, что Элвис должен вообще оставить Скотти, Билла и диск–жокея и во время предстоящих гастролей использовать группу Хэнка Сноу. Боб подавил это предположение прежде, чем оно достигло ушей Элвиса, но никогда не известно, насколько далеко такого рода мысли проникали в общую атмосферу. В группе Сноу уже знали об этих слухах. Так сколько же осталось до того момента, как они дойдут до Скотти и Билла?

Все выглядело так, как будто Паркер пытается бросить всех в какой–то хаос — и, надо сказать, у него это неплохо получалось. Даже Сэм был раздражен тем, что происходит. Он, похоже, нервничал из–за всего своего бизнеса вообще: его тяжба с владельцем «Дюк Рекордз» Доном Роби по поводу якобы незаконного переманивания Доном артиста Сэма Литтл Джуниора Паркера быстро достигала своей кульминации. Также Сэм собирался вот–вот открыть новую радиостанцию в построенной в центре города новой сети «Холидей Инн» (это была третья новая сеть отелей, владельцем которой был друг Сэма — Кеммонс Уилсон); у него было несколько других исполнителей, в которых он верил, но до которых у него просто не доходили руки; и также он с нескольких сторон ощущал некоторое финансовое давление. Но в первую очередь из–за Полковника Сэм был погружен в некоторое нетипичное для него замешательство: он очень хотел того, что Паркер должен был ему предложить, а именно исполнение обещания обеспечивало определенную финансовую защиту. Но в той же степени, в какой он этого хотел, Сэм этого боялся.

Была одна неудачная попытка записать на студии «Сан» вторую сторону альбома «Trying to Get to You». Сэм снова пригласил в качестве барабанщика Джонни Бернеро, и они работали над блюзами Билли Эмерсона «When It Rains, It Really Pours», которые стали любимой вещью Элвиса еще в январе, как только появились. Общее настроение было отвратительным, главенствовало раздражение, хотя играли неплохо, в этаком экспериментальном духе. Но в этот раз все очень быстро завершилось, расстались без всякого хорошего чувства или ранее не ослабевающего оптимизма, который характеризовал все предыдущие записи. «В очередной перерыв, — рассказывал Бернеро историку студии «Сан» Колину Эскотту, — Элвис поднялся в аппаратную к Сэму. Они оставались там около тридцати минут. А мы просто сидели на полу в студии и валяли дурака. Потом Элвис спустился, подошел ко мне и сказал: «Джон, мы не будем продолжать эту запись. Я очень ценю то, что ты согласился поработать с нами». И дал мне пятьдесят долларов. Потом я узнал, что Сэм продал свой контракт».

А между тем Полковник методично продолжал заниматься своим делом, которое, похоже, в основном заключалось в том, чтобы настроить одного потенциального покупателя против другого. Для Паркера вопрос о том, кого выбрать, не стоял: он имел дела с RCA, фирмой, принадлежавшей Эдди Арнолду и Хэнку Сноу уже более десяти лет, и он работал с ними почти все это время. Стив Шоулз заведовал как исполнителями, так и репертуаром и Арнолда, и Сноу. У Полковника были обширные связи внутри компании, вплоть до директора отдела синглов Билла Буллока. В то же время он не собирался позволять RCA принимать как должное тот факт, что в скором времени они станут владельцами контракта Элвиса, потому что он не знал, насколько готовы они были работать на его исполнителя или предоставить деньги, необходимые для расторжения контракта со студией «Сан». Итак, он продолжал самым активным образом рассказывать другим компаниям об их выгодах, до тех пор, пока они с Бобби не стали получать почти ежедневные предложения.

Все другие события и действия тщательно скрывались — или Полковник просто пытался выдать их за таковые с целью ускорить все процессы. Издательство «Хилл энд Рэйндж», одно из самых известных музыкальных издательств семейства BMI, которые удачно развернулись после войны во время бума черных исполнителей и исполнителей из глухих провинций, активно собиралось издать сборник песен Элвиса Пресли, и начало всему этому положил фестиваль Джимми Роджерса в мае. Именно там представитель компании «Хилл энд Рэйндж» Грелун Лэндон вместе со своим другом Чиком Крампэкером, промоутером RCA, впервые присутствовали на шоу Элвиса. Полностью сраженный этим выступлением, он тут же связался со своими боссами Джином и Джулианом Абербахами.

Абербахи, венские беженцы с длинной историей европейских музыкальных издателей, основали компанию «Хилл энл Рэйндж» в 1945 году, чтобы увековечить «американскую народную музыку». Эта компания почти с самого начала специализировалась на «партнерских изданиях». Это был путь привлечения таких звезд, как Эрнст Табб, Боб Уиллс, Билл Монро и Хэнк Сноу, поскольку впервые позволял им участвовать в издательском процессе на равных отношениях. До этого, практически без всяких исключений, автор должен был отказываться почти от всех своих издательских интересов, которые составляли половину гонорара, получаемого за песню, в пользу музыкальных издателей за то, что они представляли их песню.

Лэндон заставил Абербахов тут же связаться с Сэмом Филлипсом, чтобы они получили возможность добраться до самого сердца этого нового явления, и летом 1955 года они заключили сделку с Филлипсом и Бобом Нилом.

В это время кливлендский диск–жокей Билл Рэндл, в течение многих лет имеющий самые дружеские отношения с компанией «Хилл энд Рэйндж», добрался до Абербахов своим путем (в этом бизнесе все пытаются заработать, всячески используя неформальные связи и знакомства, и даже исполнитель не является исключением из этого правила). Одновременно с этим Фредди Бинсток, молодой капитан–лейтенант, кузен Абербахов, который уже слышал об Элвисе от Рэндла, получил звонок от Хэнка Сноу, расхваливающего двадцатилетнего исполнителя.

Полковник был не особенно счастлив по поводу заключенной Бобом сделки на сборник, также он знал об уверенности Рэндла, подбадриваемого желанием Абербахов нанять его в качестве менеджера компании «Хилл энд Рэйндж», что рано или поздно тот станет менеджером Пресли. Но Том Паркер был достаточно уверен в собственной сообразительности в бизнесе и в способности написать собственный контракт, так что он просто закрыл глаза на маневры Абербахов и амбиции Рэндла и позволил всем думать то, что им угодно. Как он рассказывал Арнолду Шоу, когда он первый раз продавал программу промоутеру, его «надули… Я пришел домой, нашел абзац, в котором меня накололи, вырезал его и приклеил на лист бумаги… В следующий раз… меня ловко обошли в другом абзаце… Однажды я сложил все эти чертовски толковые абзацы вместе — и у меня в руках был отличный контракт!»

Тем временем Рэндл собирался осуществить собственный проект иод названием «Кливлендский крысолов», где он собирался задействовать Элвиса и который мог пригодиться в будущем, чтобы завладеть контрактом Элвиса. А мог и не пригодиться. Это не имело особенного значения.

В генеральном плане Полковника, если он у него был, основной задачей было заставить все стороны работать в одном направлении, но при этом не давая им понять или даже подозревать, что не одни они задействованы в этой игре. В этом он и Элвис были заодно. От Полковника не укрылось, что у всех, кто соприкасается с Элвисом хотя бы минуту, возникает ощущение, что дорога для них открыта, наверное, благодаря невинности Элвиса и отсутствию какого–либо коварства. Это был редкий дар, научить которому невозможно, и Полковник его очень ценил и одобрял от всего сердца. Это сближало их.

Во всем остальном дела шли как обычно: гастроли, новые заказы, рекламные статьи, чтобы публика не забывала о тебе. «Вашингтонский шоумен Конни Б. Гей считает, что 19-летний Элвис Пресли станет следующей сенсацией в области музыки кантри и вестерн», — написала газета «Тайдвоте» в рубрике «Люди радио и телевидения» в выпуске от 4 сентября. «Пресли, по словам Гея, становится самой модной штучкой в области кантри». Все диск–жокейские рейтинги и музыкальные журналы демонстрировали, как Элвис Пресли взбирается на вершину «музыкального мира не с помощью выхватывания чужого куска, но благодаря таланту». И, наконец, в октябрьском выпуске «Биллборда» было объявлено, что «Пол. Том Паркер, один из самых больших промоутеров талантливых исполнителей кантри и вестерн, заявил новое направление в музыке, представив на недавних однодневных гастролях исполнителя, которому удалось удачно сочетать стили поп и кантри–энд–вестерн». Паркер направил Билла Хейли и Хэнка Сноу в большое турне, которое должно было начаться в Омахе 10 октября… Элвис Пресли присоединился к ним в Оклахома–Сити.

Идея была довольно интересной, как утверждалось в статье Billboard. Полковник обратился к Лорду Джиму Фергюссону. менеджеру Хейли, со словами: «Я мог бы заняться этим парнем, но для начала я хотел бы, чтобы он немного набрался опыта». На что Фергюссон. который в то время продюсировал самых ярких звезд кантри музыки, с готовностью согласился.

Но Полковнику нужно было гораздо больше. RCA, бесспорно, были заинтересованы, но не настолько. Если бы они доплатили сумму, необходимую для того, чтобы выкупить у «Сан» контракт Пресли, они бы должны были поверить не только в самого исполнителя, но и в новое направление. Все эти статьи и рейтинги были лишь очередным способом продемонстрировать, что там действительно что–то происходит, что Пресли является не просто очередной народной сенсацией. Как только ребята в больших городах поймут это. Полковник был в этом уверен, все остальное будет несложно.

Сам Элвис ужасно волновался по поводу своего участия в программе: быть среди таких звезд, как, например. Билл Хейли. У Билла Хейли с 1946 года, когда ему было двадцать два осталось несколько записей в западном духе, одна удачнее другой. В 1951 году он записал альбом «Рокет‑88» на студии Сэма Филлипса, который, как часто считается, положил начало рок–н–роллу, и с тех пор стабильно записывал пластинки, представляющие собой сочетание чувственности ритм–энд–блюза и провинциального буги с мошью биг–бенда (аккордеон, трубы и саксофон). Это была смесь, которая бросала вызов принятым канонам и наносила существенный удар по лучшим сборникам 1953 и 1954 годов. Но все же пока не вышел фильм «The Blackboard Jungle» в марте 1955‑го. Хейли не имел большого коммерческого успеха.

Для открытия этой программы была выбрана песня Хейли 1954 года «Рок круглые сутки» (Rock Around the Clock), которая с первого захода была распродана в количестве семидесяти пяти тысяч копий. Она снова стала песней номер один, произведя Хейли в статус незаходяшей звезды (и хотя он знал, что никогда уже не напишет хита, который смог бы соревноваться с этой песней, он продолжал достаточно прибыльно работать до самого дня своей смерти). Его версия песни Бит Джой Тернера «Shake, Rattle and Roll», которая была одной из основных составляющих шоу Элвиса, явилась настоящей данью уважения стилю ритм–энд–блюз. Также он сделал небольшую кинокарьеру — фильм «Рок круглые сутки», слегка приукрашенная «история Билла Хейли», в которой снялся и Алан Фрид, вышел в начале следующего года. Возможно, в его музыке не хватало той чистоты и отточенности, которой Элвис достиг в студии, и, конечно же, в его представлениях не было той сексуальности, которая возникала при появлении Элвиса, но Хейли на тот момент, бесспорно, был звездой. А теперь и Элвис был приведен в этот звездный круг. Хейли, со своей стороны, был очень рад помочь молодому человеку, который, как он знал, раньше не был даже за пределами Мемфиса.

«Тогда, знаете, было еще далеко до первого хита, — вспоминает Хейли в интервью Кену Терри. — Он был просто высоким молодым человеком. В то время он еще не был личностью… Впервые я разговаривал с Элвисом, по–моему, в Оклахоме. Он стоял за кулисами, и мы были готовы продолжать выступление. И он подошел ко мне и сказал, что был большим моим поклонником, у нас завязался разговор — он был чертовски хорошим парнем… Он хотел познавать, что было немаловажным. Я помню, как однажды вечером он выступал, а потом спросил меня, что я думаю. Я видел его выступление и сказал ему: «Элвис, ты слишком склонен к балладам. У тебя врожденное чувство ритма, так создавай свой ритм, свои мелодии…» У него была такая позиция, которая бывает у большинства молодых людей, как будто он сейчас выйдет на сцену, остановит шоу и сразу же столкнет Билла Хейли со сцены, что в то время было бы невозможно, поскольку мы были номер один. И он вышел на сцену и оказался лицом к лицу с фанатами Билла Хейли. Когда я вернулся после выступления, он почти что плакал в гримерной, совсем разбитый. И я сел рядом с ним и сказал: «Слушай, у тебя огромный талант», — и тогда я многое объяснил ему».

Во всех других отношениях жизнь в турне была сплошным безумием. Концерты все более отклонялись от задуманной программы, необуздываемое столпотворение, сумасшедшие девчонки, которые могли сделать все, что угодно и где угодно, и осложнения с ревнивыми бойфрендами. Безнадежное желание отыграть следующее шоу после бессонной ночи в городе, где проходило последнее выступление; два–три звонка домой в день, неважно, что происходило и кто был вокруг; фейерверки.

«Элвис был одним из тех, в ком постоянно бурлит нервная энергия, — говорил Ди Джей Фонтана, новый член их группы. — Чрезвычайно энергичный человек — чрезвычайно. Всегда в движении. Он никогда не уставал. И работал буквально до упаду, и тогда он вырубался сразу часов на одиннадцать–двенадцать. Он всегда что–нибудь делал. Мы все время были в пути, но никогда не приезжали вовремя на выступление, потому что он останавливался каждые тридцать миль, чтобы купить фейерверки. Он делал остановки у каждого стенда, как молокосос. Я говорил ему: «У нас полная сумка этих фейерверков». А он отвечал: «Знаешь, приятель, нам, наверное, еще понадобится». И мы останавливались и покупали фейерверки еще и еще; просто чтобы что–нибудь устроить».

Теперь Элвис возглавлял свое собственное шоу во многих местах. В Западном Техасе проходило «Шоу Элвиса Пресли», где вспомогательный состав насчитывал почти дюжину групп, включая Джонни Кэша, Портера Вагонера и Ванду Джексон. В Лаббоке молодой певец Бадди Холли, который надеялся в скором времени подписать собственный контракт, открывал его программу и просил его совета. В Хьюстоне он встречался с Бобом Уиллсом и Тиллманом фрэнксом в нерабочий вечер и был приятно удивлен, когда Уиллс сказал своему промоутеру Биффу Колли: «Приведи ко мне еще раз этого начинающего рок–музыканта».

Он наконец постепенно стал привыкать к происходящему. Элвис уже не боялся, что все вдруг исчезнет, как мираж, — хотя в интервью он все еще, с присущей ему скромностью, говорил обратное. Одно из его внутренних «я» все еще не до конца верило, что все это происходит в действительности: записи, концерты, успех, Полковник, секс. Но другая его часть — большая — уже не сомневалась. Тогда же он осознал, что с Дикси все кончено. Он не хотел порывать с ней, но так должно было быть. Они говорили об этом снова и снова. Он никогда прямо не говорил ей, что изменял, но знал, что она это знала. И также он знал, что она прощала его. В любом случае это не было жизнью приличного христианина, но он думал, что сможет справиться с этим. Но если нет, если все это слишком затянет его, он ведь в любой момент сможет покончить с этим. Нет? Дикси рассказала Глэдис, что все кончено, и обе женщины поплакали вместе и решили, что навсегда останутся друзьями, потому что обе очень любили его. Когда Дикси рассказала все своей матери, ее мать была почти так же расстроена. «Для моей семьи было очень тяжело смириться с этой мыслью. Они тоже нежно любили его. И моя мама говорила: «Ну что ты будешь делать, если ты встретишь кого–нибудь и выйдешь за него замуж. А после этого Элвис вернется и скажет: «Слушай, я натворил глупостей и теперь прошу тебя стать моей женой». А я отвечала, что разведусь, кем бы ни был мой муж, и уйду к Элвису. Для меня это было так ясно. Я думала: «Именно так я и сделаю».

А старшие Пресли в это время опять переехали, на этот раз за угол на Улицу Гетуэлл, № 1414, гораздо менее оживленную, чем та, где они прежде жили. И они были сердиты на своего бывшего арендодателя за то, что тот, как чувствовал Вернон, пытался выставить их, когда они были заинтересованы в покупке дома на Ламар–авеню. Их опять вынуждали переезжать в отсутствие Элвиса, и Глэдис с новой силой почувствовала, что хочет, чтобы он просто остановился, купил бы на заработанные деньги небольшую фирму, женился на Дикси, стал отцом троих детей. Но она знала, что этому не бывать. И она цеплялась за его телефонные звонки, и они говорили на языке, понятном только им двоим. Она с гордостью следила за его все возрастающей известностью и как драгоценную реликвию хранила свою книжку с газетными вырезками. Как когда–то она собирала все его детские фотографии, школьные доклады и памятные вещи, теперь она собирала любую историю, репортаж или рассказ, которые были написаны о нем; и она и Вернон снова и снова смотрели на него. «Когда Элвис был еще мальчишкой, ребята часто останавливали его на улице и просили спеть что–нибудь для них, — говорилось в одном из последних репортажей о нем в Country Song Roundup. — И он пел… стоя на углу улицы… под горячим солнцем… или в церкви… или в школе… в любом месте, где кто–то хотел услышать его, он пел». И в субботнем выпуске «Кливленд пресс» от 22 октября 1955 года в колонке Билла Рэндла была опубликована статья, в которой говорилось: «На этой неделе мою жизнь превратила в настоящее безумие прокатная компания от «Юниверсал Интернэшнл Пикчерс». Я не считаю себя гениальным исполнителем и актером и потому счастлив, что в этом фильме меня поддержали Пэт Бун, квартет «Четверо парней», Билл Хейли и его «Кометы» и феноменальный Элвис Пресли. Не пройдет и пятнадцати минут просмотра этого фильма под названием «Тор Jock», как кинотеатр взорвется от восторга».

Элвис играл в кливлендском театре Circle еще раз в среду 19 октября, вечером на музыкальном фестивале с участием всех звезд страны, который возглавляли Рой Экафф и Китти Уэллс. Кливленд был отдаленным местом, и его население повело себя очень гостеприимно, но директор студии «Юниверсал» Артур Коэн после того, как посмотрел выступление в театре Circle, отказался от участия Пресли в проекте. По словам Рэндла: «Он считал, что Элвис был «жалок», абсолютно неприемлем в этом проекте, не стоило тратить на него ни время, ни силы. Я говорил ему о том, какой феноменальный отклик Пресли вызывает у публики… Но Коэн был непреклонен и продолжал съемку уже признанных звезд, как и было задумано сначала». Тогда Рэндл посоветовался с оператором Джеком Барнетом, который согласился снять Элвиса, если Рэндл из своего кармана оплатит время съемки. Это, похоже, было самым разумным в данной ситуации решением, и шоу продолжалось.

Пэт Бун навсегда запомнил свою первую встречу с Элвисом. Буну был тогда всего двадцать один год, и он был студентом Государственного педагогического колледжа Северного Техаса. Он уже победил в Ted Mack’s Original Hour, часто появлялся в шоу Артура Годфри, имел успех в двух нэшвиллских фирмах годом раньше, когда его альбом «Two Hearts» стал национальным хитом. На момент его встречи с Элвисом его эльдорадовский сингл «At Му Front Door (Crazy Little Mama)» начинал взбираться вверх по хит–парадам. Рэндл встречал Пэта в аэропорту и «по дороге в город все уши прожужжал о парне в шоу, который скоро станет большой звездой. Я спросил его, кто же это, и он ответил: «Элвис Пресли. Из Мемфиса, штат Теннесси». Я жил до этого в Техасе и видел его имя на некоторых музыкальных автоматах в загородных кафешках и забегаловках и никогда не думал, что в этом мире провинциал может стать следующей большой звездой, особенно с таким именем, как Элвис Пресли. Поэтому мне было любопытно посмотреть на него. При этом я чувствовал себя достаточно уверенно, когда сидел в зрительном зале средней школы, где все происходило. Он пришел за кулисы уже в окружении своей свиты (по–моему, это были Ред и его кузен Джин). В Кливленде никто даже не слышал о Пресли, и тот факт, что у него есть своя «свита», насмешил меня. На мне была рубашка с воротничком–стойкой, тонкий галстук, белые щегольские туфли. Я представился. В ответ он пробормотал что–то невнятное, что разобрать было невозможно, прислонился к стене с опущенной головой и не поднимал на меня глаза. Я сказал: «Парень, Рэндл считает, ты будешь великим человеком». А он ответил: «М–м–м, г-м–гм–гм…», так по–провинциальному прогнусавил. Я вообще не понял, что он сказал. Его воротник был поднят, волосы были сильно засалены. И это было… ну, как сказать, он все время смотрел вниз, знаете, как будто просто не мог поднять голову. Я подумал: «Что творится с этим парнем?» Я думал, что его выступление будет полной катастрофой, что он потеряет сознание на сцене или что–нибудь в этом роде».

Элвис был очень рад видеть Билла Хейли, с которым на прошлой неделе они расстались в Техасе. Диск–жокей Томми Эдвардс хотел сделать фотографию их обоих вместе. Пока они были за кулисами в гримерной, Элвис сказал, что надеется, что его музыка понравится этим янки. Рэндл представил его Майку Стюарту, огромному, как медведь, человеку, который успешно раскручивал группу «Фо Лэдз» («Четверо парней») и собирался однажды взять на себя управление фирмой «Юнайтед Артисте». Стюарт был так поражен и талантом, и обаянием мальчика, что на следующий день позвонил Митчу Миллеру в «Коламбиа Рекордз», еще больше приумножив тот хор похвал Элвису, который Рэндл уже вылил на Митча.

Само шоу имело огромный успех. В каждом акте было четыре–пять номеров с Элвисом, Скотти и Биллом (Фонтана, похоже, не поехал с ними), исполняющих «That’s All Right», «Blue Moon of Kentucky», «Good Rockin’ Tonight» и две последние песни Элвиса — «Mystery Train» и «I Forgot to Remember to Forget», которые месяцем раньше вошли в лучшие песни страны. Тогда Пэт Бун еще не осознал, что у него появляется конкурент. Элвис выскочил на сцену в своем коричневом твидовом пиджаке, красных носках, белых щегольских ботинках и белой со складками рубашке с кричаще вышитым передом. По мнению Буна, он выглядел так, «как будто только что слез с мотоцикла. Его рубашка была распахнута, и, казалось, будто он про себя смеялся над чем–то, знаете, над какой–нибудь своей внутренней шуткой. Он ничего не сказал, просто начал петь какую–то песню в ритме рока, и публике это понравилось. Это было неожиданно. Я был удивлен. Потом он открыл рот и что–то сказал, и это было так по–деревенски, что он потерял своих зрителей. Потом он запел другую песню, и толпа снова принадлежала ему. Когда он не говорил, все было отлично. А мне потребовалось немало времени, чтобы завладеть толпой».

Примерно так же все прошло и в зале святого Михаила, только с еще большей мощью. Правда, в отличие от сцены в средней школе, где учеников сдерживало присутствие их учителей (атлетического телосложения директор мистер Джой держал двери, чтобы удержать учеников подальше от Пэта Буна), здесь девчонки визжали без ограничений и пытались добраться до Элвиса и Буна, когда те выступали. Когда Пресли порвал струны своей гитары, рассказывал Рэндл, и разбил ее об пол, «началась массовая истерия. Нам понадобилась помощь полиции, чтобы помочь вывести его из зала, порванная одежда, рукава, оторванные от пиджака. Бун тоже получил такую же «благодарность» зрителей. После концерта Элвис сказал, что он бы никогда не поверил, что такое может с ним случиться. Он сказал, что впервые тогда почувствовал, что пройдет тот же путь, что и Пэт Бун».

Было совершенно очевидно, что Билл Рэндл точно определил победителя. И все то время, пока он вел переговоры по поводу своего исполнительского положения в компании (которые закончились в ноябре, когда он расторг сделку с издателями песен и решил продолжить с более прибыльным соглашением с кливлендской радиостанцией WERE), он был уверен, что все еще в игре. Братья Абербахи были активно за то, чтобы он занимался делами Пресли (или же это была уловка, чтобы заставить Рэндла подписать с ними договор), фильм теперь ожидал своего показа в Нью–Йорке, и, если они удачно разрешат там все вопросы, он станет первым короткометражным фильмом, посвященным музыке, в котором основное внимание уделялось тому, что подразумевал подзаголовок: «Один день из жизни знаменитого диск–жокея».

Рэндл поддерживал хорошие связи с телевидением и с Лас–Вегасом, где, как он считал, должна быть продолжена карьера. Но Билл Рэндл оказался вдруг лицом к лицу с не самой приятной действительностью, поскольку в то же самое время Полковник Паркер дал о себе знать. Приехав в Нью–Йорк и устроившись в отеле «Ворвик», вооруженный соглашением с Бобом Нилом и невероятно длинными и наполненными невозможным количеством всяких подробностей телеграммами от Вернона и Глэдис Пресли, в которых они отдавали Полковнику право официально представлять их мальчика, он впервые формально стал представлять интересы исполнителя, контрактом которого он, строго говоря, еще не обладал.

Это, в конце концов, было слишком для Сэма Филлипса. До этих пор все это напоминало спектакль, финал которого, если и был предопределен, должен был наступить еще не скоро. Теперь, когда у него на руках была запись песни, ставшей хитом, и каждый день со всех сторон неожиданно проявлялись все новые и новые издержки, Филлипс чувствовал, что он был низвергнут процессом, который сам вовремя не остановил. «Я был в полной заднице. У меня просто съехала крыша, я позвонил Бобу и сказал: «Боб, ты вообще понимаешь, что ты со мной делаешь?» Он сказал: «Сэм, я вообще здесь ни при чем». И я ответил: «Черт возьми, ты объединился с Томом Паркером, а он вытворяет такое. После всего что я сделал, чтобы раскрутить этого парня, он говорит два слова моим дистрибьюторам, и я должен продать контракт Элвиса». Я сказал: «Слушай, это просто убивает меня, вы здесь превращаете в путаницу не только контракт исполнителя, но и мою жизнь. Этих людей (дистрибьюторов) обманывать нельзя. Они тоже завязаны во всем этом». Я исколесил шестьдесят пять, а то и семьдесят пять тысяч миль в год, чтобы заслужить доверие этих людей, не только в связи с Элвисом, но еще с первыми записями студии «Сан». Я сказал: «Это может стоить мне компании. Это надо остановить».

И тогда я позвонил Тому Паркеру в отель «Ворвик» в Нью–Йорк, и он сказал: «Сэ–э–эм, как поживаешь!» И я ответил: «Чертовски нездорово. Почему это все мои дистрибьюторы говорят, что распространение всех записей Элвиса заблокировано? Слушай, Том, это уже продолжается три или четыре месяца, но я ничего не делал только потому, что не мог получить от Боба Нила подтверждения, что ты, мой хороший друг, можешь погубить меня — неважно, специально или нет». Он сказал: «О нет, Сэм, нет. Я ничего не понимаю». А затем: «Но ты был бы заинтересован в том, чтобы продать контракт Элвиса?» Я ответил: «Может быть». — «Сколько ты хочешь за него?» Он не сказал, сколько он собирается дать, а только спросил, сколько хочу я. Я ответил, что еще не думал об этом и что дам ему знать. «Ну что ж, — сказал Паркер. — Подумай и позвони мне». Я обдумал все секунд за тридцать и перезвонил ему».

Цена, которую назвал Сэм, составляла 35 000 долларов плюс 5000 долларов, которые он задолжал Элвису в качестве авторского гонорара. Это гораздо больше, чем кто–нибудь давал когда–либо за популярного исполнителя (для сравнения: «Коламбиа» заплатила 25 000 долларов за контракт с Фрэнки Лайном, который в 1951 году был уже признанной звездой). Теперь с формальной властью в руках Полковник по–настоящему взялся за дела с RCA и «Хилл энд Рэйндж».

Чтобы понять, почему Сэм Филлипс мог захотеть продать контракт Элвиса, прежде всего необходимо разобраться во всей сложной паутине сложившихся обстоятельств. Для начала, несмотря на все свои прошлогодние успехи, Сэм находился в достаточно безнадежной финансовой ситуации. Расходы на запись хита (эти неконтролируемые предварительные затраты, которые должны быть сделаны без всяких гарантий, что большая часть записей не вернется от дистрибьюторов с пометкой «оплатить через тридцать или шестьдесят дней») истощили его ограниченные ресурсы практически до последнего. В январе он написал своему брату Джаду: «Снова говорю тебе, задолженности компании «Сан» в три раза больше, чем все имущество, и я делаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить банкротство… Кто–нибудь еще, менее заинтересованный в том, чтобы спасти свою честь, уже давно бы бросил все это, но я намереваюсь выплатить каждый доллар, который задолжала компания — даже тебе, — хотя я знаю, что не существует способа для компании выжить с единственным долларом».

В октябре он наконец смог расплатиться с Джадом. Также Сэм завершил все формальности, связанные с открытием своей первой радиостанции WHER в широком диапазоне, где происходило ток–шоу в прямом эфире, в котором обе его ассистентки, Марион Кейскер и его жена Бекки, проявили большой талант ведущих. Он работал круглые сутки, и, кроме личных проблем, его также волновало то, как он сможет поддерживать все свои предприятия на плаву. Гонорар Пресли все еще не был выплачен, и Сэм не сомневался, что Том Паркер, так как его положение упрочилось, не будет таким же терпеливым и сдержанным, как Боб Нил, касательно точностей контракта. Меньше всего на свете Сэм Филлипс хотел быть кому–то обязанным. Он не хотел, чтобы его знали как владельца компании одного исполнителя; у него были другие музыканты, которых надо было раскручивать; он положил глаз на песню, которую Карл Перкинс пропел ему в один из вечеров по телефону и которая, он был уверен в этом, станет большим хитом, чем все, что он записал до этого. И поэтому он уже не сомневался, что ему нужно продать этот чертов контракт. Единственное, что заставляло его колебаться, было то, что парня придется отдать этому проклятому крикуну, называющему себя Полковником. Но он рассудил так: «Каждый раз, когда ты думаешь, что знаешь, чего хочет публика, посмотри в зеркало — и ты увидишь там полного идиота. Если бы я смог достать хоть какие–то деньги… Я так хотел успеха для Элвиса, и, хотя это было эгоистично с моей стороны, я все же скажу, что хотел я этого потому, что не желал, чтобы они могли сказать об Элвисе: «Ну, этому парню просто повезло…»

В пятницу, 28 октября, по приезде домой в Мэдисон Том Паркер получил телеграмму от В. В. Буллока, менеджера одного из подразделений RCА, что на сумму выше 25 000 долларов RCA не пойдет. В субботу Паркер и его ассистент Том Дискин поехали в Мемфис, чтобы встретиться с Сэмом Филлипсом и Бобом Нилом в офисе радиостанции WHER, которая наконец вышла в эфир после нескольких дней того, что газеты назвали «опозданием, которое может себе позволить леди», — задержки, связанной с настройкой оборудования и проблемами передатчика. Сэм не ложился трое суток подряд, устанавливая наземную систему и все проверяя. По невероятному совпадению юрист «Хилл энд Рэйндж» Бен Старр прибыл в тот же день, чтобы разработать соглашение, связанное со скорым выходом сборника Элвиса Пресли, где издательство «Хилл энд Рэйндж» получило право представлять каталог «Сан» в Европе, так же как и раскручивать каталог синглов «Сан» на внутреннем рынке. Выслушав предложения юриста, Сэм оставил Старра в студии и присоединился к остальным в соседнем ресторане гостиницы «Холидэй», втиснувшись в кабинку с Нилом напротив Паркера и Дискина. Паркер снова поднял вопрос о финансовой ситуации, чтобы удостовериться, что он правильно понял то, что услышал по телефону. Тридцать пять тысяч? Ну, знаете ли, это очень большая сумма. Не знаю, смогу ли я достать такие деньги на еще не доказанный талант. Он здорово популярен в Джексонвилле, но мы говорим о 35 000 долларов. Его поддержал Том Дискин: «Это чертовски огромная сумма долларов. По словам Сэма Филлипса: «Я сказал: «Это не ваше дело. Между прочим, я приглашал сюда Тома Паркера, а не вас». Том толкнул Дискина локтем с внешней стороны сиденья кабинки и сказал: «Заткнись», потому что я был готов вскочить и надрать ему задницу. Или самому получить. Мне было все равно. Паркер сказал: «Слушай, я не знаю, как далеко мы можем зайти… Сэм, не так много людей верят в это. Ну, так что мы будем делать?» И я ответил: «Первое, что ты должен сделать, так это заткнуть рот Тому Дискину».

В конце концов они выработали альтернативный вариант соглашения. Он вступал в силу в понедельник, 31 октября, и предоставлял Паркеру две недели, чтобы собрать 5000 долларов. Сделка была утверждена на продажной цене в 35 000 долларов — и это неудивительно: Сэм Филлипс не уступил ни цента, несомненно, еще и потому, что какая–то его часть надеялась, что Паркер откажется. Оставшаяся часть суммы должна была быть выплачена и исполнение контракта завершено через месяц, к 1 декабря 1955 года. По данному соглашению, внесенные 5000 не возмещались, а крайний срок не подлежал продлению. Для Тома Паркера это была рискованная игра. Но он был в себе уверен. Если он не справится, у него не будет другого шанса. Мистер и миссис Пресли верили в него, по крайней мере какое–то время. Боб Нил просто сдался, а Элвис… — этот парень пойдет за ним хоть на край света. Он просто не задумывался. И только Полковник знал, что пока этих денег нет.

Сэм Филлипс тоже вдруг подвергся не типичному для него наплыву сомнений. Вернувшись в радиостудию, он присмотрел за делами, связанными с издательством «Хилл энд Рэйндж», и помчался к Кеммонсу Уилсону. Внезапно испугавшись того, что сделал, Сэм спросил Уилсона о его мнении. «Он ответил: «Бог мой, тридцать пять тысяч долларов! Черт, он даже не умеет петь. Слушай. Бери деньги!» Я ответил: «Именно это я только что и сделал. И не знаю, как они выпутаются». Он сказал: «Надеюсь, они справятся». Я почувствовал себя лучше, но все равно я был разбит».

И для Тома Паркера, и для Сэма Филлипса следующие две недели стали периодом самой напряженной, а порой даже какой–то маниакальной активности. В воскресенье, 30 октября, Сэм отправился в Хьюстон вместе с Марион Кейскер на предварительное слушание в федеральном суде своей тяжбы против компании «Дюк Рекордз». В этот день его сыну Ноксу исполнялось десять лет, и Сэм так устал от всех своих конфликтных обязательств, что свернул на пастбище по дороге на Шривпорт, чтобы немного вздремнуть. Когда он вернулся в Мемфис, он завел откровенный разговор с Элвисом по поводу сделки, и после того, как он уверил Элвиса, что лично поговорит со Стивом Шоулзом, что никогда не оставит его, больше сказать им друг другу было нечего. Элвис никогда особенно не умел и не привык активно выражать свои чувства словами. Но здесь Сэм почувствовал во взгляде Элвиса тот же вопрос, который он когда–то задавал Бобу Нилу. «Элвис спрашивал меня раз или два, думаю ли я, что RCA может записать его так же хорошо, как на студии «Сан», — рассказывал Нил. — И я ответил: «Почему нет?» Он не выглядел как–то необыкновенно возбужденно и радостно. Пожалуй, его возбуждала только мысль, что его ценность все время увеличивается… Он не относился к типу людей, которые чувствуют себя абсолютно разбитыми по какой–либо причине, скорее он принадлежал к тем людям, которые думают: «Я знал, что так будет. Это здорово. Пусть все продолжается».

Что касается Тома Паркера, то он проводил большую часть времени в маневрах, пытаясь заставить RCA поднять ставки любыми способами: либо демонстрируя заинтересованность других компаний, либо пробуя притянуть сюда сделку с «Хилл энд Рэйндж» относительно сборника, которая могла бы повлиять на увеличение стоимости контракта. Ко времени съезда диск–жокеев в Нэшвилле 10 ноября он был достаточно уверен в успехе своей задумки. И хотя все вокруг чувствовали, что что–то витает в воздухе, вряд ли в RCA знали, что Сэм Филлипс не отступился от своей первоначальной цены, и вряд ли Филлипс знал о том, что RCA пока дает меньше. Скорее всего Полковник рассчитывал на то, что RCA увеличит свои вложения в надежде, что эта сделка поможет им проскочить неприятные финансовые подробности.

Глава RCA по специальным проектам Стив Шоулз (его интересовал не только стиль кантри–энд–вестерн, но также и негритянский госпел и ритм–энд–блюз) тоже присутствовал на съезде. Полковник старался проводить как можно больше времени с ним и рекламным директором Энн Фульчино, не самым большим своим поклонником, после того как в прошлом году во Флориде Паркер устроил сцену, в которой отобразил свое видение будущего. Он не пренебрег тем фактом, что и «Кэшбокс», и «Биллборд» выбрали его мальчика как самого многообещающего молодого исполнителя направления кантри и вестерна в диск–жокейских рейтингах; и факт, что оба издания представляли имя Элвиса в списке соискателей на звание «новой звезды этого года» на фестивале «Кантри–энд–вестерн» и что их читатели отдали за него 250 000 голосов.

Что касается самого Элвиса, то он с трудом находил время, чтобы носиться туда и обратно, вылетая из Нэшвилла поздно вечером в пятницу, чтобы побыть несколько часов дома, прежде чем в 10 утра снова лететь в Шривпорт, дабы появиться там на «Хайрайде», а затем лететь обратно в Мемфис на фестиваль «Вестерн Свинг» с участием одних звезд в «Эллис Аудиториум» в воскресенье. Съезд стал для него чем–то вроде смутных обрывков воспоминаний — Полковник, представляющий его многим старым друзьям; Хэнк Сноу, взявший его под свое покровительство; Боб Нил, держащий в узде своих старых друзей и коллег, — каждый из них получал удовольствие и устраивал свои дела. Во всех отелях и на всех вечеринках были девушки, которым надо было представляться (если тебя еще не знали). Представитель «Хилл энд Рэйндж» Грелун Лэндон привез и показал Элвису и Бобу Нилу пробный вариант сборника. Обложка была напечатана в розовых и черных тонах, а сзади была фотография Вернона и Глэдис Пресли, смотревшихся молодо и счастливо. (Рот у Глэдис был приоткрыт, волосы были уложены, и выглядела она хорошенькой как куколка.)

Элвису никогда не приходило в голову, как много друзей у него в бизнесе. Здесь был Бифф Колли и Т. Томми Катрер со своим глубоким грохочущим голосом, только что приехавший из Шривпорта; все местные диск–жокеи и рекламщики были здесь, и все они были внимательны к нему, как будто он… отличался от всех. Сам он не ощущал, что отличается от других, хотя вел себя как ребенок, подтягивающийся на носочках и испытывающий непреодолимое желание оказаться там, куда с трудом достает. Когда он подскочил к главе кантри и вестерн–направления компании RCA Чику Крампэкеру, которого он впервые встретил в Ричмонде, а затем в Меридиане, штат Миссисипи, прошлой весной, он с гордостью объявил: «А я теперь с вами, ребята». А Бадди Бэйну, коринтскому диск–жокею, который принял его в начале этого года и показал ему альбом с фотографиями, сделанными во время его концерта в «Опрае», он с гордостью заявил: «Я верю, что смогу это сделать. Полковник только что продал мой контракт RCA». На что Бадди ответил: «Я тоже верю, что ты сможешь».

Столько людей хотели от него то одного, то другого — он не мог спокойно ждать всего этого. Ему нравилось давать автографы, он был рад поболтать о музыке или о чем–нибудь еще с любым, кто подходил к нему, но он ни с кем не хотел говорить о бизнесе, поскольку ничего не понимал в бизнесе. Для этого здесь были Боб и Полковник. Мэй Борен Экстон, дама из Джексонвилла, которая работала на Полковника во Флориде, пыталась заставить его послушать одну песню почти сразу, как только он вошел в холл. Он сможет получить ее, если запишет свою первую пластинку на RCA. Она так рада, что он заключил такую замечательную сделку. Но у него не было желания сейчас слушать никаких песен, нужно было столько сделать, но Боб в конце концов заставил его подняться с ним и Мэй в комнату. Песня ему очень понравилась. Он сказал: «Мэй, проиграйте ее еще раз». И она проигрывала ее снова и снова. Она отличалась от других песен, что–то похожее на «Hard Luck Blues» Роя Брауна, только эта песня была про отель, где разбиваются сердца, где текут слезы, и портье одет в черное. Он знал всю песню наизусть еще до того, как вышел из комнаты. «Это будет моей следующей записью», — сказал он, кивнув в сторону Боба, и Мэй знала, что он был серьезен и что, пожалуй, теперь можно было оставить его одного.

В воскресенье он играл в «Эллис Аудиториум» в рамках программы, которую в Press–Scimitar назвали редким местным выступлением. Здесь он был ведущим исполнителем, и в афише его имя было над именем Хэнка Томпсона и Карла Смита, а этот новый парень из Джексона, Карл Перкинс, был в самом низу программы. Оба его родителя присутствовали на выступлении, и Полковник обеспечил им хороший прием. И Полковник, и Хэнк Сноу периодически звонили им, чтобы сообщить, что все шло нормально, что новая сделка с RCA вот–вот будет заключена, и они даже пару раз останавливались в Гетуэлле, чтобы навестить их. Глэдис все еще недолюбливала Полковника, и он знал это, но она потихоньку привыкла к его манере работы. Вернон больше помалкивал, но он, похоже, знал, куда ветер дует. На концерте в тот вечер на Элвисе был надет его большой красный костюм, и после того, как он порвал три или четыре струны своей гитары, он схватил инструмент Билла. «Скотти на сцене для того, чтобы поддерживать порядок», — сказал кто–то из зрителей; и после окончания концерта, когда все выступавшие прямо на сцене подписывали автографы, Элвис расхаживал по сцене как тигр в клетке, как будто не мог найти выхода своей энергии.

15 ноября, когда настал срок выплаты первой суммы. Полковник все еще лихорадочно работал над соглашением с RCA. Билл Буллок продолжал до последнего отказываться от увеличения цены, и Паркер протелеграфировал ему в последний раз, чтобы напомнить, что время вышло и что если они сейчас не выполнят договор, то цена только поднимется. Лично он, говорил Полковник, считал, что цена слишком высока, и он подчеркнул, что сам ничего не получает от этой сделки, а лишь защищает интересы каждого, но он верил, что им стоило вложить такие деньги, потому что здесь был талант. Он сказал, что ему удалось остановить Сэма Филлипса от выпуска нового сингла на «Сан», но подразумевал он этими словами, что не сможет долго сдерживать Сэма. Он напомнил Буллоку еше раз о цене и о тех условиях, которые он добавил в контракт, и, несомненно, чтобы в последний раз подчеркнуть разницу между ним и Бобом Нилом, сказал, что контракт гарантирует по меньшей мере три появления на национальном телевидении. А затем последовала мельком брошенная фраза о том, что банки в Мэдисоне закрываются в 2.00.

Наконец–то Буллока убедили. После этого последовал сигнал к старту, Паркер позвонил Филлипсу, чтобы спросить его, нужно ли отправить деньги телеграфом, чтобы точно соответствовать крайнему сроку оплаты. Сэм ответил, что не обязательно, что Паркер может отправить деньги почтой, а в качестве подтверждения выслать телеграмму. Им нужно будет встретиться на следующей неделе, чтобы завершить сделку, и, естественно, эта встреча пройдет в Мемфисе. Полковник направился в банк в Мэдисоне, затем отправил деньги авиапочтой и заказное письмо Г. Коулману Тайли III, официальному представителю компании RCA, в котором поблагодарил за помощь, оказанную ему им и Биллом Буллоком. Полковник надеялся, что с этой сделкой все устроилось наилучшим образом; он выжал из себя все что мог и сделал все, что было в его силах. Он напомнил Тайли о трех телевизионных выступлениях, которые были частью соглашения, а иначе он потеряет доверие семьи Пресли, а затем дал инструкции, каким образом должен быть оформлен компенсационный чек, четко дав понять, что эта сумма пойдет на оплату убытков, а не комиссионных. Как один из владельцев акций RCA, он был просто горд тем, что устраивает столь выгодное вложение денег.

В Мемфисе Сэм Филлипс на мгновение почувствовал себя не при деле. Не все его существо еще до конца верило, что эта сделка может осуществиться, но часть его знала, что так должно быть и будет. Но он снова погрузился в свою привычную деятельность, проводил многие часы на радиостанции, стал готовить план записи новых пластинок (он собирался записывать «Голубые замшевые ботинки» (Blue Suede Shoes), новую песню Карла Перкинса, к началу следующего года) и продолжал выдвигать претензии «Дюк Рекордз», которые должны были разрешиться к концу этого месяца.

Шесть дней спустя, 21 ноября, Стив Шоулз, Бен Старр, Коулман Тайли, Полковник, Том Дискин, Хэнк Сноу, местный дистрибьютор RCA Джим Краджингтон и региональный помощник Сэм Эзгро собрались в небольшой студии «Сан», чтобы подписать бумаги. Полковник принес с собой документ, датированный тем же числом, в котором Полковнику и Бобу Ниллу начислялось 40 процентов общей комиссии (25 процентов Полковнику и 15 процентов Нилу) и говорилось, что возможно продление соглашения с Нилом до 15 марта 1956 года. Соглашение о продаже представляло собой простой двухстраничный документ, в котором «Сан Рекордз» соглашалась передать все магнитофонные кассеты и прекратить распространение и продажу ранее изданных записей с 31 декабря 1955 года, в то время как менеджеры «осуществят переход всех прав к RCA, включая право утверждения названия и назначения интересов различных сторон». Продажная цена контракта составляла 35 000 долларов, RCA принимала на себя ответственность за оплату всех гонораров и оберегала «Сан Рекордз» от возможных последующих претензий. Из всего этого Элвису причитался гонорар в размере 5 процентов в отличие от 3 процентов, которые он получал от «Сан», что составляло почти два цента за каждую проданную запись и при миллионной продаже составляло около 18 000 долларов. Вдобавок к этому в результате партнерского соглашения, в которое Полковник вступил с «Хилл энд Рэйндж» (что, возможно, в значительной степени способствовало осуществлению этой сделки), Элвис теперь автоматически получал половину от установленного двухцентового вознаграждения и половину от двухцентового радиовещательного вознаграждения на все новые композиции, записанные им на студии «Хилл энд Рэйндж» и зарегистрированные в их издательской компании. Если при этом он начнет писать песни или, что более вероятно, начнет претендовать на авторский гонорар за те песни, которые он записывал ранее, то согласно практике, существующей с незапамятных времен в музыкальной индустрии, он сможет увеличить свой доход еще до двух центов за каждую сторону. «Хилл энд Рэйндж», таким образом, получала невероятное преимущество перед своими конкурентами, не только завладев уже существующими записями, но и приобретая право первыми получать новые горячие записи самых сенсационных синглов в стране.

После подписания контракта состоялась официальная фотоцеремония, где в самых разнообразных комбинациях были сделаны снимки всех участвующих в соглашении сторон. На одной Элвис стоит между Полковником и Хэнком Сноу, важными партнерами фестиваля Jamboree Attractions, а Боб Нил, улыбаясь, стоит слева от Сноу. На другой — Глэдис целует сына в щеку, держа в руках свою черную сумку, Полковник положил руку ей на плечо, а Вернон сухо наблюдает за ними. На следующей — Сэм и Элвис пожимают друг другу руки в присутствии юриста RCA Коулмана Тайли. На всех фотографиях все выглядят сияющими — похоже, каждый получил то, что хотел. После этой церемонии многие участники отправились в студию WHER, чтобы в прямом эфире дать интервью в передаче Марион Кейскер. «Они думали, что это будет очень здорово, — говорит Марион, — если все они завалятся в студию и мы объявим о великом событии. И вот они все столпились в нашей маленькой аппаратной, и мы сделали несколько коротеньких интервью, даже не интервью, а так, поболтали. И в процессе разговора, я помню, Хэнк сказал: «Я очень горжусь тем, что этот мальчик впервые появился на национальной сцене в «Опрае» в моем отделении». И он был такой напыщенный, когда говорил все это, что я не сдержалась и сказала: «Да, и я помню, ты тогда переспросил его имя». Это было не особенно тактично с моей стороны».

Репортаж Боба Джонсона на следующий день в Press–Scimitarbujy озаглавлен так: «Мемфисский певец Пресли подписал контракт с компанией RCA‑Victor».

Двойная сделка открывает Пресли звездный путь, — возвестил выпуск «Биллборда» от 3 декабря.