Железнодорожница 2

Глава 24

Через пару недель я пришла в свой отдел, а там все привычно блестело. Недалеко от входа стоял вместительный шкаф с каталогами. Столы по периметру по-прежнему находились на своих местах, но теперь на них не было свалки из пыльных бумаг. Столы стояли идеально чистыми и предназначались для просмотра материалов на месте. Не каждому же надо брать стопки с собой.

Один из столов стал моим рабочим местом — его я определила в самое удобное место, в углу у окна. А на широкий подоконник поставила ящики с читательскими формулярами. Теперь мне достаточно было протянуть руку, найти по алфавиту формуляр и вписать туда выдаваемую книгу.

Другой стол, для чаепитий и личных вещей, я устроила в самом дальнем углу, за стеллажами. Там же было зеркало во весь рост и вешалка для одежды. Красота!

Из старых шкафов были безжалостно ликвидированы покрытые пылью времён шторки. И через чисто вымытые стекла виднелись корешки наиболее ценных экземпляров. На всех стеллажах теперь имелись разделители. Вся литература систематизировалась сначала по разделам, потом по алфавиту и далее по номерам. Поэтому найти нужный документ больше не представляло никакого труда.

К моему большому удовольствию, в помещении нашлась радиоточка. И сегодня я как раз принесла бежевую пластмассовую коробку с прорезями для звука, включила вилку в специальную розетку и покрутила круглый регулятор громкости. Передавали «Последние известия», в которых перечислялись достижения развитого социализма.

Чуть позже начался концерт классической музыки.

Я как раз поправляла разделители, когда услышала, как хлопнула дверь, и вышла навстречу посетителю.

— Веселуха? — на пороге стояла Четвергова с безумным блеском в глазах. — Веселуха?

Я выключила радио.

— Ну, если сюиту Шостаковича можно считать веселухой, — нелюбезно ответила я. При этом совершенно не была уверена, Шостаковича или другого композитора звучала музыка. И сюитой ли называлось произведение — не сильна в этих вопросах.

Тетка прогремела каблуками к моему столу и швырнула какую-то книгу в мягкой обложке:

— Мне что-нибудь из этой же серии.

— Из какой серии? — не поняла я.

— Что-нибудь вроде этого, — раздельно сказала она, тряхнув волосами-сосульками.

Я взглянула на книгу. «Химия и жизнь», — значилось на обложке.

— У нас не библиотека широкого профиля, — сказала я сухо, — здесь хранится нормативная документация…

— Но вы обязаны искать по моему запросу, — заявила Четвергова.

— Да, но узкоспециализированные источники.

Она еще немного потопталась перед столом, пытаясь просверлить меня взглядом.

— И к чему мы пришли? — сказала наконец таким тоном, как будто разговаривала с нахулиганившей школьницей. Впрочем, такой тон у нее был всегда. Ничего нового.

— Здесь нет ничего про химию и жизнь, — спокойно сказала я. — Поищите в массовых библиотеках.

— Ах, вы меня посылаете в массовые библиотеки? — едва не задохнулась она от возмущения, а глаза опять загорелись безумием. — Да вы знаете, сколько у меня работы? Я бы еще по массовым библиотекам бегала! Придумала тоже!

— Так если у вас много работы, идите и выполняйте, — со вздохом сказала я, — не теряйте время.

— Вы мне отказываете в обслуживании? — продолжала истерить вздорная тетка. — Ну хорошо, тогда я напишу жалобу. Ишь, учить она меня будет!

Она прогромыхала каблуками к выходу. Громко хлопнула дверь.

Блин, расскажешь такое кому-нибудь — не поверят же!

Как ни крути, а настроение было испорчено. Эх, а день так хорошо начинался!

С утра я позавтракала омлетом, приготовленным Валентиной Николаевной. Она уже несколько дней, как приехала, и сразу вписалась в нашу семью — как стандартной высоты книга на полке. Ни мне, ни Ритке абсолютно не мешала, наоборот — облегчала наш быт. Любила хлопотать по хозяйству, ходила с дедом в магазин, помогая выбирать продукты. Теплыми вечерами они вместе сидели во дворе на лавочке или дома перед телевизором.

Дед к ее приезду купил диван у соседей — тех самых, которые летом выдали свою дочь замуж. Дочери с зятем теперь требовалась двухспальная кровать, и диван, почти новый, они нам сбагрили по сходной цене.

Даже приходя вечерами к деду поговорить, я не испытывала неудобства оттого, что в комнате была теперь Валентина Николаевна. Она активно участвовала во всех наших проблемах, ни к чему не оставаясь равнодушной. Частенько давала дельные советы, делилась историями из своей жизни.

Я была рада за деда. Ведь рано или поздно вернется Дима, и я уеду из этого дома, возможно, вместе с Риткой. Вадим, само собой, переедет на Шошина. Так пусть хотя бы отец Альбины один не останется.

Единственное огорчение — дед отдал за диван часть пенсии, и я на радостях отстегнула ему часть своей зарплаты на продукты. Потом, конечно, поняла, что погорячилась. Оставалось утешать себя тем, что это вполне справедливо. А то привыкла на всем готовом.

Ритка тоже меня на днях несказанно обрадовала — ее приняли сразу в третий класс музыкальной школы. И это был успех. Не зря все же она столько старалась, посещая платные занятия с Машей.

Маша и Володька — вот кто нас продолжал беспокоить.

— Что-то от них ни слуху ни духу, — удивлялся дед, — не звонят, не приходят.

— Значит, у них все хорошо, — успокаивала я, — как проблемы были, так бегали сюда чуть ли не каждый день.

— Сам позвони, — подсказывала Валентина Николаевна.

— Так у них телефонов нет.

Слава Богу, неприятная тетка больше не приходила. Нормальные посетители — те да, были. Отработав день, я приехала домой. Ритка с дедом гуляли во дворе, но я не стала к ним присоединяться. Хотелось скорее поужинать и заняться вязанием.

— Добрый вечер, — дверь мне открыла Валентина Николаевна — в домашнем спортивном костюме, в переднике и с вафельным полотенцем через плечо. — А я как раз фаршированные перцы приготовила.

Только я села ужинать — звонок в дверь. Мы с Валентиной Николаевной переглянулись. Кого это принесло? Дед с Риткой сами бы дверь открыли.

На пороге стояла полная женщина в очках и светлом летнем плаще, с прической «бабетта».

— Добрый вечер, — произнесла она хорошо поставленным голосом, — могу я войти?

— Представьтесь, пожалуйста, — попросила Валентина Николаевна.

— Анна Федоровна, мама Нины.

Ах, так это и есть Володькина теща!

— Здравствуйте, — кивнула она мне, протискиваясь в прихожую.

— Поужинаете с нами?

— Нет, я ненадолго, — женщина сняла плащ и аккуратно пристроила его на вешалку, — попросила соседку посидеть с Ниной и внучками. А сама к вам.

Ну, все к нам! Как проблемы, так сразу к нам! Называется, Альбина спокойно поужинала.

Пришлось идти с гостьей в зал, садиться в любимое кресло и внимательно выслушивать.

— Дело в том, — начала Анна Федоровна, — что ваш Володька неправильно себя ведет.

Я тяжело вздохнула. Ну сколько можно людям объяснять, что никакой он не наш? Он — отщепенец. С тех самых пор, как повел родителей в суд разменивать квартиру.

— И что же такого он делает? — спросила я без всякой эмоциональной окраски в голосе.

— Он не живет с нами, — Анна Федоровна тряхнула плечами и посмотрела на меня так, будто я миллион у нее заняла и не отдаю.

Господи, как же она в эту минуту напоминала ту самую учительницу из фильма «Доживем до понедельника»! Чуть ли не одно лицо.

— У нас он тоже не живет, — сказала я, — и никогда не будет. И вы знаете, почему. А еще, я так полагаю, вы давно изучили его как человека. И понимаете, что мы в этом деле помочь ничем не сможем. Даже если сильно захотим. Мне кажется, у вас и то больше рычагов воздействия на него. Он вас и мамой называл, и вообще прекрасно относился. Как-нибудь получше, чем к собственным родителям.

Валентина Николаевна при этих словах вспыхнула, глаза ее округлились. Конечно, дед не успел ей рассказать всю подноготную своих детей.

Анна Федоровна открыла рот, чтобы сказать что-нибудь колкое, но вовремя прикусила язык.

— Я и не надеялась на вашу помощь, — покачала она головой, — я пришла, чтобы посоветоваться. Да, Володя хорошо ко мне относился, но это было сразу после свадьбы, и пока моя дочь была здорова. Потом все изменилось. Вы знаете, что он ничем нам не помогает — ни деньгами, ни посильной физической помощью?

— Предполагаю.

— Я, я сама все тяну, — в ее голосе послышались слезы, — я и в школе на полторы ставки кручусь, как белка в колесе. И домой прихожу — второй день начинается. Двое детей на руках и больная дочь — это что, шутки? А он все лето где-то пропадал, теперь опять его где-то носит.

Я открыто взглянула ей в глаза:

— Я все понимаю, и очень сочувствую. Но мы-то что можем сделать? Вы говорите, он не живет дома? Так я даже не знаю, где он живет. Он заходил, пока были проблемы. А сейчас, я так понимаю, он от проблем сбежал. И мы больше не нужны. И честно говоря, я совсем не рада его здесь видеть. Не проявлял бы он такую настойчивость, не лез к нам в дом — думаете, я стала бы с ним общаться?

Анна Федоровна промокнула глаза платочком и гордо выпрямилась, сидя на диване.

— А я была уверена, что вы знаете, где он.

— Откуда?

— Вчера к нам заявилась ваша подруга…

— Какая еще подруга? — меня обожгло изнутри от неожиданности.

— Ну, такая, с кудряшками, Светой представилась.

Ах, Светка! Да как же у нее наглости-то хватило туда припереться? У меня слов не было, и я с трудом выдавила:

— Понятно, и зачем она приходила?

— Она сказала, что Володька поселился у еще одной вашей подруги. Ее зовут Маша. И еще Светлана сказала, что только вы, вернее, ваша семья, можете повлиять на Володьку, вернуть его домой, к жене и детям.

Я расхохоталась, несмотря на трагичность ситуации.

— Вы извините, конечно. Только повлиять на него мы никогда не могли. Когда Володька встретил вашу дочь, Маша была беременна. Да-да, не удивляйтесь. Маша много лет ждала от него предложения. А он встретил Нинку, которая на десять лет моложе, и побежал за ней, забыв про все. И мы все, как могли, уговаривали его одуматься. Но разве ж это к чему-то привело? Нет, он все равно сделал так, как хотел сам. И никакая совесть не взыграла, никакая ответственность за свои поступки. Володька — подлец, понимаете?

Испуганная и смущенная, Валентина Николаевна вышла из комнаты. Наверно, пошла на кухню. А я продолжала:

— Даже если он и правда сейчас живет у Маши, он и с ней потом так же поступит. Даже не сомневайтесь. Человек предал родную мать и мать своего ребенка ради молоденькой девушки. А теперь предает эту девушку и ее детей ради другой юбки. А вы знаете, что летом Володька встречался с женщиной с Угольной, у которой двое детей? — я решила не щадить нашу гостью. Пусть лучше сразу увидит всю картину, чем будет лелеять пустые надежды и метаться в своих заблуждениях. — Человек такой, понимаете? Не женщины такие, а он такой!

— Ну, а что же мне делать? — растерянно смотрела на меня Анна Федоровна. — Как быть? У меня мужа нет, родных нет. Как со всем справиться? Может, вы все же сходите со мной к этой Маше, и мы поговорим с Володькой?

— Вы извините, но я туда точно не пойду. Не хочу лезть в эту… — я не могла подобрать слов. — Вы думаете, я Машу поддерживаю? Нет, я ее осуждаю. Как она не понимает, что общением с этим человеком причинит боль и себе, и своему сыну? Он ведь покажет себя рано или поздно. Извините, но нет, не пойду.

— Очень жаль, — вздохнула женщина, — придется самой идти.

— А вы знаете адрес?

— Конечно, Светлана мне записала.

Ох, уж эта Светлана! И чего неймется? Не может забыть, что Володька ее отверг? Как сказал бы Вадим, дура баба. Давно бы нашла порядочного мужика и забыла про ошибки молодости.

Надев плащ и обувшись, Анна Федоровна столкнулась в дверях с дедом и Риткой, которые как раз вернулись с прогулки.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Ритка, глядя снизу вверх на незнакомую представительную женщину.

Но та, не взглянув на девочку, кинула на деда укоряющий взгляд.

— Вы… хоть бы курицу приготовили да принесли своей невестке, — выпалила она, густо покраснев.

— Что я должен ей приготовить? — переспросил, прищурившись, дед.

Но Анны Федоровны уже и след простыл. Только стук каблуков затих где-то внизу подъезда.

— Вы не подумайте про нас плохо, — повернулась я к Валентине Николаевне, застывшей в проеме кухонной двери. — Вы совсем не знаете…

— Да я все поняла из разговора, — ответила она, — и никого из вас нисколько не осуждаю.

Но мы с дедом принялись жаловаться на Володьку, перебивая и дополняя друг друга. Все рассказали, как есть. Живописали самыми яркими красками, не жалея сравнений и эпитетов.

— А я еще думал — она-не она в наш подъезд проскользнула, — сказал дед про Анну Федоровну, — видел-то ее всего раз в жизни, на Володькиной свадьбе.

— Эх, — вздохнула Валентина Николаевна, — мне ли кого-то осуждать? Вот пойдем с вами в гости к моей дочери, так вы, небось, ужаснетесь.

— Ну, вы же вкратце рассказывали о ней в поезде, — напомнила я, — так что мы готовы…

— Ой, так мы скоро в гости пойдем? — обрадованно вытаращила глаза Ритка.

Честно говоря, мне совсем не хотелось, чтобы девчонка видела гулящую и пьющую девку. Мало ли как ее неокрепшая психика воспримет подобную картину. Ладно, придумаю что-нибудь. Например, можно отправиться в гости именно в тот момент, когда Ритка будет на музыке или еще где-нибудь. И форсировать надо этот вопрос как можно скорее. Ведь Валентина Николаевна давно не видела дочь, наверняка жаждет поскорей встретиться.

Следующим же вечером мне повезло. Дед с Риткой опять где-то гуляли, и я предложила Валентине Николаевне сходить к ее дочери.

— Кстати, идти далеко? — поинтересовалась я. — Или ехать придется?

— Пешком дойдем, — обрадовала меня женщина, — Бородинская улица, в этом же районе.

Идти нам пришлось в ту сторону, где располагался кинотеатр, тот самый «Нептун», в котором мне уже приходилось бывать.

Но, не дойдя до «Нептуна» совсем немного, мы свернули направо, и оказались в удивительном месте. Мне еще не приходилось здесь бывать.

Узкая тропинка тянулась вдоль прозрачной бурлящей речки. Так это же та самая Вторая речка, в честь которой назван микрорайон, — догадалась я. Слева шли стройными рядами одинаковые хрущевские пятиэтажки, от которых веяло неповторимым уютом. Куда ни глянь — друг за другом, как по линеечке, высились стройные деревья. Их, должно быть, высадили при благоустройстве улицы. То и дело в тени деревьев, между домов, мелькали стены школ и садиков из красного кирпича. Встречались и небольшие магазины.

Потом мы прошли через парк с уютными лавочками и агитплощадкой с деревянной сценой. И вскоре уже стояли возле очередной пятиэтажки, в которой и жила дочь Валентины Николаевны.

— Как же тут здорово, — не удержалась я, — мы непременно будем ходить сюда гулять.

— И это еще далеко не конец аллеи, — с гордостью поддакнула моя спутница. Словом «аллея» она называла ту самую тропинку между речкой и зелеными насаждениями. — Этой дорогой можно выйти прямо к заводу «Аметист». Ой, а ты же из этого района. Неужели ни разу здесь не была?

— Да не случалось как-то. Мы же раньше в центре города жили.

— Понятно. Ну вот мы и пришли.

Валентина Николаевна постучалась в деревянную дверь на четвертом этаже.

Дверь открыла девчонка лет четырнадцати-пятнадцати на вид. С черными длинными распущенными волосами, в коротком шелковом халатике. Доброжелательная улыбка, заготовленная для гостей, медленно сползла с ее лица при виде Валентины Николаевны.

— Здравствуй, Таня, — поздоровалась Валентина Николаевна.

— Здрасьте, — буркнула девица.

— А ты одна дома?

— Одна, проходите, — и она посторонилась, пропуская нас в прихожую.