Железнодорожница 2

Глава 18

— Так ты же говорила, эта Валентина такая заумная, — удивлялся моему рассказу Иван Аркадьевич, — и научный сотрудник, и диссертацию пишет. Как же ума хватило за такого выйти?

— Все так, — подтвердила я, — и умная, и заумная, только практического ума не было. В школе за медалью гналась, в институте — за красным дипломом. Когда очнулась — все подружки давно замужем, у всех дети. А тут она этого Пашина встречает где-то то ли в автобусе, то ли в троллейбусе, точно не помню. Вроде как билетик выкручивала, а он подошел и схватил ее за руку.

— Оригинальный способ познакомиться, — покрутил головой Иван Аркадьевич, — небось, напугал девчонку.

— Ну, если двадцать пять лет считать девчонкой…

— Сколько? — мой собеседник чуть руль из рук не выпустил. — Ты хочешь сказать?..

— Да она сама рассказывала. До двадцати пяти лет даже не встречалась ни с кем. А тут такой оригинальный молодой человек.

Солнце уже зашло, но свет — мягкий, неяркий — все еще освещал землю. И дорогу, и лес по обочинам, и салон автомобиля. Мы уже ехали мимо пригородов нашего города.

— Да, подзасиделась девка. Шутка ли, двадцать пять лет, и не замужем. Однако, оригинальности молодого человека хватило лишь, чтобы жениться и заделать ребенка. А потом его методично выпроводили, — заметил Иван Аркадьевич.

Я аж зубами скрипнула. «Подзасиделась», ну и понятия. Может, человеку вовсе не нужна семейная жизнь. Увлечена была наукой, чувствовала в этом предназначение.

Но, конечно, со всех сторон давили авторитетные родственники и друзья. Дескать, подруги все уже замужем, а ты когда? Ну, неприлично же в двадцать пять лет быть незамужней. Еще пару лет «посидишь», и вовсе никто не посмотрит.

Интересно, как они отреагировали, увидев ее избранника? Так и слышу умильно-жалостливое: «Ну что вы хотите, ей уже двадцать пять лет! В таком возрасте рожать пора, и даже для себя уже можно, если никто не женился».

— Я точно не знаю, когда она его выгнала, — сказала я вслух, справившись со своими эмоциями. — Но теперь, когда ее дочь во втором классе вовсю интересуется мальчишками, Валюша очень рада. Говорит, зато не пролетит, как я когда-то.

— А как ее дочь учится?

— Да не особо, на «тройки», — вспомнила я рассказы Ритки.

— Так я тебе скажу, — Иван Аркадьевич продолжал внимательно смотреть на дорогу, — если сама еще не догадалась. Ненормально для девочки во втором классе плохо учиться. Тем более ненормально интересоваться мальчиками. А подруге твоей думать надо было не только о себе, но и о ребенке. Ну, хочется тебе замуж, да выходи хоть за кого хочешь. Живи хоть с Фантомасом, раз такой понравился. Но рожать от такого — по-моему верх легкомыслия.

А ведь и правда. Неужели Пашина не понимала, что такой отец может передать ребенку свои особенности? На авось понадеялась.

— Согласна с вами. Хоть коллеги на заводе и говорят, что он таким стал после развода — неправда это. Он всегда был со странностями.

Иван Аркадьевич высадил меня возле подъезда и уехал, напоследок попросив приходить к ним почаще.

Почему-то на улице меня встретила полная тишина. Вроде столько людей на лавочках — прекрасный теплый вечер, — а двор будто замер. Последний раз такое было, когда пьяный Вадим справил малую нужду посреди двора.

— Здравствуйте, — нарочито громко крикнула я соседкам, сидевшим на лавочке прямо у нашего подъезда.

Все, как одна, обиженно поджали губы и лишь неловко кивнули в ответ. Даже детвора со своими мячами перестала носиться.

Я пожала плечами и вошла в подъезд, чувствуя на себе настороженные и едва ли не осуждающие взгляды.

В прихожей уже стояли дед с Риткой.

— Это с кем ты приехала? Да еще на машине? — недоуменно спросил дед.

— С отцом Димы, — ответила я, скидывая босоножки. — А вы что, с балкона видели?

— Ой, мы же видели эту машину! Дядя Дима на ней тетю Олю в аэропорт отвозил, — взвизгнула Ритка. — Мама, а когда уже дядя Дима вернется?

— Скоро, — сказала я и пошла умываться с дороги.

Из прихожей доносились даже сквозь всплески воды дедовы причитания:

— Ну все, теперь соседи меня замордуют! Будут пытать, кто это Альбину катает по вечерам на машине. А то еще скажут, мужа в рейс отправила, а сама нашла богатенького ухажера!

Я быстро промокнула лицо полотенцем и выскочила из ванной:

— А я смотрю и думаю: ну чего они все вдруг замолчали и косятся, как будто впервые меня увидели! Но это же обыкновенный «Москвич», в самом-то деле! Подумаешь, кто-то подвез, что тут такого?

— Обыкновенный — не обыкновенный, а в нашем доме только у двоих есть машина, — мягким тоном, чтобы меня успокоить, возразил дед, — одна у капитана с пятого этажа, а другая у сына директора завода с третьего подъезда.

— Интересно, как еще этот сын директора здесь квартиру отдельную получил, — проворчала я.

— А это уже не наше дело.

— Да понятно! А я еще думала попросить высадить меня на остановке, — горячилась я, — лучше бы оттуда пешком дошла. Ладно, если личный автомобиль пока еще роскошь для большинства, значит, буду в другой раз умнее. А ты людям так и скажи, мол, родственник подвез. Мне стыдиться нечего!

Не перестаю удивляться вечерам в этом времени. Они как будто резиновые. Люди, отработав весь день и даже потратив полчаса-час на то, чтобы добраться, успевают все. И домашние дела переделать, и в гости друг к другу сходить. Впечатление, будто после рабочего дня начинается еще один день.

Вот и я сейчас. Не спеша поужинала, просмотрела программу телевидения. Ничего интересного сегодня не показывали. Поэтому я решила сходить к той самой соседке, которая с мужем приходила к нам ночевать. Разузнаю новости, да заодно поинтересуюсь, не умеет ли она вязать. Может, повезет, и она научит меня этой премудрости.

Я надела шлепанцы и, как была в домашнем халате, открыла дверь. Соседи по площадке именно в таком виде и ходили друг к другу.

— Ты далеко собралась? — дед услышал из своей комнаты звук открываемой двери.

— Да к Катерине из… — начала я говорить, повернулась к проему двери и заорала от ужаса.

В тусклом свете подъездной лампочки прямо перед нашей дверью стояла полная невысокая фигура.

— Что там? Кто там? — рядом со мной материализовался дед с фонариком.

— Мамочка, что случилось? — прибежала с воплями Ритка.

Дед осветил фонариком площадку перед дверью, и мы увидели… замызганную, взлохмаченную, не похожую на себя, Пашину.

— Не узнали? — слабо улыбнулась она. — Да я и сама себя в зеркале не узнаю.

Женщина вошла в прихожую, даже не думая спросить разрешения. Я невольно закашлялась. Едкий запах сто лет немытого тела заполонил все помещение. Стоял жаркий летний вечер, все форточки были открыты настежь, но нормально дышать при этом стало невозможно.

— Ты откуда? — ахнула я. — На чем добиралась?

— Альбина, — с укоризной сказала Валюша, — ты дай мне сначала помыться, а потом спрашивай, хорошо? Я еле как добралась до дома, а ванна занята. Соседка по коммуналке только что залезла мыться. А она у нас любит набирать полную ванну с пеной, с какими-то экстрактами. И сидит там, балдеет.

— Так надо было вежливо постучать и объяснить ситуацию. Сказала бы, что только с дороги.

— Ой-й, мы же живем дружно. А если я начну свои права отстаивать, то вся наша коммуналка передерется. Мне проще к друзьям сходить да спокойно помыться. Ладно, давай мыло и чистое полотенце. Помоюсь и все расскажу.

— А Анечка в Москве осталась? — заикнулась Ритка.

— Рита, не мешай тете Вале, — одернула я ее, — понятно же, что в Москве.

Мы прошли в зал. Я уселась в свое любимое кресло, дед с Риткой устроились на диване.

— Может, все окна настежь открыть, чтобы сквозняк сделать? — засуетился дед. — Или, хотите, я закурю в комнате? Я пепельницу возьму.

Он взял из «стенки» синюю стеклянную пепельницу и закурил, стоя у распахнутой двери балкона. И прав ведь оказался! Запах крутого табака в эту минуту показался мне намного приятнее, нежели сто лет немытое тело.

— Фух! — плюхнулась наконец Пашина на диван со вздохом облегчения.

Ритка инстинктивно отодвинулась подальше.

— Так ты на чем приехала? — спросила я. — На самолете, наверно. На поезд никаких билетов не было, я ведь узнавала.

— Конечно, на самолете, — Валюша порозовела и стала похожей на себя прежнюю. — Я ведь и не надеялась улететь. А тут, представляете, повезло! Какой-то хор должен был улетать на гастроли. А потом гастроли отменили. И мы, все, кто оставался в очереди, попали на самолет до Иркутска.

— До Иркутска? А оттуда как же?

— Ой, мне было уже все равно. Я готова была хоть на перекладных добираться. Но повезло, билеты были в свободной продаже, правда, до Хабаровска. Но ничего. Из Хабаровска легче приехать. А тут еще раз повезло — на ближайший рейс до нашего города нашлись билеты. И вот я дома! Закинула чемодан в свою комнату. Пошла в ванну, а там заперто. Спрашиваю у тети Ани, кто там. А она говорит, да там Янка закрылась. А это всегда надолго, она там часами лежит, музыку слушает, шампанское попивает. Ну, я сразу к вам.

Как же мне это нравится — «сразу к вам»! Как будто у нас тут общественная баня, и мы всегда рады ублажить гостей за небольшую плату.

— Ну, сейчас обсохнешь, да и домой можно идти. А то потом по темноте страшно будет.

— А вы с Риткой меня не проводите? — удивленно протянула она.

— Не-а, Ритке завтра на музыку, а мне на работу.

— Ну и что? Вы же так любили прогуляться на сон грядущий, проводить нас с Анечкой…

— Ой, а Анечка когда приедет? — Сразу вмешалась Ритка.

— К концу лета, — ответила Пашина и опять вперила в меня недоверчивый взгляд бледно-голубых выпуклых глаз, — а тебе как так быстро на работу?

— А так, — развела я руками, — я и билеты брала, чтобы чисто на время отпуска съездить.

— Знаешь, ты так изменилась в последнее время, — покачала она головой, — вязание забросила, проводить меня не хочешь.

— Да куда провожать? Начитаешься всяких криминальных сводок…

— Каких криминальных сводок? — подняла она брови. Дед тоже с удивлением на меня покосился.

— Да попалась статья в одной газете…в Москве еще. Там писали, что женщину хулиганы поздно вечером поймали и ограбили.

— Да ты что? Но это, наверно, у них в Москве, и то нечасто. А у нас здесь такого нет…

«Всякое есть, — я грустно усмехнулась, вспомнив Димины разговоры о гласности, — просто сейчас про такое не пишут».

Толком не обсохнув, Пашина пошла собираться на выход.

— Да и правильно, — говорила она, обуваясь в прихожей, — мне и самой завтра с утра ехать в Арсеньев. Хватать Валерку в охапку, и в ЗАГС. Потом бежать со свидетельством о браке в жилищный отдел, тыкать их носом, чтобы двухкомнатную дали. Кстати, поможете нам с переездом? Я чемоданы с тюками соберу, но их же надо будет относить на новую квартиру.

— А не проще грузовик заказать с грузчиками?

— Нет, не проще, — лукаво улыбнулась Пашина, — мои финансы поют романсы. В Москве все истратила, так что… Ну ладно, я побежала, пока.

Я закрыла за ней дверь на замок и к соседке решила не ходить. Как-то пропало все настроение, да и время позднее — не для гостей.

Оставшиеся дни до выхода на работу я провела без особой пользы. Так уж получилось. Соседка Катерина, как выяснилось, вязать не умела. У других соседей спрашивать я как-то не решилась. Никаких курсов по вязанию найти не удалось. Были лишь кружки при доме пионеров, да и те открывались с началом учебного года.

— А ты не помнишь, как я вязать научилась? — спросила я как-то у деда.

— Да как, мама тебя с раннего детства учила. А потом в школе у вас кружок был.

Получается, Альбина вязала с раннего детства, значит, был и опыт, и знания. А как я в тридцать лет начну осваивать ремесло? Этот вопрос пока что оставался открытым.

Как-то незаметно подобралось воскресенье.

— Настроение приподнятое? — пошутил дед вечером.

— С чего бы это?

— Ну как же, завтра на работу, как на праздник.

— Ага, — помрачнела я.

— Сама же хотела продвигаться, — напомнил он, — а такие вещи просто так не даются. Без труда, сама понимаешь.

Это он верно подметил. Любой мало-мальски заметный человек в любой организации с чего-то начинает. И никому это начинание легко не дается.

В восемь утра я пришла на инструктаж, а оттуда — в отдел кадров.

— Вы инструктаж прошли? — Анна Николаевна забрала направление с подписью инструктора. — Сейчас вызову Садовскую, и она отведет вас в отдел.

Вскоре за мной явилась та самая дамочка с прической «боб», и мы вместе пошли на второй этаж.

Я первая ступила на территорию отдела, в котором предстояло работать. Осмотрелась. Слева от входа за стеклянной перегородкой сидел, уткнувшись в бумаги, мужчина лет сорока. Справа было большое помещение — три стола слева у окна, три стола справа. Еще один стол, с пишущей машинкой, стоял у дальней стены посередине.

— Товарищи! — громко сказала Садовская, входя следом за мной. — Познакомьтесь с нашим новым сотрудником, это Альбина Леонидовна Новосельцева. С сегодняшнего дня она работает в нашем отделе.

Мужчина за стеклянной перегородкой привстал и сказал через громкоговоритель:

— Добро пожаловать, мы очень рады! — и опять углубился в свои бумаги.

Из-за первого стола слева стала подниматься полная черноволосая женщина с глазами, подведенными черным карандашом. Она приветливо улыбнулась и пошла было к нам навстречу, но вдруг испуганно остановилась.

В кабинет влетела, как вихрь, худая девица с темными волосами, собранными в хвост и в белой блузке. Она отчаянно рыдала и что-то выкрикивала хриплым, прокуренным, голосом. Из глаз вулканом вырывалась ненависть и злость ко всему миру.

— Так, я не поняла, ко мне какие претензии? — послышался металлический злобный голос, и величаво цокая каблуками, вошла еще одна женщина. На первый взгляд, приятная и симпатичная, хорошо одетая. Однако, стоило рассмотреть ее пристально, и многие детали не позволяли отнестись к ней с доверием.

Вроде бы нормальная прическа, «каре», но кончики волос слипшиеся, как сосульки. Голубые красивые глаза, но стоит заглянуть в них, и становится различим какой-то неприятный огонек. То ли усталость, то ли безумие, то ли какой-то вселенский ужас. В общем, мне показалось, что передо мной психически нездоровый человек.

— Ты пообещала путевку от профкома, — задыхаясь в истерике, прокричала вульгарным хриплым голосом девица в белой блузке.

— Тебе выделена путевка по программе «мать и дитя», — растягивая слова, произнесла тетка с сосульками, тем же менторским тоном.

— Но ты обещала дату на следующий день после получки! — продолжала орать девица. — Я рассчитывала получить зарплату и поехать спокойно с ребенком. А теперь что, без денег ехать? Мы же обо всем договорились! Ты пообещала поменять даты с другой сотрудницей, чтобы я успела получить зарплату! Почему не поменяла?

— Да зачем там деньги? — встряла в разборки Садовская. — Путевка же от профсоюза. «Мать и дитя» — туда все входит, и проживание, и питание, и все процедуры. Зачем тебе деньги? В бухгалтерии договоримся, чтобы на депозит не отправили.

Я поначалу ничего не понимала. Ну, придет зарплата через день после начала отдыха в санатории, и что? А потом вспомнила — сейчас же никаких переводов, никаких карт нет. Только наличные деньги. И зарплату эта девица получит лишь, вернувшись из отпуска. Не раньше. И даже по почте ей никто не сможет выслать, потому что она сама должна расписаться в ведомости.

— Зачем мне там деньги? — девица, казалось, вот-вот сорвет свой прокуренный голос. — Я что, должна во всем отказывать себе и ребенку? Ни мороженое не купить, ничего, да? Накормить-то нас накормят, а дальше что? Тварь ты, Четвергова, поняла? Чтоб ты так же поехала куда-то без денег! И вы все чтобы пожили, как я, с ребенком и без мужа! — плюхнула она в лицо бабе с сосульками, села за свой стол в правом дальнем углу и разрыдалась.

Начальник за стеклянной перегородкой делал вид, что ничего не слышал. Приятная женщина с подведенными глазами растерянно молчала, с сочувствием поглядывая на рыдающую девицу.

Четвергова и Садовская молча, с самым невозмутимым видом, процокали на своих каблуках к рабочим столам на правой стороне.

«Началось в колхозе утро!» — с отчаянием подумала я.

Две змеи, готовые шагать по головам на своих каблуках, вульгарная девица с отталкивающим взглядом и начальник, который предпочитает не вмешиваться в бабские дрязги. Пожалуй, на стороне добра в этом кабинете лишь я и женщина с подведенными черным карандашом глазами. И то не факт.

Правильно говорят — когда одна дверь закрывается, непременно открывается другая. А у меня получилось с точностью до наоборот. Как только у нас с Димой все наладилось, судьбе понадобилось сослать его в Афганистан, а меня в этот жуткий кабинет.