Ген свободы

Глава 4 Таинственный таксист — 4

А вот с воронами, грачами и галками переговоры дались нам гораздо сложнее, чем с Ореховым, хотя я ожидала обратного. Даже по моему плану их услуги нам все равно позарез требовались для того, чтобы отследить появление Таинственного таксиста — но у Мурчалова, несмотря на потрясающую способность очаровывать представителей любых социальных слоев и групп Необходимска, отношения с птицами не складывались. И даже не потому, что он кот, и ему приходится, как он как-то мне сказал, подавлять свои природные инстинкты. Главная причина в другом.

Птицы Необходимска — народ своеобразный.

Это вторая по численности категория генмодов после собак; кошки только на третьем месте. Генмоды впервые появились во время Большой войны, которая закончилась пятьдесят с лишним лет назад: их вывели для использования в боевых действиях. Собак сочли самыми полезными, из птиц готовили шпионов и смертников, которые взрывали бы зажигательные снаряды на позициях противника. Кошки вроде как тоже предназначались в шпионы, но Василий Васильевич как-то обмолвился, что первые генкоты выводились в основном потому, что кто-то из ученых очень уж любил кошек. И — для психологической разгрузки.

Однако при всей своей многочисленности птицы держатся особняком, и среди горожан их редко встретишь. Они склонны селиться большими кланами или стаями: черта, которой даже генпсы не придерживаются. Про порядки внутри этих кланов ходят самые дичайшие слухи; сами птицы о них молчат.

Один из кланов, тот самый, с которым Мурчалов водил некоторые знакомства, обитал в Оловянном конце — довольно далеко от нас, но недостаточно далеко, чтобы оправдать стоимость извозчика в глазах шефа. (Я подозреваю, что шеф попросту любит трамваи: он как-то обмолвился, что ему нравится, как они пахнут.) Но после трамвая пришлось пройти еще около квартала пешком.

К счастью, это была не старая часть Оловянного конца, где все еще стояли покосившиеся деревянные развалюхи. То была часть новая, с трех-четырехэтажными домами, в которых жило по нескольку семей; с канализацией и водопроводом. Однако быт тут, как я отметила, во многом оставался крестьянским. Несмотря на холодную погоду, на многих задних дворах сушилось белье на веревках.

Быстро мне стало понятно, почему клан грачей — а мы шли именно к ним — выбрал такое не самое завидное соседство. Шум и гам от стайного дома разносился очень далеко — птичий базар он и есть птичий базар. Я даже удивилась, что нет запаха, потом устыдилась: все-таки речь идет о разумных созданиях, а не об обычных птицах, которые не в состоянии контролировать работу своей клоаки.

Дом птичьей общины архитектурой был похож на сарай, но в высоту достигал пяти, если не шести этажей. Окон не было, зато я заметила многочисленные квадратные люки, опоясывающие здание под крышей. Может быть, и в самой крыше тоже были люки, снизу не видать.

Я уж было подумала, что мы не найдем ни крыльца, ни нормальной двери, но тут же мы обнаружили и то, и другое. Правда, к двери вел пандус, а не ступени. Наверное, через нее в основном доставляли грузы.

Я нажала на кнопку звонка, гадая, услышат ли его в таком гвалте, и принялась ждать.

Довольно скоро в верхней части двери распахнулся маленький лючок. На жердочке сидел черный… нет, не грач, как я было подумала, а самый настоящий ворон. Вот тебе и на.

— Зачем пожаловали? — довольно невежливо спросил он.

— Меня зовут Мурчалов, я частный сыщик, — сказал шеф из сумки, которую я прижимала к груди. — Это моя помощница, Анна Ходокова. У меня есть для вас заказ по слежке.

— Ну так заходите, — довольно неприветливо отозвался ворон. — Что вы стоите на пороге, если у вас дело есть?

— А вы нам не откроете? — спросила я.

— Так дверь не заперта.

И в самом деле, ручка легко повернулась под моими пальцами. Ну и порядочки! Может быть, жители особняков Опалового конца или там Маячного холма могут позволить себе не запирать двери — и то только потому, что на них работает большой штат лакеев и охранников. Но уж точно нельзя такое устроить в Оловянном конце!

Но когда мы переступили порог, я тут же поняла, почему запирать дверь не стоило.

Во-первых, тут нечего было красть.

Большинство генмодов живет более или менее по-человечески. Те, кто посостоятельнее, покупают дома, обзаводятся слугами, обставляют все тяжелой мебелью — как шеф. Те, кто победнее, жилье снимает, частенько совместно с людьми: так обе стороны имеют от соседства множество преимуществ, как наглядно показывает пример моего… да, пожалуй что приятеля, Эльдара Волкова, которого взял под опеку старый друг шефа, генпес Дмитрий Пастухов, старший инспектор полиции. Скоро соседи Пастухова по общежитию сами просили оставить Эльдара насовсем, потому что без противостоящих больших пальцев некоторые вещи делать сложно.

Здесь, однако, птицы устроили свой быт таким образом, что ни в каких противостоящих пальцах не нуждались.

Первое, что меня поразило — это то, насколько жарко здесь было. Прямо до духоты. Второе — это обилие зелени. Войдя внутрь, мы словно бы оказались в оранжерее: кругом росли кустарники и травы, освещаемые потоками света, падающими через световые шахты в крыше. Там все-таки оказались не люки, а обыкновенные окна.

Причем растения стояли не в горшках и кадках, что как-то можно было понять. Нет, они поднимались прямо из влажного перегноя, насыпанного на пол. Тут я все же уловила запах метана и поняла, что птичьи экскременты попросту сразу же использовались как удобрения. Это показалось мне странным: вроде бы птичий помет землю не удобряет, а сжигает? Но, присмотревшись, я заметила, какой влажной была земля, и увидела, что чуть ли не к каждому кустику отдельно были подведены крохотные трубочки полива. Вода оттуда размывала помет. Ну и система!

Кусты по большей части были невысоки, редкие поднимались выше моих плеч. Но значит ли это, что пространство от макушки самого высокого куста и до конька крыши пустовало? Нет. Оно все было заполнено балками, которые не несли ни малейшего архитектурного назначения; единственное, для чего они требовались, как я решила, это служить насестами для многочисленных черных птиц, расположившихся на них группами и поодиночке.

Более странного зрелища мне видеть не доводилось. Кое-где балки расширялись в небольшие площадки, на которые стояли коробки с чем-то — не рассмотреть было с чем. Иногда птицы залетали в коробки и оставались там на какое-то время. Иногда что-то оттуда доставали и начинали с этим чем-то возиться: в одном случае я увидела плюшевую игрушку в виде медведя, которого черный грач методически клевал, а потом бросил в коробку.

Несколько птиц облепили книгу, лежащую на одной из платформ, и, похоже, читали ее все вместе, периодически сцепляясь между собой, когда кто-то хотел слишком быстро перевернуть страницу.

Еще я обратила внимание, что, хотя шеф говорил о грачином клане, здесь были и вороны, и сороки, и галки. Я разглядела даже несколько сов — в том числе и одну белую полярную, которая, распушась, дремала на верхней балке.

Ну надо же! Я и не знала, что бывают такие экзотические генмоды.

Мне показалось, что шефу в таком обилии птиц, да еще крупных и хищных, стало не по себе: он явственно напрягся. Кошки и впрямь охотятся за птицами — но обычно небольшими, вроде синиц и воробьев. Лично же шеф, я думаю, в жизни никого не убил. Но от этого ему, коту, в окружении этой огромной галдящей стаи было не легче.

— С кем я могу поговорить по поводу найма? — крикнул шеф.

Тотчас я охнула — какая-то птица (на сей раз все-таки грач) приземлилась мне на плечо.

— Какого рода найма? — спросил грач довольно визгливым женским голосом.

— Нужно кое-кого выследить, — сказал шеф, тут же развернувшись к ней. — Появление возможно в любом месте города, поэтому вашим птицам придется рассредоточиться.

— В копеечку влетит, кот-котофеич, — усмехнулась птица. — Зима же, нашим холодно. Мы вообще-то на юг улетать должны, а не в этом морозильнике болтаться.

— Ну что ж, можете и не выслеживать, — мурлыкнул шеф, который уже явно взял себя в руки: торговаться он умел и любил. — Можете просто сразу мне сказать, кто он и где живет, меня это тоже устроит. Меня, кстати говоря, зовут Василий Васильевич, а я с кем имею честь?

— Жанна, — ответила грачиха, ни добавив ни отчества, ни фамилии. — Что ж… кого хоть выслеживать надо?

— Таинственного таксиста, — ответил шеф.

— Ну на-адо же… — протянула Жанна. — Никак, Гильдия за ум взялась и всерьез принялась его ловить?

— Хотите сказать, что начинали они не всерьез? — едва не сделал стойку шеф.

— Хочу сказать, что там прогнило насквозь все… Да что еще ждать от тех, кто пытается летать, как птица, не имея ни мозгов, ни призвания! Тьфу! — Жанна не сплюнула: птицы не плюются. Она действительно просто сказала «тьфу».

— Так вы знаете, кто он и где живет? — уточнил Василий Васильевич. — Поверить не могу, что не знаете.

— Может быть, и знаем, — загадочно проговорила Жанна. — Да, наверняка кто из наших знает. Не интересовалась. Но тебе-то в том толку не будет — мы своих не выдаем.

— Разве какой-то городской возмутитель спокойствия — вам свой? — деланно удивился шеф. — Поверить не могу!

— У него-то и мозги, и призвание для полетов есть, — пояснила Жанна. — Выдать такого — позор.

Воистину, век живи — век учись. До сих пор я никогда не задумывалась, насколько другие генмоды — кошки и собаки — переняли не только человеческие привычки, но и человеческую этику. У птиц же, казалось, нормы и правила морали разительно отличались.

— Хм, — проговорил шеф, словно бы задумавшись, хотя я по опыту знала, что таким тоном он излагает только то, что давно хотел сказать. — А не согласитесь ли вы выследить его за тем, чтобы другие аэромобили еще раз потягались с ним в скорости?

— Опять пятеро на одного? — встопорщила перья Жанна. — Еще чего!

— Один на один, — серьезно сказал шеф. — Мое слово. На сей раз мы выставим только один аэромобиль и одного пилота.

— Хм… — пробормотала грачиха. — Ну что ж, посмотрим… Авось, кто-нибудь и согласится…

С этими словами она взвилась с моего плеча, напоследок больно царапнув когтями. Ее хриплый вопль разнесся под сводами гигантского птичьего амбара:

— Эй вы! Нужно пятьдесят клювов, организовать дежурство по городу! Будем выслеживать Таинственного таксиста, чтобы гильдейцы могли опять сесть в лужу! Оплата повременная!

— Сдельная! — крикнул шеф с моих рук, поправляя.

— Сдельно-повременная, — снизошла Жанна. — Желающие — сюда!

К нам тут же слетела целая толпа птиц, которые расселись на кустах вокруг и нижних балках. Шеф обрисовал им задачу, а потом мы еще минут сорок торговались о цене. Но, к счастью, в итоге договорились.

Что ж, дело можно считать в шляпе!

Почему-то я была уверена, что Цой и Румянцева не подведут, и что новая модель сумеет потягаться с той, которую водит Таинственный таксист — какой бы она ни была.

Первые пять раз мы потерпели неудачу.

Дело было не в том, что нам не удавалось догнать Таинственного таксиста — дело было в том, что мы не успевали добраться до него после того, как птицы сообщали нам, где он объявился!

Причем птицы-то они передавали новости с очень высокой скоростью. Птичий голос специально приспособлен природой, чтобы разноситься на очень большие расстояния, а слух у пернатых превосходный. Просто дело было в том, что у нас имелся всего один переоборудованный аэромобиль, а Необходимск — город большой.

Пока птицы доставляли нам сведения о том, где возник Таинственный таксист, он уже успевал улететь куда-то в другое место. Галки и вороны (дежурили в основном они, так как грачи холодной зимой предпочитали отсиживаться у себя в теплом амбаре), конечно, уже корректировали курс — но пока мы добирались, у аэромобилей кончалось горючее, и приходилось дозаправляться!

Да, это еще одна конструктивная особенность аэромобилей: они не могут поднять слишком большой вес горючего, потому что тогда им не хватит мощности оторваться от земли. А с небольшим весом горючего летать далеко нельзя. Поэтому аэротакси, например, никогда не летают в пригороды и уж тем более в дальние деревни, туда приходится добираться рейсовыми паровозами.

Вам, наверное, интересно, почему я говорю «мы», раз обещали птицам пуститься в погоню только на одной машине? Потому что помимо аэромобиля Орехова, переоборудованного для охоты на Таинственного таксиста, в нашей партии было еще два аппарата. Один — Абрама Пантелеева, на который он взял меня с шефом в качестве наблюдателей, и один — штатный аэромобиль ЦГУП, который вела наша добрая знакомая инспектор Жанара Салтымбаева. Она согласилась взять к себе на борт Марию Цой, которой очень интересовали ходовые испытания ее детища.

Салтымбаеву вызвал шеф, чтобы было кому обеспечить всему этому предприятию ореол законности. А кроме того, как он сказал мне по секрету, Салтымбаева весьма гордилась своими способностями к пилотированию. Василий Васильевич рассчитывал, что она обрадуется приглашению как возможности покрасоваться — и посмотреть на работу коллег.

У них с шефом все еще сохранялись натянутые отношения после дела инженера Стряпухина и «побега» Волкова из-под стражи; шеф искал случая с нею как следует примириться — Салтымбаева была ему полезна, а кроме того, как я подозревала, Мурчалову неудобно было за эту вражду перед Пастуховым, его хорошим другом и напарником Салтымбаевой.

К тому же пять этих неудачных попыток состоялись не в один день: три раза нам не удалось поймать Таинственного таксиста во вторник после обеда, и еще два раза — в среду в первой половине дня.

Примерно около полудня вся наша компания (включая шефа в моей сумке) стояла около мирно ожидающих в узком переулке аэромобилей, отгоняя зимний холод горячим сбитнем, который мы купили тут же, на углу. К счастью, с погодой нам повезло: не было ни снега, ни солнца, которое могло бы бить пилотам в глаза, ослепляя их.

— Совершенно уверен, что в следующий раз нам повезет, — безмятежно произнес Никифор Орехов.

Его усики покрылись маленькими каплями из-за поднимающегося от стакана со сбитнем пара, и мне упорно хотелось протянуть руку и смахнуть эту влагу. Нервическое желание.

Несмотря на то, что наследник компании ни словом, ни делом не выражал протест против того, что им была потрачена такая уйма времени — четыре часа вчера и уже полтора часа сегодня; для человека с его занятостью это наверняка очень много! — я испытала короткий приступ вины. К счастью, шеф пришел мне на помощь, сместив акцент с неудачной затеи на то, что поддержка Гильдии оставляла желать лучшего, несмотря на то, что именно они обратились к нам с просьбой поймать Таинственного таксиста:

— Мы благодарны вам уже и за то, что вы уделили время, — сказал он. — Возможно, если господин Пантелеев увидел теперь, что модифицированный аэромобиль летает не хуже тех, к которым он привык…

— Ничего я еще не увидел, — отрезал Пантелеев. Он относился к Орехову без всякого пиетета: его, казалось, ничуть не заботило, что он говорит с одним из самых богатых и могущественных людей города. — Летать эта дурында и в самом деле летает… Но пассажира в ней разместить нельзя, это видно невооруженным взглядом!

— Да я говорю, можно и так переделать, чтобы и пассажира усадить! — сказала Мария, явно отчаявшись уже донести до Пантелеева эту простую истину. — Тут просто мы максимально все облегчили…

Модифицированный аэромобиль Орехова довольно сильно изменился. До того, как Цой и Румянцева взяли его в работу, он во всем походил на обычные городские аэромобили. Теперь же высокая обрешетка у него отсутствовала, а к платформе крепилось мягкое драповое кресло, снабженное ремнями. Кресло было взято из аэромобильного гаража Орехова. По словам хозяина, он любил посиживать в нем вечерами, читая газету. Пока я его не увидела, то не могла и предположить, что в таком роскошном доме найдется такой уродливый предмет мебели — если не брать комнаты слуг, конечно.

Кроме того, сложно было представить, зачем Орехову сидеть вечерами одному в гараже.

— Одного пассажира! А у нас иногда и двоих берут, а то и троих… — тем временем продолжал возмущаться Пантелеев.

— И они потом валятся через поручни! — не осталась в долгу Цой.

— Если пьяные, то валятся, а как же! Но мы же всегда предупреждаем: пьяными в такси не садиться!

В это время мы услышали громкое воронье карканье, и крупная черно-серая птица приземлилась на обрешетку аэромобиля Пантелеева.

— Вам повезло на этот раз, — сообщила птица хриплым, запыхавшимся голосом. — Таксиста видели всего в двух кварталах отсюда, над Мьенской улицей! Чур награда моя.

Мурчалову пришлось пообещать дополнительную награду тем из птиц, кто засечет таксиста первым. Награда выплачивалась Гильдией, и Пантелеев уже успел поворчать, что, мол, выдали ее уже пять раз — а результата по-прежнему никакого нет!

— Говорил же, в следующий раз удачно будет! — воскликнул Орехов. Его глаза блестели живым азартом.

Едва ли не глядя сунув Пантелееву деревянную кружку с недопитым сбитнем, он быстро вскочил в это свое драповое кресло, и Цой так же быстро затянула на нем ремни.

Не дожидаясь нас и еле дождавшись, пока Цой сделает шаг назад, Орехов немедленно рванул аэромобиль вверх.

— А я что должен с этим делать⁈ — Пантелеев уставился на две кружки в руках, свою и Ореховскую.

Кружка Цой уже стояла просто на тротуаре, а сама механик сноровисто вспрыгнула в свой аэромобиль за спину Салтымбаевой.

— Ставьте прямо тут, лоточник увидит и заберет, — предложила я.

Мы так и поступили, но, как оказалось, я вполне могла сходить и вернуть эти чертовы кружки: оба аэромобиля, и тот, что принадлежал ЦГУП, и гильдейский, раскочегарились не сразу: они успели остыть, и лопасти сначала замахали натужно и вяло, не создавая достаточно подъемной силы.

Но вот аэромобиль все же оторвался от земли; окна домов провалились вниз — Пантелеев не собирался повторять лихачеств Таксиста, рискуя разбить аппарат о стены домов. Мы поднимались над крышами, оставляя внизу схваченную инеем черепицу и серые дымки из труб — не во все старые дома у нас пока проведено отопление.

Какой-то мальчишка с перебинтованным горлом прижался лицом и ладонями к окну в мансарде — должно быть, впервые видел взлет аэромобиля так близко. Встретившись с ним глазами, я махнула мальчику рукой, и он расплылся в щербатой улыбке.