Ген свободы

Глава 7 Во всем виноваты вампиры — 2

Перед тем, как отправиться на встречу Школы, я зашла на квартиру, которую сняла мне Вильгельмина — нужно было оставить там сумку с вещами, которую я приволокла с собой, да и просто оглядеться. Как сказала Вильгельмина, отныне я должна была делать вид, что работаю помощницей бухгалтера в одном из кумпанств, имеющих представительство в Медном конце. Она добавила, что сейчас у меня якобы двухнедельный отпуск: это нужно было для упрощения контактов с подозреваемыми.

Тут я удивилась, что такие кумпанства вообще были: до сих пор я думала, что все сколько-нибудь значительные конторы располагаются в Дельте и Аметистовом конце… может быть, в Морском, если их деятельность связана с заморской торговлей, или уж в Оловянном в крайнем случае! Но что делать предпринимателям в этой сонной заводи?

Однако, по словам Вильгельмины Бонд, такие нашлись, причем немало.

— Странно слышать старомодные речи от такой молодой девушки! — сказала она с легким смешком. — Границы концов размываются все сильнее с каждым годом. Сейчас больше смотрят на то, где сколько людей живет и где земля дешевле, чем на традиции.

Мне оставалось только покивать с умным видом.

Квартира на деле представляла собой всего одну комнату на втором этаже небольшого доходного дома. Дом был выкрашен в ярко-синий цвет (вся улица здесь щеголяла разными оттенками синего и называлась, что неудивительно, Голубой) и сначала мне очень понравился. Тут во дворе даже росли липы и яблони!

Комната моя под самой крышей, с крутым скосом чердака, тоже показалась мне на диво симпатичной. Я даже подумала, что если бы в самом деле решила съехать от Василия Васильевича, то присмотрела бы нечто в этом роде. Если бы не одно но…

Квартирная хозяйка, пожилая особа с жестким седым волосом, торчащим из бородавки на подбородке, проговорила визгливым голосом:

— Молодых людей не водить! Свет чтобы после одиннадцати не горел! Домашних животных и генмодов не таскать!

Я едва удержалась от едкого замечания, что, мол, я и сама генмод, разве что без шерсти и перьев. И, раз так, ей, конечно, не стоит сдавать мне комнату.

А вообще-то странно, что эта женщина (язык не поворачивался назвать ее дамой) позволила себе такие откровенные анти-генмодные высказывания. Мне-то казалось, в нашем городе они моветон. Это где-нибудь в Галлии или в Сарелии принято провозглашать, что все беды от генмодов!

— Хорошо, госпожа Островская, — смиренно произнесла я, опустив глаза долу. — Ни молодых людей, ни животных.

Вильгельмина Бонд мне посоветовала играть роль скромной, неуверенной в себе девушки. Так «дети ночи» скорее на меня клюнут. Значит, практиковаться можно начать и пораньше.

Напрягая свои актерские способности, я воображала, что хозяйка сказала бы, вздумай я привести к себе оборотня? Например, Эльдара Волкова. Ее бы, наверное, удар хватил.

— Хм-м… — хозяйка смерила меня взглядом, решив, видно, что я сгожусь. — Тетка ваша внесла оплату за неделю, но смотрите, не задерживайте! Если в понедельник не заплатите дальше, выкину все вещи на улицу, так и знайте!

— Ясно, госпожа Островская, — снова смиренно склонила я голову.

Если повезет, в понедельник меня тут уже не будет.

Едва я разложила вещи в комнате, как пора было идти на собрание. Вильгельмина еще у себя дала мне брошюру с их рекламой: картонку из неплохой бумаги с черно-белым изображением средневекового замка на фоне лунной ночи. Текст внутри гласил:

'Чего хотят от нас боги?

В кого бы вы ни верили, в христианского Бога, в Аллаху или в Будду — оглянитесь вокруг, и вы поймете, что мир не живет по их заветам! Все катится в пропасть, солнечный день, кажется, отступил навсегда, и ночь смыкает над вами свои крылья.

Но так ли это плохо? О чем НА САМОМ ДЕЛЕ говорится в священных книгах? Как жить под сенью черных крыл? Приходите к нам — мы научим! Собрания первого уровня изучения священных книг каждую субботу в пять вечера по адресу ул. Высоких лип (Медный конец), д. 5, второй этаж, Школа детей ночи'.

По мне, так звучало просто редкостно глупо. Я бы в жизни на такой призыв не откликнулась. Но, очевидно, желающие находились, потому что уже по дороге к улице Высоких лип мне встретились две девушки с такими же брошюрами в руках.

А когда я поднялась по скрипучей лестнице старинного деревянного дома на второй этаж, то уже с лестничной площадки было слышно, где Школа проводит свое собрание: только одна дверь была открыта, и оттуда доносился оживленный гул примерно десятка голосов.

Я нерешительно заглянула за косяк. Сама не знаю, чего я ожидала. Может быть, бального зала, где по стенам будут развешены черные драпировки. А вместо этого меня ждала обычная светлая, ярко освещенная комната, в которой вкусно пахло пряностями.

С удивлением я увидела на столике, сервированном в углу, несколько открытых бутылок не самого плохого вина, два кувшина, наполненных до краев красной жидкостью (наверное, этим самым вином) и ряд стаканов. Оттуда и пахло специями: очевидно, в вино что-то добавляли.

Ну и ну! Если тут бесплатно наливают, тогда не удивительно, что эти собрания крайне популярны. Одно и странно, как очередь не вываливается на улицу.

Из прочей обстановки в комнате было только несколько рядов неудобных деревянных стульев без обивки. Как бы хорошо ни шли дела у культа, очевидно, тратиться на удобную мебель местные заводилы посчитали лишним.

Человек в комнате в самом деле уже собралось пара десятков. К моему удивлению, никто из них и не думал притрагиваться к вину. В основном все сидели или стояли небольшими группками, оживленно беседуя. По большей части женщины и девушки разных лет, хотя было среди них и несколько мужчин. Один сразу же обратил на себя мое внимание необыкновенно длинными волнистыми светлыми волосами, которые он носил распущенными до талии. Я впервые видела мужчину с таким украшением.

Простоволосых женщин в комнате тоже было немало. В пансионе мадам Штерн воспитывали довольно строго, и мне стало от этого неуютно: конечно, сейчас нравы изменились, многие позволяют себе гулять по улице без перчаток и даже без шляпы, да и короткие стрижки без укладки теперь норма… Но распущенные длинные волосы у меня все еще ассоциировались либо с сумасшествием, либо с чем-то интимным, вроде отхода ко сну.

Все-таки я справилась с неловкостью и переступила порог.

Тут же одна из этих простоволосых женщин, в черном шелковом платье и с крупным деревянным крестом на груди, выставленным на всеобщее обозрение, буквально налетела на меня с распростертыми объятиями.

Ее доброе круглое лицо лучилось таким счастьем, как будто я была ее потерянной и давно не виденной младшей сестренкой. Вообразите себе, как я растерялась: никогда в жизни я прежде эту женщину не видела!

— О, вы новенькая! — воскликнула она.

К счастью, у нее хватило деликатности не обнять меня, она просто схватила одну мою руку в две своих. Ладони у нее были сухие и теплые.

— Д-да, я первый раз, — пробормотала я. — А разве эти собрания не для новичков?

— О нет, что вы, — она улыбнулась. — Это собрания первого уровня обучения. На нем можно задержаться столько, сколько вам нужно, пока вы не будете готовы перейти на второй уровень. Некоторые ходят много недель, другим и одного посещения хватает. Мое дневное имя Светлана. А вас как зовут?

— Анна, — сказала я. — Анна Васильева. А что значит дневное имя?

Мы с Вильгельминой не стали менять мне имя — Анн в Необходимске полно! А вот фамилию решили на всякий случай выбрать другую, хотя моя настоящая тоже не самая редкая.

— У посвященных обычно два имени — дневное, под которым знает их мир, и ночное, под которым их знают другие посвященные… но тс-с, это пока секрет, вам об этом потом расскажут, — все еще улыбаясь, Светлана приложила палец к губам. — Идемте же, я вас познакомлю с другими посвященными!

Очень скоро я была представлена еще нескольким женщинам вроде Светланы — тоже простоволосым, в черном. Все они были молоды, но не слишком, все держались со мной чрезвычайно ласково. Также я познакомилась с еще несколькими женщинами из «частых посетительниц» — эти все были постарше, и как одна с печатью недовольства жизнью на лице. Было в комнате и несколько случайно забредших: одна девушка примерно моего возраста — судя по одежде, приказчица в лавке или помощница швеи — и двое молодых мужчин постарше, похоже, студенты. Длинноволосого мужчину звали Стасом, и, как оказалось, именно ему предстояло вести занятие.

Почему-то это меня не удивило.

До начала занятия оставалось еще с четверть часа, и я как-то незаметно для себя оказалась центром небольшой группки из двух или трех (одна время от времени уходила, на ее место приходила другая) женщин в черном. Все они жизнерадостно щебетали, расспрашивали меня о том о сем, но ненавязчиво, с удивительным тактом.

— Знаете, жизнь сейчас действительно такая непростая, особенно для молодых людей, которым приходится самим зарабатывать себе на жизнь, — вздохнула Светлана. — Я ведь немногим старше вас, Анна, но и мне тяжело приходится! А начальство молодежь не замечает, не доверяет ничего серьезного…

— А когда доверяет, то такое ощущение, что и не ожидает, что вы справитесь! — с горечью подхватила я. — Или вообще будто отделаться хочет! Вот мой шеф, например… Вроде бы и доверяет мне, но иногда мне кажется…

Я осеклась. Ну надо же! Еще ведь и не начала всерьез внедряться в этот культ, а уже чуть было не опростоволосилась! Не ожидала, что у них так хорошо поставлено дело.

Я сконфузилась, смешалась, постаралась свернуть разговор, перевести его на другую тему. И тут же вдруг обнаружила, что рассказываю им:

— … И мне так хочется мою подругу нарисовать, вы не представляете! Но предложить совестно. У нее лицо такое, что испортить легче легкого, а как я с ней буду говорить, если испорчу? А ведь все кажется — испорчу обязательно, не нарисую так, как надо! И что, если она во мне разочаруется? Пока она так хвалит мои рисунки, но если не захочет со мной подругой быть после этого?..

Вот ужас, а это с чего я решила рассказать⁈ Мне и впрямь стало страшновато. В самом деле меня заколдовали, что ли?

Но Светлана продолжала гладить меня по руке и задавать наводящие вопросы, и я постепенно успокоилась. Ведь ничего страшного я не сказала, инкогнито свое не раскрыла. Даже хорошо, если они знают одну мою маленькую слабость, скорее поверят в искренность всего остального.

А может быть, Светлана и не специально выпытывает. Может быть, она просто хороший и добрый человек, и я ей сразу понравилась.

«Как же, — сказала та часть меня, которая отчетливо помнила, как больно врезались в тело веревки в подпольной лаборатории Ильи Резникова. — И вот так без всякой выгоды, только тебя увидела, как сразу воспылала к тебе чувствами и поощряет душу выворачивать?»

«Ладно, — ответила я этой части, — как бы то ни было, а все равно ничего страшного я не сказала! Главное, про работу вовремя сдержалась».

Тут на мое счастье все-таки началось собрание, и разболтать больше я бы не успела при всем желании.

Длинноволосый Стас вышел в центр комнаты и замер, ожидая, пока стихнут все разговоры. Я обратила внимание, что одет он был крайне просто: в черные брюки и черную же рубаху, без сюртука. На шее у него висел серебряный медальон в виде причудливого вензеля, больше ничего. В руках он держал книгу, заложенную множеством закладок, которая тотчас вызвала у меня ассоциации с Библией или Кораном — без особых на то оснований.

Впрочем, судя по тому, в какую сторону она открывалась, если это и был Коран, то переводной.

— Друзья мои, рад видеть вас тут! — заговорил Стас. У него был приятный и звучный голос, как у хорошего священника. Такой хочется слушать и слушать. — В наши непростые времена отрадно видеть, что столько адептов и будущих адептов нашли в себе силы искать новое знание!..

Дальше он повел в том же духе. Следить за нитью его речи не всегда было легко, в основном потому, что он произносил слова слишком напевно и мелодично. Пока он говорил, простоволосые женщины незаметно поднялись со своих мест, опустили тяжелые портьеры на окнах и разожгли повсюду свечи, погрузив комнату в теплый красновато-оранжевый полумрак. Запахло какими-то благовониями.

В такой атмосфере я ожидала, что Стас будет склонять нас к какому-то благочестивому поведению, может быть, говорить об общности разных священных книг или о каком-то тайном знании, которое кроется в них во всех — нет! Он говорил совсем о другом, причем вещи неожиданно интересные и даже здравые.

Он говорил о том, что древние священные книги — суть перечень инструкций по выживанию, своды законов, без которых не могли обойтись древние племена. Библия много говорит о том, какие ритуалы нужно выполнять, какую еду и с чем есть; Коран в этом плане ничуть ей не уступает, только добавляет еще больше гигиенических и бытовых инструкций.

— И одна из главных этих инструкций, одно из главных правил техники безопасности, — говорил Стас, — как вы думаете, какое?

Он прислушался, ожидая, видно, от зала какого-то ответа. Однако все молчали, завороженные звучанием его голоса. Я подумала, не сказать мне что-нибудь едкое, мол, «не верьте сладкоречивым красавцам», но вовремя вспомнила, что мне полагается играть роль тихой и скромной девушки.

— Не верь колдунам! — патетически воскликнул оратор.

Это было так неожиданно, что, каюсь, я чуть не рассмеялась. Кто-то из новоприбывших тоже хихикнул — кажется, один из молодых людей. Оглядевшись по сторонам, я увидела, что остальные сидели с постными или донельзя удивленными (тоже новенькие) лицами.

— Ничего в этом нет смешного, — сурово продолжал светловолосый красавец. — Коран называет «сихр», колдовство, одним из самых больших грехов, наряду с оставлением священного джихада и клеветой! Библия говорит нам — ворожеи не оставляй в живых, и все это среди обиходного перечисления правил и приличий, потребных для обычной жизни! Всякий, кто будет ворожить, должен быть изгнан из народа своего — вот что сообщает дальше эта книга. Не слушайте гадателей, тех, кто говорит с мертвыми, тех, кто ходит сквозь огонь и приносит жертвы незнакомым богам, иначе бог разгневается на тебя и истребит тебя, одного или вместе со всем твоим народом, — светловолосый обвел нас долгим внимательным взглядом, в котором мне почудилось что-то гипнотическое. Может быть, виной тому было освещение.

Оратор продолжил говорить. Притом, по его словам выходило, что и Библия, и Коран непреложно верили в колдовство, считали его не просто шулерством, но делом вполне серьезно: мусульманские авторитеты полагали, что колдуны и маги получают сведения от демонов (шайтанов), которые, в свою очередь, перехватывают искаженные сведения от самого Аллаха. Библия же упирает в основном на то, что колдуны, гадатели и прочие деятели подобного рода служат ложным богам, и даже если им что-то удается, то это искушение Господа.

— Иными словами, понимаете ли? Заранее они отвращали своих последователей от всяких контактов с иными верованиями, потому что знали, — блондин особенно выделил голосом эти слова и обвел аудиторию горящими глазами, — абсолютно точно знали, что так называемые ведьмы и чародеи владеют иной силой, способной соперничать с так называемыми божественными чудесами!

После этого он заговорил о той самой энергетике черного и первородной бездне, из которой, мол, черпает силы изначальное колдовство — и потому, мол, черный цвет порицается религией.

Тут я еле утерпела, чтобы не встать и не сказать, что это полная чушь: даже такой атеистке, как мне, известно, что черный цвет в христианстве, напротив, считается как бы не одним из самых благочестивых, знаком смирения — поэтому сутаны священников, например, черного цвета. Что касается ислама, то тут я мало что знаю, но все же сомнительно, чтобы и там отвергали черный цвет! Сколько мне помнится, традиционный мусульманский женский наряд — черного цвета, как раз из того же соображения скромности… или зеленого? Надо бы спросить у Марины. Хотя мусульмане Необходимска редко соблюдают древнюю обрядность… как и христиане, впрочем. Но Марина мне как-то говорила, что в мечеть женщины все равно ходят в отдельные дни и покрывают головы платками…

Однако никто кроме меня этой цветовой ахинее не возмутился, даже тот юноша, который усмехался ранее. Все сидели и слушали очень заинтересованно. Я постаралась изобразить такой же интерес в глазах, но это было сложно сделать, одновременно разглядывая публику.

Поймав мой взгляд, Светлана, все еще сидевшая рядом, взяла мою руку и крепко ее сжала:

— Да, так и чувствуется, что открываются глаза, правда? — сказала она тихим, воодушевленным шепотом. — У меня первый раз было ровно такое же чувство!

Мне оставалось только закивать.

В завершение Стас сообщил, что его Школа давно занимается исследованиями тайн древних колдунов, и в качестве затравки предлагает гостям древний ассирийский гимн, призванный очистить разум и прикоснуться к тайнам природы.

— Я попрошу моих очаровательных помощниц из числа Посвященных одолжить мне свои голоса, — торжественно проговорил «колдун».

Моя Светлана и еще две женщины с готовностью вскочили с мест и встали рядом со Стасом. Две из них оказались такими невысокими, что он легко возложил руки на их макушки. После чего откинул голову назад и запел.

И тут случилось нечто странное.

Я люблю музыку, люблю и пение. Меня сложно назвать ценительницей — никогда не могла понять, что такого, например, в опере. Шефа это приводит в отчаяние: он-то как раз настоящий меломан. Но его ухо слышит больше, чем мое. В любом случае, хорошая песня может меня порадовать, может привести в меланхолическое настроение. Но никогда еще я не слышала такого, что бы могло погрузить меня в настоящий транс!

А именно это и произошло.

Едва я услышала низкое, горловое пение, как мой желудок ухнул вниз — словно при резких маневрах на аэромобиле. Пели они поначалу без слов, просто низкие звуки, бесконечное протяжное «а-а», словно стон или песнопение. Как в церкви, но ощущение было совсем другое. У меня даже мурашки побежали по спине. А потом вступили слова…

Да пребудет, да пребудет вовеки…

Под ночным солнцем, да пребудет,

Да пребудет вовеки, да пребудет,

Под звездным светом, да пребудет,

Да не окончится, да не окончится вовек,

Под гудящим небом да пребудет…

И так долго, не знаю даже сколько. Слова повторялись, но что-то в ритмике каждой фразы заставляло мучительно ждать каждой строчки — то ли подъем музыки, то ли еще что-то. К своему удивлению, я слушала с неослабным вниманием. У меня перед глазами начали проходить смутные картины, удивительные и неясные. Что в этих картинах заключалось, я сказать сама бы не могла, только вот не сразу заметила, что свечи уже погасли, и почти все разошлись — в комнате, кроме меня, остались только Стас, Светлана и другие женщины в черном.

— Милая моя Аня, проснитесь же! — Светлана гладила меня по руке.

— Впервые вижу, чтобы кто-то так глубоко прочувствовал древнюю магию, — Стас смотрел на меня с таким несомненным одобрением, что щеки мои, наверное, покраснели. По крайней мере, я изрядно это подозревала.

— Вы должны, вы просто обязаны прийти завтра, — Светлана снова взволнованно пожала мою руку. — У вас, несомненно, большие способности!

— Способности к чему? — спросила я тупо.

— Как к чему? — воскликнула другая женщина, кажется, Ирина. — К магии.

Мне внезапно стало страшно. В магию я не верила, что происходило со мной, не понимала. Я очень остро вспомнила булавку, которую Златовская прижала к моей щеке. Это было прошлой осенью, но память так ярко вспыхнула во мне, словно прошло не больше недели.

Я вскочила в такой спешке, что отодвинула тяжелый стул. Голова плыла. Мне нужно было выбраться оттуда, выбраться во что бы то ни стало!

— Аня, что с вами? Вам нехорошо? — Светлана схватила меня за руку.

— Мы не можем отпустить вас в таком состоянии, позвольте, мы проводим вас, — проговорил Стас своим низким волшебным голосом. — Где вы проживаете? Вы одна? Может быть, стоит послать за кем-то из ваших родных?

В моем затуманенном сознании отложилось только, что меня хотят удержать, сковать, не пустить. Они снова хотят меня запереть! В клетке!

Всплыли иные картины: стеклянные тубы от пола до потолка, шланг, который запихивали мне в рот, а потом меня в эту трубку, а я маленькая, все вокруг большие, сильные, я не могу пошевелиться…

Я рванулась, Светлана вскрикнула. Похоже, я больно дернула ее руку.

Это меня отрезвило.

Тут же вспомнилось другое: история с «призраком» госпожи Байстрюк и оптическим аппаратом Монро. Тогда я тоже погрузилась в состояние аффекта и все разнесла. Но что простительно один раз, второй — просто позор! Неужели же я не могу справиться с собой? Ведь ничего же, в сущности, не произошло!

И надо радоваться, что у меня нашли какие-то способности к магии… на самом деле я тут же начала подозревать, что этот странный гимн так гипнотически подействовал на меня из-за моего происхождения. Как бы то ни было, это поможет мне втереться в доверие, как хотели Вильгельмина и шеф!

— Прошу прощения, — тихо сказала я. — Я… мне немного не по себе. Да, конечно же, проводите меня! — я поглядела на Стаса, как я надеялась, достаточно робко.

— Может быть, за кем-то послать? — снова повторил Стас, слегка наклоняясь ко мне (при его росте ему и впрямь пришлось наклоняться!) и касаясь моего плеча.

Я мотнула головой.

— Нет, я живу одна. Снимаю комнату на Голубой улице… — я назвала адрес.

— Бедняжка! — сказала то ли Ирина, то ли не Ирина. — Ну, уж теперь-то мы не оставим вас одну!

— Если, конечно, вы сами этого хотите, — мягко добавил Стас.

Хочу ли я? Больше всего на свете я хотела вырваться от них и сбежать за тридевять земель!

— Вы очень любезны, — не знаю, удался ли мне лепет или нет, но, вроде бы, поверили.

И они меня не оставили.

Только выходя из здания под конвоем двух женщин в черном и Стаса, я сообразила, что, прослушав весь «ассирийский гимн» от начала и до конца, так и не поняла, что же там должно «пребыть вовеки».