H2O III

Глава 32 Сон и ничего более

Приятная свежесть её аромата тут же сменяется чем-то иным. Едкий запах гари, смешанный с металлическим привкусом крови, ударил в нос, заставляя кашлять. Я открыл глаза, и всё закружилось.

Небо было серым, похожим на застиранную простыню, сквозь которую пробивалось несколько лучей солнца, словно пытаясь прорваться через густой дым.

Земля, когда-то бывшая асфальтом, теперь была покрыта черным пеплом, который скрипел под ногами. Всюду лежали остовы сгоревших машин, искаженные огнем и ржавчиной, похожие на бесформенные монстры, застывшие в мучительной агонии. Разрушенные здания стояли, как скелеты, их кирпичные кости торчали из ран, пробитых взрывами, а вместо окон чернели пустые глазницы.

Ветер проносился над руинами, поднимая пыль и запах гари, и заставляя потрескивать осколки стекла на остатках зданий. И в этом беспросветном пейзаже лежали тени. Неподвижные, черные тени, раскиданные по земле, словно разбросанные куклы. Они были одеты в оборванные одежды, их лица были искажены смертью.

Я лежал на боку, прижимаясь к остывающему бетону, и чувствовал резкую боль в плече. Нащупал огромную шишку, уже твердеющую, и понял, что меня ударили прикладом. В руке сжимал ржавый пистолет, магазин был пуст. Рядом валялась кобура.

Попытался встать, но ноги отказали. С усилием подтянул себя к стенке и, опираясь о нее, поднялся на ноги. В ушах стоял звон, голова кружилась. Я огляделся. Тени уже не казались неподвижными. Они были мародёрами. Трое мужчин в грязных, рваных одеждах, с оружием в руках.

Один из них лежал рядом со мной, его лицо было искажено немой агонией, а рука сжимала пустую кобуру. Видимо, я успел выстрелить. Еще двое лежали в нескольких шагах от меня, лица застыли в масках ужаса.

В голове пронеслись отрывки памяти: стрельба, крики, голодные глаза, тяжелый бой. Я был один против троих, но мне удалось их убить. Я выжил.

Мгновенно почувствовал невыносимую усталость. Глаза застилала пелена. Я упал на колени и сжался в клубок, пытаясь защитить себя от миллиона невидимых угроз. Город умер, а я жил. Но как долго еще я смогу продержаться в этом нескончаемом пепле и тишине?

Лёгкий ветерок пробирал до самых костей, проникая под оборванные лохмотья одежды и заставляя дрожать от холода. Я наконец-то заметил, что моя одежда стала просто лохмотьями, покрытыми пеплом и грязью. Рваные брюки висели на мне, словно одежда пугала, а не человека. Провисающая куртка была разрезана в нескольких местах, и из них выглядывала потрепанная подкладка. Она похожа на шкуру раненого зверя, из которой выглядывают и мясо, и кости.

Вокруг стояла тишина, прерываемая лишь шумом ветра, который проносился над руинами, и слабым щебетанием птиц, что осмелились вернуться в сей некрополь.

Скрипя зубами от боли, я неуверенно поднимаюсь на ноги. Голова кружится, ноги дрожат, плечо ноет от каждого движения, но я должен продолжать. Я оглядываю тела мародёров, которые лежат рядом со мной. Их лица застыли от ужаса, глаза распахнуты, словно они до сих пор не могут поверить, что их жизнь оборвалась так внезапно. Но такова жизнь. Сегодня ты охотишься на людей, а завтра гниёшь в канаве. Собаке — собачья смерть…

Я с трудом переступаю через тело ближайшего мародёра, его рука сжимает пустую кобуру, словно он всё еще пытается схватить воображаемое оружие. Я с отвращением отворачиваюсь и продолжаю осматривать их тела, ища хоть что-то ценное.

В кармане одного из них я нахожу несколько патронов для моего пистолета. Сердце забилось быстрее. Я с трепетом вынимаю их и сразу же начинаю заряжать магазин. Механические движения успокаивают меня, отгоняют страх. Холодная сталь пистолета в руке вновь успокаивает.

Затем глаза натыкаются на потрепанный РПК-16, который лежал около ноги одного из мародёров. Он был в пыли и грязи, но всё еще выглядел грозно. Я поднимаю его, осторожно проверяю, боясь спугнуть удачу. В барабане осталось несколько патронов калибра 5,45. Не так много, как хотелось бы, но все же хоть что-то.

Я вновь проверяю тела остальных мародёров, ища хоть какую-то добычу. Холодная сталь моего пистолета, зажатого в руке, неприятно давит на мою раненую ладонь. В кармане одного из них нахожу небольшой кусок сухого хлеба, давно зачерствевший и покрытый пылью. Я с отвращением отбрасываю его в сторону. Смерть пахнет не только порохом и кровью, но и гнилью и разложением. В кармане другого мародёра нахожу небольшой нож, непонятно зачем привязанный к веревочке. Он тупой и ржавый, но всё же может пригодиться.

Внезапно мои глаза останавливаются на знакомом красном прямоугольнике, торчащем из кармана одного из мародёров. Пачка сигарет «Мальборо». Руки непроизвольно тянутся к ней. Сколько лет я не курил? Год? Два? В этом мире время потеряло свой смысл.

Аккуратно вынимаю пачку из кармана. Верчу её в руках, провожу пальцами по гладкой поверхности, словно пытаясь вспомнить вкус табака. Пачка почти не пахнет табаком, но всё ещё хранит аромат прошлого, напоминая о жизни, которую я потерял.

Бережно вынимаю сигарету и прикуриваю ее от искры, которую извлекаю из кремня в своем кармане. Первый дым заполняет мои легкие, и я чувствую, как в них вновь появляется тепло. С каждой затяжкой я ощущаю, как уходит страх и напряжение. В моих глазах всплывают воспоминания о прошлом, о временах, когда сигарета была не просто табаком, а символом свободы и независимости, пусть и иллюзорной и по своей мнительно пагубной.

Прикуриваю.

Делаю глубокую затяжку и выпускаю клубы дыма в холодный воздух. Вокруг — разруха и пепел, но я жив. Вдыхая этот чёртов дым, я чувствую, как в моей душе загорается искра надежды. Я выживу. Но очередная затяжка приносит мне не удовольствие, а скорее эйфорию некоторой утешительной тупости, что бьёт по вискам. Дым заполняет мои лёгкие, и я чувствую, как в них вновь появляется тепло. С каждым вдохом я ощущаю, как уходит страх и напряжение.

В одном из карманов я нахожу еще патронов калибра 5,45 на пол барабана, а в другом — горсть патронов под мой пистолет. В сердце вспыхивает лёгкое удовлетворение и нечто похожее на гордость. Я выжил в этом бою и одержал победу, хотя и в беспросветном мире разрухи и смерти. Но у меня еще есть воля к жизни. Я выживу.

Докинув патроны в барабан РПК-16, я делаю финальную затяжку. Горящий табак жжет губы, но я не обращаю на это внимания. Я вдыхаю дым, словно пытаюсь впитать в себя хоть какую-то часть утраченной жизни. Сигарета обугливается у самого фильтра, и я бросаю ее на землю.

Она упадёт на пепел, в который погружен весь мир. Я тушу её носком потёртого берца, оставляя на земле чёрный след.

Вот, казалось бы, покурил, мелочь, а сразу и жить хочется. Одно слово… плацебо, да и то с никотином. Но в этом и есть вся ирония этого безумного мира. Иногда нам нужно всего лишь чуть-чуть иллюзии, чтобы продолжать бороться за реальность.

Молча оглядываю разрушенный город. Вокруг меня развалины, пепел и смерть. Но я жив. И у меня еще есть силы бороться за жизнь. Я ощущаю в себе не только усталость и боль, но и нечто более сильное — волю к жизни. Вновь ощупываю холодную сталь пистолета и РПК-16. Они станут моими спутниками в этом безумном путешествии. Я не знаю, что ждет меня впереди, но я готов встретить это лицом к лицу. Я не сдамся. Я буду бороться. И я, чёрт возьми, выживу!

Косая очередь проносится в паре метров от моей головы, срывая с меня последние остатки иллюзорной безопасности. Свист пуль прорезает тишину и заставляет моё сердце забиться в груди, как дикий зверь. Я инстинктивно вжимаюсь в грязь и лужи, покрывающие остатки асфальта. Холод и влажность проникают через мою одежду, но я не обращаю на это внимания.

Ощущение смерти еще свежее, чем запах гари и крови, который пропитал мой мир. Я ползу в глухой двор, подальше от простреливаемой территории. Старые, разрушенные здания создают лабиринт из тени и осколков, которые режут мои руки.

Ползу между развалинами, стараясь не шуметь. В ушах еще звенят пульсы, и я чувствую, как моё дыхание становится частым и прерывистым. Но я не останавливаюсь. Я должен уйти отсюда, пока не поздно.

Охота никогда не прекращается. Сейчас ты, затем тебя, а после и его. И круг Сансары замкнётся. Круг насилия бесконечен и воистину страшен. Смотрю на разрушенный мир вокруг меня. На остовы сгоревших машин, на развалины домов, на тела погибших.

Выцеливая снайпера, я продвигался по дворам, словно незримая тень. Стараясь держаться в тени разрушенных зданий, я использовал каждый выступ и каждую щель, чтобы спрятаться от вражеского огня. Но то и дело слышал выстрелы, которые уверенно следовали за мной. Они были как призраки, преследующие меня по пятам. В моем сердце уже не было страха. Я знал, что снайпер охотится на меня, и я был готов встретить его лицом к лицу. Я ощущал адреналин, который прокачивал мои жилы, и я был готов убить.

Опознав точку стрелка, я ускорился. Я бежал по развалинам, перепрыгивая через обломки кирпича и бетона. В моей голове звучала только одна мысль: «Достичь крыши».

И я достиг ее. Я выбил с пинка хлипкую дверь на полуразрушенной хрущевке, которая еще сохранила несколько этажей. Передо мной открылся вид на разрушенный город. А на крыше соседнего здания я увидел снайперскую двойку, которая «охотилась» на меня с помощью дедовской винтовки Мосина.

Быстро поднял РПК-16 и прицелился. В моих руках оружие было легким и послушным. Я увидел их лица в прицеле — искаженные злостью и жаждой крови. Я не раздумывал. Я нажал на спусковой крючок.

Скупая очередь из РПК-16 пронеслась по крыше практически в упор. Снайперы вздрогнули от ударной волны и упали на крышу, застывшие в смертельно нелепой позе.

Опустил оружие и огляделся вокруг. Но как-то чувствовал в себе смесь отвращения и при этом одновременное удовлетворение. Я убил их, но не испытывал никакой радости. Я просто делал то, что должен был делать, чтобы выжить. Вновь ощутил холод и влажность в своих костях. Но в моей душе было тепло. Ибо я выжил. Одержал победу. Пусть и такой ценой!

Неспешный обыск тел снайперской двойки принёс мне несколько ценных трофеев. Я перевернул их тела. У одного из них я нашел три армейских пайка, еще не вскрытые. Я потрогал их, ощущая грубую упаковку, и в моей душе затеплилась надежда. Еда в этом мире — это всегда прекрасно.

Рядом с пайками лежал десяток протеиновых батончиков. Они были в плотной упаковке, и я понял, что они еще не испортились. Я улыбнулся, словно в этом безумном мире я мог позволить себе улыбаться, пусть и чертовски мало. В этом мире я стал волком, который вынужден охотиться, чтобы выжить.

В рюкзаке другого снайпера я нашел почти сотню патронов для своего пистолета. Молча убрал их в свой сидор и почувствовал, как в моей душе зарождается уверенность. Оружие — это тоже всегда хорошо.

И, конечно же, я не мог пройти мимо самого главного трофея — дедовской винтовки Мосина. Она была в хорошем состоянии, и я сразу же почувствовал её вес в своих руках. В кобуре лежало полсотни патронов под нее. Я осмотрел оптический прицел. Он был поврежден очередью из РПК-16. Стекло было растрескано, и использовать его по прямому назначению будет сложно.

Я положил винтовку на плечо, ощущая ее тяжесть и холод. Она была неуклюжей, но в то же время знакомой, и я чувствовал в ней некую уверенность. Огляделся вокруг, оценивая ситуацию.

Вдали, на горизонте, горело очередное здание. Оранжевые языки пламени танцевали на ветру, поднимая в небо густые клубы черного дыма. Я понял, что это еще одна схватка за выживание. Видимо, фанатики столкнулись с мародёрами, и кто-то сжёг дом. Но кому сейчас какое дело?

В этом мире все были заняты собственным выживанием. Каждый за себя. И я не был исключением. Я не мог помочь всем. Я мог только заботиться о себе.

Я смотрел на пламя, которое постепенно охватывало всё новое здание. Но я мог только молиться, чтобы оно не перекинулось на соседние здания. Но опять же, это не мои проблемы. Отвернулся от пламени и пошел дальше. В моем сердце не было сострадания и жалости. В этом мире они были лишними чувствами. Здесь жили только сильные. И я старался быть одним из них.

Молча шел по разрушенному городу, ощущая под ногами холодный пепел и разбитый кирпич. Вокруг меня стояли развалины былой жизни. И в этом беспросветном мире я чувствовал себя зверем, который бродит в поисках пищи и убежища.

В одном из заброшенных гаражей я отыскал добротную фуфайку. Она лежала на куче мусора, словно призрак прошлого. Я схватил ее и надел на себя. Она была теплее и удобнее, чем мои лохмотья, которые я сбросил с себя, как ненужный балласт.

В этом же гараже я нашел ножовку по металлу. Она лежала рядом с ящиком с инструментами, и я понял, что она может пригодиться мне. Я взял ножовку и посмотрел на винтовку Мосина. Оптический прицел был поврежден, и использовать ее по прямому назначению будет сложно.

Принял судьбоносное решение переделать ее в обрез. Молча схватился за ножовку и начал пилить ствол. Металл трещал и искрил, и я чувствовал, как в моих жилах течет адреналин. В моем сердце была не только жажда выживания, но и определенный азарт.

Молча пилил ствол, пока не добился нужной длины. Затем принял решение отпилить и приклад. Я знал, что с обрезом будет не так удобно стрелять, но это было лучше, чем ничего. И давало возможность неприятно кого-нибудь удивить в последний раз, да и компактность опять же решает. Вот уцелела бы там оптика, но имеем то, что имеем.

Взял обрез в руки и попробовал прицелиться. Он был тяжелым и неуклюжим, но все же более удобным для стрельбы в упор. Я спрятал обрез за пазуху и вышел из гаража.

Свинцовые тучи неприятно нависли над городом, словно крышка массивного саркофага, готовая опуститься на руины былой жизни. Они крали и так небольшой свет в наших широтах, застилая небо густой пеленой серости. Мир окунулся в сумерки, и все окружающее стало размытым, нечетким, словно в тумане.

Но с другой стороны, видимость стала хуже не только у меня. И это уравнивало шансы в этой безумной игре выживания. Мы играли в русскую рулетку, но всё по чести, чин по чину. Я стоял на крыше очередного разрушенного здания, оглядывая окружающий пейзаж. Город был покрыт пеплом и развалинами. Всюду лежали остовы сгоревших машин, разрушенные дома и тела погибших недавно или давно, никому сейчас не было дела до мёртвого тела.

Ветер проносился над руинами, поднимая пыль и запах гари, и заставляя потрескивать осколки стекла на остатках зданий. Он был холодным и резким, как дыхание смерти. Вдали я увидел группу людей, которые двигались в сторону разрушенного моста. Они были одеты в лохмотья, их лица были закопчены и измучены. Я не мог рассмотреть что-то большее в сумерках, но я знал, что они так же, как и я, ищут еду, убежище и, возможно, надежду.

Я вдохнул холодный воздух, заполненный запахом гари и смерти, и почувствовал, как в моей душе зарождается ожидание. Ожидание схватки, ожидание смерти, ожидание жизни. Но сегодня не время умирать, так что я спокойно укрылся под крышей всё того же здания и, зажавшись в угол, сладко зевнул, дожёвывая перед сном протеиновый батончик. РПК был обнят со всей любовью и трепетом и уложен в максимально удобное положение, пускай какая тварь только попробует подобраться, и скупая очередь из РПК тут же её гостеприимно встретит. Как там говорилось? Заходи, не бойся, выходи, не плачь! Мысленно усмехнувшись, я вновь погружался в сладкую дрёму, ибо жить хорошо, и неважно, как плохо за окном.

Обоняния вновь коснулся аромат, и глупо улыбнулся.

— Я дома. — тихо шепчу одними губами, ощущая чью-то лёгкую ладонь на своей голове, что аккуратно гладит меня, словно котёнка.