Прячу пылающее лицо на груди Арса.
Наши стаканчики с остывшим кофе на парапете.
— Боже, боже…
Как я могла! Господи… Какая глупость. Дурость.
Ирония судьбы.
Почему именно так?
Рита точно узнала меня. Узнала ли она Арсения? Показала ли нашу парочку брату?
Ничего не знаю. Потому что я как страус, голову в песок и всё.
— Милана, что случилось?
— Дети. Там.
Он сразу всё понимает.
Я еще и за это его люблю. За то, что сразу вот так, с полуслова.
Люблю.
«Я люблю тебя».
Арс отворачивает меня от канала, закрывая своим телом.
Но поздно.
Меня уже увидели.
Ладно, что теперь?
Я ведь не преступница? Почти.
Дети не знают о том, что Арсений женат. И я могу им не говорить.
Я вообще могу ничего не говорить! Я взрослая!
Это они обязаны отчитываться, а я мать, мне позволено.
Увы. Я так не смогу.
И буду краснеть, глядя в глаза дочери. Если скрою.
И даже если всё расскажу.
Придётся рассказать. Терпеть не могу ложь.
Еще более сильно после поступка мужа. После его измены.
Миллион раз уже думала и еще столько же подумаю о том, неужели нельзя было сначала рассказать всё мне, разойтись мирно, а потом уже сходиться со своей новой любовью?
Если это любовь.
Ну, ведь можно же по-человечески?
— Мила, они уплыли.
— Хорошо.
— Зайдём в кофейню?
Пожимаю плечами. Зайдём, что ж теперь делать? Или он хотел меня куда-то в другое место отвести? На ту крышу?
Смотрю ему в лицо. Арс смотрит на меня.
Головой качает.
— Хорошего же ты обо мне мнения.
— Что? — удивляюсь искренне.
— То. У тебя на лице всё написано.
— Что написано? — конечно, я всё понимаю, но не могу же я сразу признать вину?
— Всё.
Заходим в ближайшее заведение. Уютно тут, и есть укромный уголок.
На улице лето, но почему-то я чувствую себя так, словно осень уже вступила в права. Мёрзну.
Заказываем, конечно же раф. Как же мы и без рафа? Ведь тот кофе, который он принёс мы не допили.
Эх, знал бы тот мифический Рафаэль, какие страсти происходят из-за его любимого напитка!
Ведь если бы не те мои слова про раф…
— Я всё равно на тебя внимание обратил.
— Но если бы я не сказала…
— Не решился бы подарить пирожные.
— И не приехал бы опять.
— Приехал бы.
Если бы да кабы… Мне очень хочется верить, что в любом случае мы бы встретились.
При этом я постоянно думаю о том, что встречаться нам не нужно.
Это опасно. Для меня.
Нет, не потому что я боюсь его жену или её родственников.
Не потому, что боюсь осуждения окружающих.
Я боюсь другого. Саму себя боюсь. Боюсь себя потерять.
Ведь я, та, до Арсовская, до питерская, до развода мостов, до секса на крыше, никогда не пошла бы на секс с женатым. Это было табу.
Женатый мужчина тот, на кого смотреть нельзя. Ни при каких условиях.
И меня не спас бы тот факт, что я не знала о его семейном положении.
Могла догадаться. Могла спросить.
Загуглить могла бы. Господи боже мой.
Теперь, получается, я делаю всё то, на что никогда не пошла бы раньше.
Просто потому, что запала на него?
Влюбилась?
Но разве можно влюбиться вот так? С ходу? С лёту? Мгновенно?
Чёрт…
Можно.
Только так и можно.
Но нужно остановиться, найти в себе силы.
— Милана, ты опять о чём-то думаешь.
— Думаю.
— Я сказал тебе, что я всё решу. Если ты готова.
Молчу, не хочу плакать, оно само.
— Я сказал, что люблю тебя, вообще-то. А ты даже не смотришь на меня.
Поднимаю глаза.
У него такой странный вид. Виноватый, и в то же время важный.
Сказал, что любит.
Это хорошо или плохо?
Господи, он сказал, что любит меня?
Арсений признался мне в любви?
Видимо я чересчур хлопаю глазами, он снова читает мысли.
— Там, на набережной. До того, как ты увидела катерок с… Я сказал, что люблю тебя.
— Сказал?
— Я тебя люблю.
Протягивает руку, накрывая мою ладонь.
— Я готов сделать всё, чтобы мы были рядом, слышишь?
— Может, не надо?
— Что?
Что! Если бы я знала что. Но я сама не знаю.
Ничего не знаю.
Мне только очень жаль его жену и их малыша. Я не могу вот так.
Поэтому нужно наступить на горло собственной песне.
Отказаться от чувства.
Это ведь нормально? Так поступила бы любая нормальная женщина.
Или нет?
— Милана, я хочу, чтобы ты мне поверила.
— Я верю.
Эх, как в детской поговорке. «Верю любому зверю, а ежу — погожу».
Мне хочется верить.
Нет, не так. Хочется, чтобы всё было проще. Чтобы не было этого адского клубка.
Да кому я вру?
Я хотела бы, чтобы у Арса не было жены и ребёнка. Вот так эгоистично.
Но они есть. Не сотрешь.
И рушить чужую жизнь потому, что нам приспичило влюбиться я считаю подло. И пошло.
И именно я должна поставить точку.
Наверное.
— Арс, я хочу объяснить. Может, у меня получится плохо, косноязычно, пойми, мне очень трудно. Правда. Безумно трудно, но я…
— Ты меня любишь?
— Что?
Поднимаю глаза, чувствуя, как моментально начинают дрожать губы.
Зачем он так? За что?
Я… не могу так. Это не честно!
— Ты любишь меня, Милана?
— Я… нет… да… я… Господи, ты же сам знаешь!
Вскакиваю, мне нужно бежать отсюда. Быстрее.
Но конечно же я не успеваю, оказываюсь поймана. Прижата.
— Всё, всё… тихо. Я понял. Я не буду.
— Не ломай свою жизнь.
— Что?
— Не ломай жизнь сына и жены. Так нельзя. Так не честно.
— А мою жизнь честно? А твою?
— Мы… я…
— Что? Что «мы», «я»? Мы не живые? Или мы сильнее? Или наша жизнь ничего не стоит? Я не понимаю!
— Я тоже… я не знаю как правильно, но вот так нельзя!
— Как нельзя? Признаться честно, что я полюбил и хочу развод?
— Но это же получается будет так же, как…
— Так же как что? Ты хочешь сказать, что я поступлю так же подло как твой бывший муж?
— Еще не бывший.
— Не важно. Бывший. Ты для него бывшая, понимаешь? Сравниваешь меня с ним?
Арс почти орёт. В кафе никого, но бариста и официантка замерли, глядя на нас.
— Арс, перестань.
— Я не твой муж.
— Я знаю.
— Пока…
— Нет. Ты не мой муж. Ты другой. Ты…. Ты Север. Но сейчас ты создаёшь такую же ситуацию.
— Да! Представь! И не только я, но и ты! Мы оба создали такую ситуацию! Тысячи людей создают такую же ситуацию. Потому что любовь случается, понимаешь?
— Случается?
— Дурацкое слово. Приходит. Наступает. Не знаю. Прыгает из-за угла.
— Из-под земли… — цитирую я вечный роман.
Вспоминаю о своей работе. Я хотела включить в список то самое место, где на Маргариту выскочила любовь. Из-под земли.
Это произошло в переулке, она свернула с Тверской на Большой Гнездниковский. Там находится знаменитый дом Нирнзее. Кто любит старые советские фильмы наверняка бы узнал его крышу на которой поливала цветочки Людмила Прокофьевна Калугина из «Служебного романа»…
Господи, о чём я думаю?
О любви.
Всё в этом мире о любви. И ничего не стоит любви.
У меня звонит телефон. Сын.
Господи.
— Да?
— Мам, ты где? Мы уже подплываем к пристани.
— Я тут… я рядом, я бегу.
— Я провожу, — безапелляционно заявляет Арсений.
— Не надо.
— Я уйду. Они меня не увидят.
Конечно, я ему позволяю. И он на самом деле показывает мне проход к пристани и уходит. Не обернувшись. Быстрым шагом.
Злой.
Больно.
— Мам? — это Рита. Спрашивает. Требует объяснений.
Что мне сказать?
— Как… поплавали?
— Прикольно, жрать охота. Я тут нагуглил недалеко прикольная раменная, пойдём? Говорят настоящие рамены там.
— Пойдём.
Киваю, и иду за сыном.
— Мам? — снова Рита.
— Что? — падаю в пропасть.
— Это он, да? — она говорит тихонько, чтобы не слышал брат. Не сказала? Или что?
Киваю. Просто киваю.
— Расскажешь? Он красивый. — шепчет загадочно. Боже, ей десять! Всего десять! Могу я с ней это обсуждать?
— Давай потом, пожалуйста.
— Ты на нём женишься?
— Не женишься, женятся мужчины, женщины выходят замуж.
— Кто там замуж выходит? — резко поворачивается Никита.
Чёрт. Смотрит.
Значит тоже видел? Явно, потому что разглядывает меня так…
— Никто. Идём, вы голодные.
Мы продолжаем идти. Я по московской привычке бегу, словно сдаю стометровку. Вечно меня не догнать. И дети семенят. Не отстают.
Кто там выходит замуж… Если бы всё было так просто. Взять и выйти замуж.
Я не хочу так. Не могу. Мне страшно.
На чужом несчастье счастья не построишь.
Или всё это глупости, придуманные теми чьё счастье внезапно разрушила вот такая вот вынырнувшая из-под земли любовь?
Любовь.
Он спросил, люблю ли я его!
Он что, не знает?
Или ему нужно было именно услышать? Почему я не смогла это сказать?
В раменной много народу, в основном молодежь. Немного странное заведение, но дети хотели. Нас сажают, приносят меню, Никита что-то читает в телефоне, объясняет нам, что надо заказать, что тут «маст-хэв». Я не особо фанат раменов, но заказываю. И еще какие-то креветки в темпуре. Рита спрашивает, можно ли ей тоже суп и второе, и еще напиток и десерт.
Можно, деньги есть. Заказываем.
Приносят на удивление быстро. Еще меня поражает то, что официантка становится перед нами на колени, вернее приседает на корточки.
Никита смотрит с восхищением. Я понимаю, что он сюда пришёл чтобы именно это увидеть.
Суп очень вкусный. И креветки. И дети в восторге, с удовольствием уминают.
Я на меня накатывает такая усталость. Просто жесть.
— Мам, а если ты выйдешь замуж мы в Питер переедем?
— Никуда я не выйду.
Выдыхаю, сцепив зубы, а потом резко встаю.
— Извините, я на минуту.
Ухожу в уборную.
Дети не должны видеть как я реву.
Я же сильная. И тушь потекла.
Господи, какая же я жалкая!
Влюбилась как школьница, как дура! Возомнила себя женщиной вамп, роковой красавицей.
Что делать? Что теперь делать?
А если Арс на самом деле разведётся?
Мысль об этом прокатывается по телу таким всплеском бешеной радости, что мне дурно. Словно кровь моя резко сменилась на самое шипучее шампанское и пузырьки взрывают вены и артерии.
И сердце на части.
Если он разведется, мне придётся переехать в Питер? Или он поедет в Москву? У него тут бизнес. У меня там вся жизнь. Родители. Дети. Коржик.
Что делать с этим? С моей устоявшейся жизнью?
Боже, Мила, кому ты врешь, твоя жизнь развалилась!
Да, но жизнь детей пока нет. Они там учатся. У них друзья. Увлечения. Секции, кружки.
Жизнь.
Я делю шкуру неубитого медведя.
Арс еще не развёлся. И я не хочу, чтобы разводился.
Я не смогу с этим жить.
В «Октябрь» возвращаемся на такси. Еле тащу свою задницу по лестнице. В холле небольшая стайка пожилых дам. Тут вечно какие-то мероприятия проводят. Похожие на собрания секты или мошенников, которые что-то продают. Одна фигура выделяется.
Молодая девушка. Красивая. Дорого и стильно одета.
Я сразу понимаю кто это. Бледнею. В голове шум, уши закладывает.
Протягиваю сыну карту.
— Поднимитесь в номер, я… я зайду в сувенирную лавку.
— Я с тобой, мам, можно?
— Рит, не сейчас, я не буду покупать, приценюсь.
— Ну, ма-ам!
— Рита, в номер! — очень резко говорю. Я так с детьми не разговариваю обычно. Зато сразу понимают.
Остаюсь одна, и она подходит.
— Здравствуйте, Мила… Милана.
— Добрый день.
— Я тоже Мила… Людмила. Жена Арсения.