Железнодорожница 2

Глава 7

Честно говоря, к Диме уже не хотелось и ехать. Этот день просто фонтанировал сюрпризами и открытиями. А если у Димы меня тоже ждет какой-нибудь сюрприз? И хорошо, если приятный…

К тому же дед с Риткой с таким энтузиазмом носились, собираясь на прием к сестре Валентины Николаевны, что меня аж зависть охватила. Хотя по натуре я человек совершенно не завистливый.

— Рита, поедешь с нами? — спросил дед у сестры.

— С удовольствием поеду, а как же? — согласилась та незамедлительно. И побежала выбирать подходящее платье для вечера.

— Ну вот, — совсем уж расстроилась я. — Вы на праздник, а я обои клеить.

Справедливости ради, надо отметить, что к Диме в гости мне ой как хотелось. Но все же лучше, если бы и там, и там побывать.

И зачем я соврала, что еду к Пашиным клеить обои? Все равно ведь потом все вместе поедем на ужин к Диме. Взяла бы и сказала, как есть. Мол, помогу дяде Диме все приготовить. Что тут такого, в конце концов?

— Ты телефон Пашиной мне оставь, — потребовал дед, — мало ли, вдруг вы там до ночи клеить будете. Чтобы мы тут не переживали.

Я взяла дедову записную книжку и, открыв ее на букве П, написала номер Димы.

К станции метро мы отправились все вместе. Только моим домочадцам надо было на Павелецкую, а мне на Юго-Западную. Через час я была уже на проспекте Вернадского. И вскоре позвонила в обитую дерматином дверь на восьмом этаже. Лязгнул замок, и на площадку проник электрический свет из квартиры.

Я встретилась глазами с Димой и поняла: как же я правильно сделала, что решила-таки приехать!

— Как же я рад тебе! — Дима заключил меня в объятия, когда я очутилась в прихожей. — Я так скучал! А ты?

— Я тоже! — прошептала я, уткнувшись в такое родное плечо и вдыхая умопомрачительный запах мужского одеколона…

…Вскочить с дивана нас заставила резкая трель телефонного звонка.

— Боже! — всплеснула я руками, взглянув на часы. — Двенадцать ночи! Дима, можно я возьму трубку? Это, скорее всего, мои звонят. Оставила им твой номер на всякий случай.

— Конечно, возьми, — Дима поцеловал меня и пошлепал босыми ногами в сторону ванной.

Я схватила трубку.

— Слушаю!

— Вы что там, до сих пор обои клеите? — услышала я голос деда. — А мы приехали от Валентины Николаевны, а тебя еще нет.

— Так у меня же нет ключа от квартиры тети Риты, — напомнила я, — он у тебя. Так зачем я поеду? Чтобы под дверью стоять? А мы тут да, увлеклись, уже полкомнаты оклеили. Так красиво становится!

— Ну, молодцы, что тут скажешь, — ответил дед.

— Спроси, когда приедет, — услышала я на заднем фоне Риткин голос.

— Ты когда приедешь? — повторил дед. — У нас столько новостей! Только как ты сейчас добираться будешь? Метро скоро закроется. А у Пашиных нельзя заночевать?

— Да лучше мне здесь переночевать, — не могла я не согласиться, — пока я приеду, вы уже спать ляжете. Опять же, тете Рите на работу вставать, а я приду среди ночи. Короче, мы сейчас посоветуемся, и я перезвоню.

Я положила трубку и с любопытством оглядела комнату. Рядом с диваном стоял полированный трехстворчатый шкаф. Напротив — сервант с наборами посуды внутри. Два кресла с журнальным столиком посередине. Под окном, на тумбочке, стоял телевизор, овеваемый белым тюлем, трепетавшим от ночного ветерка из открытого окошка.

В другом углу — какая-то неизвестная мне бандура на ножках. Я подошла поближе — проигрыватель для пластинок. А на передней панели — большие круглые ручки для регулирования громкости. И для поиска радиоволн, наверно.

Из ванной пришел Дима. Я встала ему навстречу, и мы опять крепко обнялись.

— Твои звонили?

— Да, спрашивают, приеду я или с ночевкой останусь.

— Конечно, останешься, — засмеялся он. — А если все же поедешь, я тебя провожу до самого дома. Хотя метро скоро закроется, придется такси вызывать.

— А сам потом до утра будешь возвращаться? Тебе же утром на службу?

— А, сегодня все равно не уснуть, — махнул он рукой, — мы с тобой столько всего еще не успели! Притащил продукты, хотел тебя угостить…

— А я, вообще-то, уже голодная, — закончила я мысль с шутливым упреком. — Ладно, сделаем так. Ты сейчас иди на кухню и накрывай стол, а я пока своим перезвоню и тоже в душ схожу.

Когда я вышла из ванны на кухню, одетая в Димину рубашку, то ахнула.

Во-первых, меня изумили размеры кухни. Она была гораздо больше нашей на Енисейской, и даже с выходом на балкон. Вдоль одной стены располагался кухонный гарнитур с мойкой. У стены напротив стоял холодильник и нормальный такой обеденный стол, за которым с легкостью могли поместиться три человека.

Во-вторых, стол был что надо. На белой узорчатой клеенке стояла бутылка шампанского, ваза с фруктами и блюда с жареным мясом и картошкой.

— Ну, ты даешь! — не удержалась я от восхищения. — А я еще хотела тебе помочь по хозяйству! Да ты один лучше нас двоих справился! Везде чисто, все наготовлено.

Мы замечательно поужинали, а потом Дима сказал:

— Ой, Альбиночка, я тебе сейчас такое покажу, ты упадешь!

Интересно, и чем же он собрался меня удивить?

Мы подошли к той самой бандуре на ножках. Ну, радиоприемник, ну, проигрыватель. Неужели он думает, что я такого никогда в жизни не видела? Конечно, мы на Енисейской проживаем небогато, но все же.

Я опустилась в кресло, а Дима включил агрегат и принялся крутить колесико. Красная полосочка тем временем перемещалась с канала на канал.

— Представляешь, поймал вчера «Голос Америки»! — с восторгом поделился парень. Его собственный голос при этом дрожал от возбуждения.

«Что? Какой еще „Голос Америки“? И что в этом такого особенного?» — чуть не спросила я, однако, вовремя прикусила язык. Потому что мой собеседник точно был уверен, что мне хорошо известно это название.

И я восторженно захлопала глазами:

— Да ты что? Здорово!

Хотя совершенно не понимала, о чем он говорит, и какой еще «Голос Америки», если в это время наши государства находились в состоянии холодной войны.

— Подожди-подожди, я же точно помню, что вчера поймал его на этой частоте! А, на этой, наверно! Точно! Слушай!

Дима уселся на пушистый ковер рядом с приемником.

Неожиданно четкий и ясный голос диктора произнес:

— Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона! — следом полились позывные и опять: — Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона! Передаем последние новости.

И вдруг из приемника на нас обрушился целый ураган какой-то немыслимой какофонии — скрежет, лязг, грохот, обрывки чьей-то речи, — и как еще можно назвать смесь этих адских звуков.

Я поморщилась и невольно закрыла уши руками. Дима сделал звук потише.

— Может, сейчас пройдет, — разочарованно приговаривал он, легонько поворачивая ручку, — черт, опять глушилки свои включили.

До меня постепенно стал доходить смысл происходящего. Скорее всего, эта радиостанция запрещена в нашей стране. Ну или руководство очень не хочет, чтобы граждане ее слушали. Поэтому всеми силами старается заглушить передаваемый сигнал.

Но Дима — советский офицер! — он-то как может такое слушать? Он что, антисоветчик? Страшно даже мысленно такое слово выговорить. Интересно, о чем говорят на этих радиопередачах? Не о том ли, что Советский Союз представляет угрозу для всего прогрессивного мира и прочую лабуду?

Меня бросило в жар, даже испарина на лбу выступила. Я промокнула лицо рукавом рубашки как можно незаметнее.

Блин, блин, только бы он не почувствовал мой страх и недоумение! Тогда точно спалюсь! Ведь, если помыслить логически, парень уверен, что я полностью его понимаю и поддерживаю. Иначе как он мог продемонстрировать мне такое? Так, значит, они с Альбиной не только любовью связаны? Выходит, они по всем вопросам друг друга понимают и поддерживают?

— А вчера что же, не глушили? — спросила я, изображая крайнюю степень разочарования. Эх, не смогу такую передачу послушать!

— Да тоже глушили, но не так сильно. Кое-что удалось разобрать. Видишь, как они делают? Сами обо всем умалчивают и другим не дают рассказать!

— Честно говоря, очень хотелось послушать, — протянула я обиженно, — у нас-то дома даже радиолы такой нет!

Интересно, а до расставания Альбина слушала с Димой такие передачи? Почему-то мне кажется, нет.

— А помнишь, как мы слушали и «Голос Америки», и радио «Свобода» у меня дома?

— Конечно, помню, — тепло улыбнулась я, стараясь, чтобы волосы на голове не поднялись дыбом. Значит, все же слушали. Поэтому он так свободно и разговаривает со мной на такие темы.

— Все-таки гласность — великое дело. Ну нельзя замалчивать такие вещи! Например, про «Обухов» — полная тишина! Люди догадки строят, сколько человек на самом деле там погибло. У матери знакомая в Управлении портом работает, так с нее подписку взяли, чтоб никому ничего не рассказывала!

— Серьезно?

— Серьезнее некуда, — подтвердил Дима, — как судно перевернулось в начале мая прямо у причальной стенки, да как слухи по городу поползли, мама сразу у этой знакомой спросила. А та ей, мол, извини, но я подписку давала не разглашать подробности. Могу лишь сказать, что официально погибли девять человек. Мама говорит, а на самом деле сколько? В ответ — тишина. Но там не может быть всего девять человек. Ты, кстати, видела этот ужас?

— Я? Нет, как-то не ездила в сторону порта.

Да и попала я в это время не в начале мая, а в конце, так что…

— Ладно, как домой вернемся, я тебя туда свожу, посмотришь. Такая громадина — и лежит до сих пор на боку у пирса.

— Кошмар! — я живо представила себе эту картину.

— Ну, это же плавбаза, — продолжал кипятиться Дима, — представляешь, какой там был экипаж, не меньше тысячи человек! И как раз на следующий день должны были в море выходить. Соответственно, почти все на борту были. А еще провожающие, а еще девицы легкого поведения.

— О, про девиц этих мне как-то дед рассказывал, — встрепенулась я, — у нас одна такая живет во втором подъезде. Каждое судно встречает и провожает. Деньги зарабатывает несусветные! Но и пьет много, наверно, скоро сопьется. Кстати, был разговор о каком-то судне, которое начало крениться и потом затонуло. И вроде как эта девица вместе с другими в воду прыгнула, чтобы спастись. И еще много людей бежали по правому борту.

— Так это, наверно, про «Обухов» и был разговор! И, главное, тишина во всех газетах, тишина в новостях, как будто и не было ничего. Зато кордон милицейский поставили, чтоб людей разгонять. Чтобы не стояли и не рассматривали место трагедии. А «Голос Америки» сразу передал!

— И что они сказали, какие подробности?

— Да особых подробностей они не знают, наши же все засекретили. Но хотя бы сообщили об этом! А у нас молчок. Разве ж можно скрывать от народа такие вещи? Да что говорить, в этом они все! — с досадой сказал Дима.

— Да, — вздохнула я, — уж причины аварии могли бы людям рассказать. Хотя бы для того, чтобы больше такого не было. Я вообще не понимаю, как судно могло затонуть у причальной стенки? Значит, загрузили неправильно, остойчивость не рассчитали?

— Да ничего туда не грузили, это же плавбаза, а не торговое судно! Они в море рыбу добывают и обрабатывают. Туда привезли к рейсу продукты, воду, топливо.

— Так, может, воду в левые танки закачали, а в правые нет? Или наоборот? Но как так можно было?

— Русский «авось», — развел руками Дима, — а может пьяные все были. Все-таки завтра в рейс, полно провожающих на борту. Все же как думают? А, никогда ничего не случалось и сейчас не случится. А оно вон как! Ой, Альбина, слушай, а я до сих пор поверить не могу, что это ты, именно ты сидишь сейчас рядом со мной! Поверить не могу! Я ж даже мечтать о таком не мог. Еще совсем недавно даже не думал!

— Но ты рад, что мы вместе?

— Спрашиваешь! — глаза его заблестели притворным упреком.

— Я тоже очень рада. И тоже подумать не могла, что мы будем вместе. Я же все думала — семья, все такое. А потом вдруг поняла — Вадим ведь меня не любит. Ни меня, ни Ритку. И не любил никогда. Может, лучше дать ему свободу, и пусть найдет себе другую женщину, с которой ему будет хорошо?

— Я так понял, у него другие интересы в жизни, — усмехнулся Дима, а во взгляде засквозила ревность, — напиться и валяться. Так что ему не до любви, не его это тема. И ведь так много народу пьет! А почему люди пьют? Да потому что просвета не видят. Ради чего вкалывать, к чему стремиться?

— Ну как это? — не согласилась я. — Вадим ушел из своего гаража, устроился в море на торговое судно. Знаешь, сколько он зарабатывать будет, и в чеках в том числе? Мир повидает, сейчас вот рейс в Бразилию. А еще заходы по пути в другие иностранные порты.

— Ну, повезло ему, что скажешь. А сколько людей на берегу работают и не имеют таких возможностей? И вроде денег достаточно, а в магазинах дефицит! Все доставать надо!

— Зато, когда достанешь, это такое удовольствие! И когда хоть кусочек блата где-то имеешь, так приятно!

— А так не должно быть! — продолжал спорить Дима. — Должно быть, как в других странах — в любой магазин зашел, и купил спокойно, что тебе надо!

— Слушай, Дима, а тебе для службы не опасно «Голос Америки» слушать? И такие разговоры вести?

— Господи, Альбина! Ну ты что, меня не знаешь? Я же не дурак. Зачем бы я на службе такие разговоры вел? О чем мы с тобой беседуем, дальше нас не идет, ведь всегда так было.

Ну точно, Альбина не только любимая женщина, но и единомышленница.

И Дима явно недоволен тем, что власти замалчивают информацию о всяких происшествиях. Гласность ему подавай! Интересно, а если бы он увидел заголовки новостных лент из двадцать первого века? Где пишут все подряд — что надо и не надо. «Мужчина из одного города удалил себе половые органы на дому», «Одна звезда потратила на отпуск два миллиона долларов», «Другая звезда беременна в третий раз», «Политик пожаловался, что дети не дарят ему внуков». И тому подобный мусор изо дня в день!

Как бы ему понравилась такая гласность?

— А вдруг соседи услышат? — я кивнула в сторону радиолы.

— Ты видишь, какой ковер на стене висит? — фыркнул Дима. Ковер и впрямь был большой и толстый. — И у соседей с их стороны такой же. И не переживай, они тоже эти радиостанции слушают. Всем ведь интересно, что в мире происходит. Ох, что-то так и продолжается какофония. Наверно, сегодня не удастся послушать. Ладно, — Дима выключил радио, — а давай я пластинку включу, у меня есть «По волнам моей памяти».

— Классная пластинка, — кивнула я, — только зачем же так поздно? Соседи спят поди.

— Точно, — заметил Дима, — это мы с тобой счастливые, часов не наблюдаем. Может, пойдем на кухню, допьем шампанское?

— А тебе спать не надо? Как завтра вставать?

— Ой, да ладно, потом высплюсь! Пойдем.

Дима взял меня за руку, помогая встать с кресла, и мы отправились на кухню.

— Тебе бы надо сюда свои вещи принести для удобства, — заметил Дима, — тот же халат.

— Да много чего для удобства надо, — кивнула я, — только что ж мне, каждый раз все это таскать с собой? К тебе ехать с чемоданом, от тебя тоже с чемоданом.

— Какой же я кретин! Ну, конечно, здесь должна быть своя одежда, чтобы не таскать туда-сюда. Давай так сделаем. Я тебе дам денег, и ты завтра поедешь в ГУМ или в «Лейпциг», и все купишь, а потом сюда привезешь. Я тебе дам запасные ключи. А хочешь, дам тебе чеки, у меня остались. В «Березке» отоваришься.

— Подожди-подожди, — не поняла я, — а у тебя откуда чеки? Ты же в моря не ходишь.

— Так я же в Афганистане служил, ты забыла разве? Там тоже выплаты и рублями, и чеками.

— А «Березка» — это вроде нашего «Альбатроса»?

— Да, только лучше.

— Меня туда могут и не пустить, — задумчиво проговорила я, — вряд ли им подойдет мой пропуск от «Альбатроса». Но ты все же дай мне чеки на всякий случай. А ты еще «Лейпциг» упомянул, что это за магазин?

— Ну, я толком не знаю, не ездил туда. Но вроде тоже хороший магазин. Там за рубли можно импортные вещи купить.

— Ну вот, а говоришь, простому человеку тяжело живется. Мне кажется, у нас в последнее время стало все налаживаться.

— Но везде же по-разному, в Москве — да, хорошая ситуация. А в других городах? Там же не так все радужно.

— Зато каждый человек может сюда приехать и накупить дефицитных вещей. Приедет домой радостный, с обновками. А когда вокруг изобилие, и все легко достается, так и интерес к этому пропадает. Знаешь, чем больше выбора, тем труднее выбрать.