Ген свободы

Глава 18 Поступь прогресса — 4

На следующее утро к нам явился Орехов.

Его визита мы не ждали: встав позже обычного после треволнений вчерашнего вечера, мы с шефом только заканчивали утренний чай. Мы не торопились, потому что к шефу, как правило, так рано клиенты не приходят.

Оба мы пребывали в задумчивости: я пыталась уговорить себя, что мои подозрения об участии Златовского не оправданы. Ну в самом деле, он все-таки биолог, а не инженер! Кто бы не собрал эту излучающую арку, был инженером.

Шеф, очевидно, напряженно обдумывал примерно то же самое.

Со стороны мы, должно быть, представляли собой весьма идиллическую картину. Васька, уже допускаемый к завтраку, не интересовался ни чаем, которым я пила, ни газетой, которая лежала на столе перед его отцом, а мирно посапывал у меня на коленях, свернувшись в ярко-рыжий клубок. В недавно вымытое приходящей горничной под чутким руководством Антонины окно особенно весело и празднично, по-весеннему, лился яркий солнечный свет. Казалось бы, в такой обстановке только радоваться жизни!

Но на душе ни у меня, ни у шефа не было легко.

Вчера, когда мы вернулись с дирижабля и я немного пришла в себя, мы обсуждали проблему арки и странного плана Соляченковой допоздна; шеф отправил записки Пастухову и еще кое-каким своим знакомым. Пастухов явился лично, они о чем-то довольно долго говорили в кабинете. Мне было страшно любопытно, но на меня навалилась ужасная усталость — то ли после обилия впечатлений, то ли после воздействия арки, — и я заснула прямо в кресле в гостиной. Пришлось Прохору осторожно будить меня и в полусонном состоянии провожать наверх.

За завтраком шефу удалось в общих чертах ввести меня в курс дела: особа, которая баллотировалась в мэры и которая частично проплатила прием на дирижабле, действительно один из прикормышей Соляченковой; но что именно затевала депутатша, кто смонтировал эту арку на дирижабле и что она делает, оставалось загадкой.

Пастухов, пообщавшись с Мурчаловым, тут же на ночь глядя получил разрешение на обыск и вместе с напарницей, инспектором Салтымбаевой, явился на «Прогресс». Однако это ни к чему не привело: арка уже была разобрана в целях противопожарной безопасности. По словам капитана дирижабля (которого, кстати, я так и не увидела), она представляла собой всего лишь декоративную конструкцию, которая должна была в кульминационный момент вечера засветиться разными огнями. Таковой она и проходила по документам.

Пастухов действительно уловил на борту запах эннония, который мог бы ассоциироваться с контрольными булавками, но он был очень слаб, и, в принципе, мог действительно исходить от гондол с двигателями: в них применялись очень небольшие фрагменты этого минерала для увеличения подъемной силы.

В общем, генмодам Необходимска было ясно, что Соляченкова что-то затевает. Однако что именно и каким образом — оставалось под большим вопросом.

У меня же кроме этого остался на душе какой-то осадок, и я никак не могла сообразить, в чем же тут дело…

Об Орехове доложил Прохор: он отправился открывать, как всегда, когда мы с шефом находились за столом. Если бы мы уже поели, делать это было бы моей обязанностью.

Он зашел в гостиную и доложил:

— Никифор Терентьевич Орехов, с возможным заказом. Где изволите принять?

Прохор, разумеется, не спрашивал, будет ли шеф его принимать. Понятное дело, что такому клиенту, как Орехов, не отказывают… особенно учитывая то, что он явно имеет отношение ко вчерашнему случаю!

И тут я поняла, откуда у меня эта тяжесть на сердце. Нет, дело не в том, что я подверглась воздействию управляющей булавки. И даже не в том, что у меня испортилось самочувствие настолько, что кому-то пришлось вытаскивать меня с дирижабля на руках. Просто Орехов, оказывается, подспудно мне нравился! Мне импонировали его манеры, его авантюризм, который явственно проявился во время дела о Таинственном таксисте, его технический энтузиазм.

Вместе с тем, он, оказывается, общался с Соляченковой настолько плотно, что она называла его по имени. Он вел переговоры о покупке дирижабля — то есть, прошу прощения, о том, чтобы вложиться в дело кумпанства, которое этим дирижаблем владело — и тут на этом дирижабле обнаружили загадочный прибор, который не мог не иметь некоего зловещего назначения!

Мне не хотелось думать, что Орехов мог явно или неявно быть одним из тех людей, что давали приют Златовскому и планировали нечто неудобоваримое в отношении генмодов, но многие признаки указывали именно на это. Да, если уж на то пошло, к убийству Стряпухину он тоже ведь имел какое-то отношение!

Однако, когда Орехов вошел в гостиную, я приветливо улыбнулась ему и поздоровалась, постаравшись ничем не выдать своих подозрений.

Орехов вежливо поприветствовал нас и коротко поклонился.

— Прошу вас, садитесь за стол, — пригласил его Мурчалов. — Сейчас Прохор принесет вам чаю.

Почему-то я была уверена, что Орехов откажется, сославшись на свою занятость и на то, что он ненадолго. Но наследник крупнейшей магнатши Необходимска кивнул, как ни в чем ни бывало, и умостился за наш скромный стол. А когда Прохор действительно принес ему еще одну чашку, спокойно выпил ее и похвалил булочки Антонины, стоявшие в корзинке на столе. Впрочем, булочки, на мой взгляд, заслуживали похвалы даже ценителя самой изысканной кухни!

— Спасибо, я передам нашей экономке, — кивнул шеф. — Однако на случай, если вы сомневались: у нас не принято поддерживать за столом светскую беседу, особенно с людьми, которых уже хорошо знают в этом доме. Так что если пренебрежение манерами вас не шокирует, можете излагать свое дело немедленно. Я вижу по глазам, что вы торопитесь.

— В самом деле, — проговорил Орехов. — Дел у меня немало. Однако ни одно дело не стоит возможности провести несколько лишних минут в такой приятной компании, — говоря это, он перевел взгляд с шефа на меня и слегка улыбнулся.

Показалось мне, или я слегка покраснела?

Почему-то некстати вспомнилось, что это Орехов нес меня на руках. Тогда мне было не до того, а сейчас я сообразила: шел он твердо, и руки у него не дрожали. Меня еще никогда на руках не носили, разве что Прохор в детстве. Почему-то это волновало.

Однако, сказав все это, Орехов не возобновил обмен любезностями, а действительно перешел к делу.

— Василий Васильевич, — сказал он, — я знаю, что вы занимаетесь не самыми тривиальными случаями. Однако мне также известно, что порою вы беретесь за дела, которые составляют традиционную сферу интересов частных сыщиков…

— Бывает и такое, — благосклонно кивнул шеф. — На самом деле я редко отказываюсь от дел, тривиальны они или нет, просто не всегда мы с клиентами сходимся в цене.

Это правда: если шефу неинтересно чем-то заниматься, он частенько заламывает гораздо больше, чем было бы разумно. Находятся те, кто платит, и тогда шеф выполняет назначенную работу без жалоб.

— Мне хотелось бы, чтобы вы занялись от моего имени проверкой моих возможных деловых партнеров, — сообщил Орехов. — Кумпанством «Ния хоризонтер». Подозреваю, что в их делах не все чисто.

Я так и замерла, не донеся чашку чая до рта. Что это, он догадался о наших подозрениях и решил сделать ход конем, чтобы их разрешить? Так сказать, отвести глаза врагу? Да нет, для этого Мурчалов должен быть одним из глав некой оппозиционной силы, противостоящей Соляченковой, и Соляченкова должна об этом знать, и сказать Орехову, как своему союзнику (или подчиненному). А шеф никакой такой оппозиции не возглавляет, он просто обеспокоенный гражданин…

Или все-таки?..

Я вспомнила кое-какие намеки, кое-какие таинственные дела, которые шеф вел с Пастуховым и даже с профессором Рогачевым (козлом Матвеем Вениаминовичем), и мне стало ясно, что ситуация еще сложнее, чем мне до сих пор представлялось.

— Как интересно, — мурлыкнул шеф, возможно, задавшись тем же вопросом. А возможно, ему, в отличие от меня, уже было все ясно. — И что же заставило вас так думать?

— Лишь очевидное, — пожал плечами Орехов. — Мои возможные партнеры без моего ведома позволили политику из Необходимска проспонсировать часть рекламной кампании, да еще и разрешили ему установить на борту непроверенный агрегат. Хочу выяснить, что это: обычное разгильдяйство или часть более сложной игры, в которой мне отведена роль пешки, — он улыбнулся в усы. — Я, знаете ли, очень не люблю быть пешкой.

Как я уже выяснила после недавней работы на Вильгельмину Бонд, даже рутинные сыщицкие задачи могут оказаться весьма и весьма опасными. Поэтому я уже предвкушала проверку «Ния хоризонтер» на вшивость как возможность продемонстрировать свои лучшие качества. Кто знает, вдруг они как-то замешаны в котле, где варится Школа детей ночи? В конце концов, и те и те явно связаны с Юландией… И что за блюдо готовит Соляченкова из этого месива? Крайне сомневаюсь, что нам оно понравится!

Однако не тут-то было: меня Василий Васильевич направил совсем на другой фронт работ.

— А вы, дорогая моя, займитесь нашей первой клиенткой, — сказал он мне.

— Какой первой клиенткой? — опешила я.

— Ну как же! Мягколап Ксения Олеговна, или вы уже забыли? А ведь она лишь вчера утром обратилась к нам за помощью!

И в самом деле, очаровательная кошечка совершенно вылетела у меня из головы.

— Вы хотите, чтобы я занялась ее делом самостоятельно? — недоверчиво осведомилсь я.

— Почему бы и нет? — Мурчалов взмахнул хвостом. — По-моему, у вас уже неплохо получается.

— Неплохо⁈ — я хотела было перечислить все свои провалы в последних случаях, когда мне приходилось действовать хоть с какой-то долей самостоятельности, но замолчала. В чем-то шеф был прав. Пусть я и влипала в неприятности, дело мне обычно удавалось завершить более или менее успешно…

— Кроме того, я не думаю, что в этом доме вам что-то грозит, — продолжил шеф задумчиво. — Отправляйтесь, посмотрите на эту семью, соберите побольше информации, поговорите со слугами, возможно… Это кое-что прояснит. Деньги на расходы возьмите в секретере, — не успела я обрадоваться, как он добавил: — Только на извозчика тратиться не вздумайте, не так уж это и далеко!

Тут шеф был, конечно, прав. Всего-то восемь остановок на трамвае.

Пока я добиралась туда, как раз раздумывала, как получше завязать разговор с домочадцами Вельяминовых. Предлог для этого у меня уже был, нужно было только построить в голове мостик от этого предлога до интересующей меня темы…

Как ни странно, приемам сбора информации у свидетелей меня учил в основном Прохор, а не шеф. То есть шеф, разумеется, тоже что-то рассказывал, однако ему, будучи генмодом, работать с людьми было не особенно удобно. А у сообществ генмодов свои правила, и на людей соответствующие приемы перенести не всегда удается.

Так вот, в былые времена Прохор обычно переодевался коробейником и пытался что-то продать. Мне он предлагал заняться распространением косметики: хороший, мол, способ пообщаться со служанками. Однако с косметикой у меня никогда не выходило: не то чтобы я не разбиралась в предмете, хотя сама ею и не пользуюсь — долго ли разобраться, если есть желание, все-таки не аэродинамика! Просто разговаривать со свидетелями шеф поручал мне так редко, что за месяцы, прошедшие с одного случая до другого, набранная якобы для продажи косметика успевала безнадежно засохнуть, прокиснуть и испортиться. А каждый раз покупать новую, чтобы потом выбросить — накладно!

Так что я изображала из себя торговку книгами в разнос.

Сначала было думала заняться журналами, но у журналов та же беда: они быстро устаревают. Книги — другое дело. Можно набрать любовных романов и детективов, хоть в виде пьес, хоть в виде дешевых, так называемых «лубочных» изданий с цветными картинками — спрос на них есть всегда.

Один только недостаток: тяжелые они! Вот где бы пригодился извозчик… Но тут уж ничего не поделаешь. Зато я схитрила: взяла с собой лишь пару связок самых дешевых изданий с легкими переплетами из тонкого картона, как будто все остальное я уже распродала.

Вельяминовы жили на границе Медного и Рубинового конца. Точнее, в той особенной зоне, где суета и безумие насыщенного студиозусами Рубинового перетекает в скуку и сдержанную фешенебельность Медного. Их дом типовой застройки походил на наш: без окружающего его двора он стоял в ряду точно таких же одинаковых домов, парадное крыльцо выходит на улицу, черное крыльцо — на задний двор.

Кстати, задние дворы здесь одно название, у нас, на улице Нарядной, где дома современнее, они больше. Но при этом недвижимость в этой части города стоит дороже. Поди разберись в экономических причудах!

Поскольку черные входы соседних домов также выстроились в линию, картина, когда несколько служанок, сидя каждая на своем крыльце — или вместе на чьем-то одном, — весело переговаривались, была тут совершенно обычной. Иногда служанки еще при этом выполняли какую-нибудь нехитрую домашнюю работу, которая занимает руки, но оставляет свободной голову: например, начистку медной домашней утвари.

Этим-то я и воспользовалась, благо, мне повезло: пользуясь солнечным весенним днем, на заднем дворе нужного мне дома как раз выбивала ковер женщина в чепце, параллельно обсуждая со своей соседкой злоключения какого-то извозчика Михаила.

— … А я тебе говорю, это как нарыв! — с жаром повествовала «моя» служанка. — Он должен был рано или поздно прорваться!

— Ну так и я о том… — соглашалась ее товарка, лузгая семечки. Кроме них она, судя по всему, ничем занята не была.

— А он своей ложью ненужной всем хуже сделал! И теперь разлетится, и прилетит каждому! Гораздо лучше бы…

Я не собиралась прерывать этот диалог: мне ужасно любопытно вдруг стало, что же такого натворил этот Михаил и чем грозит его ложь окружающим. Но тут служанки меня заметили.

— Доброго дня, барышня, — вежливо сказала женщина из нужного мне дома. — Вы к нам, что ли?

— Да вот, думаю, — весело сказала я, благо, тема их разговора подсказала мне идею. — Не заинтересуют ли вас занимательные истории про коварство, любовь и измену? А то у меня их — выбирай не хочу!

В доказательство я приподняла руку, в которой несла связку дешевеньких изданий.

Прохор мне когда-то говорил, что разбивать первый лед — самое трудное. В половине случаев, если не больше, таких торговцев вразнос прогоняют. Спасений тут два: если слугам в это время совсем нечего делать (а может быть, у них есть тяжелая, но несрочная работа, которую они не прочь отложить), и ты становишься желанным поводом отвлечься. Или же если твой товар их в самом деле заинтересует.

Еще, говорил Прохор, годится легкий флирт, если попадется субъект противоположного пола, но только на крайний случай. Такое работает без сучка без задоринки только в остросюжетных рассказах и романах; на самом деле, стоит чему-то пойти не так, как человек, из которого ты пытаешься добыть сведения, обидится насмерть, и прости-прощай с таким трудом наведенные мосты!

Но тут мне повезло — или же я в самом деле хорошо подобрала наживку. Глаза у обеих служанок буквально загорелись.

Тут же нужная мне женщина (ее звали Вика) пригласила меня на кухню, служанка из соседнего дома (по имени Лена) к нам присоединилась — а еще через пять минут мы пили чай, перемывая косточки всем вокруг, от извозчика Михаила, чья история на поверку оказалась совсем не такой интересной, как можно было подумать, до хозяев дома Вельяминовых. А это-то мне и было нужно.

— Вот по секрету вам скажу, наш-то хозяин тоже хозяйке изменяет, — делилась Вика. — Уходит рано, приходит поздно, дома не ночует…

И она вкратце пересказала нам все то, что я и так знала от Мягколап.

— Да, тут и говорить нечего, изменяет, — закивала Лена. — Я так думаю — с самой этой депутатшей!

— Да какое с депутатшей! Она хозяйки нашей старше, а внешне ей в подметки не годится! Вот помощница ее…

Я тут же заинтересовалась. Помощница Соляченковой, Анастасия Камская, мелькала уже в деле о Детях ночи. Лично я ее не видела, и даже вырезки в газетах мне найти не удалось: помощница одного из депутатов все же персона не настолько важная, чтобы с нее делали фотографию. Однако шеф характеризовал ее как хваткую и опасную персону, правую руку Соляченковой.

— А что, эта помощница сама к вам домой приходила? — спросила я, не скрывая любопытства.

— Еще как приходила! Да не раз! — сообщила Вика. — Еще и когда хозяйки нету! Еще и в кабинете с ним запиралась!

— Вот тебе на! — захихикала Лена. — В кабинете! Места получше не нашли!

— Да нет, — махнула рукой Вика, — ничего они там не делали, разговаривали просто. Уж я бы заметила, если что. Я же там убираюсь, да и слышно было бы… Они даже и не разговаривали там почти, все больше бумагами шуршали…

Из этой ремарки я сделала вывод, что Вика подслушивала у замочной скважины.

Тут под дверь на кухню, захлопнутую на полотенце, просунулась знакомая белоснежная лапка. В пару ловких движений дверь была отворена, и наша клиентка, Ксения Мягколап, вбежала на кухню.

На сей раз на ней не было ни сапожек, ни шляпки, а голубой ошейник она сменила на розовый, украшенный искусственным цветком неизвестного ботанике (или хотя бы мне) вида. Но выглядела она при этом такой же ухоженной, элегантной и безмятежной, как и тогда, когда появилась у нас в саду.

За секунду я успела выругать себя на чем свет стоит: нужно ведь было предупредить ее, что я явлюсь собирать информацию именно сегодня, и буду инкогнито! Стоит ей заговорить со мной, как все пропало! То есть не все, но мое задание, определенно, будет загублено.

Однако Мягколап оказалась на высоте.

Она мяукнула, потом сказала просительным тоном:

— Вика, налей мне простокваши!

Я ожидала, что Вика поднимется и пойдет доставать простоквашу со льда, или где она тут стояла. Но служанка вместо этого уперла руки в боки:

— Еще чего! Кто-то отлично пообедал совсем недавно!

Надо же! Сложно было представить, чтобы Антонина когда-либо отказала Василию Васильевичу в лакомстве! Правда, Василий Васильевич платил ей зарплату, а Мягколап находилась на положении наемной прислуги, пусть, наверное, рангом повыше, чем сама Вика…

В ответ на отказ Мягколап сделала нечто удивительное. Никогда бы не подумала, что буду наблюдать генмода, совершающего нечто подобное!

Она подошла к Вике и потерлась о ее ноги спиной и мордочкой, изгибая хвост вопросительным знаком.

— Ну Викуля, ну пожалуйста, — умильно проговорила Ксения, громко урча и заглядывая Вике в глаза снизу вверх.

— Хозяйка велела тебе простоквашу не давать, понос у тебя от нее, — ответила служанка ворчливо, но по тону было ясно, что она вот-вот сдастся.

— Ну немножко! Хозяйке и знать не обязательно!

— Ладно, может, попозже, — проговорила Вика неохотно. — Сейчас видишь, чай пьем. Да не отвлекай, а не то пинка отвешу!

— Не буду отвлекать, так, помурчу вам тут, — проговорила Мягколап, ничуть не смущенная таким приемом. — Вот этой милой девушке помурчу!

С этими словами она ловко запрыгнула прямо мне на колени и начала тереться уже об меня. Кстати говоря, в отличие от других котов, она не оставила на моем темном платье ни шерстинки. Обычно кошки, даже генмоды, особенно те, кто ведет домашний образ жизни, всегда хоть немного линяют. Мягколап, наверное, следила за своей шубкой особенно тщательно: шефа вычесывает Прохор, но я видела приспособления, с помощью которых генмоды могут делать это самостоятельно. Или нашу клиентку вычесывал кто-то из домочадцев…

— Спасибо, что явились так быстро, — прошептала Мягколап, довольно потирая затылком мой подбородок.

— Ишь ты! — воскликнула тем временем Лена, соседская служанка. — Как она быстро к вам прониклась-то! Я думала, она недотрога…

— Да ничуть не бывало, — фыркнула Вика. — Как вкусненького захочет, так ко всякому ластиться будет!

— Как хорошо ты меня знаешь! — ничуть не смущенная, проговорила наша клиентка.

И тут я впервые задумалась о том, почему генмодов, работающих любимцами в семьях, настолько не уважают.