И продолжается жизнь... (Медиумическое произведение) Надиктовано Духом Андрэ Луиса

14 НОВЫЕ ПУТИ

В исступлении, госпожа Серпа не могла вымолвить ни единого слова.

— Эвелина!… Эвелина!… — кричал молодой человек, словно радость заставила его потерять разум. — Вот теперь!… Вот теперь, когда я увидел тебя, я знаю, что я жив… Жив!…

Клаудио понял деликатность момента и посоветовал принять меры, чтобы молодого человека приняли в доме Амброзио, пока он не сможет госпитализировать его, как того требовала ситуация для его адаптации в новом окружении.

После проведения успокоительных магнетических пассов, которые прояснили его чувства, Тулио Манчини отвели в дом наших скромных друзей, принявших его с радостью, в то время как группа помощи возвращалась туда, откуда она прибыла.

Выдающийся психолог, брат Клаудио воздержался от каких-либо персональных намёков, а лишь коротко сказал Фантини и госпоже Серпа, что они смогут увидеть своего вновь обретённого друга на следующий день, если они желают, пообещав дать точный адрес, куда, как он надеялся, его поместят в режиме восстановления и отдыха, как только он сможет договориться об этом с руководством по оказанию соответствующей помощи.

Со своей стороны, Эрнесто хотел бы выслушать свою спутницу по вопросу самоубийства, которое стало темой стольких комментариев с их самого первого разговора. Но он хранил молчание, видя, что она откровенно растерялась, всё ещё опираясь на его руку в глубокой тишине. В уме у Фантини путались противоречивые мысли, рождая вопросы, остававшиеся без ответа.

Значит, Тулио не покончил с собой? спрашивал он себя. Он просёл определённое количество документов о самоубийцах после смерти, и полагал, что они обычно находятся в тисках тревог и волнений, что они испытывают жестокие наказания, которые сами на себя налагают тем, что пренебрегли Законами Божьими.

Почему Манчини избежал наказания, которое он должен был бы получить, и разгуливал, куда и где хотел, по провинции умалишённых, среди возмущённых и бродячих Духов?

Но как человек образованный, он постарался ни словом не обмолвиться о своих рассуждениях и вопросах, поскольку видел растерянность и смущение своей подруги, уже давно царившие в её сердце.

Постепенно, слово за словом, команда рассыпалась в братских прощаниях и пожеланиях мира.

Но оставшись наедине с Эвелиной, он улыбнулся и сказал с отменным расположением духа, чтобы рассеять стеснявшие её мысли и вдохнуть покой и оптимизм:

— Дорогая госпожа Серпа, если и оставалось хоть малейшее сомнение в смерти наших физических тел, которые, должно быть, уже исчезли в недрах земли, то теперь любая неуверенность по этому поводу невозможна.

Она с трудом попыталась улыбнуться, чувствуя себя раздавленной, смятенной…

Эрнесто удвоил усилия, чтобы помочь ей придти в себя, и после целой серии созидательных и логичных рассуждений заключил:

— Разве мы не просили работы? Кто сможет сказать, что мы, сами того не ведая, были приведены сюда руководством к сегодняшнему открытию? Этот Тулио, который однажды был спутником мечты, возможно, станет для нас началом новых судеб… Новым занятием, путём доступа к духовному восхождению, который нам предстоит начать… Согласитесь, мы увидели его лишённым всего… Этот измученный голос, эти глаза больного не могли бы обмануть нас. Перед нами тот, кому нужно срочное внимание; будучи частью ваших отношений, он является нашим близким родственником. Теперь мы единственные близкие ему люди.

Когда его подруга коротко сослалась на смесь боли и изумления, которую это открытие вызвало у неё, Фантини вернулся к своему доброму расположению духа и, широко раскинув руки, пошутил:

— А что же для госпожи Серпа может быть лучше для работы?

Он запустил руки себе за пояс свойственным ему жестом и подчеркнул:

— Кроме того, дорогая моя, я вспоминаю одно философское заявление своего старинного приятеля: «живите вместе и очищайтесь». Мы развоплощены и как никто нуждаемся в нравственном совершенствовании. Если присутствие Тулио призывает нас к работе, которая проверит нашу способность любить ближнего своего, давайте, не колеблясь, возьмём на себя эти новые обязательства.

Прошло несколько дней, прежде чем наши оба героя смогли вновь увидеться с молодым человеком, уже достаточно окрепшим после полученного им лечения.

Эрнесто с любопытством смотрел на него в этот первый тэт-а-тэт[4], но Эвелина ощущала себя охваченной удивлением и тревогой.

Этот человек, без сомнения, был Тулио Манчини, но казался каким-то другим. Когда он смотрел на неё, его глаза выдавали странные чувства. Болезненные намерения, рождавшиеся в нём здесь же, перед Эрнесто и Эвелиной, не проходили незамеченными ни для неё, ни для Эрнесто, хотя молодой человек и не подозревал, что они видят и анализируют его внутренний мир.

Без каких-либо умышленных намерений, Эрнесто и Эвелина обменивались мыслями путём телепатии, с большей ясностью осознавая, что они могут свободно разговаривать языком мыслей, особенно здесь, перед их спутником, который не обладал тем же уровнем мыслей и эмоций. В этот момент они были убеждены, что могут читать в душе Тулио, как в открытой книге.

Отметив восторженную информацию парня, который воображал себя в физическом мире лишь потому, что вновь обрёл свою бывшую невесту, оба они не решились сразу же развеять его иллюзии.

— Меня больше всего пугает то, что мне пришлось так долго ждать здесь, в мучительных сомнениях… — облегчённо вздохнул Манчини.

Госпожа Серпа постаралась изменить ход его рассуждений с явной целью подготовить его к истине, и мягко возразила:

— Что касается меня, то я жалела больше всего о твоём решении, когда ты совершил безумство, пустив себе пулю в сердце…

— Я? Я?… Значит, ты ничего не поняла? — вскричал неприятно удивлённый молодой человек, — я никогда не совершал ничего подобного!… Да, у меня была слабость, я думал отравиться из-за тебя, но потом я понял, что ты не презираешь меня, и захотел любой ценой добиться твоей любви. Но случилось то, что с целью вывести меня за пределы твоей жизни, ко мне пришёл Кайо и попросил проводить его до моего офиса, чтобы мы могли вместе проконсультироваться насчёт книги по Международному Праву. Поскольку это нужно было ему в срочном порядке, я решил оказать ему эту услугу. Это был праздничный день, и все соседние комнаты были закрыты. Оказавшись со мной один на один, он оставил профессиональные вопросы и принялся обвинять меня. Он сказал, что моя трусость, когда я прибег к яду, пошатнула ту дружбу, которая была между ним и мной… Я старался оправдаться… И когда я пытался доказать ему чистоту своих чувств, эта скотина стала изрыгать свои оскорбления, которые я никогда не забуду… И, выхватив револьвер, он нацелил мне его в грудь… Я упал на землю и больше ничего уже не видел… Затем я пробудился, не знаю, когда, в больничной палате, и, начиная с этого момента, я жил как возмущённый калека, стараясь выздороветь, чтобы отомстить этому мошеннику…

Это ужасное откровение словно молнией ударило по нравственности госпожи Серпа.

За одну секунду она поняла, что Тулио не совершал самоубийства, а был застрелен тем человеком, за которого она вышла замуж, и одновременно с изумлённым Фантини заключила, что парень стал жертвой преступления, прошедшего незамеченным среди людей. То ли по причине мучительных мыслей о своей виновности, хлеставших её мозг, то ли потому что он чувствовал в молодом человеке желание, которое невозможно было скрыть, что он хочет остаться наедине с Эвелиной, Эрнесто телепатически попросил Эвелину пока что не открывать Манчини действительность, а набраться терпения, пока они не смогут установить план помощи для бедного несчастного парня.

Госпожа Серпа поняла его, и Эрнесто, извинившись, откланялся.

Он хотел отдохнуть, подумать… К тому же, он сказал, что это так естественно, что они оба хотят обмениваться сокровенными мыслями, идущими от сердца к сердцу. Позже они снова встретятся.

Чувствуя неловкость, Эвелина согласилась с ним.

Но когда она повернулась к своему бывшему жениху, она почувствовала лёгкую растерянность, словно должна была противостоять невидимой опасности.

Манчини пригласил её на небольшую прогулку в парке учреждения, в котором он теперь жил, и через несколько мгновений они уже медленно шли среди цветущих изгородей и деревьев-защитников, вдыхая ветер, наполненный питательными ароматами.

— Эвелина, — начал он, — что это за старик, который цепляется к тебе?

Женщина была неприятно удивлена агрессивной фразой, произнесённой им саркастическим тоном. Но она любезно ответила:

— Это мой большой друг, ему я обязана ценными советами и услугами.

Тулио усмехнулся:

— Пойми, я так много вынес, чтобы вновь найти тебя… И теперь я не уступлю тебя никакому другому мужчине, даже если он будет твоим отцом…

Она уже приготовилась ответить ему, прося быть немного посдержанней, но восторженный Манчини продолжил:

— Эвелина, мне ещё многое надо узнать, спросить и услышать из твоих уст… Я не знаю, действительно ли я безумен. Где мы? Что мы делаем?… Поэтому я предпочитаю говорить о тебе и обо мне, только о нас двоих…

В это время они пришли к красивому небольшому тоннелю, полностью покрытому ползущими растениями.

Умоляющим голосом Тулио просил её. Чтобы они остановились передохнуть. Он ощущает боль, когда они идут слишком быстро, оправдывался он. С тех пор, как он перенёс этот выстрел, он себя больше не узнавал. Эвелина машинально подчинилась в порыве сочувствия.

Они оба устроились на одной из скамей на огороженном участке земли.

Молодой человек оглянулся вокруг себя, словно проверял, действительно ли они остались одни, и затем закрыл единственную дверь комнаты, которая освещалась и проветривалась через высокие окна, выходившие почти на крышу. И повернувшись к своей спутнице, он изобразил на лице такое выражение чувственности, что госпожа Серпа вздрогнула.

— Эвелина!… Эвелина!… — страстно призывал он. — Ты знаешь, что я ждал этого момента блаженства все эти долгие тревожные годы… Мы вместе, ты и я!…

Она не была абсолютно бесчувственной к любовному призыву молодого человека, которого она любила, и растрогалась. Она вспомнила ночи в страстных признаниях шёпотом в парках и кинотеатрах, пока она не вышла замуж за Серпа. Да!… Это был действительно Манчини, тот парень, который её так впечатлил! Та же симпатия и тот же голос влюблённого напомнили ей их судьбу. Инстинктивно она вспомнила и неверность мужа, его цинизм, облачённый в красивые слова, которые она столько раз слышала с его стороны, дома, а через момент её сердце снова балансировало между двумя мужчинами, как во времена её замужества… Теперь Тулио был перед ней, снова обещая страстную и спокойную любовь… Она опьянела от слов, которые она слышала, но её настороженное сознание вынудило её взять себя в руки. Её охватило странное чувство, тянувшее её к нему. Но в то же время что-то в Манчини в этот момент внушало ей страх и определённое отвращение. Это был не он, это был мужчина другого времени. Он казался ей опрометчивым, порывистым. Нравственно выздоровевшая, Эвелина признавалась себе, что не имеет права уступить ни малейшему предложению, которое не соответствовало бы её женскому достоинству. Она была замужем. Она обязана мужу своими верностью и уважением. Совесть контролировала чувственность. Понятие принятых на себя обязательств сохраняло её душу благородной и искренней. Она заставила себя успокоиться и взять себя в руки, решив оставаться в стороне от эмоций, которые себя никоим образом не оправдывали.

Пока подобные рассуждения рождались в её уме, Манчини продолжал:

— Дай мне приникнуть к твоей груди лишь на краткий миг!… Эвелина, я хочу чувствовать теплоту твоего сердца… Ты нужна мне, как источник чистой воды умирающему от жажды! Сжалься надо мной!…

Наблюдая за жестами, в которых он уже стал терять собственное уважение, молодая женщина попыталась прекратить всё это, и храбро заявила:

— Тулио, возьми себя в руки! Разве тебе не известно, что я замужем за Кайо, что у меня есть обязанности по дому?

— O, подлое существо!… Я понимаю, что моё долгое отсутствие заставило тебя выйти замуж за эту сволочь, но я так не оставлю, нет…

И после непродолжительной паузы он сказал своей напуганной спутнице:

— Эвелина, я знаю, что ты не равнодушна к тому, что я испытываю! Ну же!… Скажи мне, что ты согласна!…

Добавив к словам действие, он попытался её обнять.

Охваченная ужасом и страхом, она всё же набралась храбрости и, расчищая себе путь, в негодовании воскликнула:

— Тулио, что это такое? Ты что, с ума сошёл?

— Я думал о тебе дни и ночи… С тех пор, как я получил пулю от этого негодяя, которого я посажу в тюрьму, в моих мыслях только ты!… Тебе меня не жалко?

Трогательная интонация голоса глубоко ранила её душу. Но госпожа Серпа решительно возразила:

— Я понимаю твои чувства и благодарю за то, что сохранил меня в своей памяти. Но неужели ты находишь справедливым вот так неуважительно кидаться на меня, когда я тебе уже сказала, что у меня есть муж и свои дела и отчёты?

Манчини на миг умолк, затем расстройство, охватившее его разум, проявилось в его суровых глазах, сменив плач на насмешки, и затем он разразился хохотом.

— Муж!… Этот негодяй — муж?!… — насмехался он. — Народ, откуда я сейчас пришёл, народ свободной земли, прав… Я понимаю, ты сейчас относишься к святым, но я не прячусь под маской. Я тот, кто я есть, мужчина со всеми свойственными мне функциями… Я хочу тебя, и это тебя оскорбляет? AХ, хороша шутка!… Ты обычная женщина, как и все остальные. Ты ничем не лучше тех, кого я знаю на свободной земле. С одной лишь разницей, что ты прячешься под оборванным капюшоном дисциплины…

— Да, — вздохнула задетая Эвелина, — я не отрицаю своей человеческой хрупкости… Но разве ты не считаешь, что дисциплина — это лучший способ обучения и воспитания и лучший способ сделать наши чувства достойными?

— Ха-ха-ха-ха!… — насмехался он. — Подчинение — это смирительная рубашка, куда лицемеры заключают простых людей, но ты изменишь свои мысли…

В тревоге, молодая женщина вернулась к молчаливой молитве, призывая помощь сил Высшей Жизни.

А в это время её спутник, всё ещё насмехаясь, подошёл к ней:

— Посмотри на себя, и ты увидишь свою скрытность… Ты — ангел со свинцовыми ногами, подобная другим ряженым обезьянам, гуляющим здесь. Оставь всё это… Мы все свободны!… Свободные дети Природы, могущие делать всё, что вздумается!… Заяви о своей независимости, если не хочешь кончить рабством в кабале у ханжей!…

Манчини схватил её и уже был готов сжать в своих объятиях, как кто-то по воле Провидения постучал в дверь.

В замешательстве, Тулио постарался быстро привести себя в порядок и пошёл открывать.

Посланник сразу же представился. Это был помощник Наставника Рибаса, он пришёл от его имени, чтобы отвести сестру Эвелину в Институт Духовной Защиты, чтобы решить один неотложный вопрос.

Женщина с облегчением вздохнула и поняла, что её молчаливая просьба была услышана. И пока она мысленно благодарила за спасительную поддержку, Тулио, также сопровождаемый посланником, вернулся в центр по восстановлению, где был препровождён в специальную палату, предназначенную для изоляции и лечения.