Железнодорожница 2

Глава 10

— Мама, а тебе нравится Есенин? — спросила Ритка, когда мы зашли в спальню, собираясь укладываться спать.

Проводив гостей около десяти вечера, мы помогли тете Рите убраться, потом помылись по очереди, переоделись в домашние халаты.

— Кому же он не нравится? — ответила я.

Сейчас начнется обсуждение поэта. Ритка ведь обожает разобрать по полочкам все прочитанное и услышанное. А еще она влюбляется в героев книг, и готова обсуждать их часами.

— А ты знала про эту Галину Бениславскую? Ну, про которую у памятника рассказывали. Интересно, как она выглядела, какой вообще была.

— Ну так, мельком слышала, — литература и музыка — не мой конек, я больше по технической части.

— Надо же, как она его любила, оказывается, — восхищенно говорила Ритка, — даже застрелилась на могиле. Представляешь, не смогла жить без любимого!

— А ты думаешь, это правильно?

— Ну, а как еще? — с жаром сказала Ритка. — Любовь потому и любовь, что она граничит с безумием, с жертвами. Вот как я папу люблю! Я же все готова отдать ради него, даже собственную жизнь. Знаешь, если бы в него стреляли, я бы подбежала и заслонила собственным телом.

Боже! Опять ее понесло!

— А помнишь, я тебе говорила, что человека надо уметь отпускать? Пойми, наконец, человек — не игрушка! И, если он тебя не любит, поверь, ему не нужна твоя любовь. Ну, ни капельки не нужна! Все, чего ты добьешься — еще больше оттолкнешь и будешь смешно выглядеть в глазах окружающих. Ты сама как думаешь, папа тебя любит?

— Не знаю, — задумчиво подала плечами девчонка, — я стараюсь для него. Как только придет, сразу бегу за чистым полотенцем, чтобы он умылся. Потом накрываю табуретку газеткой и ставлю тарелки с едой и кружку с чаем. Никогда не спрашиваю, будет он есть или нет. А то вдруг он постесняется и останется голодным. Если на улице жарко, хватаю бидон и бегу за квасом.

Да, Вадим почему-то любит есть с табуретки. Если я устраиваюсь на кухне за маленьким столиком, то ему надо табуретку к дивану приставить.

— А любит он меня или нет, мне все равно, — продолжала трещать Ритка, — мне главное, чтобы ему было хорошо. Это ведь и есть любовь. А когда тебе важно, любит ли человек в ответ — так это не любовь получается, а выгода. У меня есть подружки, которые говорят, что любят своих пап. И тут же хвастаются: а знаешь, какие подарки мне папа приносит, а знаешь, какой он важный человек на работе. Но это ведь тоже не любовь. Если ты любишь за что-то — это не любовь. Попробуй-ка любить папу, если он алкоголик и ничего тебе не приносит.

Я решила воспользоваться ее болтовней и выведать наконец, о каком таком случае она обмолвилась в поезде.

— Рита, а что за случай, после которого ты стала за папу сильно переживать?

— А ты сама не помнишь?

— Да я много всяких случаев помню. Просто не пойму, про какой именно ты толкуешь?

— Ну, помнишь, когда его перевели из шоферов в ремонтную бригаду?

— А, это за пьянку понизили? — догадалась я.

— Ну, да, и папе пришлось целыми днями валяться под машинами вместо того, чтобы ездить. Да и зарплата стала меньше.

— Конечно, помню, — уверенно кивнула я, — он очень переживал из-за этого.

Ритка внимательно посмотрела на меня.

— Тогда почему ты не помнишь, как он решил повеситься?

Я не смогла удержаться от вскрика. Услышанное не похоже было даже на удар кнутом. Это было ощущение, будто вдруг бетонная плита надвинулась. Или вот эта бетонная стена поехала в мою сторону. У меня затряслись руки и ноги.

— Дело в том, что я постаралась забыть тот кошмар, — невнятно проблеяла я, закрывая лицо руками. Бедный мой ребенок! Как теперь избавить ее от страшных воспоминаний? Скорее всего, никак уже не удастся. У нее теперь на всю жизнь психика нарушена.

— Хорошо тебе. А я вот все помню, — негромко продолжала Ритка, — мы тогда жили в бараке на Русской. Пришли домой, а там записка от папы, мол, не ждите, я решил уйти в небытие.

Я стиснула зубы. Интересно, что же Вадиму помешало?

— А потом папа вернулся, — догадалась я и подняла глаза на девочку.

— Да, но только через час, когда мы уже были на грани отчаяния. Он вернулся и сказал, что ходил в лес, привязал веревку на дереве. А когда начал вешаться, веревка оборвалась.

У меня не было слов. И не было никаких мыслей, как помочь Ритке с этим справиться. Даже весь мой богатый опыт работы в образовании не давал ответа.

Зато я теперь точно знала — я больше никогда никакой вины перед Вадимом не почувствую.

Как можно было не подумать о ребенке? Как можно было оставить эту записку? Впрочем, записка нужна в таких случаях. Но можно было ее оставить так, чтобы ребенок не видел. Стоп, а почему я виню одного Вадима? Я же понятия не имею, как себя вела в тот момент Альбина. Может, это она и дала Ритке прочитать записку. Не потому, что хотела ей зла, а потому что сама была в отчаянии.

— Хомочка, моя маленькая, — Ритка с умилением повернулась к своей любимице и наблюдала, как пушистый грызун царапается своими маленькими лапками по стенкам банки.

Я с грустью посмотрела на девчонку и сказала:

— Давай уже спать ложиться. Вы же с дедушкой завтра едете в Тульскую область?

— Да, — в глазах ее промелькнуло радостное предвкушение очередной веселой поездки, — с дедушкой и Валентиной Николаевной. А почему ты с нами не едешь? Потому что Падшиным надо помочь обои доклеить?

— Не только поэтому, — я решила слегка приоткрыть завесу тайны. В конце концов, Ритку надо начинать готовить к переменам в моей личной жизни.

— Есть еще важные дела?

— Да, Рита. Мне надо помочь дяде Диме подготовиться к приему гостей. Ну, убраться там, блюда приготовить, стол накрыть.

— Ой, дядя Дима! — девочка чуть в ладоши не захлопала. — Обожаю его! А это ведь мы пойдем к нему в гости? Да, мы?

— Да, — я распахнула объятия, и Ритка с счастливым писком кинулась мне на шею.

— А я все думала, когда же мы с дядей Димой увидимся, — повторяла она, — он ведь тоже в Москве. Он такой хороший, такой добрый!

— Ну вот, как приедете из Тульской области, так мы и пойдем к нему в гости. А потом все вместе погуляем где-нибудь в парке.

У меня вертелась на языке фраза: «А ты бы хотела, чтобы дядя Дима жил с нами?». Можно ведь объяснить девчонке, что ее папа так и останется папой. Просто он то в рейсе, то живет на Шошина. И с ним всегда можно будет увидеться, поговорить, позвонить по телефону. Но я подумала, что надо Ритку приучать к этой мысли постепенно. Не все сразу.

Наутро дед с Риткой отправились на Курский вокзал, где у них была назначена встреча с Валентиной Николаевной. Мы договорились по возможности созваниваться, хоть поездка и планировалась всего на три-четыре дня.

Тем же утром я объявила тете Рите, что эти дни поживу у подруги на Юго-Западе, которой я помогаю с ремонтом.

— Вы уж не обижайтесь, но я по-другому не могу, мне так удобнее.

— Ладно, договорились, — не без грусти сдалась родственница. — Звони, если что.

И я отправилась в квартиру Димы. У меня с собой были ключи и прекрасное настроение. Сегодня ведь пятница, а это значит, что впереди выходные, которые мы проведем вместе. Может, вообще не будем никуда выходить. Ну разве что в магазин ненадолго или на прогулку по вечерней Москве.

И да, хорошо ехать в гости, но гораздо приятнее ехать к своему собственному жениху. Это примерно, как к себе домой, только со сменой картинки перед глазами.

И все пошло по плану. Мы с Димой прекрасно уживались вместе. Могли вести долгие беседы и даже споры, а могли и спокойно заниматься каждый своими делами. Никакой неловкости или неудобства при этом не испытывая. В чем уж тут дело, не знаю. Если говорить высокопарным языком, наверно, мы с ним созданы друг для друга. Можно еще выразиться — подходим друг другу.

Но, как бы это ни обозначалось, а у меня в душе цвел самый настоящий праздник. Да и у Димы тоже. Мне абсолютно все нравилось в этой квартире. И яркий солнечный свет по утрам, заливавший весь балкон и половину комнаты (окна выходили на восток), и прохладная тень вечером. Нравилось, что рядом несколько приличных магазинов, а на углу стоит бочка с квасом.

По утрам мы сообща занимались хозяйственными делами: стирали, гладили, вешали белье на веревки балкона, готовили еду на весь день. Часто прерывали свои занятия, чтобы обнять друг друга. Днем включали телевизор и смотрели фильмы и передачи, лежа в обнимку на диване. По вечерам ходили гулять на Воронцовские пруды, расположенные неподалеку. По пути заходили в магазин и, усталые, возвращались домой.

Моему счастью не было предела. Я бы всю жизнь так провела, честное слово. Наводила бы уют в доме, ждала Диму со службы, куда-то с ним ходила. И ничего больше не надо — ни иностранных курортов, ни научных симпозиумов, ни дорогущих ювелирных магазинов.

В один из вечеров, когда я сидела с ногами в кресле и смотрела телевизор, Дима отложил газету и спросил:

— Слушай, а почему ты ничего не вяжешь? Ты же раньше жить без этого не могла. Даже в каких-то выставках побеждала.

У меня невольно расширились глаза. Оказывается, есть выставки вязаных вещей? Вот уж не подумала бы.

— Да как-то не до этого стало, я уж давно вязание забросила, — ответила я как можно небрежнее, — у меня сейчас и работа, и учеба, и семья.

— Зря, у тебя хорошо получалось, — заметил Дима, — твой свитер меня всю учебу грел. И я хотел новый тебе заказать. И вообще, когда ты вязала, я как-то успокаивался, что ли.

— Ой, так я обязательно, — я чуть не ляпнула «выучусь», — обязательно свяжу тебе, и новый свитер будет так же тебя греть.

Да, осталось лишь продумать, как же мне научиться вязать. Не просить же Пашину, в конце концов. Ладно, как домой приеду, озадачусь этим вопросом. Может, Маша вязать умеет. Лариска — та точно не умеет, никаких следов вязания в ее доме не было. А лучше всего найти какие-нибудь кружки или курсы по вязанию. И это замечательно, что я работаю сменами, время как раз будет на новое хобби.

Я решила рассказать Диме про махинации Пашиной.

— Представляешь, виделась тут с подругой, она тоже сейчас в Москве. Говорит, позвонили с работы, что будут расселять их коммуналку…

Чем больше я рассказывала, тем больше на лице Димы проступало недоумение, а потом и гнев. В конце концов он вскочил с дивана и заходил туда-сюда по комнате.

— Ну и подлая же у тебя подруга! Она что, не понимает, что это настоящее предательство? И как она себе это представляет? Она что, поедет к мужику, приласкает, приголубит, позовет в ЗАГС, а потом, как ордер получит, пинка ему даст? Знаешь, мне это напоминает один случай из истории. Королева Шотландии поехала к супругу, приласкала, привезла домой. А там уже поджидал любовник, чтобы убить обманутого супруга.

— Это ты про Марию Стюарт и ее возлюбленного? Ужасная история, конечно. Только там женщина была ослеплена любовью, а здесь все делается из-за лишней комнаты в квартире.

— А кто она такая вообще, эта Пашина, почему я раньше про нее не слышал? Ты где с ней познакомилась?

— Наши дочери вместе в садик ходили, да и живем недалеко друг от друга.

История знакомства и дружбы Альбины с Пашиными, конечно же, мне была неведома. Но я слышала, как Ритка выговаривала Анечке, что та боялась в садике к турникам подойти. А тут еще Дима говорит, что никогда не слышал про такую подругу. Поэтому вывод напрашивался сам собой. Скорее всего, забирали детей из садика и шли одной дорогой до дома. А потом Пашина с ее змеиным умом разглядела в Альбине хлебосольную дурочку, которой можно пользоваться на благо себе и своему ребенку.

Ох, а ведь один и тот же стиль! У меня аж волосы на голове зашевелились от ужаса. Почему я удивляюсь, что Валюша такая безжалостная по отношению к своему бывшему? Она ведь так же безжалостно разводила Альбину, да и других знакомых. И ей все равно было, что Альбина не может своей дочери лишнюю куклу купить, лишь бы сэкономить средства для летней поездки для себя и своей дочки.

— Слушай, я вот сейчас с тобой разговариваю, анализирую, и понимаю, насколько же мерзкая эта дамочка, — проговорила я, — она же по головам готова идти, лишь бы достичь своих целей.

И я коротко обрисовала, как Пашина с дочкой ходит по гостям, экономя на пропитании.

— Ее надо остановить, — решительно сказал Дима, — мы обязательно предупредим этого Валерку. Где, ты говоришь, он работает?

— В Арсеньеве, на заводе.

— Вообще-то там два завода, но это не проблема. Человек же не иголка в стоге сена, найдем. Вот домой вернемся и съездим, от нас до Арсеньева часа четыре всего на машине.

— Согласна, тоже об этом думала. Но не будет ли это предательством с моей стороны? Вроде как подруга, — с сомнением добавила я.

— Что-то не похожи вы на задушевных подруг, — заметил Дима. — И я думаю, если она своего добьется, ей же это потом боком выйдет. Высшие силы накажут.

— Ты веришь в высшие силы? — вырвалось у меня.

— Так и ты в них веришь, насколько я помню.

Ну да, ну да. Откуда мне помнить, о чем они там с Альбиной когда-то разговаривали?

— Конечно, верю, — сказала я, — зло всегда возвращается. Даже если проводить параллель с той шотландской королевой, которая мужа обманом заманила на погибель. Она ведь потом сполна расплатилась: и в тюрьме двадцать лет провела, и голову ей в итоге отрубили.

— Ну а я про что? А здесь, в Москве, сколько таких историй было, не сосчитать! Ты же слышала про бассейн «Москва» на Кропоткинской улице?

— Н-нет, — подумав, ответила я.

— Вообще-то самый большой открытый бассейн в стране. Так вот, на этом месте был храм в честь героев войны 1812 года. После революции его разрушили и хотели там поставить огромный памятник Ленину. Планы были грандиозные, конечно. Только ничего не вышло. Когда храм взорвали, вся территория оказалась затоплена водой.

— Нифига себе! И они решили бассейн сделать.

— Ну да, — развел Дима руками, — вот и думай после этого, есть высший разум или нет.

Я вспомнила парк в нашем городе, и того старика, который рассказал мне, что там тоже, оказывается, храм был и кладбище. А теперь парк и танцплощадка.

— Слушай, — мои мысли опять вернулись к Пашиной, — а если она все-таки достанет билет на ближайшее время и раньше нас приедет?

— В разгар лета достать билет на ближайшие дни — это утопия! — рассмеялся Дима.

Тут я засомневалась. Такая уж ли это утопия? При желании все, что угодно, достать можно. А мы выезжаем только через неделю, и еще неделю будем ехать.

— Кстати, а когда у тебя командировка заканчивается? — встрепенулась я, вспомнив, что вроде бы Дима говорил, что едет всего на две недели.

— На следующей неделе в четверг уезжаю.

— Ой, — пригорюнилась я, — а мы еще неделю здесь будем.

— Не переживай, — Дима подошел и обнял меня, — совсем скоро увидимся. Чего расстраиваться, у нас же вся жизнь впереди.

— Слушай, а как мы поступим? Будем пока встречаться?

Дима сел на диван, не выпуская мою руку из своей руки. И я села рядом с ним.

— Нет, я не хочу встречаться, — сказал он серьезно, — я хочу, чтобы мы всегда были вместе.

— И я так хочу — всегда вместе.

— Поэтому оформляй развод, и идем в ЗАГС.

— Подожди, но Вадим-то сейчас, скорее всего, в рейсе.

— Ну и что? Ты, главное, заявление напиши, а там уже будем действовать по ситуации.

— А где мы будем жить, у нас на Енисейской? Или можно на Шошина, там квартира пустая стоит.

— Ну, временно где-нибудь поживем, а потом решим, что дальше, — ответил Дима, — можно вообще сюда вернуться.

— Да ты что? — я чуть не задохнулась от восторга. — Так можно?

— Ну, я на сто процентов не уверен, но попытаться можно. Я ведь мог сразу здесь остаться, но решил вернуться в родной город.

— Из-за меня? — спросила я едва слышно.

— Да. Думал, сможем хотя бы видеться иногда.

— Дима! — я уткнулась ему в плечо и прижалась всем телом. — Как же я тебя люблю.

— Я тебя тоже, — прошептал он в ответ.

Нашу идиллию прервала оглушительная трель телефонного звонка.