Железнодорожница 2

Глава 21

Однако, поесть новым гостям была не судьба. Юрочка, едва вернувшись в зал после мытья рук, попал в водоворот Риткиного веселья и воодушевления.

— Побежали на улицу!

— А ты обещала Хомочку показать, — напомнил мальчик.

— Ой, так мы и ее с собой возьмем!

Тут я, конечно, вмешалась:

— Никаких улиц. Хомочка у нас домашнее животное, и на улице ей совершенно нечего делать!

— Ну и ладно, с Хомочкой мы потом поиграем! А сейчас бежим, я в соседнем дворе такой турник нашла! — и Ритка потянула братика за собой.

Надо будет объяснить ей потом, чтобы не вздумала водить на улицу хомячку. Не дай Бог, убежит и потеряется. Или заразу какую поймает.

Володькины девочки тоже оживились, глядя на своих двоюродных брата и сестру. И побежали за ними.

Маша уселась было за стол, и даже поднесла к губам кружку с чаем. Но скромной девушке быстро сделалось неловко — потому что Володька не сводил с нее пронзительных глаз.

— Дядь Лёнь, я, пожалуй, тоже пойду на улицу, хорошо? А то дети в соседний двор побежали.

— И что? — не понял дед. — Ты удивишься, наверно, но они не только возле дома играют.

— Все равно, я лучше присмотрю. Извините.

Она стремительно вышла. Хлопнула входная дверь.

— Ну и что ты на нее так уставился? Дырку хотел прожечь? — упрекнула я Володьку.

— Да ничего я не уставился.

— А то я не вижу.

Дед принялся убирать со стола, и я встала, чтобы помочь. Потом мы сложили стол и поставили его на место — в угол, рядом с балконной дверью. За окном было еще светло, летний вечер горел жаркой истомой в облаках, подсвеченных яркими солнечными лучами. Шелестел ветерком в ветвях деревьев, в золотых шарах и космеях на клумбах под окнами.

— Если бы ты знала, сестренка, — заныл Володька, — как мне жаль, как жаль, что все так получилось!

— Нам тоже жаль, уж поверь, — я привычно опустилась в свое любимое кресло рядом с журнальным столиком.

— Да я про Машу, — неожиданно признался он, — вот смотрю на нее и думаю: ну какой же я остолоп, какой дурак!

— Не переживай, ты не дурак. Ты просто подлец. И предатель.

— Ох, Альбина, — Володька скривился, как будто его заставили отведать теплого пива в жаркий день, — вам, женщинам, такого не понять. А я, как увидел Нинку, так дышать без нее не мог, понимаешь? Как будто вся планета остановилась, а в голове только и стучит: «Нинка, Нинка». Молодая, красивая, женственная.

— А Маша разве не такая?

— Я ж говорю — вам, женщинам, не понять. Да я же летал, как на крыльях! А после свадьбы началось — требования, скандалы, склоки. С моими ста… — он опасливо взглянул на меня, — родителями она ругается, на моих друзей плюет, с их женами скандалит. Понимаешь, я понял, что живу с ненормальным человеком. И тогда я дал себе слово — как только девчонкам восемнадцать исполнится, в тот же день я от Нинки уйду.

— Так долго терпеть? — ужаснулась я. Ведь его дочкам сейчас лет шесть, не больше.

— Так это же его дети, — встрял дед, — можно понять. А теперь куда он уйдет, раз жена болеет?

— Теперь да, никуда не денется.

— А сейчас смотрю на Машу, — продолжал Володька упавшим голосом, — и так мне тошно! И так я себя ругаю! Ну как же можно было через три дня знакомства бежать на ком-то жениться, когда рядом была прекраснейшая из женщин? Как кошмарный сон какой-то. Хочется время назад отмотать и не совершать такую ошибку. И чтобы все по-прежнему, и чтобы мы вместе с Машей растили Юрочку…

Он запнулся и замолчал, видимо, борясь с желанием заплакать.

Я взглянула на деда:

— Ты ему водки не наливал случайно?

— Нет, что ты! — испуганно замахал тот руками.

— А чего он разнылся-то?

— Да тяжело мне, понимаешь? — Володька постучал себе кулаком в грудь. — Так тяжело, как никогда в жизни! Только теперь понять, что я, дурак, натворил, — врагу не пожелаешь. Смотрю на Машу и понимаю — вот же она, моя, моя женщина! А теперь-то как? Простит ли она меня? Захочет хотя бы поговорить, объяснить всё?

— Что? — насмешливо фыркнула я. — Ты хочешь опять ей голову задурить? Так я тебе скажу, дорогой братец — не получится. То, что ты ее обидел — это одно. А вот то, что ребенка бросил — и именно в тот момент, когда был так ему нужен, — это совсем другое. Так что никто тебя не простит, и не надейся.

— Жаль, если не простит, — понурился Володька.

— А как же твоя новая женщина с Угольной? — поинтересовалась я.

— Ой, да там сложно всё, — вздохнул он. — Моя жизнь в какой-то кошмар превратилась. В командировки не могу ездить — жена больная, — заработки упали. Теща по пути с работы девчонок из садика забирает, и сразу домой, за Нинкой ухаживать. Я прихожу из депо и помогаю ей. Вдвоем весь вечер простыни меняем, стираем…

— Ой, Володя, — испугалась я, — давай без подробностей. Так страшно, аж мороз по коже. А когда Нинку в больницу увезли?

— Вчера вечером, теща с ней поехала. А мне хоть на стенку лезь. И выпить хочется, и нельзя. Двое детей несмышленых на руках. А сегодня шел с работы, дочек забрал, да так к вам захотелось! Хорошо, папа дома был.

— Да теща скоро вернется, — предположил дед, — не будет же она жить в больнице. Придет домой — дочек ей спихни, да и выпей. Тебе надо расслабиться.

Вскоре из прихожей донеслись детские голоса и шум, и в зале появилась Ритка в компании своих двоюродных сестрёнок.

— А где Маша с Юрочкой? — встрепенулся Володька.

— Так они с нами до подъезда дошли, а потом пошли домой, — ответила Ритка жизнерадостно.

— Как же так? Их же надо проводить до дома! — вскочил он. — Девочки, бегом за тетей Машей!

Ну вот и разошлись гости.

А я вспомнила про те самые калоши, которые были на Альбине в первый день моего попадания. Может, в них на работу поехать? Кто там в такую рань будет на меня смотреть? Люди в час пик бегут на работу и ни на кого не обращают внимания. Или найти те разношенные синие туфли на танкетке. А в кабинете переобуться. Кстати, надо поискать в аптечке пластырь, ноги заклеить.

Утром на платформе царила приятная прохлада — дул ветер с моря. Я все же надела синие туфли на танкетке и решила не переобуваться. Туфли, хоть и не новые, зато удобные. Хоть одной проблемой меньше.

В кабинете я увидела Наталью Петровну и Лильку. Остальные еще не приехали, по-видимому.

— Как добралась? — приветливо улыбнулась Наталья Петровна и убрала в стол расческу.

— Да нормально, а вы?

— Ой, у меня же с утра одни приключения, — начала она, — я на сопке живу. Пока спущусь до Баляева, пока трамвая дождусь…

— Слушайте, давайте не будем терять время и сразу пойдем по кабинетам, — предложила я.

— По каким кабинетам?

— Ну как же, Четвергова вчера сказала, чтобы мы ходили по всем кабинетам и спрашивали, не брал ли кто РД.

— А, — вспомнила Наталья Петровна и принялась водить помадой по губам, — пойдем, конечно.

Мне хотелось пойти прямо сейчас. Во-первых, я абсолютно не желала наблюдать утренний ритуал Анриетты по выпусканию пара. Совершенно не хотелось выслушивать этот вульгарный голос. Во-вторых, мне хотелось скорее познакомиться со всеми сотрудниками Управления. Мало ли, вдруг повезет и удастся с кем-нибудь наладить крепкие связи.

Когда я работала на кафедре в той, прошлой жизни, к нам перешла женщина из бухгалтерии. Там ее буквально съедали безобразные тетки вроде Четверговой. Но у нее были хорошие отношения с нашим Пал Санычем, и он взял ее на кафедру завлабом. Со временем она стала преподавать, у нее хорошо получалось, и бывшие коллеги завистливо кусали локти.

— Пойдемте, Наталья Петровна, — поторопила я, и очень вовремя.

Едва мы вышли в коридор, как увидели Анриетту, которая неслась к кабинету с горящими глазами.

— А вы куда? — заорала она. — Прохлаждаться вздумали? Рабочий день уже начался.

— А мы по рабочим делам и идем, — хмуро бросила я.

Коридор был наполнен людьми, спешащими в свои кабинеты. Среди них показалась и голова с сосульками.

— Доброе утро, — сказала, подходя, Четвергова. — Вы нашли недостающие документы?

— Идем искать, — спокойно сказала я, не считая нужным напоминать, что рабочий день едва начался.

Вообще-то можно было сначала подумать, кому они могли понадобиться, чтобы не соваться во все кабинеты подряд. Но сегодня у меня был общеизвестный принцип «солдат спит — служба идет». И я сказала Наталье Петровне:

— Может, начнем с первого этажа и обойдем все кабинеты по порядку, чтобы ничего не пропустить?

Она не возражала, и мы стали стучаться ко всем. И в отдел кадров, где в принципе эти РД не нужны, и в бухгалтерию. Даже у вахтеров спросили. Все вежливо отвечали, что не видели ничего такого. Зато многие предлагали выпить с ними чаю и охотно вступали в разговоры.

Перешли на второй этаж. Один кабинет, второй, третий. Вдруг открылась неприметная дверца, и оттуда вышли наши великие специалисты — Садовская и Четвергова. Скользнули по нам высокомерными взглядами, но ничего не сказали. Закрыли дверь на ключ и пошли дальше работать.

— Подождите, — я аж остолбенела, — так это же наш туалет.

Ключ от неприметной дверцы висел на гвоздике в кабинете, и я уже знала, что там всего лишь одна кабинка.

— Ну да, — кивнула Наталья Петровна.

— Они что, в туалет вместе ходят? Но зачем?

— Да дружба у них такая… сортирная, — со злостью ответила она, — в туалет вместе ходят, зато помогают друг другу за деньги.

— Как это? — опять остолбенела я. — Разве так бывает?

— Еще как бывает. Однажды сыну Садовской понадобилось импортное лекарство, а у Четверговой блат есть в аптеке. Так вот, она взяла с нее и стоимость лекарства, и еще сверху — за то, что достала.

У меня слов не было.

Мы методично обошли все кабинеты. Я была рада, что со всеми познакомилась, всех теперь знаю, со всеми буду здороваться. Если останусь здесь работать, конечно.

Вернулись в наш кабинет и положили на стол Четверговой найденные фолианты.

— Здесь все? — процедила она.

— Почти. Все добыть не удалось.

Она промолчала, и мы сели за свои столы.

— Ой, — вдруг подпрыгнула Четвергова, — а этот экземпляр верните на место. Я немного ошиблась, мне нужен с другим номером.

Мы переглянулись с Натальей Петровной и потопали знакомой дорожкой в подвал — ставить на место ненужное РД и брать нужное.

После обеда Садовская опять напомнила Четверговой:

— Лен, там же вроде приходили коммерческие отчеты на проверку. Ты дай товарищу, — она кивнула на меня, — пусть проверит.

Та не нашла нужным ответить, делая вид, что чрезвычайно занята.

И все оставшееся время до конца рабочего дня я просидела, тупо глядя в окно и стараясь не уснуть. Ну что? Пару дней осталось так посидеть, и начальник поднимет вопрос о целесообразности моего пребывания на этом месте. Как пить дать.

Так прошла почти вся рабочая неделя. Из отдела рацпредложений меня не беспокоили, начальник ничего не говорил. И что мне делать, я совершенно не понимала.

Наступила пятница. В столовой во время обеда я сидела за одним столиком с Анной Николаевной, той самой поклонницей небезызвестной певицы из отдела кадров. С недавних пор мы с ней перешли на «ты» и подолгу болтали на разные темы. Неплохой женщиной она оказалась. И теперь я не сразу убегала из столовой, а проводила время в компании интересной собеседницы.

— Ладно, — взглянув на часы, сказала Анна Николаевна, — пора расходиться по кабинетам, обед закончился. А ты подумай насчет субботы.

— Да тут и думать нечего, конечно, мы приедем, — новая приятельница предложила сходить вечером с цирк, она с сыном и я с Риткой.

— Тогда до субботы, — и Анна Николаевна побежала выполнять свои обязанности.

А я вошла в наш кабинет на втором этаже и оторопела. На моем столе красовались аккуратно сложенные стопки. Я не поленилась посчитать — их было ровно шесть штук.

— Альбина, — ко мне торжественно подошла сама Четвергова и положила руку на одну из стопок, — это коммерческие отчеты станций. Их надо проверить до конца сегодняшнего дня.

Я посмотрела на нее, потом перевела взгляд на эти шесть стопок. В нашем учебном заведении был предмет, где изучали заполнение таких отчетов. Его вел Пал Саныч. И на деловой игре одно из заданий для студентов было как раз проанализировать правильность заполнения. Поэтому я не сомневалась, что справлюсь с такой работой. Но за столь короткий срок — увольте.

— Я не успею до конца рабочего дня, — я старалась говорить как можно спокойнее. — В лучшем случае смогу до вечера понедельника. Если делать как попало, то можно, конечно, и за час уложиться. Но я как попало делать не собираюсь.

Ой, а может, в этом и был ее расчет — чтобы я от страха начала торопиться и наделала ошибок?

Четвергова зажмурилась, и целую минуту ее зажмуренные глаза нервно дергались. Потом отчеканила своим металлическим голосом:

— Я вас предупреждала, что, когда надо, мы сидим до семи. Эта работа крайне срочная. На контроле у руководства. Поэтому будьте любезны исполнить ее в срок, — и ушла к своему столу.

В кабинете воцарилась такая тишина, что слышно было, как жужжит залетевшая через открытое окно муха.

Дрожащей рукой я взяла первый попавшийся отчет. На нем стояла дата — пятое августа. В этот день я еще ехала поездом из Москвы. И вышла сюда работать шестнадцатого. М-м, очень интересно. Я стала просматривать другие отчеты. На всех стояли даты первых чисел августа. Что ж, вполне логично. Отчеты за месяц сдаются в начале следующего месяца.

Но почему мне не отдали их раньше? Почему я неделю просидела без работы, как истукан, а теперь меня подгоняют — срочно, срочно?

Я встала и перенесла на стол Четверговой половину отчетов.

— Что это? — прорычала она, поднимая на меня глаза.

— А это, Елена Александровна, ваша часть работы. Эти отчеты вы получили отнюдь не сегодня. И должны были их проверить давным-давно, еще до моего прихода в этот отдел. Я понимаю, что вы не успели, а сроки горят. Поэтому согласна — чисто добровольно, из лучших побуждений, — помочь вам. И ровно половину я оставила себе.

— Забери свои отчеты! — заорала она во весь голос.

Не знаю, как у других сотрудников, но у меня едва барабанные перепонки не лопнули. И все внутри перевернулось от этого сумасшедшего крика. Я кинула взгляд на стеклянную перегородку — Пётр Аркадьевич даже ухом не повел. Делал вид, что занят своими делами.

Четвергова с грохотом отодвинула свой стул, схватила отчеты и, громко топая каблуками, направилась ко мне. Очевидно, с целью бухнуть их мне на стол. Я оперлась о столешницу и встала у нее на пути. При этом старалась смотреть ей в глаза как можно решительнее.

— Забери свои отчеты! — опять этот дикий вопль.

— Лена, успокойся, — подала голос Садовская, — не пускает к столу — не надо. Драться с ней, что ли? Иди к начальнику, пусть он разбирается.

— Пойдем, — мотнула головой Четвергова в сторону стеклянной перегородки, — пойдем-пойдем, — повторяла она мне, как школьнице, сорвавшей важный урок.

— Иди, — я старалась говорить как можно спокойнее и стараясь унять бешеный стук сердца, — я за тобой.

Мы прошли за стеклянную перегородку. Пётр Аркадьевич устало повернулся к нам, снял очки и потёр глаза.

— Что случилось, товарищи?

— Вот, — Четвергова вывалила стопку ему на стол, — отказывается работу свою выполнять.

— Дело в том, что эту работу Елена Александровна выполнить не успела. И случилось это еще до моего прихода сюда. Я здесь сижу неделю, и мне говорили, что ничего делать не нужно, все давно сделано. А сегодня отдают шесть стопок и требуют проверить до конца дня. Я согласна помочь. Но именно помочь, а не сделать работу за другого сотрудника, еще и в короткие сроки.

— Правильно, — послышался сзади голос Садовской, — потому что Лена все на себя навесила, бедная. Все сама выполняла, все за всех делала. А все только и смотрят, что бы еще на нее переложить.

Она что-то еще говорила в защиту Четверговой, но начальник не слушал.

Пётр Аркадьевич опять снял очки и долгим выразительным взглядом посмотрел на Четвергову. Та заметно занервничала. Садовская незаметно ретировалась.

— Елена Александровна, — наконец, сказал начальник отдела, — вы сначала выполните свою работу в полном объеме, а потом требуйте отдачи от других. А вы, — он повернулся ко мне и надел очки, — отдайте ей все, слышите, все отчеты. Пусть проверяет.

И он отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

Что ж, начальник сказал, я сделала. Отнесла Четверговой, сидевшей, как мокрая курица, все отчеты.

— Если мне сделают за это выговор, — прошипела она, — пеняй на себя.