И продолжается жизнь... (Медиумическое произведение) Надиктовано Духом Андрэ Луиса

20 ВЫЯВЛЕННЫЕ КОЗНИ

— Негодяй!… Злодей!… — орал агрессор. — Ты не уйдёшь отсюда, пока не рассчитаешься!…

И он встал перед Эрнесто, загородив ему путь.

— Ты думал, что достаточно меня убить, а? Знай же, что желая лишь меня тела, ты лишь устроил меня в своём собственном доме… Я живу здесь, и твоя жена принадлежит мне!…

С мурашками по коже после такого нападения, Фантини взмолился:

— O, Дезидерио! Я раскаиваюсь, прости меня!…

— Простить? Никогда… Я ещё не закончил. Вы заплатите мне до последнего сантима… Ничтожества!… Вы скрываете на Земле кровь преступления под плащом раскаяния и думаете отмыть его своими лживыми слезами…

И, насмехаясь, добавил:

— Никто не умирает. Вы, бандиты, обманувшие земное правосудие, будете наказаны Божественным Правосудием!… А в моём случае Божественное Правосудие — это я… да, я Дух-мститель… Кто оспорит у меня это право?

Перевозбуждение несчастного вызывало в нём слёзы, смешанные с ненавистью, и также в слезах он влепил ему пощёчину:

— Преступные кретины!… Я потерял жизнь, свой дом, своих жену и дочь… я вы думаете, что я спущу вам жестокость, с которой вы уничтожали меня!… Вы уничтожаете человека и ждёте, что он будет целовать вам руки? Вы злоупотребляете безнаказанностью, с которой могильная земля покрывает ваши развращённые действия, и находите средства требовать похвалы от беззащитных жертв, павших от ваших рук?!…

Эрнесто разрыдался…

Он стал на колени, сложил молитвенно руки перед побеждённым того времени в знак смирения… Aх! Если бы он знал, какие горькие испытания станут расшатывать его душу, он ни за что не стал бы возвращаться домой. Он смог бы перенести мучительную ностальгию, связанную с отсутствием жены и дочери, запрягшись в другие сражения!…Но за два года размышлений и учёбы он узнал, что каждый Дух получает от жизни, согласно Законов Божьих, по своим собственным деяниям. Он знал, что ни одно существо человеческое не может избежать своей совести, и что день искупления и восстановления непременно наступит для виновного. И поэтому он внутренне прибегал к поддержке молитвой, прося Иисуса придать ему силы в плечах, чтобы нести крест, который он сам себе отмерил своими собственными ошибками.

И пока он стоял на коленях у входа, глядя на небо, сверкающее звёздами, Дезидерио продолжал:

— Трус!… Встань, чтобы лучше видеть последствия своей ошибки…Сейчас мы двое мужчин, в одинаковых условиях, без маски телесной, такие, как ты хотел меня видеть более двадцати лет назад!… Где же теперь твоё высокомерие, твоя фальшивая улыбка, твоё подлое оружие?

— O! Дезидерио, я не знал!…

— Так знай, злодей-убийца, что я жив!…

— Да, я знаю… — прохрипел Фантини, — и прошу прощения у Бога за то зло, что я причинил тебе…

— Если Бог существует, он будет на моей стороне… Ты не можешь призывать имя Божье, чтобы защититься от меня…

— Я признаю это… но молю тебя, Дезидерио…

Фраза застывал в горле, перехваченным болью.

— О чём ты молишь?

— Прости меня во имя твоей любви к Элизе и любви Элизы к тебе!… Я не знал, что моя супруга так тебя любила!… Я проклят, я это чувствую… но я стал преступником из-за великой любви к супруге, данной мне Небом!…

Суровый собеседник, казалось, расчувствовался перед таким смирением и самоотречением, но сразу же вновь обрёл характерную для него твёрдость:

— Почему ты не предусмотрел другое средство, чтобы убрать меня со своей дороги? Приняв насилие, ты лишь с большей силой толкнул меня в объятия своей жены… И пока ты жил в этом доме, считая меня мёртвым, я делил твой стол и твою жизнь… Ты думаешь, что видишь меня глазами своего воображения, на экране своей совести, но это действительно я, Дезидерио душ Сантуш, и ты видишь меня глазами Духа, в зеркале своей совести… Сегодня друзья, лишённые плотских тел, называют меня Духом-одержателем… Кем ещё я могу быть? Я тот, кто есть, оскорблённый человек, сторонник своей собственной мести!…

— O, Боже милосердный! — пожаловался Эрнесто, — Я виновен, я единственный кто отвечает за всё это…

В этот момент диалога суровый преследователь разразился смехом и возразил:

— Нет, нет!… Ты не единственный… Ты автор идеи и модели преступления, которое вырвало меня из физического существования, но истинным убийцей, тем, кто воспользовался твоей злобой, чтобы уничтожить меня, был другой человек… Я не знаю, по какой причине, но моя судьба оказалась между двух палачей!… Ты выстрелил в меня с целью устранить от своей супруги, а Амансио, этот подлец, видя, что ты упустил свою цель, воспользовался случаем, чтобы уничтожит меня и овладеть моей супругой!… Друзья мрака, спутники Сатаны, кто объединил вас в это ужасное утро, словно двух чудовищ, решивших уничтожить меня?!…

Принимая откровения, несмотря на страдания, которые переворачивали всю душу, Эрнесто вспомнил тот роковой день, когда он и его два компаньона отправились на перепелиную охоту. Дезидерио, доверчивый и радостный, Амансио, занятый своими двумя собаками, натренированными на поиске и поднятии добычи, и он, Фантини, задумчивый, замышляющий преступление. Он вспомнил, что Амансио занимался собаками, полностью поглощённый возможными результатами охоты… после коротких прогулок в лес, отмеченных безрезультатными выстрелами, Дезидерио поднялся на старое дерево и устроился между крепкими ветвями, а его ружьё было направлено на летящих птиц… Амансио, со своей стороны, и он, Эрнесто, с другой, находились недалеко друг от друга. Увидев Дезидерио, наблюдавшего за птицами, парящими вдалеке, он выстрелил в него, перед тем, как в ужасе отступить, чтобы спрятаться в растительности, ожидая последствий своего злополучного жеста. Он не услышал ни малейшего крика, были слышны только выстрелы, которые он, по всей логике, соотнёс с Амансио, который находился в самом центре охоты. Не прошло и двух-трёх минут, как он услышал крики своего компаньона, звавшего на помощь… Он разволновался. Несмотря на всё это, он подошёл практически к тому месту, где тело Дезидерио корчилось в конвульсиях агонии… Потрясённый, он не мог мысленно представить себе ничего иного, как собственную ошибку, поэтому он с облегчением принял версию друга, который громким голосом объявил: «Ужасный несчастный случай!… Ужасный несчастный случай!…». Несчастный случай!… Не правда ли, идеальное предположение, чтобы признать себя невиновным? Его компаньон-охотник странно посмотрел на него, как человек, без слов обвиняющий его в свершившемся происшествии, в то же время выказывая знаки понимания и симпатии… Он вдруг припомнил, как пули проникли под челюсть, чтобы затронуть область мозга, что ему показалось очень странным. Но обстоятельства не дали ему возможности провести расследование… Он согласился с ошибкой, которая послужила ему на пользу, и которая, в какой-то мере, облегчила его собственную совесть, видя, что близкие друзья наносят ему визиты небольшими группами, признавая гипотезу несчастного случая, чтобы определить злополучный факт. Он осознанно опустил все сомнения, способные привести его к признанию своего преступления. И с угнетённой душой он вспомнил, что после похорон жертвы он навсегда отдалился от Амансио под предлогом отвращения, и изо всех сил старался забыть о супруге и дочери убитого, чьи крики в тот незабываемый день растревожили его сердце, убеждённое в том, что он — единственный виновный…

Похолодев от ужаса, Эрнесто отдавал себе отчёт в том, что все сцены трагедии промелькнули перед ним за несколько секунд, словно на очень тонкой плёнке памяти, а Дезидерио, как будто видевший эти внутренние сцены отчаянной ретроспекции, неумолимо настаивал:

— Вспоминай, ничтожество!… Вспомни, как вы меня уничтожили, циничные убийцы… Как я мог отдалиться от своего физического тела, не возненавидев вас? Обезумев от страдания и возмущения, я отказался от милосердных объятий врачей, которые отыскали меня и хотели отвезти в другие земли, которые я не знал… Ввиду того, что после смерти меня настигла новая жизнь, я желал её лишь для того, чтобы отомстить… Но даже в этом случае ты видишь в мне бешеное отвращение не первых дней, хотя моя ненависть обладает достаточным запасом огня и желчи, чтобы излить их на твой Дух!… На меня обрушились лавины испытаний. Но ты, предполагаемый человек добра, сейчас получишь на суде своей совести, от моей неумолимой мести, безжалостный груз моих обвинений!…

И он продолжил, в смешении жестокости и слёз, отвращения и боли:

— Подумай о муках, которые я испытал, когда в развоплощённом состоянии приблизился к своей супруге и дочери, ещё ребёнку, чтобы увидеть Амансио, убийцу, завладевшего их жизнями… Aх, Фантини, ты полагаешь, что вначале я так сильно желал твою супругу? Нет!… Я был человеком без малейшего религиозного принципа, и потому без какой-либо определённой конфессии. У меня были супруга и дочь, которых я обожал, и я положил глаз на Элизу, словно идиот, пришедший в восторг при мысли, что им интересуется такая благородная и великодушная женщина… Но вместо того, чтобы прибегнуть к откровенному разговору компаньона, способному поставить меня на своё место, ты, охваченный ревностью, попытался зарезать меня, как животное в лесу… Таким образом, Эрнесто, ты превратил меня в дикого зверя без тела. Имея, как верх зла, захватчика своего дома, поскольку Амансио поторопился жениться на Брижиде, молодой женщине, которую я оставил неопытной вдовой, я чувствовал в своём бывшем семейном очаге адское присутствие, которое изгоняло меня… Побитый, как собака, гонимая отовсюду, без спутницы жизни, которая изгнала меня из своих воспоминаний, и без дочери, которая должна была обнимать моего палача, как второго отца, я блуждал по дорогам одиночества, среди мрачных групп Духов, пока окончательно не устроился рядом с Элизой, твоей женой, чья молчаливая нежность настойчиво влекла меня… Постепенно, с точки зрения Духа, я приспособился к ней, как нога приспосабливается к обуви, и стал любить её со всей страстью, поскольку она была единственным существом на Земле, которая носила мой образ в своём сердце и в своей памяти…

В краткой тишине паузы, которую взял Дезидерио, чтобы передохнуть, Эрнесто хотел молить о жалости, но не смог сделать этого. Голос замер в его горле, сжатом отчаянием, тогда как все фибры души дрожали, словно он, как обвиняемый, которого выслушали, переходил к обвинению, не имея ни малейшей возможности защититься.

Его противник вновь обрёл силы и спросил:

— И всё это почему? Потому что угрызения совести разрушили твою ментальную жизнь мужчины… С того злополучного преступления, где я утратил своё тело, ты продолжал жить в постоянном поиске невозможного бегства… Ты погрузил свой мозг в дела и доходы, в обязанности и комиссионные проценты, всегда в путешествиях, не пытаясь даже узнать, нуждаются ли твоя супруга и твоя дочь в твоей помощи и внимании! Всё это сделало мою любовь к Элизе чем-то большим, чем просто земная любовь!… Одержатель, о, да… Я и есть одержатель… Но я и безусловный служитель особы, которая носит твою фамилию и вынесла холодность твоего сердца… С твоей женой я познал терпение и тишину, чтобы ждать, и снова ждать… Ты хоть знаешь о болезнях своей дочери, которыми она переболела в детстве? Знаешь ли ты о жёстких соблазнах, которым она подверглась в первые дни своей юности? Знаешь ли ты, что бесчувственные парни злоупотребляли её доверчивостью? Или, может, ты осушил хотя бы раз горючие слёзы, которые горели у неё на лице после пинков ногами этих самых бессердечных парней, которые обещали ей нежность и верность? Ах, Фантини, Фантини!… Ты никогда не снисходил до уровня пыток в своём семейном кругу, но я знаю, какие страдания вынесла женщина, которая стареет в стенаниях, и дочерью, которая выросла в плаче!… По какому праву возвращаешься ты в этот дом? Пожинать любовь, которую ты не посеял? Требовать расчёта?

Разрываемый печалью перед лицом главного обвинителя, Эрнесто смог лишь пробормотать:

— O, Дезидерио!… Я теперь понимаю… Прости меня!…

Всё более возбуждаясь от нравственной пытки, которая звучала в каждой фразе, противник вновь обрёл свой пыл:

— Я страдал за твою дочь и за другую, мою малышку, покинуть которую меня вынудила смерть… Попав в ловушку свой добропорядочности, устроенной одним мерзавцем, который привлёк её внимание, Брижида согласилась расстаться с нашей девочкой, слишком рано поместив её в школьное учреждение, где, по правде говоря, она получила превосходное образование, но страдала из-за отсутствия своих родителей, словно ребёнок, оставленный в колыбели… Сколько пришлось мне вынести, Фантини, сколько я выстрадал!… Но мои тревоги не прошли, несмотря на всё моё внимание… Бедная девочка, выросшая в печали, и, так сказать, без моральной поддержки, без отцовской помощи, которую ты и Амансио обещали ей, умерла ровно два года тому назад… Вынуждаемая своим отчимом, желавшим освободиться от ответственности за неё, она очень рано вышла замуж за одного негодяя, который уничтожил все её мечты… O, как я старался предотвратить брак с этим трусливым негодяем!… Я метался между своими и твоими, раздавленный отчаянием, умоляя не совершать ошибки, которая, в конце концов, обернулась трагедией… Когда я, сопровождаемый такими же страждущими и несчастными развоплощёнными, как и я, увидел её мёртвой, я преклонил колени перед её неподвижным телом, ещё хранившем её последнюю улыбку, и поклялся отомстить трём злодеям, окружавшим её: убийце Амансио, Брижиде, неблагодарной, и ненавистному пасынку, от присутствия которого меня тошнит!… В слезах, я просил у Бога милости увидеть свою дочь, свободную от страданий, радости слышать её голос. Однако милосердные духовные врачи сообщили мне, что её отвели в место отдыха, и что мне будет позволено раз увидеться с ней, как только я залечу все свои язвы возмущения, которые ношу с собой, как если бы я мог потушить пожар печали, которая обжигает мой несчастный разум!… Бедная девочка!… Она вышла замуж за преступника, словно должна была разделить со мной судьбу блуждающего Духа… A разве можно потушить пламя пожирающего меня возмущения? Невозможно!…

Эрнесто рыдал…

Оставляя впечатление, будто он хочет за один раз излить на несчастного друга всю желчь, которую он носит в своей покрытой язвами душе, Дезидерио продолжил:

— Но необходимо, чтобы ты знал ещё кое-что… Обнаружив свою дочь увечной и побитой, вследствие отвращения, которое ей внушал её дом, муж бросился в новые приключения и закончил знакомством с Верой Селиной, твоей дочерью, любовью которой он завладел… Итак, он завладел ею, он опустил её до уровня рабыни…

И сделав многозначительный жест указательным пальцем, он указал на внутреннюю часть дома, прибавив:

— Бандит в этом доме… Это Кайо Серпа… Aх, Эвелина, Эвелина!… Дочь моя, дочь моя!…

В этот миг, когда Фантини обнаружил все открывшиеся козни при произнесении имён Эвелины и её супруга, ему показалось, что его мозг начинает раскалываться от ужаса. Одним прыжком он выскочил из дома, и моля благословения Иисуса и наставника Рибаса, выбежал к ближайшей лесной просеке, с трудом сдерживая стоны, и бросился на песок острова, словно побитая собака, скулящая от боли.