Гибель античного мира

ГЛАВА ХІХ. ЦЕРКОВЬ

Библиография

Самой лучшей работой об учреждениях ранней церкви все еще считается: Ioseph Bingham, The antiquities of the Christian Church (Лондон, 1726). См. также гл. 22 моей Later Roman Empire (Оксфорд, 1964).

Важными первоисточниками являются письма римских пап, постановления и акты советов, Cod. Theod. XVI л Cod, Just. 1, i-xiii.

Задолго до обращения Константина в свою веру христианская церковь уже имела строго организованную структуру. Во главе каждой общины, или церкви, находился епископ, власть которого была самодержавной. Он избирал и посвящал в духовный сан священников и дьяконов, помогавших ему, посредством крещения он принимал в общину новых членов и изгонял, предавая анафеме, тех, кто нарушал правила этого обряда. Он вручал рекомендательные письма представителям своей паствы, переселявшимся в другие места, и осуществлял неограниченный контроль над финансами. Епископы избирались своим духовенством и всеми верующими, но должны были посвящаться другим епископом, а предпочтительнее несколькими епископами соседних общин. Епископы правили в течение всей своей жизни, если не лишались сана вследствие серьезных проступков.

Община, руководимая епископом, обычно охватывала весь город (и прилегающие к нему территории). В большинстве случаев это была не только единица управления, но и однородное социальное сообщество. Возможно, было время, когда епископ стоял во главе нескольких городов, но к началу IV в. такая практика встречалась редко. По древнему обычаю епископ Александрии брал под свою опеку небольшие расположенные по соседству города мареотийцев. Эти города в действительности образовывали единый сельский район. Согласно другому древнему обычаю епископ города Томы (Tomi) управлял всеми пятнадцатью городами Скифии, а в Европе под руководством архиепископов главных городов были также два-три небольших соседних города. В Испании, по всей видимости, один епископ контролировал сразу несколько городов с самоуправлением. С другой стороны, маленькие города и деревушки, находившиеся на территории, принадлежавшей крупному городу, иногда добивались права иметь своего собственного епископа. Такие сельские епархии были широко представлены на Кипре и в Киренаике (Cyrenaica). Административные единицы, которые по своему характеру городами не были, а представляли собой регионы, имения и области, а также независимые деревни, часто имели собственных епископов, но иногда прикреплялись к расположенному по соседству большому городу. Регионы Вифинии попадали под управление Никеи, а регионы Каппадокии — Кесарии.

С течением времени епархии становились все более многочисленными. Зачастую это обусловливалось ростом населения, но в подавляющем большинстве случаев было результатом сектантского соперничества. В Африке в результате борьбы между католиками и донатистами епископы назначались не только в каждый маленький город, но и в обширные поместья. В целом епархии располагались как можно ближе к крупным городам. Халкидонский собор постановил, что когда императорами основывается новый город, церковь обязана учредить в нем епархию, а Зенон принял решение, согласно которому каждый город — за некоторыми исключениями — должен иметь своего собственного епископа. Но это правило последовательно на практике не выполнялось, и все еще существовали епархии, территории которых городами не являлись.

С точки зрения занимаемой территории, епархии существенно различались: в Риме и Константинополе население приближалось к 3/4 миллиона, а в маленьких поселениях насчитывалось около тысячи жителей. Никейский собор издал указ, в целом строго соблюдавшийся, согласно которому епископ, однажды посвященный в сан, не имеет права переезжать в другую епархию. Этот запрет на продвижение по службе имел отрицательные результаты. Так, способный руководитель, каким был, например, Григорий Назианзин, принявший маленькую епархию, не мог использовать свой талант в более широкой сфере, а большие епархии, которые охватывали протяженные пространства, укомплектовывались порой за счет духовных лиц, не имевших епископского опыта.

К началу IV в. средние по размеру епархии переходили к организации приходов. В Александрии еще до созыва Никейского собора насчитывалось несколько городских церквей, в каждой из которых был свой постоянный священник. У нас есть сведения, что даже после Никейского собора в Марее (Mareotes) сохранились сельские церкви, также имевшие своих священников. Приходские церкви распадались на два класса. Некоторые, известные как tituli, обычно находились в городах в западных провинциях и тесно примыкали к определенной епископской церкви. В них служили те же самые духовные лица — каноники (canonici) или кардиналы (cardinales), — что и в кафедральном соборе. Финансировались они из центральных фондов. Другие, известные как dioceses или parochiae, отличались независимостью. Они жили на пожертвования своих прихожан, а службы в них проводили собственные священники. Большинство сельских церквей попадало в последнюю категорию. С течением времени в городах строилось множество церквей. Например, в Герасе, скромном провинциальном городке, к V в. их насчитывалось десять. Во многих деревнях и больших поместьях также были свои церкви, которые обычно строились и материально обеспечивались землевладельцами.

С момента своего возникновения большую часть имеющихся у них средств церкви отводили на благотворительную деятельность, а с IV в. создавали многочисленные больницы, приюты, дома для вдов и престарелых, давали ночлег бездомным бродягам. Все эти учреждения иногда, как и приходские церкви, получали независимость. В них был свой штат служащих и фонд для пожертвований. В особых случаях заведения такого характера финансировались из общего фонда епархии и укомплектовывались епископским духовенством.

В восточных провинциях наделение епископа духовной властью происходило по-иному, чем в западных. Епископы, управлявшие большими территориями, имели заместителей, которые заведовали определенными районами. В начале IV в. эти заместители (chorepiscopi) получали епископские права, многие из них были в Никее и подписались под ее каноническими правилами. Их власть, однако, заметно ограничивалась. Например, им запрещалось посвящать в духовный сан священников и дьяконов, за исключением тех случаев, когда они действовали от имени главного епископа, но разрешалось производить посвящение в более низкий духовный сан. Впоследствии эту роль стали исполнять священники-инспекторы (periodeutae), которые навещали сельские церкви, но в некоторых местах заместители епископов сохранились вплоть до VI в.

Начиная с самых ранних этапов своей деятельности, епископы каждого из районов проводили конгрессы, на которых формулировалась общая политика по актуальным и спорным вопросам, и вполне очевидно, что еще до правления Константина вполне традиционными стали встречи епископов, проводимые два раза в год. На этих встречах рассматривались частные вопросы, в особенности выслушивались доводы против решений об отлучении от церкви, принимаемых епископами в отношении представителей их духовенства или общины. Местом проведения таких встреч обычно была столица провинции, а их организация осуществлялась под началом столичного епископа.

Никейский собор превратил эту традицию в закон и также постановил, что никто не может быть посвящен в сан епископа без согласия митрополита, епископа столицы и других провинциальных епископов, по крайней мере их большинства. Таким образом, была усилена власть митрополита, поскольку теперь он мог накладывать вето на назначение епископов. Да и епископы получили, в целом, больше полномочий. До сих пор город мог заполучить епископа, которого он хотел, с условием, что его жители убедят определенное духовное лицо принять этот сан. После утверждения постановления Никейского собора данный выбор контролировался советом провинции.

Никейские канонические правила действовали не везде. В Африке существовал обычай, по которому верховенством обладал старший епископ провинции, а не епископ столицы провинции (за исключением епископа Карфагена, который стоял во главе проконсульской провинции). В конце VI в. этот обычай все еще оставался в силе. В целом церковь следовала установкам провинций, приспосабливая свою организацию к государственной. Но обнаруживались и некоторые исключения. Епископы Александрии утвердили свое право производить посвящение в сан епископа на всей территории Египта, образовывавшего в старые времена единую провинцию. Они сохранили это право за собой, даже когда Диоклетиан поделил Египет на несколько провинций. Точно так же и епископ Рима, традиционно уполномочиваемый посвящать в сан всех епископов Италии, юга Апеннин из Сицилии, продолжал это практиковать и после того, как территорий были по-новому поделены на провинции. В других местностях два важных города оспаривали порою право быть центром епархии, что оканчивалось ее окончательным разделом. Так, Арль в конце IV в. отказался подчиняться Виенне (Vienne), которая была столицей провинции, и римский папа Лев для разрешения этого спо ра пошел на компромисс, образовав из одной епархии две. Подобным образом Памфилия была разделена между Сидой, реальной митрополией, и Пергамом, который в гражданской сфере обладал званием столицы. Попытки других прославленных городов — Бейрута (Beritus) и Никеи — образовать митрополии, центрами которых они бы являлись, не увенчались успехом.

Рост какой-либо другой организации, по рангу выше, чем провинциальная епархия, шел медленно и хаотично. Никейский собор признал определенные первенства, установленные ранее. Он вновь подтвердил древний обычай, согласно которому епископ Александрии правил в духовном плане городами Египта и Пентаполиса. Включение в сферу его влияния Пентаполиса, который всегда представлял собой отдельную провинцию, по всей видимости, было нововведением, так как Пентаполис продолжал обладать собственным митрополитом, который, однако, мог посвящать в сан епископа священников своей провинции только с разрешения александрийского епископа. Собор также утвердил юрисдикцию Рима над близлежащими провинциями и первенство Антиохии в Восточной епархии. Свое правление епископ Антиохии осуществлял с некоторыми отклонениями от обычных правил: поскольку во всех провинциях был свой митрополит, посвящавший в сан епископа своих провинциальных священников, то антиохийский епископ производил посвящение в сан митрополита. Во всяком случае, это правило было введено позже, но когда точно, трудно сказать. В начале V в епископ Антиохии все еще пытался утвердить за собой право посвящать в сан митрополитов Кипра, но епископы той провинции решительно заявили, что по древней традиции они должны выполнять эту процедуру лично, и на Эфесском соборе в 431 г. они добились этого права.

На Западе епископ Карфагена в течение длительного времени пользовался четко не определенным, но весьма реальным верховенством во всех африканских провинциях, созывая советы епископов со всех территорий. Здесь вопроса о посвящении в сан митрополита не существовало, так как митрополитов попросту не было. Председательство в советах провинций осуществлялось лицом, имеющим продолжительный духовный стаж. На Востоке епископ Эфеса в некотором отношении был главой Азиатской епархии, но, как кажется, он не наделялся какими-либо определенными правами.

В других местностях каких-нибудь духовных инстанций, высших над провинциями, не было. Епископы Рима, считавшие себя наследниками Петра, старшего из апостолов, неоднократно заявляли о своем праве на лидирующее положение в разъяснении доктрины всем церквям и о праве быть арбитром их решений. Самое высокое почтение духовенство всей империи оказывало прежде всего римскому папе. Такой почестью папа пользовался не столько из-за того, что был последователем Петра, сколько потому, что занимал пост епископа столицы. Епископы восточных провинций иногда указывали, что Петр, прежде чем отправиться в Рим, служил епископом в Антиохии. С другой стороны, притязания римского папы на приоритет в сфере толкования вопросов доктрины и обжалования решений, принимаемых на местном уровне, признавались далеко не всеми. Потерпевшие поражение епископы Афанасий и Марцелл, естественно, обращались к папе с просьбой обжаловать решения местных советов, но советы в свою очередь отказывались положительно реагировать на вердикты папы. Собор в Сардике в 342–343 гг. утвердил два предписания, предоставляющие епископу Рима право пересматривать приговор или решение нижестоящих духовных инстанций, а в 378 г. Грациан в ответ на требование римского совета приказал своим преторианским префектам, викариям и губернаторам претворять в жизнь требования папы. Императорские постановления не оказывали должного влияния на Востоке, а на Западе действовали только формально и не применялись на практике. Эти постановления не были включены в кодекс Феодосия. Предписания Сардики до Востока не дошли, а на Западе о них быстро забыли. Папа римский Зосима (417–418 гг.), решив, что эти предписания исходят от Никейского собора, попытался придать им законную силу в Африке, но африканские епископы с успехом опровергли эту точку зрения Зосимы и отказались ей повиноваться.

Константинопольский собор также не способствовал позитивному развитию событий, когда в 381 г. постановил, что епископы каждой (гражданской) епархии должны справляться со своими обязанностями самостоятельно и не вмешиваться в дела других епархий; в то же время в этом постановлении не совсем точно указывалось, какая епархия, за исключением Египетской и Восточной, призвана занять лидирующее положение. В дополнение к этому собор даровал Константинополю — новому Риму — неопределенное почетное первенство, являющееся вторичным только по отношению к старому Риму.

С ранних этапов своей истории церковь в решении спорных вопросов полагалась на совет епископов. Но опять-таки здесь не было выработано каких-либо правил как по отношению к их созыву, так и юрисдикции над уровнем провинции, за исключением тех больших по территории епархий, которые приобрели основанное на давности право созывать советы, представляющие более обширные регионы. К последним, в частности, относились такие епархии, как Рим, созывавший епископов со всей Италии, Карфаген, являвшийся местом встреч духовенства всех африканских провинций, Антиохия, в самом широком смысле собиравшая представителей епархий Сирии, а также Месопотамии и Палестины, и, наконец, Александрия, выступавшая духовным центром Египта. Постановления советов этих епархий обычно были обязательными и для связанных с ними регионов, но любая попытка собрать совет представителей этих регионов зависела от престижа и инициативности созывающего епископа, а самостоятельные решения, принимаемые на местах, как правило, оспаривались.

Отсутствие указанной выше системы правил ярко демонстрируется конфликтом, вспыхнувшим между Феофилом Александрийским и Иоанном Константинопольским.

Началось с того, что эти епископы увлеклись взаимными обвинениями. Феофил потребовал от Иоанна предстать перед советом тридцати шести египетских епископов, которых он привез с собой в Константинополь; Иоанн, в свою очередь, созвал совет сорока епископов, среди которых было семь митрополитов, и потребовал, чтобы перед этим советом предстал Феофил. Иоанн заявил, что его совет уполномочен большей властью, поскольку являлся более многочисленным и представительным. Но одержал победу Феофил, заручившись поддержкой самого императора.

Константин был первым, кто созвал Вселенский собор. Именно он установил прецедент, что только император вправе осуществлять это. Это было неизбежным, поскольку только император имел полномочия собирать всех епископов и утверждать их декреталии. Константин и его последователи время от времени также созывали менее многочисленные соборы для решения спорных вопросов. Составлялся список епископов и повестка дня для всеобщих советов, а часто назначались и светские должностные лица на должность председателя. Такие советы очень редко достигали своей цели, так как духовные лица, не получившие на них приглашения, заявляли, что эти советы собираются с целью заговора против них.

Папа римский Сириций (385–399 гг.), стремящийся, чтобы епархии Дакии и Македонии, недавно отошедшие к восточному императору, не выпали из сферы его влияния и не перешли под юрисдикцию Нового Рима, назначил на должность епископа Фессалоники своего викария и уполномочил его посвящать в духовный сан всех митрополитов данного региона, а также контролировать и утверждать все имеющие там место выборы епископов. Конечно же, папа не обладал властью в Иллирии, и даже нет свидетельств того, что епископы Фессалоники в то время пользовались какой-либо канонической властью, хотя, без сомнений, удерживали безграничное первенство в том регионе. Новая перестановка в духовном управлении устраивала обе стороны, а поэтому другие митрополиты подчинились ей безропотно. Викариат Фессалоники превратился в постоянный орган управления и удерживал Иллирию в сфере папского влияния. Феодосий II в 421 г. постановил, что в соответствии «с древнейшими традициями и канонами церкви» епископ Константинополя, «который пользуется прерогативами старого Рима», должен разрешать все духовные споры, проистекающие в Иллирии, но уступать возражениям Гонория.

Папа римский Зосима предпринял попытку создать подобный викариат в Арле (Arles), который курировал бы три виеннские провинции и две нарбоннские. Но здесь три митрополита оказали упорное сопротивление притязаниям Арля, и папа Лев вынужден был отказаться от этой затеи. Начиная с этого времени, папы периодически назначали в Галлию и Испанию известных митрополитов, которые до этого были их викариями. Но, по всей видимости, такие посты являлись персональными и наделяли духовных лиц, их занимающих, весьма скромной властью, которая ограничивалась предоставлением сообщений о злоупотреблениях и раздорах, а также рекомендательных писем клирикам, желающим посетить Рим.

Несмотря на это, папское влияние распространилось по всему Западу. Папы более не предъявляли претензий по поводу контроля за выборами епископов, но митрополиты Северной Италии, Галлии и Испании не часто выносили свои проблемы на их суд, и папы в ответ на это разрабатывали законы относительно доктрины и дисциплины. Только африканская церковь, находящаяся под руководством Карфагена, ревностно поддерживала свою независимость, пока ее власть не была сломлена нашествиями вандалов и п реследованиями.

На Востоке расцвет Нового Рима представлялся более эффектным. Епархия Константинополя не обладала ни апостольским происхождением, ни древними традициями. Она не пользовалась какими-либо каноническими правилами, за исключением первенства, утвержденного собором в 381 г. Более того, Александрия была ее мощным и ревностным соперником, александрийские епископы в течение длительного времени диктовали на Востоке свои условия. Но Кон стантинополь был столицей и даровал своим епископам не только безграничный престиж, но и практические преимущества. Для поддержания своих требований Константинополь мог всегда заручиться императорскими постановлениями и из многих епископов, переметнувшихся в столицу для преследования своих интересов на службе у императорского правительства, он образовал более или менее постоянный «инспекционный совет» с варьирующим количеством членов, который мог предоставить ему канонические полномочия. Церкви Фракии и Малой Азии постепенно признали руководящее значение Константинополя и предоставляли на рассмотрение его епископу свои дискуссионные вопросы. Самый ранний случай из этой практики, который известен нам, связывается с обвинительным актом, выдвинутым против Антонина, епископа Эфеса, одним из его подчиненных в присутствии Иоанна Хризостома (398–404 гг.). После некоторых колебаний Иоанн передал это дело на рассмотрение инспекторскому совету и создал для его расследования комиссию, состоящую из трех епископов. Позднее, когда Антонин умер, епископы Азии попросили Иоанна оказать содействие, и он лично посетил Эфес, уладил все скандалы, разыгравшиеся в епархии, и назначил нового епископа. Позже Иоанн и его последователи посвящали в духовный сан епископов многих городов, таких как Никея, Филиппополь, Кизик (Cyzicus) и Кесария провинции Каппадокия. Иногда этот обряд осуществлялся по просьбе указанных городов, а иногда против их воли, но по указу императора.

Епископы Александрии очень ревностно следили за растущим престижем Константинополя и трижды бросали вызов своим соперникам, унижая их достоинство. Нападки Феофила на Иоанна Хризостома, как кажется, мотивировались политикой власти, и хотя они оказывались успешными, в конце концов привели к усилению престижа Константинополя, поскольку Иоанн пользовался широкой народной поддержкой и после своей смерти почитался как мученик. В основе нападок Кирилла (Cyril) против Нестора лежало главным образом несогласие по спорным вопросам доктрины. Аналогичный характер имели и претензии Диоскора к Флавину. Оба одержали победу. Не менее важным предстает тот факт, что оба собора заседали в 431 г. и 449 г. в Эфесе, епископы которого рьяно поддерживали интересы Александрии, негодуя на вмешательство Константинополя в Азию. Атака, проведенная Диоскором, оказалась бумерангом: в 451. г. Марциан решил созвать другой собор в Халкидоне, для того чтобы отменить вердикт второго Эфесского собора, и Диоскор был смещен. Так же поступили и с двумя соперничающими епископами Эфеса, где и проходили спорные выборы. Таким образом, лагерь оппозиции был полностью ликвидирован. Единственными соперниками оказались папские делегаты, которые тщетно протестовали против усиления влияния Нового Рима, когда было выдвинуто предложение предоставить епископам Константинополя право посвящать в духовный сан всех митрополитов епархий Фракии, Азии и Понтики.

Собор также урегулировал отношения между Максимом, епископом Антиохийским, и Ювеналом, епископом Иерусалимским, который требовал для первенствующей христианской церкви непомерных полномочий. Ювенал в ответ на свои претензии получил три епархии Палестины. Таким образом, четырьмя восточными патриаршествами, как они с этих пор стали называться, стали Константинополь, Александрия, Антиохия и Иерусалим. Единственное последующее изменение в структуре церкви было произведено Юстинианом, который отделил епархию Дакии (с провинцией Македония II) от викариата Иллирии и передал ее епископу Юстиниану Приме (Justinianus Prima) — она была местом его рождения и к тому времени превратилась уже в город. Юстиниан проигнорировал права как епископа Фессалоники, так и папы римского, но позже признал компетенцию последнего и сделал епископа Юстиниана Приму папским викарием.

В период возникновения церквей их финансовая поддержка зависела от добровольных приношений верующих (oblationes). Такие приношения, часто называемые первыми плодами, продолжали быть важным источником годового дохода церквей. Церковные десятины, несмотря на достойный подражания библейский прецедент, не взимались. Некоторые исключительно набожные верующие отдавали бедным десятую часть своего дохода, но никогда — в пользу церкви. Впервые церковные десятины были потребованы для меровингской Галлии вторым Маконским собором в 585 г. Приношения же, как кажется, были искренними и добровольными. Анастасий запретил практику, по которой отдельные епископы вкупе со своими сельскими епископами и священниками-инспекторами под угрозой отлучения от церкви вынуждали крестьянство платить им.

Перед гонениями, устроенными Диоклетианом, опреде ленное количество церквей также приобрело, но не ясно, на какой законной основе, земли и недвижимость, с которых получалась рента. Константин намеренно легализовал право церкви получать наследство и сам показал тому, достойный пример, передав церквям Рима поместья, рентный доход которых превышал 400 фунтов золотом в год. Богатые христиане, представлявшие собой растущий класс, поступали точно так же. Подражали таким примерам средние и низшие классы. По всей видимости, завещание какой-то части своего состояния церкви приняло форму всеобщего обычая. Из архивов Равенны мы можем судить о наследствах, получаемых церковью, больших и маленьких, от зажиточных землевладельцев и купцов, от рядовых солдат и бедных ремесленников. Даже Флавий Пуси, посыльный провинциального ведомства в Аркадии, собственность которого составляли только дом, мебель и одежда, завещал церкви часть своего дома, хотя после своей смерти оставил вдову и другую женщину, находившуюся на его иждивении. Церковные земли облагались регулярными налогами, за исключением добавочных налогов и неоплачиваемого принудительного труда (sordida mimera). Начиная со времени правления Константина, церкви также получали стабильные дотации, выплачиваемые натурой. Они были отменены Юлианом, но снова восстановлены Иовианом (Iovian), который, однако, сократил их до 1/3 от исходного объема. В VI в. их продолжали выплачивать.

Вне всякого сомнения, богатство церквей продолжало увеличиваться, и в нашем распоряжении имеются некоторые цифры, позволяющие оценить его рост. Иоанн Хризостом заявил, что Антиохийская церковь получала в его время доход, равный доходу зажиточных граждан, но он был меньше дохода самых богатых. Августин говорит, что, занимая должность епископа, он был в двадцать раз богаче своего отца, бедного декуриона из маленького африканского городка Тагаст (Tagaste). В период властвования папы римского Феликса (526–530 гг.) годовой доход епархии Равенны составлял 12000 солидов, накапливаемых за счет ренты. И это без учета приношений. Иоанн — раздатчик милостыни, который в 611 г. стал епископом Александрии, обнаружил в епископской казне 8000 фунтов золотом. Юстиниан, составляя скользящую шкалу платы за посвящение в духовный сан, разделил епископов на семь групп: пять патриархов, те, чей доход превосходил тридцать фунтов золотом; доход епископов остальных групп варьировался по ниспадающей между 30 и 10 фунтами, 10 и 5 фунтами, 5 и 3 фунтами, 3 и 2 фунтами; доход епископов седьмой группы был меньше 2 фунтов, они считались очень бедными, и гонорары им не выплачивались. Эти данные, возможно, представляют жалованье епископов. Если так оно и есть, то путем умножения указанных цифр на три или четыре можно узнать о годовом доходе епархий. Конечно же, эти данные не включают приношений или пожертвований независимых прихожан и благотворительных учреждений.

Рост церковных богатств обусловливает усиление симонии и взяточничества. В римской истории всегда обнаруживались определенные случаи симонии, мотивом которой выступала не столько денежная прибыль, сколько амбиции и желание избежать исполнения обязанностей по курии или военной службы. Первое значительное обличение симонии принадлежит, вероятно, Римскому собору, во главе которого стоял папа Сириций (385–399). Это злоупотребление осуждалось в 451 г. в Халкидоне и собором, собранным в Арле приблизительно в это же время. Первый императорский закон относительно данной сферы был принят в 469 г. Некоторые виды взяток были легализованы, и их размер четко установлен. Епископы в VI в. платили значительные гонорары тем лицам, которые посвящали их в духовный сан. Священники низшего ранга в пользу этих лиц отказывались от своего жалованья сроком на один год, но им запрещалось выплачивать какие-либо деньги в качестве признательности (insinuativa) своим будущим коллегам при последующем продвижении по службе.

Другим злоупотреблением, получившим широкое распространение, было отчуждение церковных земель. Частично это обусловливалось симонией и обещаниями кандидатов на епископские, особенно папские посты предоставить церковную собственность своим приверженцам в случае их избрания. Корни этого явления прослеживались в естественном стремлении епископов обеспечить свои семьи и угодить друзьям, а также и в ненасытности богатых землевладельцев, принуждающих епископов предоставить им вечную аренду на выгодных условиях. Вместе с тем существовала и некоторая путаница между епископской собственностью, особенно тем, что приобреталось за время нахождения на данном посту, и церковной собственностью. В конце концов было введено строгое правило, согласно которому любое имущество или земли, переданные епископу, за исключением того, что он получил от ближайших родственников, после посвящения в духовный сан считались достоянием церкви.

Первый императорский закон, пресекающий отчуждение церковной собственности, был утвержден Львом в 470 г. Он был действенен только для Константинопольской церкви и запрещал всякие формы продажи, дарственных актов и обмена. Однако церкви разрешалось сдавать поместье на правах узуфрукта сроком на несколько лет или пожизненно с условием, что лицо, получающее его в свою собственность, при возврате предоставит в распоряжение церкви еще одно поместье, аналогичное по стоимости. Анастасий придал этому закону силу на всей территории Константинопольской патриархии, но ослабил его, разрешив продажу или оформление закладных с целью оплатить долги, произвести текущий ремонт или купить более ценный участок земли. Юстиниан ввел запрет на отчуждение в рамках всей империи, а также разрешил досрочную аренду, которая не должна была превышать двадцать лет или жизни трех поколений. Первоначально он отменил уступки, на которые пошел Анастасий, но позднее разрешил продажу земли для оплаты долгов, особенно задолженностей по налогам. Он также узаконил пожизненную аренду с условием, что рента будет разумной. На Западе подобных императорских постановлений не было, но соборы вырабатывали правила, по которым епископу не разрешалось отчуждать землю без ведома митрополита или непосредственно собора провинции.

Первые церкви, по-видимому, делили приношения между епископом и остальным духовенством, оставляя умеренные средства для других нужд. На Западе такая система дележа поощрялась и применялась при определении годового дохода всех служителей церкви. Но существовали и другие системы распределения. В соответствии с римским правилом, которое папы насаждали в Римской и близлежащих епархиях и пропагандировали в других провинциях, одна четверть отходила епископу, одна четверть разделялась между духовенством с учетом занимаемого ранга, третья четверть шла на ремонт и освещение здания церкви, оставшаяся четверть — на благотворительность. В Испании доход распределялся так же, только на благотворительность средств не отводилось. В Галлии годовой доход всех служителей церкви определялся епископом из фонда пожертвований, при этом одну половину приношений он забирал себе, другую делил между своим духовенством.

Эти правила применялись в отношении кафедрального собора и подчинявшихся ему церквей, известных как tituli, в которых служили кафедральные каноники и кардиналы. Приходские церкви обеспечивались постоянным доходом отдельно. С конца V в. папы римские запретили епископам в рамках их юрисдикции освящать новые церкви без предварительного уведомления о том, что эти церкви располагают доходными статьями, достаточными для поддержания освещения, закупки тканей, выплаты жалованья своему духовенству. Советы Галлии и Испании утвердили аналогичные правила соответственно в 541 и 572 гг. На Западе епископ сохранил первостепенный контроль над пожертвованиями прихожан и благотворительных учреждений и мог аннексировать некоторые церковные земли в пользу центрального фонда с условием, что он оставит церкви такой земельный участок, который является необходимым для предоставления платы священникам и поддержания церковных зданий. Епископы также предъявляли претензии на третью часть от приходских приношений, но предполагалось, что эти средства будут тратиться на ремонт церкви. Во время ежегодных официальных объездов от каждого прихожанина епископы получали вознаграждение (cathedraticum), которое не должно было превышать двух солидов.

На Востоке принцип дележа, по всей видимости, применялся по отношению к приношениям, но и епископу, и другим служителям церкви установленное жалованье выплачивалось из фонда годового дохода, накапливаемого за'счет пожертвований. Основатели приходских церквей, как кажется, утверждали для них штат духовных лиц и церковнослужителей. Эта система привела к серьезным финансовым неразберихам, особенно в Антиохии и Константинополе. Во время правления Анастасия и Юстиниана различные влиятельные лица, которым нельзя было отказать, просили предоставить их многочисленным протеже должности кафедральных служителей. За счет этого средства, отпускаемые на оплату жалований, росли, а церкви оказывались в долгах. В системе правил, практиковавшихся на Западе, напротив, увеличение штата служителей церкви подразумевало понижение жалованья для каждого. Поскольку на Западе приходские церкви обеспечивались доходом отдельно — правило, утвержденное Юстинианом, — епископ кафедрального собора не курировал их фонд пожертвований и даров, преподносимых благотворительными учреждениями.

Монастыри первоначально никаких даров не получали. В уединенных поселениях (laurae), в которых монахи жили в отдельных кельях и встречались только для богослужения по воскресеньям, практиковались различные ремесла, особенно плетение корзин, которые затем продавались. Монахи также нанимались рабочими в период уборки урожая или сбора винограда, часто зарабатывая средства, которых хватало на последующий год для поддержания их скудной диеты. В монастырях (coenobia), в которых монахи питались и работали сообща, возделывались не только сады, но организовывались бригады, занимающиеся ремеслами, такими как сапожное и гончарное дело. Старшие этих бригад или их доверенные лица сбывали продукцию на рынке. Монашеские артели, учрежденные Пахомием в Египте в начале V в., производили значительную долю избыточной продукции, которая шла на благотворительность. Монастыри, однако, неизбежно получали не только приношения, но и пожертвования, и к моменту, когда монастырское движение достигло Запада в V в., для основателей благотворительных фондов считалось уже обычным делом даровать монастырям земли, которые возделывались арендаторами или рабами. Иоанн Касиан жалуется, что истинных монахов осталось на Западе всего несколько. В основном же они были ленивыми и невоздержанными. К данному времени большинство восточных монастырей также стали богатыми и бесполезными. Монастырскими пожертвованиями заведовали аббаты, епископы не имели к ним никакого отношения. Епископ, однако, обладал дисциплинарным контролем над монахами, будь они клириками или нет, а также назначал особых инспекторов, которые наблюдали за ними. Некоторые западные монастыри от епископского курирования освобождались.

В духовный сан было посвящено так много лиц, которых Константин освободил от исполнения обязанностей по курии, что спустя несколько лет он запретил проведение этого обряда, за исключением случаев, когда необходимо было заполнить какую-либо вакансию, образовавшуюся в связи со смертью священнослужителя. Естественно, что вскоре этот закон утратил силу. Последней попыткой обуздать численность священнослужителей оказалось каноническое предписание Халкидона, по которому духовное лицо должно посвящаться в сан только для службы на определенном посту. Но с течением столетий количество священнослужителей увеличилось. В год великих преследований церковь Кирты (Cirta), столицы Нумидии, помимо епископа имела только трех священников, четырех поддьяконов и семерых чтецов. В середине V в. церковь Эдессы, города того же размера, насчитывала 75 духовных лиц; в начале VI в. в Равеннской церкви их было 60, а в церкви сирийской Апамеи — около 80. Эти цифры относятся только к кафедральному духовенству. В общем итоге в Эдессе, по всей видимости, штат служителей церкви состоял из 200 членов, а в Карфагене при первых вандальских правителях — 500 и более. Приводимые данные опять-таки не включают сельское духовенство. В Кипе, обладавшем территорией, которая в диаметре составляла 40 миль, насчитывалось 800 сельских приходов, каждый из которых должен был иметь хотя бы одного священника или дьякона.

Штат больших церквей был значительно многочисленнее. В Риме уже в III в. насчитывалось 46 священников, 7 дьяконов, 7 поддьяконов, 42 псаломщика и 52 служителя в должности экзорцистов, чтецов и привратников. Юстиниан попытался сократить персонал большой церкви Константинополя до 60 священников, 100 дьяконов, 90 поддьяконов, 110 чтецов, 25 певчих и 100 привратников, и это не считая 40 женщин-дьякониц — 525 человек всего.

В добавление к имеющимся, существовали и другие внештатные служители церкви, которые считались клириками, такие как могильщики (fossores), лица, обслуживающие похороны (decani copiatae) и ухаживающие за больными в госпиталях (parabolani). В V в. в Александрийской церкви числилось 600 служащих, ухаживавших за больными, а в Константинополе было 950 старших могильщиков, которые, согласно схеме, разработанной Константином и реформированной Юстинианом, организовывали бесплатные похороны, хотя родственники умерших предпочитали платить им дополнительный гонорар за тщательное исполнение обязанностей.

В больших церквях многие священнослужители были заняты на административных должностях. На Востоке в подчинении у каждого епископа был управляющий по финансам (oeconomus), пост которого обычно занимал старший священник. Эта практика была признана обязательной Халкидонским собором во избежание впутывания епископов в различного рода финансовые скандалы. На Западе такая должность встречалась очень редко. В штат церковных служащих входили также старосты и казначеи приютов, госпиталей и т. д., ризничие, хранители архивов, группы нотариусов, которые вели протоколы, и защитников церковного правопорядка (defensores), следивших за соблюдением законности и дисциплины и арестовывавших обидчиков клира. В восточных провинциях нотариусы и защитники церковного правопорядка принимали духовный сан, продвигаясь по служебной лестнице от чтецов до священников. В Риме это были миряне или лица, выполняющие незначительную церковную работу. Они уходили со своих постов, если их повышали до должности поддьяконов. Их также интенсивно использовали в качестве управляющих (rectores) родовыми имениями или церковными землями, причем, принимая духовный сан поддьяконов и дьяконов, они продолжали исполнять свои первоначальные обязанности.

Священнослужители — епископы, священники и дьяконы — получали жалованье. Труд священнослужителей низших санов — поддьяконов, чтецов, псаломщиков (только на Западе), певчих, заклинателей и привратников — оплачивался только в больших церквях Рима и Константинополя; во многих других городах они служили только полдня, едва зарабатывая на пропитание. Сокращенный рабочий день наблюдался и у лиц, обслуживавших похороны. В Константинополе на настоятелей церквей работало 950 лавок и мастерских, которые пользовались финансовыми льготами.

Согласно правилу, утвержденному в Никее и впоследствии неоднократно оказывавшемуся действенным, духовенству без разрешения епископа не позволялось покидать епархию, в которую первоначально получалось назначение. С начала V в. папы римские предпринимали попытки настоять на том, чтобы лица, прошедшие обряд церковного посвящения, начинали свою деятельность с самых низших ступеней и приобретали высшие саны в последовательном порядке, прослуживая по четыре-пять лет в качестве чтецов, поддьяконов и дьяконов. Это правило, однако, довольно часто игнорировалось, и миряне сразу посвящались в сан дьяконов и священников. В VI в. миряне нередко получали и сан епископа. Малолетние дети также зачислялись на незначительные церковные должности, но им не позволялось посвящаться даже в сан поддьякона, пока они не достигнут двадцатилетнего возраста. Минимальный возраст для посвящения в дьяконы и священники составлял 30–35 лет. С другой стороны, большое количество римлян принимали духовный сан уже в зрелом возрасте, когда они уходили в отставку с гражданской службы или после долгой адвокатской практики. Из пятнадцати пожилых священников и дьяконов, служивших в Мопсуэстии (Mopsuestia) в 550 г., шестеро получили свой первый духовный сан, когда им было меньше 10 лет, пятеро — между 30 и 40 годами, четверо — между 15 и 24. Согласно утвердившемуся церковному принципу, мирянин после посвящения в духовный сан не имел права жениться, хотя женатый мог быть посвящен. На Западе, однако, широко было распространено мнение, что высшее духовенство в случае женитьбы должно было сохранять свое целомудрие, и папы римские, начиная от Сириция (385–399 гг.), пытались претворять это правило в жизнь — папа Лев (446–461 гг.) ввел подобный запрет и для поддьяконов — и советы Африки, Галлии и Испании последовали этому примеру. Судя по тому, насколько часто возвращались к указанному правилу, можно сделать вывод, что оно соблюдалось непоследовательно. На Востоке некоторые ведущие богословы, такие как Евсевий из Кесарии и Епифаний из Саламина (Salamis), проповедовали эту норму, но Никейский собор безоговорочно отверг ее, и впоследствии никакие другие соборы более не предпринимали попыток снова утвердить ее. Согласно Сократу, в середине V в. на Востоке все еще считалось нормой для всех священнослужителей, включая епископов, сожительствовать со своими женами. Юстиниан запретил женатым мужчинам посвящаться в духовный сан, заявив, что епископы должны не сосредоточиваться на семейных заботах, а всецело отдавать себя исполнению духовных обязанностей. Папа римский Пелагий I (551–561 гг.) рискнул нарушить этот закон, посвятив в епископский сан сиракузского женатого человека, но заручившись от него гарантией, что он не будет отчуждать церковную собственность в пользу своей семьи.

Жалованье духовенства значительно варьировалось. Епископы получали во много раз больше, чем священники или дьяконы, и — по крайней мере в западных провинциях — чем больше по масштабу была епархия, тем чаще наблюдались несоразмерности. В Равенне епископ зарабатывал 3000 солидов, которые дополнялись 880 курами, 266 цыплятами, 8800 штуками яиц, 3760 фунтами свинины, 3450 фунтами меда и неизвестным количеством гусей и молока «в счет расходов его домашнего хозяйства и подарков, предоставляемых многим лицам, торжественных обедов, проводимых в честь или во славу его епархии или принимаемых гостей»¹. Священникам и дьяконам платили 50—100 солидов. В оплате труда епископов различных епархий не обнаруживалось единства. Когда Музоний (Musonius), епископ Мелои, маленького исаврийского холмистого городка, был обвинен в узурпаторстве, он с негодованием возразил: «Боже мой, вам-то что, вам, получающим жалованье из казны Антиохии, в то время как я в своем городе не имею ничего, кроме 6 солидов?»[30] В этой реплике Музоний сравнивает себя с одним священником из Антиохии и, вероятно, справедливо. Григорий, священник из Равенны, который был принужден своим епископом к принятию поста в епархии Мутина (Mutina), потребовал и получил в качестве компенсации в пожизненное владение одно из поместий Равеннской церкви, приносящее доход, составляющий 30 солидов в год.

Кардиналы кафедральных соборов обычно, по всей видимости, оплачивались лучше, чем приходские духовные лица, и с большой неохотой шли служить в приходы, несмотря на то, что в этом случае они имели возможность сохранить по крайней мере часть своих приработков в качестве кардиналов. Сельское духовенство зачастую получало очень маленькое жалованье. Папа римский Григорий давал разрешение на освящение приходских церквей, фонд пожертвований которых доходил до 3–6 солидов в год. Третья часть из этой суммы шла на освещение и ремонт. К тому же священникам приходилось ежегодно платить по два солида епископу в качестве кафедрального гонорара (cathedraticum). Сельские священнослужители в значительной степени должны были полагаться на приношения своих прихожан. В VI в. некоторые испанские землевладельцы из финансовых соображений строили церкви, деля приношения поровну со священниками.

В духовном посвящении и продвижении подчиняющегося ему духовенства по служебной стезе епископ, руководствуясь каноническими правилами, располагал полной свободой действий. В приходских церквях, однако, ему приходилось учитывать желание основателя или покровителя. Точно так же дело обстояло и в случае, если церковь располагалась в поместье землевладельца: поскольку священник был временным владельцем поместья, то для его посвящения в сан требовалось разрешение хозяина. Даже при подборе своего кафедрального духовенства епископ испытывал значительное давление со стороны великих мужей, которые требовали места для своих бедных родственников и клиентов.

Выборы епископов осуществлялись посредством большого разнообразия процедур и действующих практик. Избирающий орган мог быть представлен только кардиналами, но в его состав допускалось и приходское духовенство, как это было предписано папой римским Геласием в одном случае. В деревенских епископствах основную массу населения составлял народ, но в крупных городах действенными избирателями выступали декурионы или позднее чиновники, занимавшие почетные должности (honorati), хотя народные массы, проводившие демонстрации в пользу своих кандидатов, часто оказывали на них влияние. Соотношение сил между духовенством и народом, с одной стороны, и осуществляющими посвящение в сан епископами, с другой стороны, также было разным. Не так уж редко духовенство и народ оказывались неспособными выставить подходящего кандидата и просили митрополита сделать это за них. Иногда митрополит и епископы пытались навязать городу своего ставленника, что не всегда оказывалось успешным. Мы знаем о некоторых таких епископах, которые были посвящены в духовный сан, но отвергнуты городами, таким образом, доставив немало неудобств своим коллегам. Нам известны случаи, когда народные массы брали верх над епископами. Мартин был определен в епархию Тура (Tours), несмотря на постоянные заявления епископов о том, что он был «презренной личностью, недостойной епископству, человеком с подозрительной внешностью, грязной одеждой и непричесанными волосами»[31].

Но обычно достигался компромисс, хотя были и безвыходные ситуации. Чтобы избежать такого положения, Арльский собор в середине V в. постановил, что епископы должны составлять список, включающий трех кандидатов, из которых избиратели призваны осуществлять выбор. Это правило, как кажется, не получило адекватного отклика и впоследствии не упоминалось. На Востоке же оно закрепилось и посредством императорского законодательства, принятого при Анастасии, и подтверждало, что духовенство, декурионы и чиновники, занимающие почетные должности, должны были избирать трех кандидатов, из которых митрополит выбирал одного.

На должность епископов претендовало три типа кандидатов. Прежде всего это здравомыслящие и заслуживающие доверия личности, обычно — священники или дьяконы кафедрального собора. Именно по отношению к ним благоволили папы и иерархия в целом. Они составляли основной процент кандидатов. Народ, однако, зачастую предпочитал действительно святых, например, монахов или отшельников, молитвы которых помогли бы народной массе добиться расположения Бога. Некоторые из них, такие как Мартин, довольно успешно осуществляли свою деятельность, другие, как, например, Феодор (Theodore) не справлялись с делом. Феодор в конце концов получил разрешение покинуть свою епархию, располагавшуюся в Анастазиополе (Anastasiopolis). Альтернативно народ мог поддержать выдающихся мирян, бывших губернаторов провинций или адвокатов, которые обладали способностью воздействовать на императорское правительство. Такие выборы вызывали неприязнь со стороны духовенства и епископов, но обычно оказывались вполне удачными; примеры — Амвросий (Ambrose) и Сидоний Аполлинарий.

Во времена разногласий по вопросам доктрины императорское правительство часто оказывало свою поддержку кандидатам, особенно из больших епархий, которые, с его точки зрения, были на правильном пути. В Александрии Григорий и Георгий, кандидаты от анти-Атанасиевской партии, были официально водворены на должность епископов в 339 и 356 гг. военными силами, а когда некоторые патриархи Халкидонского собора приняли доктрину этой партии, то признали и их епархии без дополнительной протекции со стороны военных. Но императоры, со своей стороны, не вмешивались в епископские выборы, за исключением тех, которые происходили в Константинополе. Здесь в 381 г. Феодосий I дал Константинопольскому собору указание составить краткий список кандидатов и лично избрал последнего в этом списке, сенатора по имени Нектарий. Известный евнух Евтропий выбрал последователя Нектария Иоанна Хризостома, а Феодосий II — Нестория. Даже в столице до конца V — начала VI в. свободные выборы не поощрялись. Во всяком случае, начиная со времени правления Юстиниана именно император назначал патриарха Константинополя. Вот как сказал папа римский Агапий (Agapetus) о выборах Мены в 536 г.: «Если бы выбор самых спокойных императоров пал на него, то и духовенство, и народ подтвердили бы, что он избирался каждым»¹. Правило congrès d’clire — избирать в епископат начальников ведомств, фаворитов и тех, кто заплатил больше всех, утвердилось за правителями франков.