Гибель античного мира

ГЛАВА ХХІ. СРЕДНИЕ И НИЗШИЕ КЛАССЫ

Библиография

Колонат исчерпывающе рассмотрен в работе R. Clausing, Ihe Roman Colonate (Нью-Йорк, 1925). Здесь же приводится полный список более ранних работ по данной проблеме. Позднее вышли труды: С. Saumagne, Byzantion XII (1937), F. L. Ganshof, Antiquité Classique XIV (1945), 261–277, A. Segre, Iraditio V (1958), 1-13.

О различных социальных классах см. мою «Later Roman Empire» (Оксфорд, 1964), p. 510–515 (адвокаты), 737–739, 752–754 (декурионы), 773–781, 792–812 (крестьяне), 851–855 (рабы), 858–864 (ремесленники и рабочие по найму), 864–872 (торговцы), 920–927 (священнослужители), 1001–1002 (учителя), 1012–1014 (врачи и архитекторы).

Понятие «средние классы» соответствует общепризнанному термину «honestiores» — ниже, чем «honorati», официальная аристократия. Термин «honestiores» обладает отдельными преимуществами, но ни один источник не содержит его точного определения. Конечно же, он служит для обозначения декурионов, гражданских служащих и солдат, а также может быть использован, когда имеются в виду духовенство и лица свободных профессий. Уровень зажиточности и социальный статус представителей общества, охватываемых данным термином, весьма разнообразны и частично совпадают, с одной стороны, с honorati и с другой — с plebeii, людьми незнатного происхождения.

Армия была самой большой группировкой, насчитывавшей в конце IV в. около 650 000 воинов. Условия и правила набора солдат на службу описывались в одной из предыдущих глав. Достаточно отметить всего лишь тот факт, что многие солдаты владели небольшими земельными участками, а сыновья ветеранов были довольно состоятельными для того, чтобы стать декурионами, если они не проявляли желания служить в армии. К солдатам могут быть причислены и оружейные мастера (fabricenses и barbaricarii), работавшие на сорока или около того оружейных фабриках, которые были разбросаны по всей империи. С законодательной точки зрения, оружейные мастера образовывали наследственный класс, как собственно и солдаты, и получали обычные звания N. S. О., продвигаясь до должности управляющего фабрикой (primicerius fabricae). Они также располагали определенными средствами, и некоторые де-курионы стремились примкнуть к ним.

Декурионы представляли собой самый важный и, если оставить армию в стороне, самый многочисленный класс. В 900 городах восточной части империи, должно быть, насчитывалось — если в среднем штат советов достигал 300 человек, — до четверти миллиона декурионов, когда советы полноценно функционировали. На Западе городов было значительно больше, но многие были очень маленькие, их советы насчитывали только сто человек. Поэтому декурионов здесь, вероятно, было меньше. Поскольку декурионы переходили в другие сферы деятельности, а образуемые в результате этого вакансии не восполнялись, количество членов в советах значительно сократилось. Но по этому вопросу мы не располагаем какими-либо данными.

С точки зрения материальной обеспеченности, в рамках, этой группы обнаруживаются огромные различия. Закон 342 г. говорит о декурионах, проживающих, вероятно, в Аравии, которым позволялось владеть менее чем 25 югерами земли (15 акров), а Августин упоминает о «человеке по имени Курма, бедном curiales вольного города Тулленс (Tullense), располагавшегося недалеко от Гиппона». Курма, бывший дуумвир, был простым крестьянином. Декурионы, поступавшие в армию, должны были пополнять ряды солдат, а те, которые становились управляющими имениями или арендаторами у богатых землевладельцев, женились на крестьянских девушках и даже рабынях.

С другой стороны, во времена Ливания в Антиохии проживали состоятельные декурионы, которые посылали агентов в Испанию для закупки скаковых лошадей и занимались поставками диких животных из Маунт Иды в Троаде. Поскольку более зажиточные декурионы проникали в сенат, общий уровень благосостояния снижался. Но в 444 г. Валериан, декурион Эмисы, заполучив кодицилл на звание «сиятельного», в окружении большой толпы варваров ворвался в здание суда губернатора провинции и потребовал для себя старшинства, став правой рукой того, кому мы вверяем судьбу провинциальных служащих, вытеснил весь его штат и оставил все опустошенным»[34]. Он также использовал своих рабов-варваров для защиты друзей-декурионов от сборщиков налогов. Валериан, по всей видимости, был богатым человеком, так как сумел проделать все это и отделался лишь утратой своих кодициллов на звание «сиятельного». Даже при Юстиниане дочь, и наследница Анатолия, ведущего де-куриона Аскалона, считала, что она подвергается дурному обращению, когда Юстиниан конфисковал ее состояние и назначил ей скудное жалованье в 365 солидов в год.

По социальному положению декурионы приближались к землевладельцам. До нас дошли сведения о богатых купцах Александрии, состояние которых заключалось в наличных деньгах и кораблях, и купцах (Moesia) — рабовладельцах и, вероятно, мастеровых ремесленниках, использовавших труд рабов, — которые были допущены в совет. Сицилиан, который в 303 году — год больших гонений — был дуумвиром маленького африканского городка Аптунги, был, вероятно, человеком именно такого склада. «Я отправился с Сатурнином в Заму, чтобы купить льняной пряжи» — он позднее был смещен со своей должности, в день объявления указа — «и снова он пришел в мой дом, когда я обедал со своими работниками»[35]. Но законы всегда признавали, что декурионы владеют землей независимо от того, являются ли они зажиточными землевладельцами или крестьянскими фермерами. Землевладельцы с достаточными средствами не жили в своих имениях, поскольку они обязаны были проживать в городах. В Траллах Крициас обладал семью фермами, оцениваемыми в 20 1/2 югера, Латрон — четырьмя фермами (более 17 югеров), а Тациан — четырнадцатью фермами (57 1/2 югера). На последних также было 70 душ свободных арендаторов, рабов и сколько-то голов рогатого скота. К сожалению, мы не знаем, какое соотношение обнаруживалось между акром и югером в Азии, но молено догадаться, что югер составлял 60 акров вспаханных земель или 15 акров виноградников; душа (по-латински «caput», «голова») представляла одного мужчину или двух женщин.

С точки зрения законов, декурионы были наследственным классом, но таковыми могли стать и лица извне, если они обладали достаточной собственностью. Но после первой половины IV в. такие переходы, кажется, стали достаточно редким явлением, поскольку большая часть соответствующих подобным стандартам лиц либо была уже зачислена в декурионы, либо получила освобождение от исполнения куриальных обязанностей.

Согласно все тем же законам, декурионы имели право работать в качестве внештатных служащих провинциальных ведомств или заниматься адвокатской практикой, если одновременно они исполняли свои куриальные обязанности. Это в действительности относилось только к декурионам административных центров провинций. Некоторые представители этого класса с. небольшим достатком вели практику частных нотариусов, но в этом случае они уже не относились к среднему классу. Другие были врачами или учителями риторики и грамматики, освобождаясь таким образом от своих куриальных обязанностей, если получали официальное назначение. Многие принимали духовный сан, поступали на гражданскую службу, занимались адвокатской деятельностью в высших судах или добивались административных постов, разрывая в результате этого связь со своим сословием.

Следующую наиболее важную группу представляли собой гражданские служащие, которых, как мы это уже увидели, насчитывалось 30 000—40 000 человек. Здесь опять-таки обнаруживался разительный контраст по зажиточности и общественному положению между высшими и низшими рангами. Служащие элитарных дворцовых ведомств, такие как нотариусы, силенциарии, императорские секретари, к концу IV — началу V в. были ex officio сенаторами, по крайней мере на завершающем этапе карьеры: их ряды пополнялись за счет отпрысков аристократии. С другой стороны, младшими канцелярскими служащими провинциальных ведомств являлись выходцы из рабочей среды, накопившие скромную собственность или не располагавший таковой вообще. Флавий Пусий, гонец провинциального ведомства, имел только дом, мебель и одежду.

Представляется невозможным обстоятельно рассказать о доходе гражданских служащих, так как их жалованье, данные о котором известны лишь для отдельных категорий, составляло незначительную часть их доходов. В основном они жили за счет вознаграждений. В оплате труда гражданских служащих проявлялась значительная разница. Придворный цирюльник, например в эпоху Юлиана, получал 20 аппопае и большую заработную плату. Вознаграждения в разных ведомствах и между разными рангами служащих также различались. В преторианской префектуре Востока недавно назначенный старший служащий по юридической части мог зарабатывать до 1000 солидов, старший служащий с опытом получал около 2000 солидов, в епархиальных и провинциальных ведомствах вознаграждение было значительно ниже.

Начиная с эпохи Константина, законы закрепляли за провинциальными служащими право передавать свою должность по наследству. Ни им, ни их сыновьям не разрешалось поступать в какое-либо другое ведомство или заниматься посторонней деятельностью. Нет необходимости констатировать, что законы эти часто обходились. Наследственный характер службы в высших ведомствах в некоторой степени определялся на добровольной основе. К V в. сыновья главных служащих некоторых самых престижных ведомств получили право претендовать на вакантные места. В самых высших ведомствах, таких как нотариальные, силенциар-ные, императорский секретариат и преторианская префектура, вакансии к этому времени покупались у выходящих в отставку старших служащих или у наследников тех, которые не дожили до своего повышения. В отличие от отпрысков должностных лиц, включая потомство провинциальных служащих, делавших все возможное, чтобы проникнуть в высшие ведомства, канцелярские должности на гражданской службе заполнялись в значительной степени за счет декурионов и их сыновей. Нам также известны сведения о сыновьях ветеранов, купцов, старших лавочников, торговцев украшениями и одеждой и тому подобных, которые получили доступ в провинциальные ведомства. Во владении большинства канцелярских служащих, даже низшего звена, находились отдельные земельные участки, которые наследовались или покупались на сбережения. Мы знаем о десяти служащих провинциального ведомства Фиваиды, которые в V в. владели фермами, простирающимися на территории 30 — 180 аруров (arurae), соответствующих 20—120 акрам. Флавий Теодор, провинциальный барристер, который в VI в. служил в военном ведомстве все той же Фиваиды, был хозяином земель на территории трех городов и еще в двух городах имел недвижимость, и это не считая многочисленных рабов. В V в. провинциальные служащие, состоящие в штате высших ведомств, были назначены декурионами своих родных городов, что лишний раз доказывает наличие у них значительной земельной собственности.

В VI в. в судах губернаторов провинций, викариев, городских и преторианских префектов восточных провинций состояло на службе около 2500 барристеров (юристов), или должно быть столько, если правительству удалось бы сократить их число до этой установленной нормы.

Вероятно, в военных, финансовых и иных особых судах служило менее 1000 барристеров. Невозможно определить средний заработок этой категории служащих. Размер жалованья зависел от способностей барристеров и ранга суда, в котором они вели практику. Некоторые догадки можно произвести с учетом жалованья судебных консультантов, которые, по всей видимости, имели отношение к доходу молодых адвокатов, только начинавших свою карьеру. Оно варьировалось от 56 солидов у консультантов военачальников припограничных войск до 180 солидов у таковых, состоящих на службе у августинских префектов в Египте. Советники преторианских префектов Африки зарабатывали 720 солидов, но они имели богатый опыт работы. Представление о доходах старших консультантов можно получить, если учесть заработную плату императорских советников, которая составляла 600 солидов в суде городской префектуры и более 2000 солидов в суде преторианской префектуры Востока.

Чтобы стать специалистом в этой области, необходимо было заплатить изрядную сумму, а со временем такая подготовка потребовала еще больших расходов. Все барристеры тратили два-три года на упражнения риторикой, а с конца IV в. еще четыре года на освоение курса юридических дисциплин в Бейруте или Константинополе (либо Риме). К концу V в. им приходилось также покупать разрешение на ведение адвокатской практики. Барристерами были некоторые сенаторы. Истории известны отдельные не поддающиеся объяснению случаи, когда эту профессию получали выходцы из низших слоев общества. Но подавляющее большинство барристеров, судя по законам, происходили из среды служащих городских и провинциальных советов; у таких чиновников для вступления на этот путь было достаточно средств. Карьера предлагала им широкие перспективы дальнейшего продвижения по служебной лестнице вплоть до преторианской префектуры. К середине V в. право заниматься практикой в этой области стало передаваться по наследству: отпрыски барристеров могли претендовать на приоритет в получении здания адвоката по сравнению с выходцами из других профессиональных кругов, и они не должны были за это платить. Большинство адвокатов были наследственными землевладельцами и, зарабатывая деньги на этом поприще, они вкладывали их в расширение своих земельных участков, а иногда получали земли (нелегально) в качестве вознаграждений. Барристеры, вышедшие в отставку, регулярно пользовались привилегией ходатайствовать о своих арендаторах.

Профессиональный круг учителей литературы и риторики был достаточно многочисленным. В главных университетских центрах — Риме, Константинополе (в которых действовало 28 кафедр, помимо двух по юриспруденции и одной по философии), Афинах, Александрии и Бейруте, во всех более или менее крупных городах, таких как столицы провинций — преподавали два и более штатных профессора и большое количество внештатных учителей. Уровень заработной платы, установленный Грацианом в Галлии, составлял 24 продовольственных пайка (96 солидов) для риторов и половину этого — для учителей грамматики. Учителя, постоянно проживавшие в Трире (Trier), получали соответственно 120 и 80 солидов. Профессорам Карфагена Юстиниан платил 70 солидов. Официальное жалованье, однако, составляло лишь незначительную статью доходов профессоров, поскольку им полагались гонорары, размеры которых определялись их репутацией и кошельком их учеников. Как кажется, большинство профессоров происходило из сословия куриев. Они были относительно состоятельными гражданами, так как получение образования стоило дорого. Считалось весьма престижным проходить обучение в одном из главных городов, в котором преподавал какой-либо известный профессор, и отводить на это очень много времени. Ливаний учился в течение десяти лет. Мы знаем об одном бедном мальчике Автии, сыне разорившегося провинциального служащего, который получил высшее образование, став личным слугой профессора. Августин, отпрыск скромного декуриона из маленького африканского городка, не имел возможности переехать в Карфаген и завершить свое образование. У него не было богатого соотечественника, который заметил бы талант мальчика и оказал бы финансовую помощь его отцу.

Наставники начальной школы, преподававшие чтение, письмо и арифметику, были людьми небогатыми. Они не получали жалованья и не имели других привилегий. Их гонорары по тарифу Диоклетиана составляли четвертую часть от доходов риторов и учителей грамматики.

Врачи занимали такое же социальное положение, как и учителя. Города определяли общественным врачам жалованье. В Антинополе в VI в. оно доходило до 60 солидов, в Карфагене, в котором трудилось пять общественных медиков, старший врач зарабатывал 99 солидов, второй —70, другие — по 50. Они также получали гонорары. Исключительно на гонорары жили врачи, занимавшиеся частной практикой.

Из этого же класса выходили и архитекторы. Из четырех братьев Анфимия из Тралл, который воздвигал собор св. Софии, один был барристером, другой профессором, два остальных врачами. Прежде чем заняться профессиональной подготовкой, они в основном получили сначала гуманитарное образование по грамматике и риторике. Скульпторы и художники, напротив, происходили из сословия ремесленников. Портретисты (pictores imaginarii) зарабатывали по тарифу Диоклетиана всего лишь в два раза больше, чем живописцы по росписи стен, а законе Валентиниана I они определенно классифицировались как плебеи. Актеры и актрисы также принадлежали к плебейской среде, хотя, достигнув популярности, они вели безбедную жизнь, получая подарки от своих почитателей и возлюбленных.

Численность духовенства значительно возросла после обращения Константина в христианскую веру, а в V–VI вв. оставалась высокой, даже если принимать в расчет штатных служителей с полным рабочим днем. К этому времени кафедральный собор Константинополя (без многочисленных приходских церквей и благотворительных городских учреждений) имел в своем штате 525 духовных лиц. В огромном городе Карфагене насчитывалось более 500 городских священнослужителей, а в Эдессе, митрополии меньшего масштаба, — 200 священнослужителей. В обычных провинциальных городах, таких как Кирр, было по крайней мере, 800 сельских священников (больше одного на каждые две квадратные мили). Колебания в доходах духовных лиц обсуждались в предыдущей главе. Здесь достаточно будет отметить, что их размер варьировался от царственного дохода патриархов, равнявшегося заработной плате преторианских префектов, до скудного жалованья сельских священников, которые по общественному положению находились на одном уровне с крестьянами.

Круг священнослужителей пополнялся за счет всех социальных классов. Сенаторы, правда, очень редко снисходили до посвящения в духовный сан а если такое происходило, то они сразу посвящались в епископы. Примером является Павлин, зажиточный аквитанский сенатор, который, продав все свое имущество, стал священником. Первым известным сенатором, ставшим епископом, был Амвросий (Ambrose), сын преторианского префекта. Его избрали в епархию Милана в 374 г. на основании всеобщего одобрения, несмотря на то, что он был консулом Эмилии. Следующим предстал Нектарий, выбранный в Константинополь в 381 г. Феодосием I. Его брат Арсаций, определенный в 404 г. в ту же самую епархию, без сомнений, был также сенатором. К этому времени сенаторы меньшего ранга, бывшие губернаторы провинций, должно быть, являли собой привычные кандидатуры. Папа римский Сириций (385–399 гг.), однако, возражал, когда «те, которые, упившись светской пышностью и отдав предпочтение государственной службе и мирским делам, образовали группу, поддерживаемую благосклонностью друзей, назойливо преподносятся мне как возможные епископы»¹. В то же время даже в V–VI вв. нам известны действительно имевшие место подобные случаи. Так, в Галлии в епископы были посвящены Герман, бывший губернатор провинции, Сидоний Аполлинарий, бывший городской префект, а на Востоке Немесий, бывший губернатор провинции, Хрисанф, бывший викарий Британии, Фалассий, бывший преторианский префект Иллирии, и Ефрем, наместник епархии восточных провинций.

Папы римские, начиная с Сириция (385–399 гг.), не одобряли рукоположение бывших мирских должностных лиц, «которые, принуждаемые властями, волей-неволей претворяли в жизнь жестокие приговоры»², и Юстиниан, исходя из аналогичных соображений, разрешил принимать духовный сан лишь тем сыновьям провинциальных служащих, которые поступили в ранней юности в монастырь. И опять-таки мы знакомы с примерами, когда епископами и священниками становились многие вышедшие в отставку гражданские служащие, начиная от императорских секретарей и курьеров и заканчивая Стефаном, избранным епископом Лариссы, который «в период моей светской жизни был провинциальным служащим, и на этой должности скромно прошла вся моя карьера»[36].

Папа римский Иннокентий (401–417 гг.) решительно возражал против обращения в духовный сан барристеров, но в этом его никто не поддерживал, и мы располагаем сведениями о многих барристерах, ставших епископами. Профессора посвящались в этот духовный сан реже. Ярким примером предстает Августин. То же самое можно сказать и о солдатах. Фактически нам известны подобные случаи только об одном бывшем офицере, трибуне Мамертине и двух рядовых солдатах, Мартине и Виктриции, епископах Тура и Руана в конце IV — начале V в.

Основная масса высшего духовенства происходила, как кажется, из среды служащих городских советов. Они располагали необходимым образованием и стремились избежать своих обязанностей по курии, даже если для этого им приходилось отказываться от 2/3 своей собственности — правило, которое многими игнорировалось. Папе Иннокентию было не по душе посвящение выходцев из сословия куриев на том основании, что, «подчиняясь властям, они выполняли даваемые им приказы» и «в исполнении общественных поручений они прибегали к театральному представлению, которое, без сомнений, является порождением дьявола»[37], но в действительности просто из-за того, что их всегда могли призвать к исполнению куриальных обязанностей. Позже папы по этой же причине неохотно соглашались на изгнание декурионов. Юстиниан, как мы увидели, затруднил для них возможность принятия духовного сана, выдвинув довод, что они по своему общественному долгу не подходили для чтения проповедей нежнейшей доброты.

Представители городского рабочего люда служили на незначительных неоплачиваемых должностях в качестве организаторов похоронных церемоний и санитаров в госпитале. Лишь некоторые из них становились дьяконами или священниками. Крестьяне обычно приписывались к церковным приходам. Мы не знаем, стал ли кто-либо из них епископом. С начала V в. привязанные к своим земельным участкам арендаторы (coloni adscripticii или originales) не могли быть посвящены в духовный сан и даже служить после посвящения в поместье, к которому они были прикреплены, без согласия их хозяина. Это был светский закон, смягченный Юстинианом и принятый папами.

Законы не позволяли посвящать в духовный сан рабов. Сперва они должны были быть отпущены на волю. Папа Лев (440–461 гг.) всецело одобрял это правило.

«Лица, которым ни происхождение, ни общественное положение не позволяет быть допущенными в духовный сан, а также те, которые не могут получить свободу от своих владельцев, возвеличиваются до сана священников, как будто бы закон позволяет им получать такую честь… Такое положение дел неправильно, поскольку святое ведомство загрязняется такими низкими людьми, а права их владельцев нарушаются, так как в этом случае присутствует неявная, но дерзкая узурпация»[38].

Юстиниан придерживался более либеральных взглядов и позволял рабам, получившим на то согласие своих владельцев, принимать духовный сан. Он также запрещал хозяину по истечению времени обратно отзывать своего раба, прошедшего посвящение.

Всего лишь немногие представители средних и низших классов занимались торговлей и были заняты в промышленности. Исключение составляли navicularii, государственные грузоотправители, переправлявшие зерно из Египта и всей остальной части Африки в Константинополь и Рим, а также другие грузы, предназначавшиеся для армии, в порты доставки. Они организовывались в цеха, которых было обычно по одному в каждой епархии, и когда подобные цеха в 371 г. расширились, то в них были определены бывшие губернаторы провинций и другие представители аристократии (даже сенаторы на добровольной основе), служащие городских советов и старшие должностные лица из провинций. В основном членство в этих цехах было обязательным для всех тех, кто наследовал или приобретал какими-либо другими способами земельные участки, с которых взимался налог за морские перевозки (navicularie functio). Судовладельцы фактически не являлись капитанами судов, в их обязанности входило проведение ремонта кораблей или в случае необходимости покупка новых, а также оплата текущих издержек. Для компенсации последних расходов они получали фрахт за перевозимые грузы (который был значительно ниже коммерческой стоимости грузов), их земли пользовались льготным налогообложением: 50 югеров земли освобождалось от налогов за каждые 10000 modii емкости корабля. Они также освобождались от уплаты таможенных пошлин и пользовались другими разнообразными привилегиями.

В Александрии было несколько богатых купцов. Один из них, разорившись, снова встал на ноги, получив в дар 50 фунтов золотом (3600 солидов), на счету другого находилось 5000 солидов, третий, как говорят, оставил после себя 20000 солидов. Это значительные суммы, но их вряд ли можно сравнить с доходами константинопольских сенаторов тех времен; доходы составляли 1000 фунтов золотом (72000 солидов). Купцов, торгующих шелком, и так называемых «мастеров серебряных дел» («argentarii»), проживавших в Константинополе, можно считать первыми банкирами, поскольку они владели определенными средствами. Они ввели в практику покупку синекур для себя и своих сыновей. Мы знаем об одном из них, императорском дворецком (castrensianus sacrae mensae), который в 541 г. предоставил двум египтянам ссуду в 20 солидов. Эту ссуду нужно было выплатить его агенту в Александрии в течение 4 месяцев с 8%-ной надбавкой. Пекари Рима также были достаточно состоятельными людьми, владевшими не только мельницами, но и землями. Некоторые из них впоследствии стали губернаторами провинций и даже сенаторами.

Основная масса купцов, лавочников и ремесленников, однако, принадлежала к низшим слоям общества (humiliares). По закону они находились на одном уровне с плебеями. В весьма исключительных случаях их избирали в городской совет, да и то в самых бедных городах. Когда же самые богатые из них — перекупщики драгоценностей и торговцы тканями — получали назначение в провинциальные ведомства, то их изгоняли оттуда с позором. Конечно же, купцы были наиболее зажиточными людьми. Состоятельные капитаны владели большими кораблями емкостью 20000 modii, которые оценивались, должно быть, в 1000 солидов; у них также был некоторый наличный капитал, хотя они специализировались, как правило, на получении ссуд. Странствующие коробейники обладали капиталом не более 10–15 солидов. Если они были ветеранами или духовными лицами, то освобождались от налога на торговлю (chrysargyron). Ремесленники также примыкали к категории населения, у которой не было рабов. Единственно, чем они располагали, так это рабочими инструментами. Налог на торговлю, который был весьма умеренным, ложился тяжелым бременем на ремесленников и лавочников. Из этого можно сделать вывод, что они были очень бедными. Самую низкую позицию среди городской бедноты занимали рабочие-подрядчики, которые трудились на строительстве и зарабатывали карат или полкарата (1,24 — 1,28 солида) в день.

Городские ремесленники формировали цеха, через которые советы городов устанавливали цены, регулировали сделки и организовывали неоплачиваемые принудительные работы. Членство в таких цехах в восточных провинциях, очевидно, существовало на добровольной основе. Так обстояло дело и в западных провинциях вплоть до конца IV в., когда массовое переселение ремесленников в сельскую местность заставило правительство признать, что ремесленники и их дети должны быть обратно возвращены в свои города.

Сельские купцы часто посещали деревенские ярмарки, на которых продавали свои товары сельские лавочники, ремесленники, ткачи, кузнецы, гончары и тому подобные. Но основное большинство деревенских жителей трудилось на земельных наделах. На первом месте находились крестьянские собственники, класс, медленно вырождающийся, поддерживаемый только за счет предоставления ферм ветеранам (после. IV в. такая практика была отменена) и разрушаемый постоянным экономическим давлением. На первый взгляд, свободные владельцы земли, которые платили только налоги, были в более выгодном положении, чем арендаторы, выплачивавшие налоги и ренту или ренту, которая включала, а порой значительно превосходила налог. Но возможности обладателей небольших земельных участков зачастую переоценивались, в связи с чем они подвергались фискальной эксплуатации. Более того, их наделы были на порядок меньше, чем земельные участки, отводимые арендаторам. У землевладельца не было повода для изменения размеров земель, отведенных им в аренду. Наделы крестьянина, напротив, распределялись между его сыновьями, и, таким образом, размеры участков уменьшались от поколения к поколению. Положение крестьянского собственника было трудным потому, что, живя впроголодь, он не обладал запасами на случай неурожая, вторжения неприятеля или гибели скота.

В подобных обстоятельствах для оплаты налогов приходилось занимать деньги, часто под непомерные проценты. Юстиниан счел необходимым защитить крестьян Фракии и Иллирии от ростовщиков, ограничив процентную ставку пятью процентами и принудив последних возвратить земли, которые они захватили в результате неуплаты долгов крестьянами. Многие крестьяне лишались права выкупа заложенных земель. Другие покидали свои участки, оставляя обязанность платить налоги за соплеменниками, и арендовали наделы в поместьях.

Очень многие искали поддержки и покровительства у прославленных деятелей. Нам известно, что в конце IV в. в Сирии отдельные деревни регулярно платили вознаграждение командующему припограничных войск провинции, который, в свою очередь, размещал войска в этих поселениях, что отпугивало сборщиков налогов. Когда же последние возбудили против жителей деревень судебное дело, полководец обратился в военный суд, и в выигрыше оказались его подопечные. Намеки на аналогичную практику содержатся также в законах Египта и других восточных провинций. В качестве покровителей обычно выступали военачальники всех рангов, проконсулы и наместники. Сделка такого рода, без сомнений, была выгодной для жителей деревень. Но если их защитником выступал живущий по соседству зажиточный землевладелец, то он настаивал, чтобы крестьяне передавали свои земли ему в качестве подарка. Фиктивно продавали или завещали. Восточное правительство время от времени предпринимало попытки к искоренению такой формы покровительства, которая оказывала негативное воздействие на государственный годовой доход 360, 368, 395, 399, 415 гг., и все еще продолжала действовать при Марциане и Льве. На Западе для ее искоренения никаких усилий не прилагалось. Сальвиан описывает ее как явление, широко распространенное в середине V в. Многие крестьянские наделы и. целые деревни в результате были поглощены большими поместьями.

Оценить масштабы подобного явления мы можем только на примере Египта. В середине IV в. на территории Гермопол городским землевладельцам принадлежала только 1/6 часть земель. На соизмеримой территории Оксиринха в VI в. одни только Аппионы, без учета более мелких землевладельцев, располагали 2/5 всех земель. В Египте крестьянские собственники образовывали исключительно многочисленный слой населения. Немало их было и в Иллирии, Фракии и в восточных регионах Малой Азии при Юстиниане, который из них комплектовал свою армию. Относительно западных провинций мы располагаем недостаточно полными сведениями, но, как кажется, большие поместья занимали значительную часть территории Италии, Африки, Испании и Галлии.

По всей видимости, Диоклетиан утвердил правило, по которому все сельское население должно было проживать в местах своей регистрации, зафиксированной при переписи. Этой регистрации подвергались и малолетние дети. Таким образом, преследовалась цель удержать наследников крестьян на своих наделах. В результате упрощался сбор подушного налога (capitatio) и обеспечивалось возделывание земли и уплата земельного налога (iugatio). Во всех провинциях система регистрации была разной. В Египте и, по-видимому, Палестине, а также некоторых иных провинциях все население, как свободные владельцы земельных участков, так и арендаторы (coloni) регистрировались деревнями. В азиатских провинциях и, как кажется, в большинстве других провинций свободные владельцы регистрировались в своих деревнях, а арендаторы, проживавшие на фермах поместья, регистрировались под именем своего хозяина. Свободные владельцы, арендовавшие земли, регистрировались также в своих деревнях.

Законы против крестьянских собственников, иногда покидавших свои наделы, приводились в исполнение лишь в нескольких случаях. В обществе не было лиц, заинтересованных в их принятии, за исключением соотечественников тех, кто сбежал со своих земельных участков и которым нужна была юридическая основа. Землевладельцы, с другой стороны, круглый год испытывавшие недостаток в рабочих руках, приветствовали закон, запрещающий арендаторам их земель куда-либо переезжать, и оказывали на правительство постоянное давление с целью ужесточить данное законодательство. Аренда земли, стесняющая личную свободу временных владельцев участков, сохранилась, даже когда Валентиниан I в Иллирии и Феодосий I во Фракии отменили подушный налог, то, из-за чего она и была введена.

«Повсеместно в епархии Фракии отменен налог подушного обложения, и оплате подлежит только земельный налог. Как бы не получилось так, чтобы арендаторы земель не получили освобождение от связывающего их налогообложения и право передвигаться в любом направлении. По отношению к ним должен быть применен закон, устанавливающий их преимущества по принципу происхождения. И даже если они свободнорожденные, все равно должны считаться рабами земли, к которой они прикреплены и с которой не имеют права уезжать. Властью хозяина и покровителя над ними должен пользоваться землевладелец»[39].

Более того, в провинциях, таких как, например, Палестина, в которых арендаторы — возможно, благодаря системе регистрации — не были привязаны к отдельным фермам и землевладельцам, было учреждено более строгое правило:

«Тогда как в других провинциях, в которых действует к нашему спокойствию, принятый предками закон о сдерживании арендаторов в такой мере, что им не позволяется покидать, места, где они выращивают урожай, или оставлять поля, которые они однажды принялись возделывать, землевладельцы Палестины не пользуются таким преимуществом. Мы предписываем, что в Палестине никто из арендаторов не должен наделяться правом перемещения по своему выбору, и так же, как и в других провинциях, все арендаторы должны находиться в распоряжении хозяина фермы, на которой они живут»[40].

Положение арендаторов земли, к которой те прикреплялись, с течением времени ухудшалось. В 332 г. Константин разрешил землевладельцам заковывать в цепи тех арендаторов, которые подозревались в побеге. Валент постановил, что арендаторы не имеют права отчуждать свою собственность без ведома хозяев, которые, в свою очередь, должны взимать с них налоги. Аркадий установил правило, в соответствии с которым арендаторам не позволялось возбуждать против своих хозяев судебное дело, за исключением, если последние увеличивают рентную плату. В начале V в. их признали военнообязанными и запретили посвящаться в духовный сан без разрешения землевладельцев.

Трудно сказать, насколько удачливыми оказывались землевладельцы в стремлении возвратить сбежавших арендаторов на земельные участки, но те жестокие наказания, которые налагались в этом случае, свидетельствуют, что арендаторы земли реализовывали подобным способом свое желание принять земельный участок у другого хозяина. В результате таких побегов многие из них освобождали себя и своих потомков, поскольку регистрации подвергались дети только тех арендаторов, которые изначально обрабатывали данный земельный участок. Пришельцы же считались свободными. Таким образом, набирал силу значительный класс свободных арендаторов, включавший в свои ряды не только первоначально свободных землевладельцев, которые также брали в аренду отдельные участки, но и арендаторов из других мест, которым удалось скрыться от своих прежних хозяев, а также безземельных крестьян, утерявших свои наделы после уплаты долгов или их продажи и перешедших к найму свободных земель. В конце IV в. законы начинают различать обычных арендаторов земли и арендаторов, у которых был хозяин; они, в свою очередь, на Западе получили название «originales», а на Востоке — «censibus adscripti» и, наконец, «adscripticii».

В 419 г. было утверждено, что originalis, с точки зрения законодательств, приобретал свободу по праву давности, если он отсутствовал на своей ферме более тридцати лет. На Западе это правило было изменено: после тридцатилетнего отсутствия он становился арендатором того землевладельца, у которого он в течение этого срока снимал участок. На Востоке Анастасий распорядился несколько иначе: любой colonus независимо от того, является он свободным арендатором или adscripticius, вместе со своими потомками прикрепляется к тому участку, который возделывается им в продолжение тридцати лет, при этом не испытывая каких-либо других правовых ограничений. Юстиниан отказался изменить статус арендатора, прикрепленного к земельному участку, даже если тот отсутствовал на нем длительное время.

Но именно Юстиниан произвел в данных правилах важное изменение, определившее статус арендаторов, приписанных к определенному поместью. Дети от смешанных браков становились adscripticii, если таким статусом обладали их отцы. На основании узаконенного положения о том, что adscripticii представляли собой в действительности рабов, Юстиниан применил по отношению к ним правило, по которому дети свободных матерей получали свободу, даже если их отцы принадлежали к adscripticii. С учетом массовых протестов землевладельцев Иллирии и Африки, имевших место как в период непосредственного правления Юстиниана, так и при Юстиниане II и Тиберии Константине, можно сделать вывод о том, что по крайней мере в этих регионах класс свободных крестьян и арендаторов был достаточно многочисленным.

Относительно экономического положения крестьянства очень трудно сделать какие-либо обобщения. От провинции к провинции размеры свободных крестьянских наделов значительно варьировались. В одной египетской деревушке отдельные крестьяне возделывали от 47 1/2 до 58 3/4 арура земли (соответственно 32 и 40 акров), другим же принадлежало 3 1/8 арура (2 акра) и даже 11/4 арура (менее 1 акра). Наделы арендаторов по величине отличались большим однообразием, но они могли обрабатываться как одной, так и несколькими семьями. Нам известны примеры преуспевающих крестьян, таких как египтянин Аврелий Сакаон, владения которого составляли 20 аруров, но он брал внаем и многие другие земли, а также стадо овец, из которого впоследствии составил свое собственное. Некоторые арендаторы имели одного-двух рабов. Закон рассказывает также о coloni, арендующих и покупающих участки у ведомства императорских земель.

С другой стороны, к VI в. уровень налогообложения стал достаточно разорительным и равнялся третей части урожая с возделываемых земель, а рента — данные известны только относительно Египта — достигла половины урожая или заменялась в эквиваленте на зерно или золото (включая налоги). Размер ренты был заморожен указом Константина на отметке, установленной законодательным актом Юстиниана, но это правило не применялось по отношению к краткосрочной аренде земли, продолжительность которой определялась от одного года до семи лет, независимо от того, кто был съемщиком — египтянин или пришелец из другой провинции. Но, в общем, это правило можно было обойти, оплатив часть ренты не золотом, а легковесными монетами или предоставив расписку о размере имения, завышавшем действительный размер участка для рент, выплачиваемых натурой. Григорий Великий установил, что один модий соответствует двадцати пяти секстариям (sextarii) вместо шестнадцати, и применил такую единицу измерения по отношению к папским поместьям, предписав, что участки не должны превышать восемнадцати секстариев. Апионы, например, получали в качестве прибыли дополнительные 15 % зерна. В V–VI вв. повсеместно установилась практика прибавлять к регулярной ренте «подарки» — свинину, мясо домашней птицы, фрукты, мед и т. д. Такие подарки позволяют говорить о том, что арендаторы все же держали поросят, домашнюю птицу, ульи с пчелами и т. д., составлявшие подспорье к выращенному урожаю.

Ярким свидетельством бедности крестьянства являются многочисленные подробные рассказы о вспышках голода в Сирии, Месопотамии и Италии, во время которых изнуренные крестьяне в поисках хлеба стекались в большие города, где их кормили за счет ресурсов зернохранилищ государства или богатых землевладельцев. Римское население, в общем, влачило полуголодное существование, и редко когда сделанных запасов хватало до следующего урожая. Это означает, что даже в голодный год налоги и ренты продолжали взиматься с крестьянства, несмотря на то, что у них ничего не оставалось для собственного пропитания.

Такое положение дел истощало силы римских граждан. Начиная с 212 г., когда всем свободным жителям империи было даровано гражданство, таковыми становились потомки только прирожденных римлян. Единственным чужеродным элементом были варвары, поселившиеся на территории империи на правах федеративных народов («foederati» или «laeti»). Варвары, поступавшие солдатами в армию, по всей видимости, получали гражданство, а жители недавно завоеванных районов, такие как армянские сатрапии, стали римскими гражданами по аннексии. Рабы, отпущенные на волю с соблюдением всех законодательных норм, губернаторами провинций, а с периода правления Константина и епископами, стали считаться римскими гражданами, хотя и страдали от определенных ограничений их правоспособности, таких как запрет на службу в армии или городских советах, получение гражданской должности. Неофициально рабы, которые приобрели свободу от своих владельцев, стали теми, которых называли латинянами, они отличались от римлян только тем, что их покровители сохраняли за собой исключительное право наследования их собственности.

Рабы в Римской империи образовывали признанную законом категорию населения, которая обладала незначительным социальным и экономическим содержанием. У нас нет общей статистики относительно численности рабов или их процентного отношения к свободному населению. Можно всего лишь сказать, что в пропорциональном отношении их количество было ничтожным. В мирные и безмятежные I и II вв., когда военные конфликты вспыхивали только в приграничных районах, а пиратство и похищение людей пресекалось, рабы стоили очень дорого (около 500–600 денариев за необученного никакому делу взрослого мужчину или женщину). В результате большинство владельцев имели достаточное количество рабов за счет их естественного воспроизводства, а свободный труд был заменен рабским. Во многих поместьях, укомплектованных рабами в период поздней республики или первые десятилетия принципата, когда невольников было в избытке и они стоили дешево, штат невольников пополнялся за счет их потомков. В других имениях землевладельцы перешли к передаче небольших наделов своих земель свободным арендаторам. В шахтах и карьерах управляющие также перестали использовать невольников (которые в тех условиях не могли производить потомство) и обратились к применению труда наемных свободных рабочих и заключенных или сдавали отдельные шахты свободным арендаторам. Рабство, таким образом, сохранилось только на уровне ведения домашнего хозяйства, для которого не существовало альтернативного источника поставки рабочих рук, так как свободнорожденные граждане не желали служить в этой сфере. Рабы также были заняты в хозяйстве некоторых поместий для выполнения канцелярских или ремесленных работ. Рабы занимали и конфиденциальные посты бейлифов, т. е. управляющих имениями коммерческих агентов. С другой стороны, оказывалось весьма невыгодно платить высокую цену за раба, а потом еще и обучать его определенной работе, требующей хорошего вознаграждения. Но господа, как правило, предпочитали вверять свои дела рабам, которых они могли держать при себе неопределенный период времени и, таким образом, извлекать выгоду из их опыта, наказывать без последствий для себя, если те предавали их интересы.

В эпоху поздней империи цены на невольников, благодаря общей неспокойной ситуации, понизились почти в два раза, по сравнению с таковыми, установленными во II в.: 20 соли-дов в среднем стоил неквалифицированный взрослый человек, 30 солидов — ремесленник, 50 солидов — обученный служащий; дети до десяти лет обходились в 1 солид за каждый год их возраста. Даже при таких расценках невольники оставались очень дорогим удовольствием по сравнению с прославленной эпохой рабства II–I вв. до н. э. Они были заняты в тех же сферах, что и при принципате. В поместьях они служили бейлифами (vilici) или агентами (astores, procuratores) и даже назначались старшими арендаторами (conductores) одного или ряда поместий. Рабы, трудились на виноградниках, в отдельных поместьях использовались на обычных сельскохозяйственных работах. Кажется, они не образовывали бригад, а земли обрабатывали наподобие арендаторов (duasi coloni). В этом отношении обнаруживалась огромная разница л о различным регионам. Сельскохозяйственные рабы были неизвестны в Египте, но по всей видимости такая форма труда практиковалась в Италии, богатые сенаторы и всадники которой запаслись невольниками во времена республики. Сельскохозяйственные рабы практически повсеместно были наследственным классом, и едва ли землевладельцы когда-либо покупали их. Со времени правления Валентиниана I их нельзя было продавать в. отрыве от земли, которую они возделывали, и их положение, с практической точки зрения, ничем не отличалось от положения арендаторов, прикрепленных к своим участкам. De facto они обладали личным имуществом (их peculium); также известно, что некоторые из них оставили после себя завещания. Их хозяин мог аннулировать принадлежащие им инструменты (которые, с юридической точки зрения, конечно же, были недействительными), но обычно поступал так лишь в целях предотвращения их передачи посторонним лицам из других поместий.

В промышленном производстве большое количество рабов использовалось только на монетных дворах, государственных красильных и ткацких фабриках. Рабочие монетных дворов всегда были государственными рабами. Диоклетиан же, кажется, набирал штат фабрик за счет заключенных. Эти группы рабочих стали передавать свое дело по наследству и перестали по каким-либо существенным признакам отличаться от рабочих государственных оружейных фабрик, которые, с законодательной точки зрения, были солдатами. Конюхи, колесные мастера и ветеринары, занимавшие общественные посты, также набирались из числа государственных наследственных рабов, точно так же как и обслуживающий персонал римских водопроводов. Известно лишь несколько примеров частных фабрик, на которых трудились рабы. Большинство невольников, занятых в промышленности, вероятно, были подмастерьями или помощниками более или менее преуспевающих ремесленников. Сохранение достаточно сложных правил по руководству системой коммерческих агентов (institores) в дигестах Юстиниана позволяет судить о том, что она была привычной. Некоторые рабы самостоятельно держали лавочку или мастерскую, отдавая своему хозяину доход; за собой они могли оставлять избыточную прибыль, а также несли ответственность за долги. Рабы также применялись в качестве служащих, коммерческих агентов и, по всей вероятности, шкиперов кораблей.

Естественно, что большинство невольников были домашними слугами. Домашние рабы представляли собой символ занимаемого статуса, и все, у кого были претензии на благородное происхождение, считали необходимым иметь хотя бы одного раба, даже если это было достаточно сложно себе позволить. Сержанты (и даже рядовые солдаты гвардии) обычно имели одного или двух невольников. Ливаний дает полное сожаления описание своих помощников-лекторов, которые не имели достаточных средств для того, чтобы жениться, жили в помещении, задолжали деньги булочнику и, как показатель деградации высшей степени, могли позволить себе только двух-трех рабов. У богатых сенаторов их были сотни, а то и тысячи, если верить моралистам.

Помимо естественного воспроизводства, главным источником невольников оказывались лица, захваченные в плен во время войн. По этой причине цены на них ниже в приграничных провинциях. Военнопленные-варвары не всегда распродавались государством, которое зачастую предпочитало определить их в армию, расселить в качестве федеративных группировок, подарить или продать землевладельцам как потенциальных арендаторов земель с тем условием, что потомки рабов будут военнообязанными. Время от времени рабов оказывалось в избытке, как это произошло, когда воины Радагеза были проданы по 1 солиду за человека, но и спрос на них уже не был таким высоким. Варвары также продавали воинов других варварских племен, захваченных в плен в период междоусобных войн, а также римских граждан, захваченных во время набегов на территорию империи. Последние по закону автоматически приобретали свободу и собственность, как только вступали на римскую землю, но они были вынуждены служить своим покупателям, пока не компенсировали заплаченную за них сумму. В 408 г. Гонорий ввел новое, более милосердное правило, по которому такие граждане освобождались после пятилетней службы. Несмотря на закон, многие из них, особенно дети, оставались рабами из-за незнания своих прав или потому, что их личности не могли установить. С другой стороны, многие римские пленные выкупались церквями, которые, особенно в приграничных районах, считали это своей первичной обязанностью и тратили на подобные цели значительную часть своих фондов. Для таких деяний им разрешалось, отчуждать свое столовое серебро и даже землю.

Другим источником невольников считались дети-найдёныши (до тех пор, пока Юстиниан не даровал им свободу), новорожденные дети бедных родителей, которым законом позволялось продавать их, начиная с периода правления Диоклетиана, и подростки, продаваемые или отдаваемые в залог. Две предшествующие практики не имели законных оснований, но были широко распространены. Случалось, взрослые также тайно продавали себя, но если они получали от сделки какую-либо сумму, то теряли свободу. Бедные люди, уличенные в преступлении или судебно наказуемых проступках, в качестве наказания продавались навечно в шахты, карьеры и римские пекарни.