Глава 26

— Ты хотела замуж, Мил?

— Странный вопрос. Прости, я…

— Обычный вопрос. Слушай, нам действительно надо поговорить.

— Нам надо сказать друг другу «прощай» и разбежаться, Арс. Всё.

— Один разговор. Милана.

Смотрю на неё, стараясь сдерживать эмоции, который у меня слишком много для Севера.

Севером меня называли всю мою жизнь, сколько себя помню. И отца тоже звали Севером, и деда. Переходящее красное знамя нашего семейства. А как еще называть человека по фамилии Северов?

Логично — Север.

И характеры у нас были нордические, стойкие, под стать.

Мама часто батю обвиняла в бесчувственности, он только плечами пожимал — сама его выбрала такого. Бабушка с дедом не воевала — привыкла, всегда наоборот говорила, хорошо, мол, что спокойный, выдержанный.

Меня тоже многие дамы упрекали. Многие.

Меня это удивляло. Зачем вы со мной, если вам не нравится во мне отсутствие эмоций и холодность?

Конечно, им всем хотелось меня расшевелить, разогреть, некоторые специально устраивали какие-то представления, спектакли целые разыгрывали, пытаясь вызвать ревность, злость.

Кстати, сейчас, глада на Милану думаю, что она как раз не пыталась развести меня на эмоции, но у неё это получалось независимо от моего желания.

Вот так.

— Арс, что ты от меня хочешь?

— Поговорить.

— Почему спрашиваешь о замужестве?

— Это важно. Ты мечтала о браке? Ну, там, белое платье, торт трехъярусный, лимузин, тамада, голуби?

— О тамаде я точно не мечтала. — Милана улыбается, потом смеется, — моя подруга мечтала о свадьбе на теплоходе, ну вот, знаешь, кораблики по Москва-реке плавают.

— Не представляешь, но знаю. У нас они по Неве тоже плавают, и по Мойке и по Фонтанке.

— Я в курсе.

— Кстати, покатаемся?

— Арс… — она смотрит на меня качая головой.

Осуждающе.

Чёрт, где я нагрешил? Почему я сейчас должен оправдываться?

— И что подруга?

— Какая подруга?

— Которая хотела на теплоходике?

— А… — Мила улыбается, чуть расслабляется, — там реально забавная история. Есть такой поэт известный, Гаркуша, может ты знаешь? Он, как бы сказать — широко известный в узких кругах.

— Не знаю, но погуглю.

— Не стоит, не важно. В общем, у подруги мама общалась с этим Гаркушей, она вообще была, ну, скажем так вхожа в мир столичной богемы, шоубиза и прочих. И вот этот Гаркуша устроил свадьбу на теплоходе. Мама подруги была приглашена и подруга тоже. И так её «зашла» вся эта тема — красиво!

— Кстати, да, красиво.

Идея, конечно, дурацкая, особенно если у невесты морская болезнь, да и у половины гостей тоже. Хотя сейчас всем таблеточки раздают и окей. Не знаю, совместимы ли они с алкоголем только.

— Красиво, да. Невеста была в каком-то обычном, но белом платье, и с длинной фатой. И эта фата красиво развевалась на ветру. Подруга так сильно впечатлилась, а ей что-то лет тринадцать тогда было или пятнадцать… короче, когда пришло её время выходить замуж она возьми своему избраннику и скажи — хочу, мол, только теплоход. Избранник там был с баблом, почти что олигарх. Ну, реально долларовый миллионер, причем даже там где-то близко к «Форбс». Для него свадьба в любом месте не была проблемой. Ну, теплоход, так теплоход. Снял он шикарный кораблик, у нас такие от Киевского вокзала до Кремля ходят, плавучие рестораны. И там была свадьба.

— Красивая?

— А, меня не приглашали, мы тогда еще не общались, не были знакомы. Но на фото красиво. Правда, потом выяснилось, что стоять на палубе в фате дико неудобно, она на ветру развевается, за всё цепляется — подругу чуть не удушило, когда конец фаты за что-то зацепился и стал закручиваться. Вот такая драма.

— Жених фату оторвал?

— Нет, его партнёр по бизнесу, жених в это время ей рога наставлял на капитанском мостике, а она потом ему, с этим партнёром.

— Высокие отношения.

— Да уж. Они быстро развелись, но свадьба на теплоходике у неё была.

— Газпром — мечты сбываются?

— Типа того. Но знаешь, что самое прикольное?

— Есть что-то прикольнее измены на свадьбе? — я усмехаюсь, потому что даже для меня это «ту мач»

Милана смотрит тоже усмехаясь, головой качает.

Измена, измена… Опять вернулись к этой теме.

— Так что прикольное?

— Она через много лет узнала, что Гаркуша праздновал на теплоходике не потому, что такой крутой. Наоборот. У него денег не было совсем. Он просто купил всем копеечные билеты на этот несчастный теплоход, ящик водки, ящик шампанского и какие-то дешевые фрукты. Да, и еще кто-то из гостей принёс там колбасу, салатики — по своей инициативе. Получилась почти студенческая свадьба, дешево и сердито.

— Зато красиво и память.

— Наверное. Немного фальшивая память. Искажённая.

— Это точно.

Мы замолкаем. Я наполняю бокалы.

— Арс, мне нужно в отель.

— Я знаю. Ты не ответила про свадьбу.

— Что ты хочешь услышать? Да, я была как все. Мне хотелось красиво. Платье роскошное, лимузин. Праздник. Чтобы ритуалы какие-то, церемонии, выкуп невесты. Первый танец чтобы вальс. И танец с папой обязательно. И чтобы я поплакала от счастья. И жених при всех бы какие-то красивые слова говорил. Хотелось, Арс, да. К чему только это всё?

— Жене моей тоже хотелось.

— Что?

— Вот это всё.

— Ну, знаешь, Арсений Северов, извини, но…

— Стой.

Крепко хватаю за запястье, удерживаю, потом дергаю на себя, плевать, что игристое расплескивается. Мила вскрикивает.

— Прости. И послушай. Я женат. Да. На хорошенькой, милой девочке, которая меня обожает. Дочь друга отца. Я её с пелёнок знаю. Она для меня как сестра была.

— Арс…

— Погоди. Раз уж я начал исповедоваться. Дай закончить. Услышь меня. Просто услышь. Я её не люблю. Она это знает. И знает, что я изменяю. И её это устраивает. Ей хотелось красивую свадьбу, о которой полгорода говорило и в прессе освещали. Хотелось замуж за завидного холостяка, который входил в десятку самых желанных женихов Питера.

— А ты был самым желанным? — вижу, что ёрничает, царапается, защищает свои границы. Еще и вырваться желает.

— Был. Обо мне даже журналы писали всякие ваши, женские. — отвечаю, усмехаясь, сам понимая, как смешно звучит. Хвастаюсь своей востребованностью.

— «Форбс»?

— Не совсем женский, но да, и они тоже.

— Как раз самый женский. Именно для прошаренных.

— Соглашусь.

— Зачем ты это рассказываешь, Арс?

Хороший вопрос. Снова её притягиваю, близко. Совсем. Чувствую дыхание. Касаюсь осторожно губами волос, висков. Наглею, опускаюсь к мочке уха. Она замирает. Терпит.

— Ты же понимаешь, что это ничего не меняет.

— Не меняет. Да. Просто я хотел, чтобы ты поняла. — шепчу, меняя тон. Прямо в ушко.

— В постель ты меня затащить хотел.

— И это тоже. Затащить и не выпускать. Потому что не вижу причин поступать по-другому.

— А я не вижу причин с тобой спать теперь. Прости. — резко отстраняется, но я её из рук не выпускаю.

— Что, совсем-совсем нет причин?

Милана смотрит прямо. Умеет она вот так вот смотреть. Не прячась, не тушуясь.

— Мне было очень больно, когда я узнала об измене Олега. Очень, очень больно. Я была подавлена, разбита, почти уничтожена. Как женщина, понимаешь? Измена уничтожает именно женское начало.

— Мила…

— Подожди, выслушай. Сейчас мне меньше всего хочется, чтобы по моей вине вот так же страдала другая женщина. Какой бы она ни была.

— Я понимаю.

— И всё равно предлагаешь секс?

Молчу.

Сложно с женщинами. Да, я действительно понимаю о чём говорит Милана. И всё равно предлагаю ей связь.

Я тоже умею смотреть прямо.

Глаза в глаза.

— Я хочу быть с тобой. Хотя бы эти несколько дней. Просто быть с человеком, который меня нереально зацепил. Который меня возбуждает, будоражит, волнует. С которым я хочу находиться рядом. В котором я чувствую родственное ДНК, понимаешь?

— Я понимаю, но…

Ничего она не понимает. Не понимает, насколько сейчас вот это её состояние меня ломает. Как мне хочется её получить именно такую. Отстранённую, недоступную, протестующую. Мечущуюся. От праведности и долга к удовольствию, блаженству.

Давай, милая, давай. Сдавайся.

Сколько осталось в жизни таких вот настоящих моментов, когда ты обнажён полностью, хоть еще и одет?

А я перед ней сейчас обнажён. Открылся полностью.

— Я хочу тебя. Тебя. Только тебя. Ты моя женщина на сто процентов. На миллион. Ты подарок. Ты бесценна. Ты единственная, неповторимая. Ты нужна мне.

Сдавайся же, ну?

— Арс…

Слабеет, дрожит, замирает, трясётся, кожа в рисунках мурашек, аромат.

Рвётся фольгированная упаковка резинки…

— Арс… нет…

Да, Милана, да. Просто скажи «да».

— Ненавижу тебя.

Ненавидь, пожалуйста, только вот так, острее, глубже!

Прижавшись к панорамному окну, глядя на темнеющее небо Санкт-Петербурга, на величественный Исаакий. На золото и мрамор.

Без остатка. До дна.

— Арс… боже…

Да. Очень глубоко.

Почему же так хорошо в ней, а? Почему же только с ней оно вот так неистово?

Почему мысли только о неё, в голове только она?

За что нам с ней это, а? За что?

Ладно, мы потом решим. Потом будем рефлексировать, страдать, каяться. Отмываться.

Хотя я не понимаю, почему мы должны, отчего?

Оттого, что я не могу развестись с девочкой, которую не хотел и не хочу?

Оттого, что женщина, которую хочу, пожалела эту девочку?

Всё это бред.

Жить надо. И получать от жизни лучшее.

Сейчас для меня лучшее — это она. Незнакомка из кафе, забраковавшая мой раф. Попутчица, чьё соседство стало таким приятным. Любовница, которая заставляет плавиться мои внутренности.

Женщина, которую хочу видеть моей. Пусть на пару дней, на неделю.

Потом решу на сколько.

Может и навсегда? Чем чёрт питерский не шутит?

— Арс… пожалуйста…

— Да, кричи, еще кричи, еще…

— Остановись, я тебя ненавижу.

— Ненавидь еще сильнее!

— Ты… ты…

Резко выхожу, разворачиваю её, и глядя в глаза насаживаю вновь.

— Давай, детка, ненавидь меня жёстче. Это заводит.

— Сволочь.

— Да!

— Пусти!

— Нет.

— Ты… ты…

— Согласись, что это кайф? Вот так, до дна?

Толчок, еще толчок, еще.

Как же сладко её трахать. Как же сладко её любить.

Знаю, что пик совсем рядом. Хочется вместе.

— Не закрывай глаза!

Взгляд, как бритва и приговор.

Что ж. Я знал, что так будет.

Еще, еще чуть-чуть… Подбрасываю, опускаю, поднимаю, насаживаю.

Да, вот так, как же, твою мать это хорошо!

Как же чертовски правильно!

— Ненавижу.

— Согласись, что это было прекрасно?

— Ненавижу.

— Хорошо. Я тебе разрешаю себя ненавидеть, если ты иногда будешь позволять себя любить.

Целую жадно.

Отпускаю.

Прав я был или не прав — не знаю. Если кто-то внятно объяснит мне почему люди должны сами себя лишать удовольствия и счастья я, может быть, даже с ними соглашусь.

А пока…

Милана осушает бокал, опускает голову.

— Вызови мне такси.

— Я могу проводить, тут же рядом.

— Нет. Я не хочу с тобой.

— Я всё равно тебя провожу до отеля.

Пожимает плечами.

Через полчаса мы стоим у её номера.

— Милана, я заеду завтра утром.

Еще раз пожимает плечами.

— Я обещаю, что больше не буду делать это без твоего согласия.

Молчит.

— Милана…

— Я хочу спать, Арс. Уходи.

— Ты очень дорога мне, слышишь? Я очень хочу, чтобы ты поняла, насколько.

— Насколько?

Глаза поднимает. Знаю, что хочет сказать — разведись.

Если бы всё было так просто. Но я действительно не могу сейчас оставить жену. Не из-за бизнеса. Не из-за того, что брак по расчёту. Нет.

По-человечески. Пока не могу. И точка.

Да и надо ли это Миле?

Усмехаюсь. Не уверен, что её муженек долго протянет с Жанной, надо знать мадемуазель Тупицыну. Приползёт к Миле, как шелудивый пёс, будет просить вернуть его на коврик, сначала нагло, потом на любых условиях.

Особенно если сейчас узнает, что его карьера депутата пошла по пизде…

А Мила? Простит?

Что-то мне подсказывает, что нет. Но ведь ей самой будет лучше с мужем? И дети…

Зачем ей мифический ухажёр, к тому же из Питера, к тому же женатый?

Это мужик может многое поменять ради секса.

Большинство женщин, это я знаю, даже ради самого очешуенного секса не будут менять свою судьбу.

Что ж…

Притягиваю. Прижимаю, плюю на сопротивление. Целую.

— Я очень хочу тебя увидеть завтра. Очень.

Но завтра я узнаю, что гостья из номера выехала.

Финита…

Загрузка...