Железнодорожница 2

Глава 16

— Вы что, уже и до самого добрались? — не сдержалась я. — Уже и ему мою кандидатуру предложили, будь оно неладно!

— Альбина, не дерзи! — и без того постоянно красное обветренное лицо Нины Петровны стало еще краснее. — Мне сказали передать, я передала. Владлен Степанович будет тебя ждать ровно в девять ноль-ноль. Он человек занятой, и опаздывать нельзя ни в коем случае. Поэтому я и советую выехать сразу после смены.

Кассирша, передающая мне дневную смену, приглушенно захихикала. Метнув в нее гневный взгляд, я решила взять себя в руки. Не пророню больше ни слова. Я сделаю по-другому. По-хитрому.

Да, я завтра туда приеду — всё, как мне передали. И пусть я не высплюсь после ночной смены, пусть. Но я приду к Кандюшину и объясню так: не мне не подходит работа в их Управлении, а я не подхожу для Управления. Я не имею такого опыта, какой им нужен, и в кассе от меня гораздо больше будет толку. В конце концов, правильно дед сказал: «Ты же можешь отказаться».

Отказаться, и никак по-другому! У меня ведь еще одно важное дело — научиться вязать. Я Диме пообещала, что свяжу ему новый свитер. А для этого время требуется.

Какой, оказывается, драгоценный ресурс — время. Мы привыкли тратить львиную долю времени на работу. И на всякие бесполезные занятия — чего греха таить. А потом — бац! — и тебе тридцатник. Или сороковник, или полтинник. И тогда задаешься вопросом: а что я полезного-то сделала за столько времени? Чем свою душу обогатила? Что буду вспоминать в старости? Чем гордиться? Вот Альбина связала свитер, и Дима до сих пор вспоминает, как он его грел.

Работать сменами — времени на хобби гораздо больше. После рабочего дня и ночи — два дня отдыха — вяжи, сколько влезет. Да и в ночную смену можно будет с собой вязание брать. И тренироваться, пока не уснешь.

А в кабинете Управления даже подумать некогда будет о том, чтобы заняться в рабочее время невинным хобби.

Можно, конечно, пойти по пути наименьшего сопротивления и просто заказать свитер какой-нибудь вязальщице. А Диме наплести, что сама связала. Но такой путь чреват опасностями. Все тайное так или иначе становится явным. Да и не будет это греть душу — ни ему, ни мне самой.

Утром я напилась кофе, привела себя в порядок и стала ждать сменщицу. Ровно в восемь часов зазвонил городской телефон.

— Доброе утро, с вами говорит секретарь товарища Кандюшина, Жанна Александровна, — услышала я низкий женский голос.

— Доброе утро, — ошарашенно ответила я, — Новосельцева Альбина Леонидовна, билетный кассир станции Угольная.

— Звоню напомнить вам, товарищ Новосельцева, что товарищ Кандюшин ожидает вас сегодня в девять ноль-ноль.

— Да, я помню, буду к девяти ноль-ноль.

— Без опозданий, пожалуйста. Третий этаж, приемная начальника.

— Хорошо, — пробормотала я, слыша в трубке отбой.

Я себя чувствовала, как затравленный зверь. Идти к начальству на ковер всегда неприятно, и первые мысли — а вдруг я что-то по незнанию натворила? А вдруг сейчас огребу по первое число? Хотя сейчас другая ситуация, и это как-то связано с моим возможным переводом. Может, начальник хочет побеседовать и лично убедиться в моей компетентности, черт его знает.

Я быстро передала смену и, с тоской оглядев помещение кассы (вполне возможно, никогда здесь больше не появлюсь), переступила порог и пошла на электричку. По пути мне встретился начальник станции, приветливо кивнул:

— Вы нас покидаете, говорят, в Управление переходите?

— Это не точно, — грустно кивнула я в ответ.

От Угольной до центра города ехать довольно прилично, но мне не удалось ни успокоиться, ни расслабиться, ни подремать.

На входе протянула вахтерше свою бордовую корочку:

— Мне в приемную товарища Кандюшина.

— Третий этаж налево, — сказала она.

За столом в приемной сидела полная женщина в возрасте с черными короткими волосами.

— Жанна Александровна? — неуверенно спросила я.

— Присаживайтесь, я о вас доложу.

Минут пять я сидела на диванчике, стараясь унять бешеный стук сердца и без надобности поправляя оборки на платье.

Вскоре секретарша вышла из кабинета начальника:

— Проходите.

В кабинете мне бросились в глаза белые нарядные шторы-маркизы и на их фоне — представительный мужчина средних лет в железнодорожной форме.

— Здравствуйте, Альбина Леонидовна, присаживайтесь, — сказал он.

Я села на мягкий стул у лакированного стола, поздоровалась.

— Ну что, — он положил руки на стол и сцепил ладони, — поздравляю вас! Вы поднялись на еще одну ступеньку по карьерной лестнице. Да-да, и не смотрите на меня с таким ужасом. Вопрос насчет вашей кандидатуры решен, и решен положительно. Это будет не стажировка, не испытательный срок, вы сразу становитесь полноценным сотрудником коммерческого отдела.

Вот так, то есть моего согласия никто даже не спрашивает. И говорит начальник таким тоном, будто дарит мне сногсшибательные возможности. Ну прямо предложение века! И, конечно, я должна испытывать эйфорию, которая охватила бы любую актрису, позови ее сам Герасимов на главную роль в «Тихий Дон».

— Но… — я решила не упускать последний шанс отбрехаться. — Понимаете, я — человек крайне ответственный, и не хочу никого подвести. Дело в том, что у меня абсолютно нет опыта для такой работы. В моем послужном списке лишь должность билетного кассира. И я могу не справиться с теми объемами, которые на меня возложат. Если исходить из здравого смысла, в кассе от меня толку больше.

Кандюшин откинулся в своем кресле и расхохотался. Смешно ему, видите ли!

— Ой, Альбина Леонидовна! — проговорил он, утирая клетчатым платочком набежавшие от смеха слезы. — А вы еще и скромница, как выясняется! Зачем же так умалять свои способности, скажите на милость? Вопрос ведь решался не просто так. Начальник отдела кадров позвонил в институт.

— В какой институт? — прикинулась я дурочкой.

— А в который он выписывал вам целевое направление.

— Да, я летом поступила на заочное.

— И сразу на третий курс! — поднял указательный палец Кандюшин. — На кафедре вас очень расхваливали. Говорят, вы показали незаурядные знания по нашей специальности, и вас в индивидуальном порядке зачислили не на первый, а на третий курс.

Видать, нарвались на самого Пал Саныча, а уж он расписал им меня, как крепостной художник деревянную тарелку. Вот же, — я скрипнула зубами, — недаром говорят, что инициатива наказуема. Да, в тот момент — когда я впервые переступала порог института, — мне хотелось продвинуться на железной дороге, сделать карьеру, обеспечить себя теплым рабочим местом в кабинетике.

Но ведь приоритеты могут меняться! Сколько мы это обсуждали с дедом, и он не уставал повторять: «Чистые погоны — чистая совесть». А я всегда прислушиваюсь к старым и мудрым людям. А еще в моей жизни появился Дима, и я хочу побольше времени тратить на него. В общем, много причин, по которым все поменялось.

Но как сказать такое в глаза столь высокопоставленному начальнику? Ведь он полностью прав. Способностями меня Бог не обидел — раз. Целевое направление на поступление они мне выписали — два. Будут оплачивать сессии в виде дополнительного отпуска — три. И как я могу отказаться?

— Вам все правильно рассказали, — призналась я, — на кафедре я показала свои знания. Кроме того, сотрудничаю с ними как представитель производства. Но теория и практика — это несколько разные вещи. Если я берусь за дело, то должна делать хорошо. А получится ли…

— Альбина Леонидовна, у меня мало времени, — прервал меня начальник, — к сожалению, продолжать нашу беседу не могу. Меня ждут дела. Могу лишь повторить вам, что вопрос решенный, все согласовано. Поэтому теперь вы идите в отдел кадров и оформляйтесь на свою новую должность.

— А к кому подойти в кадрах?

— К Виктору Николаевичу, он все расскажет, покажет.

— Поняла, спасибо, — и я не стала больше задерживать Кандюшина.

Шла на первый этаж к начальнику отдела кадров и вспоминала, как выговаривала Диме, дескать, как ты мог согласиться на эту командировку. А вот так — начальство вызвало и велело выполнять. Теперь я в полной мере поняла, как это делается в серьезных организациях.

— Добрый день, — Виктор Николаевич поднялся навстречу мне с какими-то бумагами в руках, — пойдемте к Анне Николаевне, она вас оформит.

— Подождите, я еще хотела бы узнать у вас подробности, — остановила я его. Ведь кто знает, будут ли со мной любезны те женщины из отдела кадров.

— Что именно?

— Я бы хотела написать заявление не с сегодняшнего дня, а, скажем, со следующего понедельника. Можно так? Просто я рассчитывала на то, что буду продолжать работать сменами, и запланировала множество дел, которые не терпят отлагательства. Понимаете? Я бы все свои договоренности выполнила, а в понедельник вышла и спокойно работала.

— Ну, даже не знаю, — Виктор Николаевич почесал затылок, — человек-то нужен прямо сейчас.

— Так я нагоню, могу задерживаться первое время. Мне главное сейчас…

— Ну хорошо, я скажу девочкам, чтобы оформили вас с понедельника. Что-то еще?

— Да, у меня вопрос. Чем я буду заниматься в отделе? Хотелось бы получше подготовиться.

Виктор Николаевич вздохнул, видимо, сетуя, что я такая дотошная. Не даю спокойно заполнить бумаги и перейти к следующим задачам.

— Смотрите, у нас в Управлении такой порядок. Все, кто у нас работают, даже большие начальники, начинали с самых низовых точек. По-другому никак. Чтобы сделать достойную карьеру, ты должен пройти все ступени. Только так возможно знать всю работу предприятия и быть объективным.

— Понимаю, — согласилась я.

— Вы знаете, бывает, приходят на работу после института дети начальников. Но даже их сначала ставят на самую низшую ступень. И если они себя проявят, то будут шагать дальше. Сразу на высокую должность никого не ставят.

— Я поняла. И вовсе не претендую на высокую должность. Меня больше интересует, чем я буду заниматься.

— Для начала будете в основном работать с документацией, проверять правильность оформления договоров.

Я примерно поняла, что он имеет в виду. Такую работу не назовешь совсем уж неинтересной. И то хорошо.

— Так, а вот вы обмолвились, что дальнейшее продвижение зависит от того, как сотрудник себя проявит, — не унималась я со своими расспросами. — А у меня будет такая возможность?

Я подумала — раз уж я теперь работаю в Управлении, и это не обсуждается, то почему бы не задуматься о всяких возможностях?

— Ой, — опять вздохнул Виктор Николаевич, и его взгляд выражал, что ему некогда и он очень торопится, — такие вопросы вам лучше задать своему непосредственному начальнику, Петру Аркадьевичу.

Петр Аркадьевич? Прямо как деятель царских времен Столыпин.

— Ладно, — я улыбнулась и позволила начальнику кадров избавиться от моих назойливых расспросов, — пойдемте уже оформляться.

Мы вошли в тот самый соседний кабинет, где сидели те же самые дамочки, что и летом. Только тогда из приемника лился колокольчиком голос Сенчиной, а теперь детский хор исполнял «Я играю на гармошке».

При появлении начальника приемник сделали потише.

— Анна Николаевна, — Виктор Николаевич обратился к той самой поклоннице Пугачихи, — оформите переводом товарища Новосельцеву.

— Со следующего понедельника, — подсказала я.

— Да-да, конечно, — согласился Виктор Николаевич, указал мне на стул рядом со столом, где восседала полная женщина с лохматой прической, и стремительно вышел.

Я послушно уселась на стул. Анна Николаевна тем временем просмотрела мои бумаги, велела расписаться в нескольких местах. Потом сняла трубку одного из телефонных аппаратов.

— Пётр Аркадьевич, пришлите ко мне Садовскую.

Пока та шла, другая кадровичка положила передо мной направление на инструктаж:

— Пройдете перед началом работы.

Вскоре дверь открылась, и в кабинет вошла невысокая щуплая женщина на высоких каблуках с прической «боб». Она по-хозяйски придвинула стул и села рядом со мной.

— Люда, познакомься, это ваша новенькая, — Анна Николаевна кивнула в мою сторону, — отдадите ей проверку договоров со сторонними организациями и… и переписку с грузоотправителями.

— О-ох! — вскрикнула обладательница каблуков и «боба». И даже приложила руку туда, где сердце. — Четвергова не отдаст!

— Что значит не отдаст? — поморщилась Анна Николаевна. — У нее своей работы полно.

— Но она сказала, что со всем справится, — продолжала гнуть Садовская. — Она согласна на переработки.

— Ну какие переработки? — не сдавалась кадровичка. — Ни один сотрудник не может выдержать шестьдесят часов в неделю.

— А она сказала, что будет справляться. Она на этих переписках собаку съела.

— Нет, — решительно ответила Анна Николаевна, — все уже согласовано с руководством. И нагрузка в шестьдесят часов на одного человека невозможна. К тому же, любая проверка нас за это так нагреет!

Садовская с неприязнью скользнула по мне взглядом.

Ну вот, начинается в колхозе утро! Теперь мне обеспечена вражда с какой-то Четверговой, которую я еще в глаза не видела! А то и на пару с Садовской начнут козни строить. Чуяло мое сердце.

А может, пока не поздно, встать и уйти? Но куда мне идти, если все уже согласовано, решено и обсуждению не подлежит? И если я начну сейчас возмущаться, меня сочтут истеричкой, скандалисткой и вредным элементом.

— Так что, Люда, отведи товарища в ваш отдел и познакомь с коллективом и рабочим местом, — сухо сказала Анна Николаевна Садовской.

— А можно все это потом, когда уже на работу выйду? — взмолилась я. Очень уж хотелось оттянуть момент знакомства с Четверговой.

— Хорошо, до понедельника можете отдыхать и готовиться к работе, — сказали мне.

Я вышла на свежий воздух. Хотя свежим его можно было назвать лишь условно. Над городом парила августовская духота. Асфальт под палящими лучами солнца готов был начать плавиться. А я не в сарафане и босоножках, а в форме.

Огляделась по сторонам. ГУМ и порядочные магазины рядом, но что мне там делать? Зачем толкаться в очередях, если столько вещей привезено из Москвы? Сесть на автобус и прокатиться в «Альбатрос»? Но какой сейчас «Альбатрос», надо сначала чеки Лариске отдать. Хоть она и говорила, дескать, не надо отдавать, но я так не могу. Чеки — большая ценность даже для нее. Сходить к Лариске — ее дом недалеко отсюда, — но она сейчас на работе.

Так что поеду домой, хоть высплюсь и отдохну. И правильно я сделала, что набралась наглости и выторговала себе почти неделю перед выходом на новую должность. Все намеченные дела успею сделать.

Лавочки у доминошного стола оставались к этому часу единственным местом, куда падала тень от раскидистых акаций. Именно там и сидели завсегдатаи двора.

— Альбина, — дед поднялся с одной из лавочек и пошел мне навстречу. В одной руке у него была сетка с продуктами, в другой — дымящаяся папироса.

— А где Ритка? — спросила я.

— Как где? Ушла на музыку, еще утром.

— Ясно, — кивнула я, и мы пошли домой.

— Володька звонил, — сообщил дед, — звонит и спрашивает: «А вы что, уже приехали?».

— Надо было сказать: «Нет, не приехали. Мимо Ярославля проезжаем. А ты с автоответчиком разговариваешь».

— С кем? — переспросил дед.

— Да это я так.

Глядя на сетку с продуктами, я поняла, как же проголодалась. Сейчас вскипятим чайник, приготовим что-нибудь на скорую руку. А, может, уже есть в холодильнике что-то готовое…

Но дома я первым делом я отправилась в ванную. И поняла, что вовсе не беременна. Это была всего лишь задержка. Блин, день только начался, а такое чувство, будто уже закончился — драматическим аккордом. Столько разочарований за короткий отрезок времени. Словно сверкающий огнями поезд промчался мимо на всех парах, а я осталась стоять на пустынной холодной станции. Но ничего, — успокаивала я себя, — значит, пока не судьба. Всему свое время. Вот вернется Дима, и все у нас будет хорошо.