Ген свободы

Глава 5 Таинственный таксист — 5 (фин)

Аэромобиль набрал еще метра два — и плавно поскользил над крышами в направление Мьенской улицы. Аэромобиль Орехова маячил уже далеко впереди темным пятнышком. Таинственного таксиста видно не было.

Пантелеев ругнулся и поднажал. Сквозь шум ветра я разобрала что-то вроде «чертовы соплячки, что они там намудрили!»

Видно, соплячки — то есть Цой и Румянцева — и в самом деле постарались на славу, потому что как ни пыхтел Пантелеев, расстояние между нами и Ореховым не сокращалось. И даже вроде бы начало увеличиваться — но не потому, что Орехов стремился оторваться. Нет, миллионщик набирал высоту.

— Что он делает, дур-рак, — пробормотал Пантелеев. — Мобили так высоко не летают!

— Но ведь летали, когда вы загоняли Таксиста около парка? — спросила я.

Пантелеев мне ничего не ответил.

Мурчалов произнес спокойно:

— Анна, вам предстоит научиться доверять исполнителям, если уж вы их сами выбрали.

Смешно сказать — я выбрала Орехова в исполнители!

Но почему-то слова шефа меня успокоили. Хотя Василию Васильевичу легко рассуждать. Не его же план вот-вот провалится…

И тут я наконец увидела Таинственного таксиста. Его мобиль летел на одном уровне с нашим, но вдруг заложил петлю и снизился между аккуратными домиками Медного конца. С досадой я осознала, что Орехов не успеет его перехватить, если Таксист не задержится — его мобиль все еще маячил слишком далеко.

Так и произошло: мы успели лишь ненамного сократить расстояние, и даже Орехова отделяло от места посадки еще несколько сотен метров, как мобиль Таинственного таксиста свечкой взмыл в высоту. Ну и скоростной взлет! Мобиль Орехова был на это не способен даже после всех стараний механиков-энтузиасток.

Меня тут же охватило дурное предчувствие: показалось, что, несмотря на все наши старания, несмотря на то, что нам так повезло и мы застали Таинственного таксиста чуть ли не в нескольких шагах, сейчас он все равно увильнет от нас!

Но Орехова пораженческие настроения не беспокоили. Его аэромобиль медленно, едва ли не по сантиметру (с нашей точки зрения), но все же приближался к жертве. Вот только мне казалось, что он не столько стремится сократить расстояние между ними, сколько забирается все выше и выше, чуть ли не под облака. Да с ума он, что ли, сошел?

Даже если предположить, что после реконструкции его аэромобиль выдержит подобную высоту, там ведь адски холодно и ветер сильнее! Да и к Таксисту его это отнюдь не приближает!

Кажется, я сказала что-то из этого вслух, потому что Абрам Пантелеев выкрикнул, неожиданно сменив позицию:

— Да нет, парень-то молодец!

— В каком смысле? — прокричал Мурчалов. Видно, шеф был тут со мной согласен, хоть и призывал еще недавно доверять исполнителям.

— Ежели есть возможность подняться, так надо подниматься. Разменяет потом высоту на скорость, получит прибавку. Так и обойдет этого хмыря. Вот только выдержит ли?

Тогда я поняла план Орехова: он собирался использовать гравитацию, чтобы она дала ему дополнительное ускорение при резком снижении! Ну и рисковый тип! Я присутствовала не на всех испытаниях аэромобиля, но была почти уверена, что таким нагрузкам его не подвергали. Не нужно было быть гениальным физиком или математиком, чтобы понять, насколько серьезны будут нагрузки от такого маневра для пилота и аппарата.

За крышами домов впереди показалось широкое белое полотно Неперехожей. Как говорят книжки по истории, восемь веков назад, во время основания города, она зимой не замерзала, потому ее так и назвали. Но с тех пор то ли течение стало медленнее, то ли климат холоднее, так что теперь зимой полгорода бегает кататься на санках с высокого берега. Муниципалитету даже приходится регулярно проверять толщину льда и огораживать опасные места красными лентами.

Последнее время погода стояла морозная, и издали на широкой белой глади не было заметно никаких красных лент. Правда, я знала, что, если снизиться, никакая это не гладь: лед на реке неровный, встопорщенный, сугробистый. Переходить на тот берег тяжело.

Но мы ведь не пойдем, мы перелетим… Неужели у Таинственного таксиста база на том берегу? С той стороны и города-то почти нет. Там болотисто, и потому почти никто не строился. Лишь недавно появились первые жилые кварталы, а еще я читала проект по строительству дополнительных производственных мощностей, по типу Башен Оловянного конца, тоже на том берегу.

А может быть, Таинственный таксист хочет нырнуть в лес? Его темные безлистные рукава кое-где спускались почти к самому берегу. А выбираться он как оттуда будет? Неужели хватит горючего? А у нас-то хватит — его преследовать?

Ах, что же они творят!

Мы еще не долетели до реки, а Орехов уже начал снижаться к Таинственному таксисту по крутой дуге. Вот тут-то наверняка пригодились ремни, пришитые к креслу! Если бы Орехов стоял или хотя бы сидел непривязанным, наверняка не смог бы выполнить такой маневр.

Теперь два аппарата шли почти вровень. Они неслись друг за другом над рекой, петляя. Мне подумалось, что если бы за ними тянулись следы разноцветного дыма — один раз, во время Дня Города почти пять лет назад, Гильдия таксистов выделывала такое — эти следы сплелись бы красивой косичкой на фоне скучно-белого, заметенного снегом льда. Ну будто тренировались вместе, ничего не скажешь!

И это вдобавок помогло бы отличить одного от другого: на таком расстоянии мне сложно было разобрать, где Орехов, а где Таинственный таксист.

— Быстрее, быстрее! — свободной от поддержания сумки руки я вцепилась в рукав Пантелеева.

— Да я и так со всей мочи! — буркнул он, но я видела, что гильдейцем тоже овладел азарт.

Тут я увидела, что один аэромобиль четко обошел второй — и кажется, это был Орехов; теперь, когда угловое расстояние между мобилями увеличилось, его можно было узнать по силуэту кресла.

Таинственный таксист еще попытался прорваться выше или ниже него — но Орехов надежно блокировал ему все пути.

Тогда такси развернулось и помчалось назад. Но теперь Орехов держался чуть сверху и позади него, не давая подняться выше надо льдом. Пару раз Таксист метнулся в разные стороны, но Орехов каждый раз оказывался молодцом.

— Правильно, правильно! — крикнул Пантелеев в возбуждении. — Под берег его загоняй, под берег!

Миллионщик никак не мог услышать его криков, но, видно, в том и состоял его план. Он действительно гнал Таксиста к высокому берегу, с тем расчетом, чтобы крутой склон помешал тому подняться.

Как назло, мы как раз подлетели достаточно быстро, чтобы этот берег и стоящие на нем дома Медного конца скрыли от нас итог противостояния. Впервые в жизни я пожалела, что не живу в тихом и чопорном Медном конце и не могу увидеть все из окна!

Но Пантелеев заложил петлю над берегом — и мне тотчас стало видно оба аппарата, мирно стоящие на снегу. Стало видно и аэромобиль Салтымбаевой, который порядком от нас отстал — бравая полицейская все же не могла тягаться с многолетним опытом гильдейца. Надо же, а я совсем забыла о них с Цой.

И Таинственный таксист, и Орехов вышли из своих аппаратов — темные фигурки на белом фоне, Орехов спиной ко мне, Таксист — лицом. Чем больше мы снижались, тем лучше я могла разглядеть лицо нашей городской энигмы: он как раз снял большие пилотские очки, надежно закрывавшие его глаза и даже верхнюю часть щек.

Без очков он оказался и вовсе невероятным красавцем: классические, исключительно правильные черты! С таких нужно сделать гипсовые слепки, чтобы учить рисовать детишек в гимназиях: ведь известно, что чем лицо симметричнее, тем проще перенести его на бумагу.

Кроме того, он был строен, широкоплеч — этакий образчик мужской красоты. Орехов, хоть и не уступал ему ростом, по сравнению с ним казался медведем. Тем не менее, я не испытала и тени сожаления от того, что миллионщик поймал этого артиста. Почему-то красивые мужчины, в отличие от красивых женщин, всегда вызывают у меня слегка мстительное чувство. Я будто бы подсознательно подозреваю в них негодяев. Может быть, потому что негодяи в пьесах Народного театра всегда красавцы, и чем красивее, тем вероятнее, что у него целая преступная империя под началом.

Пантелеев опустил наш аэромобиль на лед реки. Я спрыгнула первой и, прижимая к груди сумку с шефом, поспешила к Орехову и Таксисту. К моему удивлению, разговаривали они мирно, Таксист даже улыбался — широко и вроде бы искренне.

Орехов обернулся ко мне.

— Анна Владимировна, Василий Васильевич, разрешите представить вам Петра Евгеньевича Усманова — моего старого товарища по флотской службе!

— Очень приятно, — пробормотала я, переводя взгляд с одного на другого.

— Совершенно согласен, — проговорил шеф. — Петр Евгеньевич, полагаю, вы по-прежнему состоите на действительной службе?

— Ничего подобного, — легкомысленным тоном отозвался тот. — Мы с Ником ушли одновременно. Но он потому, что спешил к скучным цифрам и дебиту с кредитом, а я — потому, что не терплю скуку ни в каком виде. А наша флотская служба, увы, не дает ни малейшего простора для воображения.

— Ну-ну, — добродушно произнес Орехов, — знал бы ты, какие приключения духа и чудеса воображения ожидают того, кто проводит финансовые аудиты, ни за что бы не назвал мои цифры скучными.

— Каждому свое, — пожал плечами Усманов и снова мне подмигнул.

На сей раз подмигивание вышло менее очаровательным, чем в прошлый. Может быть, потому, что лихач, подмигивающий на ходу случайной девушке из толпы, кажется интересным, а тот, кто пытается флиртовать с помощницей сыщика, который чуть ли не арестовывать его явился, ничего кроме недоумения не вызывает.

Кстати, а будем ли мы его арестовывать или нет? Что ему можно предъявить, кроме незаконного занятия извозом? Может быть, нарушение общественного порядка?

В этот момент нас настигли Пантелеев, Салтымбаева и Цой.

— Ну и ну! — сказала Салтымбаева со сложным выражением лица, словно в ответ на мои мысли. — И кого тут арестовывать?

— Я вообще ничего не нарушал! — воскликнул Усманов.

— Вы зарабатывали извозом, не будучи членом Гильдии и не получив лицензии…

— Ни копейки не заработал, вот-те крест! — Усманов размашисто перекрестился. — Ни с кого денег не брал!

— Я не то слышал! — Пантелеев воинственно выкатил грудь.

— Не знаю, что вы слышали, — с достоинством проговорил Таксист, — но можете обыскать меня и мой мобиль сверху донизу, вы ничего не найдете.

— Сбросил кассу, как пить дать, — сделал вывод Пантелеев. — Анна Владимировна, вы девушка глазастая, не видали, куда он сбросил?

Я только головой покачала — ничего похожего на выкинутый за борт мешочек с заработком я не видела. Впрочем, и поручиться головой, что его не было, тоже не взялась бы.

— А предложение осмотреть ваш аэромобиль снизу доверху я, пожалуй, приму, — сообщила Мария Цой.

— Вы же механик? — нахмурился Усманов. Нетрудно было понятно, отчего он сделал такой вывод: шапку Марии придерживали на месте непрозрачные очки, которые можно было носить вместо сварочных, а поверх полушубка она надела пояс с инструментами. — Нет уж, мой контракт специально оговаривает, что я не позволю механикам Гильдии наложить руки на мой аппарат!

— У него еще и контракт есть! — возмутился Пантелеев. — С какими такими татями?

Усманов открыл рот и закрыл — потом бросил острый взгляд на Салтымбаеву.

— В условие моего контракта не входит удерживание его в тайне после того, как всплыла наружу моя личность. Но прежде чем я что-то расскажу, я хотел бы узнать, какого рода обвинения против меня выдвигаются.

— Господа, — проговорил Мурчалов. — Полагаю, что здесь не самая подходящая обстановка для подробного обсуждения. Что вы скажете, если я предложу вам зайти ко мне домой, где мы сможем выпить чаю и обсудить все подробно? Жанара Алибековна, если вы хотите выписать господину Усманову штраф, это также будет удобнее делать у меня в гостиной, а не на холодном ветру. К тому же, скоро стемнеет.

— Я бы охотно принял столь любезное приглашение, — Усманов чуть поклонился, — вот только в результате всех этих маневров у меня успело закончиться топливо.

— Ничего, — сказала Мария Цой. — Я взяла с собой канистру. Удрать вам не хватит, а долететь до Рубинового конца — запросто. Вы ведь в Рубиновом конце живете, господин Мурчалов?

— Точно так, — мурлыкнул шеф. — И мы с Анной Владимировной полетим с Усмановым. Проследим, чтобы он и в самом деле никуда не делся.

Еще чуть-чуть, и мы поднимались над рекою на четырех аэротакси. Действительно, уже смеркалось — не потому что кончался световой день, хотя зимнего вечера тоже оставалось ждать недолго; просто густые снежные тучи сделались еще толще, и из них начинало понемногу нести мелким колким снегом.

Город над рекой посинел и посерел, мерцающими звездами зажглись окна на высоком берегу, осветились и редкие островки домов на берегу низком. А когда мы поднялись выше, то увидели под нами золотые ожерелья улиц.

Неожиданно для себя я позавидовала гильдейцам: и работают они мало, и такую красоту видят… Впрочем, зависть моя была скорее отвлеченной: впервые за долгое время я была абсолютно довольна и миром, и своим местом в нем. Разве это не мой план сработал? Разве это не я поймала Таинственного таксиста?

— Красиво, правда? — спросил тем временем меня Таинственный таксист, оглядываясь через плечо.

Ветер красиво развевал шелковый шарф у него на шее.

— Глаза на дорогу, пожалуйста, — вежливо, но изрядно ворчливо попросил его шеф.

Полет до нашего дома занял немного времени, и очень скоро мы, как и говорил шеф, разместились у нас в гостиной.

Окинув взглядом размер нашей компании, Антонина принесла вместо чайника большой самовар — последний раз его доставали пару месяцев назад, когда шеф приглашал гостей по случаю переезда его отпрыска в отчий дом. Кроме того, щедрая экономка поставила на стол оставшиеся после завтрака, но еще очень вкусные ватрушки и свежее печенье. А также несколько минут спустя пришла в гостиную еще раз с блюдом кремовых коржиков — не собственного изготовления, явно купленных в соседней лавке Нгуенов, но тоже очень вкусных. Любовь Салтымбаевой к этим коржикам была у нас очень хорошо известна.

При этом Антонина бросила грозный взгляд на шефа: мол, вы ведь знали, что придет Жанара Алибековна, могли бы и предупредить! Я бы сама испекла!

Наша экономка очень благоволит старшему инспектору Салтымбаевой.

Все расселись за столом вокруг этого самовара, бросая друг на друга взгляды не то чтобы настороженные, но однозначно неловкие. Один Орехов, казалось, светился. Он то и дело поправлял усы и разглядывал всех с выражением величайшего благодушия. Должно быть, его радовал выигрыш в гонке. Ну еще бы, меня бы тоже порадовал, будь я на его месте.

Усманов же, несмотря на проигрыш, тоже ощущал себя свободно. Он первым потянулся к сахарнице и первым же взял ватрушку с блюда, не забыв после укуса поблагодарить мастерство кухарки.

— Очень кстати вы меня к себе позвали, — сообщил он как ни в чем не бывало, — а то мотался по городу с утра, даже перекусить некогда было!

— Просветите же нас, почему вы вообще устроили эту чехарду с бегством от Гильдии? Если вы не зарабатывали денег и ничего не нарушали?

— Как это ничего не нарушал! — возмутился Пантелеев. — Общественное спокойствие он нарушал! Он на Гильдию тень бросил! Наша репутация замарана!

— Ничего подобного я не делал, — с достоинством возразил Усманов. — Все, что я сделал — подвез некоторое количество старушек и беременных женщин бесплатно, а также снял с дерева котенка. Кстати, неразумного, не генмода. Вот и все.

На словах о котенке шеф хмыкнул. Затем сказал:

— Верно ли я полагаю, что все это — закрученная рекламная кампания?

— Вы полагаете верно, — со смешком согласился Усманов.

Тут весь стол отреагировал живо. Пантелеев снова возмутился, стукнул ладонью по столу и начал возмущаться, что любая кампания, которая затрагивает интересы Гильдии, незаконна, и он заставит ее заказчиков платить огромные штрафы со всех полученных выгод. Цой тут же начала спрашивать, какая техническая мастерская заказала такую рекламу, и принимает ли эта мастерская заказы на модификации аэромобилей. Салтымбаева тоже довольно резко говорила, что любая рекламная кампания должна быть согласована в Городской управе, причем такая, которая потенциально способна помешать общественной безопасности — в том числе конкретно в ЦГУП.

Орехов живо заинтересовался, я видела, что ему тоже хочется поднять шум, но он сдерживался, мудро не желая перекрикивать остальных.

Наконец возмущения выдохлись, и Усманов получил возможность ответить.

— Для начала, — сказал он, — я понятия не имею, какие разрешения оформлял или не оформлял мой работодатель. В моем контракте прописано, что все юридические риски он берет на себя, если, разумеется, я не совершу ничего уголовного. А ничего уголовного я не совершал. Занимался я такой рекламой только потому, что мастерская, которая меня наняла, пыталась получить оборонный заказ — и не получила.

— Мастерская Амвросия Покрышкина, — шеф кивнул с таким видом, словно он с самого начала так и предполагал.

Я прикусила язык, чтобы не сказать ему что-нибудь едкое. Ну да, разумеется, шеф догадался, и догадался уже давно, может быть, с самого начала! Но как это ему помешало поднять переполох на весь город и устроить веселые старты с участием миллионщика? Никак не помешало, это как раз в его вкусе.

Шеф посмотрел на меня искоса, будто примерно представлял, что творится у меня в голове.

— Именно она! — сказал Усманов. — Теперь, когда меня поймали, я волен рассказать все. Однако, должен сказать, мой работодатель будет и доволен, и недоволен.

Поймав наши недоумевающие взгляды (по крайней мере, мой и Цой) он пояснил:

— Доволен — потому что я сумел уходить от преследования дольше, чем он рассчитывал. Недоволен — потому что в результате меня прижали только одним аэромобилем, а не целой дюжиной!

Цой и Орехов переглянулись.

— Тебе не стоит огорчаться, — сказал Орехов. — Над моим аэромобилем потрудились опытные механики.

— Так дело в том, что и над моим трудились мастера своего дела! — сказал Усманов. — Вы ведь знаете, почему аэромобили не применяют на флоте?

— Радиус действия, — тут же ответила Цой. — Кроме того, проекты фрегатов, призванных нести несколько расчетов аэромобилей, призваны нерентабельными. В основном, из-за их тяжести. С паровыми машинами корабли, конечно, стали больше, чем когда они были чисто парусными, но все равно…

— Именно, — кивнул Усманов. — Мой аэромобиль сделан из облегченного сплава, а потому на том же объеме горючего способен летать значительно дольше, как вы заметили. Правда, и на старуху бывает проруха… Но флотское начальство и лично адмирал Бобастов не захотели даже рассмотреть прототип. Поэтому и появилась идея поднять шумиху.

— Думаете, после этого адмирал рассмотрит? — с живым интересом спросил Орехов. — Я с ним знаком, этот достойный господин отличается… редкостной настойчивостью.

Надо думать, под этим дипломатическим выражением скрывалось «ослиное упрямство».

— Если начистоту, то меня это уже не касается, — сообщил Усманов, с аппетитом прихлебывая чай и закусывая печеньем. — Даже если Покрышкин решил все это провернуть просто в качестве издевки флоту, мол, накося-выкуси — его дело! Уверен, что после такой демонстрации инвесторов он получит, если не с флота, то еще откуда-нибудь. Вы ведь знаете, аэромобили в качестве транспорта нигде в мире особо не прижились, кроме Необходимска, из-за своей дороговизны, а если их удешевят… Ох, надо же, а эти печенья еще лучше ватрушек! Ваша повариха, Мурчалов, воистину волшебница! Когда-нибудь я разбогатею и уведу ее у вас, — и он снова подмигнул, на сей раз шефу.

Кажется, именно в этот момент Усманов Василию Васильевичу разонравился, хотя точно за это не поручусь. По крайней мере, шерсть на загривке у шефа явственно приподнялась.

— Так, — устало сказала Салтымбаева, — картина мне ясна. Напишу о сегодняшних событиях рапорт и подам проект о том, чтобы все аэромобили без исключения, а не только гильдейские, регистрировали и присваивали им номера. А там пусть начальство само решает, кому выписывать штраф и за что.

— Я это так не оставлю! — сообщил Пантелеев, но видно было, что у него и у самого нет веры в успех этого предприятия. — И не надейтесь, что на вас, наглеца, управы не будет!

— Как хотите, — пожал плечами Усманов.

Похоже, он считал, что управы на него нет и не предвидится. А может быть, ему в самом деле было все равно. Бывают такие люди, им лишь бы ввязаться в авантюру, а там хоть трава не расти.

— А вы, Мурчалов! — Пантелеев теперь обратил свой гнев на шефа. — С вами я еще разберусь! Вы взялись за работу…

— Которую я сделал сполна, — холодно оборвал его шеф. — Ваш Таинственный таксист, который не давал вам спокойно спать, найден и пойман. Не моя вина, что вам нечего ему предъявить.

Я оценила, как изящно шеф перефразировал давешнее заявление Усманова — мол, хоть трава не расти. Ох не одобряет шеф Гильдию, ох не одобряет. Почти уверена, что он утвердил мой план отчасти для того, чтобы растрясти их на лишние деньги — как в прошлом году, когда мы искали источник контрафактного кофе по заказу козла Матвея Вениаминовича.

— Мне хотелось бы встретиться с твоим нанимателем, Петр, — вдруг сказал Орехов, глядя на Усманова. — По поводу тех инвестиций….

— О, так он уже их нашел? — хмыкнул Таксист. — Ну надо же.

— Я бы тоже хотел с ним встретиться, — проговорил Мурчалов. — Покрышкин уже дважды отказывал мне во встрече… теперь, надо думать, не откажет!

Ага, так вот в чем дело. Вот почему шеф настоял на гонках несмотря на то, что знал — или, по крайней мере, подозревал — кто стоит за Таинственным таксистом.

Интересно, что у него там за дела могут быть? Но у шефа много дел, о которых я и не подозреваю. Или подозреваю. Например, что он десять лет назад сыграл не последнюю роль в том, что война генмодов и людей в Необходимске так и не случилась. Ведь не просто так он участвовал в рейде на лабораторию Серебряковых/Златовских, и не просто так потом решил оставить у себя один из лабораторных экспериментов — то есть меня.

Поэтому, решила я, через Покрышкина шеф ищет выход на промышленные круги Необходимска. Или даже на флот. Хотя вроде во флоте у него есть знакомые…

— Отчего же нет? — Усманов пожал плечами. — Хоть сейчас, господа. Думаю, он и сам захочет узнать историю этой погони из первых уст.

Меня к Апраксию Покрышкину в мастерскую не взяли, шеф поехал с Прохором. Это было к лучшему: все-таки в тот день я порядочно устала и замерзла — а вы попробуйте простоять несколько часов на аэромобиле, держась за поручень! Надеюсь, усовершенствования, которые придумал Покрышкин у себя в мастерской, а также все то, до чего дошли Цой и Румянцева своим многолетним опытом, будет принято на вооружение. Если на аэромобилях появятся кресла, да еще с фиксирующими ремнями, летать на них будет гораздо удобнее.

Так что о задумке Орехова я узнала только на следующий день — от шефа.

— Подумать только, — усмехнулся шеф в усы за утренним чаем, — ваш миллионщик решил устроить гонки на аэромобилях!

— Что? — я чуть не поперхнулась булочкой с корицей. И только потом сообразила возмутиться: — Он такой же «мой», как и «ваш», шеф. И какие такие гонки?

— Самые обычные, по типу гонок экипажей, — пояснил шеф. — Хочет привлечь Покрышкина и его мастерскую, а также надеется побудить на участие других городских богатеев, у которых есть личные аэромобили. Ну и Гильдию, само собой. Будут трибуны, призы, большая шумиха… вы понимаете.

— Поверить не могу! — воскликнула я. — Этот Орехов и в самом деле что угодно к выгоде для себя обратит!

— Порода, — мурлыкнул шеф. — Татьяна Афанасьевна ровно такова же… Кстати говоря, он еще обмолвился, что хочет ваших новых приятельниц, Цой и Румянцеву, к себе на службу пригласить. Мол, оценил их таланты по достоинству.

Я приподняла брови.

— Что ж, они, наверное, согласятся. У Цой муж работает библиотекарем и двое детей, ей нужны деньги. Орехов наверняка платит больше. А Румянцева, похоже, за Цой в огонь и в воду.

— Вы начинаете делать выводы о личностях и мотивах людей, я доволен! — шеф прищурился и взмахнул хвостом. — А если вас Орехов будет к себе на работу переманивать, вы тоже согласитесь?

Я фыркнула.

— Ну у вас и шуточки, шеф!

— Да, я сегодня настроен шутить… Ну да ладно. Будьте так любезны после завтрака сходить на почту и дать телеграмму мадемуазель Хвостовской, пригласите отобедать.

— Сообщите ей эту новость? — спросила я. — Она будет благодарна вам за редкие сведения.

— И это, и познакомлю с Васенькой, — кивнул шеф. — Она давно просила.

Я тактично промолчала. Мне было известно, что Виктуар Хвостовская, шефова подруга-журналист, пыталась обзавестись котенком одновременно с Мурчаловым, но потерпела неудачу. Летом она на какое-то время исчезала из общественного поля зрения, а потом никакого объявления о наличии у нее разумного котенка в газетах не появилось, и нам ничего не сказали. Значит, она совершенно зря прошла через спаривание с неразумным котом, и в ее выводке не было ни одного генмода.

Очень жаль, что и говорить. Если кто и заслуживает продолжателя своей генетической линии, то это Виктуар. Я зачитываюсь ее репортажами с детства.

Надевая пальто и муфту, чтобы идти на почту, я обдумывала идею с гонками. Что и говорить, вчера у нас получилось настоящее приключение, полное азарта. И это было только два соревнующихся! А что если бы их было пять или шесть?..

Я представила себе финишную черту в виде ворот из воздушных шаров, повисших над белой гладью реки. Интересное получится зрелище. А учитывая, насколько наши горожане падки на всякого рода развлечения, почти наверняка, какие бы деньги Орехов в это не вложил — он отобьет их сторицей. Особенно если он еще рекламу своих предприятий разместит…

Думая так, я распахнула дверь, впустив в переднюю облако морозного воздуха — и неожиданно столкнулась лицом к лицу с курьером в опрятной форме.

Мы оба слегка опешили, но парнишка первым пришел в себя.

— Ходокова Анна Владимировна? — спросил он.

— Она самая, — ответила я удивленно.

Обычно если курьеры что и доставляли, то только шефу, редко — Прохору и Антонине. Мне вообще ни разу в жизни не приходило посылок. Просто некому было отправлять.

Курьер показал мне длинную деревянную коробку.

— Позволите? — спросил он, указывая вглубь прихожей. — Распаковка оплачена.

Я кивнула и отступила в сторону.

Паренек вошел, опустил коробку на стойку в прихожей и достал из-под форменного пальто маленький ломик. Краем глаза я увидела на улице перед нашим крыльцом сани с эмблемой курьерской компании, также нагруженные коробками.

Раз-два — доски были взломаны, и по прихожей разнесся умопомрачительный запах травы, цветов и прели.

Я ахнула, заглянув в коробку.

Она была выложена зеленым мхом, а в центре лежали нежные голубые ирисы, переложенные белыми колокольчиками. «Под цвет моих глаз…» — мелькнула мысль. Или под цвет броши, которую я всегда вынуждена носить. Не люблю этот цвет, хотя и смирилась. Что поделать. Какой-то генмодный ген — может быть, оборотневый ген, не знаю — намертво связан с синевой глаз.

Поверх цветов лежала карточка, выполненная на прекрасной кремовой бумаге с золоченым тиснением. На ней от руки было написано:

«Спасибо за прекрасную идею! Н. Т. О.»

Ну надо же. И почему так потеплели щеки?