И продолжается жизнь... (Медиумическое произведение) Надиктовано Духом Андрэ Луиса

2 НА ПОРОГЕ БЛИЗОСТИ

Недалеко от них появилась прогулочная коляска. Она двигалась медленно, очень медленно.

Глядя на лошадь, которая неторопливыми шагами тащила коляску, мужчина сказал даме:

— Я понимаю вашу нужду в отдыхе, но не согласились бы вы на небольшую экскурсию до термов…

— Благодарю вас, — ответила она. — Но не могу. Сейчас моё самое главное лечение — это восстановление сил.

— Действительно, наш случай не позволяет никаких встрясок.

Небольшая прогулочная коляска прошла совсем рядом с этим спокойным уголком.

И оба они обнаружили причину такой медленной поступи коляски. Она, конечно же, побывала в аварии, у неё одно колесо было разбито, что делало затруднительным ход вперёд. Впрочем, кучер, идя пешком, правил лошадью с чрезвычайной нежностью, оставляя её практически свободной в движениях.

Госпожа Серпа и её случайный друг проследили взглядом коляску, пока она не скрылась за следующим углом улицы. Затем Фантини широко улыбнулся и произнёс с большим спокойствием:

— Госпожа Серпа…

Но она оборвала фразу сердечной улыбкой и весело поправила его:

— Зовите меня Эвелиной. Думаю, как родственные души в редкой болезни, мы имеем право на спонтанное уважение.

— Отлично! — отметил собеседник и добавил:

— Отныне для вас я просто Эрнесто.

Он опустил свою бледную руку на спинку огромной скамьи и продолжил:

— «Донна» Эвелина, вы читали что-нибудь о спиритуализме?

— Нет.

— Что ж, тогда я хотел бы сказать вам, что эта коляска, которая всё ещё у нас перед глазами, заставляет меня думать о некоторых заметках, которые я изучил во время моих вчерашних вечерних занятий. Интересный писатель, с которого я консультирую сейчас, видит в одном определении, что он — даже если судить поверхностно, человеческое существо, как трио, похоже на эту коляску, лошадь и кучера, и все три связаны одной услугой…

— Как это может быть? — спросила Эвелина, разыгрывая удивление и шутку во взгляде.

— Коляска соответствует физическому телу, животное можно сравнить с духовным телом, формирующим и несущим явления, гарантирующие нам физическое существование, а кучер символизирует, если коротко, наш собственный дух, то есть, нас самих, в ментальном управлении жизнью, свойственной нам. Разбитая коляска, как та, что мы видели, напоминает больное тело, и когда коляска становится, таким образом, непригодной, кучер оставляет её ржаветь на природе и продолжает служить, как следствие, сев на лошадь, чтобы оба они могли продолжать своё путешествие вперёд… Всё это происходит, вероятно, естественным образом, во время смерти или в развоплощении. Плотское тело, ставшее бесполезным, возвращается земле, тогда как наш дух, натягивая на себя оболочку тонкой материи, которая, кстати, обуславливает земное существование, начинает жить на другом плане, где одежда из более плотной материи больше ничему не служит…

Эвелина рассмеялась, не теряя, однако, уважения к своему собеседнику, и заявила:

— Хитроумная теория!…Вы говорите о смерти, а что вы скажете мне об этом трио во время сна?

— Очень разумно, физический сон — это отдых для всех трёх элементов. Отдых, который варьируется от одного водителя к другому, или лучше сказать, от одного Духа к другому. Когда мы спим, тяжёлая машина или плотское тело отдыхает, но поведение Духа различается до бесконечности. Например, после того, как кучер и лошадь плотно поели, нормальным было бы, чтобы они оба застыли в неподвижности, как коляска, которую они тянут. Поэтому кучер характеризуется привычками изучать и служить, когда машина остаётся в мастерской для ремонта или заправки, и он использует животное для образовательных экскурсий или облагораживающих задач. Иногда, если водитель очень неловок и неопытен, и выражает боязнь путешествия каждый раз, когда машина требует ремонта, он прячется недалеко от мастерской по ремонту, ожидая, когда машину починят, чтобы воспользоваться ею, как доспехами для защиты.

Эвелина жестом выразила своё недоверие и признала:

— Я ничего не смыслю в спиритуализме…

— Вы поклонница какой-то особой религии?

— Да, я католичка, но без фанатизма, я искренне настроена жить в соответствии с правилами своей веры. Я пользуюсь наставлениями священников и верю в них.

— За это вы достойны похвалы. Любое чистое убеждение является уважаемым. Я даже завидую вашему абсолютному доверию.

— А вы неверующий?

— Хотел бы им быть. Я — искатель истины, свободный мыслитель в поле идей…

— И читаете о спиритуализме из зависти?

— Из зависти? О, нет! По необходимости. Донна Эвелина, разве вы забыли? Мы стоим на пути хирургии, которая может стать для нас фатальной… И может случиться, что наш багаж должен быть готов к долгой экскурсии!…

— Из которой никто не возвращается.

— Как знать?

— Понимаю, — улыбаясь, добавила дама, — вы изучаете спиритуализм, как путешественник, который желает познакомиться с деньгами, языком, привычками и модой той страны, визит в которую он предвидит. Краткая информация, краткосрочные курсы…

— Не стану отрицать. В моём распоряжении было много времени, и этим временем я сегодня делаю инвестиции, как могу, в области, относящиеся к наукам души, в основном, к тем, которые относятся к переживанию смерти и общению с Духами, предполагаемыми обитателями иных сфер.

— И вы нашли уже доказательство подобного обмена? Смогли ли вы получить прямые послания от усопших, которые вам дороги?

— Нет, ещё нет.

— И это не обескураживает вас в ваших поисках?

— Ни в коей мере.

— Я предпочитаю свои спокойные верования. Доверие без сомнений, молитва без мыслительной пытки…

— Ваше внутреннее состояние — это благословение, и я от всей души уважаю ваше религиозное счастье. Тем не менее, а если бы иная жизнь ждала нас, если бы эти вопросы появлялись в вашей душе?

— Как вы можете говорить так, если вы ещё не получили ожидаемого проявления переживания смерти?

— Я не могу не верить в критерий учёных и людей более возвышенного характера, которые получили это.

— Хорошо, — добродушно сказала Эвелина, — вы будете со своими исследователями, а я останусь со своими Святыми…

— Не имею никаких возражений к блистательности ваших адвокатов, — в том же тоне ответил Фантини, — но не могу избавиться от жажды изучения. До болезни я был уверен в жизни. Я руководил событиями, я не имел ни малейшего представления о том или ином органе тела. Однако, опухоль в надпочечной железе — это не камешек в ботинке. Это что-то призрачное, заявляющее о себе трудностями и заставляющее думать, рассуждать, различать…

— Вы боитесь смерти? — оживившись, пошутила молодая женщина.

— Нет, не очень. А вы?

— Что ж, я не желаю умирать. У меня есть родители, муж, друзья. Я обожаю жизнь, но…

— Но?…

— Если Бог решит положить конец моим дням, я смирюсь.

— У вас, случаем, не было никаких проблем? Вы никогда не страдали от болей, которые каждодневно мучают нас?

— Уж не хотите ли вы исследовать моё сознание? Я исповедуюсь своим духовникам.

И мягко рассмеявшись, она настойчиво продолжила:

— Я принимаю зло, которое нам делают другие, как часть искупления наших грехов перед Богом. Поэтому зло, которое мы творим другим — это удары, которые мы наносим себе. Исходя из этого принципа, я стараюсь предохраняться, то есть, признаю, что не должна никого ущемлять. И поэтому я ищу в исповеди противоядие, которое время от времени даёт мне пристанище, и я избегаю взрывов своих собственных низших тенденций.

— Замечательно, что такой разум, как ваш, с такой лёгкостью и искренностью приспосабливается к исповеди.

— Мне надо знать, с каким священником я могу говорить, не сдерживая себя. Я хочу купить Небо не расчётливым отношением, а действовать в противоположность своим дефектам. И поэтому я не была бы корректной, если бы открыла сердце человеку, который не в состоянии понимать меня или помогать мне.

— Понимаю…

И обретая вновь интимный характер на основе почтительной веры, госпожа Серпа сказала:

— Полагаю, что перед лицом немощи я также прожила жизнь более внимательно. Накануне моего приезда сюда я привела в порядок все свои религиозные обязательства. Я исповедовалась. И из всех своих тревог, которыми я поделилась со своим старым наставником, я могу вам изложить самую главную.

— Нет, нет!… Не надо мне столько рассказывать… — пробормотал Фантини, напуганный мягким благочестием, с которым заговорила Эвелина.

— О, что за отказ? Мы же считаемся давними старинными приятелями. Вы говорите мне о своей подготовке к возможности смерти и не позволяете мне поделиться своей?

Оба разразились светлым смехом, и в установившейся долгой паузе в диалоге они обменялись многозначительными взглядами. Удивление промелькнуло на лицах обоих.

Беглый обмен взглядами позволил им заметить, что они уже шли быстрыми шагами к более глубокой близости.

— Где я мог видеть раньше эту молодую женщину такой красоты и такого ума? — в изумлении подумал Эрнесто.

— В каком месте я могла встречать этого зрелого и умного господина, в котором так сочетаются чувственность и понимание? — размышляла госпожа Серпа, не в состоянии скрыть приятного удивления, охватившего её.

Тревожные мгновения обоих растворились в паузе, а тем временем вокруг сумерки сгущали цвета и тени, заявляя о надвигающейся ночи.