И продолжается жизнь... (Медиумическое произведение) Надиктовано Духом Андрэ Луиса

19 ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ

Оба духовных друга не знали, как определить то оцепенение, которое охватило их.

Растерянный, Фантини на мгновение вспомнил о своём сельском доме, который находился на пляже, и, не колеблясь, пригласил Эвелину занять место в гостеприимной машине на заднем сиденье.

Его постепенно охватывали горькие предчувствия.

Итак, эта молодая особа, о которой госпожа Серпа столько вспоминала!… Вера Селина! Его собственная дочь!…

Автомобиль пришёл в движение, а по лицу Эрнесто стекали крупные слёзы.

Его спутница, словно пытаясь без слов успокоить его, любящим жестом взяла его за руку. Она ощущала его отцовскую боль. Он посмотрел на неё сквозь пелену слёз и лишь спросил:

— Понимаешь ли ты, как я страдаю?

— Успокойтесь, — сочувственно прошептала Эвелина. — Сейчас мы более чем когда-либо брат и сестра.

Прошло какое-то время с момента отправления, и оба пассажира, сидевшие впереди, стали обмениваться банальностями, пока мысленно не ощутили влияния невидимых спутников.

Вдруг вспомнив об Эвелине, соперница осмелилась на вопрос:

— Кайо, я иногда спрашиваю себя, поддерживаешь ли ты свою любовь к супруге, в память о ней…

— Я? Только этого мне и не хватало…

— Я всегда слышу самые лучшие рассуждения о ней.

— Она не была дурна.

— Если ты не чувствуешь её в своём сердце, значит, ты не скучаешь о ней?

Кайо рассмеялся и пошутил:

— У меня нет призвания жить с мёртвыми.

— Я не об этом. Я хочу сказать о естественной боли, связанной с её утратой.

— Знаешь, для меня Эвелина умерла задолго до того, как врач констатировал её кончину…

— Я часто удивлялась, рассматривая её портрет… Такое нежное выражение лица, такие большие грустные глаза… Невозможно, чтобы ты женился не по любви!…

— Да, я женился по любви. Но у жизни свои фазы. Сначала — страсть, а затем, и очень часто… равнодушие.

— А ты можешь уточнить, по какой причине ты разочаровался в ней?

— Ты хочешь знать это?

— Да.

— Что ж, я хотел стать отцом. Но Эвелина была слаба, болела. Думаю, у неё были наследственные пороки. Пока у неё не случился выкидыш, я не обращал внимания на её дефекты… Но после того, как она заболела и стала бесплодной, брачные узы стали слишком тяжёлыми для меня… В последние дни своей жизни она превратилась в существо, которое предавалось лишь молитвам и хныканью…

И после откровенного взрыва смеха:

— Лучшим средством были придуманные мной путешествия, чтобы быть с тобой…

Развоплощённая женщина всё сильнее опиралась на Эрнесто, ища поддержки, чтобы мужественно вынести подобные неуважительные речи.

Оставляя впечатление, что она не хочет впасть в презрение, Вера сменила тему разговора и спросила:

— Кайо, не пора ли нам подумать о том, чтобы наш дом стал благословен присутствием ребёнка?

Он бросил на неё быстрый взгляд и сказал:

— Это зависит от многого…

— Зависит от чего?

— Что касается свадьбы, я уверен, что мы поженимся, но подумай, Вера. Вырастить ребёнка — это не шутка. Здоровье твоей матери не очень воодушевляет меня, с её приступами и маниями…

Словно встряхнувшийся пришедшими издалека мыслями о своём развоплощённом тесте, Серпа, в свою очередь, спросил:

— А что ты можешь сказать о своём отце?

Проницательная женщина сразу же вспомнила, что её отец умер так же, как и госпожа Серпа, и, опасаясь разговора на эту тему, она сознательно солгала, заявив:

— Мой отец был мужчиной крепким, с безупречным здоровьем, всегда выглядел молодо, и часто его принимали за моего брата…

— А что же спровоцировало его смерть?

— Ему удалили какую-то незначительную бородавку, и он не уделил этому должного внимания. До того, как зарубцевался шрам, он начал работать в саду, порезался и занёс инфекцию, которая привела его к…

— К столбняку?

— Точно.

— А как у него было с головой?

— Он был очень умным человеком, жизнерадостным, как и ты, хоть и принимал жизнь серьёзней…

— Думаю, он очень любил тебя. Всё же единственная дочь!…

— Ошибаешься. Конечно, отец уважал меня, но он был маклером во многих делах, чрезвычайно занятым, у него практически не было времени уделять внимание дому… Как личность, ниспосланная Провидением, с точки зрения экономической, он был здесь, выбиваясь из сил, лишь бы нам всегда хватало денег. Но как отец… я не вспомню и одного дня, когда бы он сидел рядом со мной, слушал бы меня или что-то советовал мне на сердечные темы… И в своей подростковой жизни мне очень не хватало его, но…

— Он что, не мог уделять тебе хотя бы час-два своего времени?

— По крайней мере, он так говорил. Мне не дано было делиться с ним своими проблемами колледжа…

Фантини, смиренный, опечаленный, слушал, признаваясь самому себе, что он отдал бы всё, чтобы вернуться обратно, чтобы быть своей дочери любящим и бдительным отцом, которым он даже не старался быть.

Но диалог продолжался:

— Что ж, как компенсация, ты могла рассчитывать на материнскую любовь и нежность…

— Тем более нет. Очень рано я стала понимать, что моя мать — особа раздражительная, безжизненная. Она любит быть одна, и, хоть и не отказывала мне в своём внимании, она хочет, чтобы я всё всегда решала сама.

— Она с твоим отцом хорошо уживалась?

— Не совсем. В моих глазах мать всегда лишь терпела моего отца, не любя его, хоть перед ним она всегда старалась показывать обратное.

— А он, несчастный, замечал это? — пошутил Кайо.

— Не думаю.

— Как ты объяснишь расстройство своей матери после ухода её мужа? Не может ли это быть плодом боли его утраты?

— Я не уверена в этом… Как только мой отец умер, у неё произошли ужасные перемены, словно она тайно ненавидела его. Она сожгла все вещи, напоминавшие о нём, разбила его карманные часы, порвала все фотографии… Представь себе!… Она даже не хотела помолиться за него… И всё становилось хуже и хуже… Сейчас ситуация такова, какой мы её знаем. Она отказывается от любого лечения, она запирается у себя, говорит сама с собой, смеётся, плачет, жалуется и угрожает тишине и тени, думая, что видит и слышит умерших…

— Какая странная ситуация!…

Хоть симпатия Эвелины и успокоила его, Эрнесто продолжал в молчании плакать. Он стал размышлять о своей дочери, словно до сих пор не знал её. Действительно, он не был человеком, щедрым на чувства. Но он и на миг не мог подумать, что его так ненавидят дома. Права ли его дочь? Почему Элиза впала в умственное расстройство? Что произошло за этот долгий период его отсутствия?

Пока оба развоплощённых существа открывали себя в мощном свете анализа в этой ретроспективе, шло время, и машина остановилась у конечной цели: скромный дом, мягко освещённый посреди ночи.

Возбуждённый, но осторожный, Фантини усадил Эвелину в соседнем доме, поскольку, как и в её случае, он хотел в одиночку понаблюдать за семейной атмосферой. После, он найдёт возможность ввести её в семейный круг. Положение Веры рядом с Серпа, пока что не воодушевляла его пойти туда вместе.

Эвелина согласилась с доводами. Она воспользуется случаем, чтобы помолиться, поразмыслить…

Взволнованный, Фантини проник в места, к которым он столько раз мысленно обращался.

В гостиной всё было, как он оставил её: повидавшие свет стол и стулья, которые он сам когда-то привёз в резиденцию Виллы Мариана, рыболовные снасти, старый посудный шкаф, скромные картины, развешанные по стенам… Охваченный до слёз эмоциями, он почувствовал тепло того времени… Недалеко от себя он увидел комнату своей дочери, где они с адвокатом предавались оживлённой беседе. Ближе к нему, в двух шагах, он практически мог дотронуться до своей комнаты, где он так часто отдыхал, рядом со своей спутницей, вдыхая морской влажный воздух…

Стенные часы показывали немногим более девяти часов вечера. Что увидит он за закрытой дверью? беспокойно спрашивал он себя. Больную и разочарованную Элизу?

Он вспомнил о некоторых уроках, полученных им из уст друзей в духовной области, где он поселился, и откуда вышел уже исцелённым, готовым противостоять любым сюрпризам жизни. Он стал молиться. Он просил силы у Божественного Провидения. Он хотел увидеть свою супругу здоровой и достойной. Ссылки дочери диктовали ему осторожность и внимание. Он оказался здесь не для того, чтобы жаловаться, а чтобы поблагодарить, помочь, сделать что-то доброе. Он горел желанием услужить.

С таким расположением духа он пересёк порог дома и оказался внутри комнаты, каждый закоулок которой ему был хорошо знаком.

Он никогда и представить себе не мог сцену, которая в этот момент разыгралась у него перед глазами.

Элиза отдыхала… Исхудалое тело, лицо иссечено более резкими глубокими морщинами, седые волосы. Но рядом с ней лежал какой-то развоплощённый мужчина. Это был тот человек, в которого он стрелял многие годы тому назад, поддавшись чувству ревности!…Сражённый, он резко остановился… Словно вспышкой, он вспомнил последнюю свою охоту, в которой он принимал участие, став частью команды из трёх спутников. Эта охота и стала причиной его угрызений совести и страданий, которые сопровождали большую часть его жизни…Да, этот человек, лишённый физического тела, был тот самый Дэдэ, его коллега по юности, или, если быть более точным, Дезидерио душ Сантуш, жертва, от тени которой, как ему казалось, он избавился в лоне своего дома навсегда. Он почувствовал себя разрываемым угрызениями совести, пронизанным тревогой… Как противостоять противнику, который пришёл оскорблять тебя в твоём же собственном брачном ложе?

Фантини внутренне плакал, раздавленный отчаянием. Наставник Рибас имел веские причины задержать его возвращение на Землю. Несколькими часами раньше он обнаружил в своей дочери соперницу Эвелины, а теперь перед ним, у ног Элизы, лежал ликующий враг, победитель…

Выдержит ли он успешно вызовы, которые жизнь бросила ему после смерти? Конечно, в конечном итоге, он должен будет соседствовать с человеком, которого не выносит. Оба развоплощённые, они должны будут теперь противостоять друг другу такими, как они есть.

Фантини постарался успокоиться и быстро прошёл вперёд.

В молчании, соперник метнул в него саркастический взгляд, сияющий спокойствием, которое испытывает человек, знающий, что пришёл долгожданный момент, но к великому изумлению Эрнесто, его супруга ощутила его присутствие и испустила ужасный вопль:

— Проклятый… Проклятый!… — рычал она в своей одержимости, в сумраке комнаты, которую слабо освещала луна, пробиваясь сквозь оконные проёмы, — вон отсюда, гнусная тварь!… Убирайся прочь, убийца!…Убийца!… На помощь, Дэдэ!… На помощь! Выкинь это подлое существо на улицу! Прочь, Эрнесто! Прочь! Убийца!… Убийца!…

Тем временем в комнату ворвались напуганные Кайо и Вера.

Зажгли яркий свет.

Молодая женщина подошла к матери, которая выкрикивала ругательства, обхватив голову руками в гримасе ужаса, и постаралась утешить её:

— Мамочка, что случилось? Мы здесь, тебе нечего бояться…

— Aх, дочь моя!…. Дочь моя!… — всхлипывала больная, — здесь твой отец, это ничтожество!…

Она обняла свою дочь, словно напуганный ребёнок, и продолжала кричать и ругаться, что походило на приступ безумия в самой своей полноте.

— Этот негодяй, твой отец, здесь! Я не хочу его видеть!… Защити меня, во имя любви Господа! Вернёмся в Сан Пауло, сегодня же!… Вытащи меня отсюда!…

Слёзы брызнули из печальных глаз Эрнесто приливом тревоги. Он так часто лелеял мысль об этой встрече!… Он так часто представлял себя птицей, вылетевшей из гнезда, отчаянно желавшей вернуться в тёплое гнездо!… Но он прибыл сюда, как нежеланный гость, вызывающий отвращение у своих же родных…

— Элиза! — взмолился он.

Его растревоженная супруга, в своём безумии, не видела больше его духовного лица после того, как живой свет осветил комнату. Но она слышала его взволнованный и твёрдый голос, умоляюще повторявший:

— Элиза! Элиза, выслушай меня!… я всегда любил тебя…

Между ними завязался разговор, хотя её дочь и спутник дочери могли слышать лишь половину обмена фразами.

— Молчи, подлец! Я отказываюсь от твоей любви, я тебя ненавидела всегда.

— Почему ты так изменилась?

— Сегодня я свободна говорить, что мне взбредёт на ум.

— Но когда мы были вместе…

— Я была твоей рабыней…

— Но ты всегда утверждала, что желаешь мне только добра.

— Я тебя всегда презирала, да…

— О, Боже мой!…

— Кто здесь говори о Боге? Убийца…

— Почему столько жестокости?

— Дэдэ мне рассказал, что ты просто убийца и никто больше!

В этот момент диалога, казавшегося самым странным для воплощённых слушателей, которые лишь наполовину слышали его, Серпа взволновался и, чувствуя неловкость от бреда больной, побежал по комнатам, стараясь успокоиться.

А между тем спор между одержимой и её мужем продолжался, не останавливаясь.

— Послушай, Элиза! — в слезах молил Фантини, — я не отрицаю, что совершал большие ошибки, но каждый раз из-за тебя, из-за своей чрезмерной привязанности к тебе!…

— Вздор! — иронично ухмыльнулась собеседница, — как только ты убил Дэдэ, я полюбила его… И каждый раз, когда ты возвращался домой, это было время великой грусти, поскольку мы жили здесь вместе до твоей смерти и живём вместе сейчас… Посмотри на эту сцену! Дэдэ лежит там, где всегда был ты!…

Эти заявления дополнялись информацией, о которой мы по причине милосердия умалчиваем.

Эрнесто плакал, а в это время его противник насмешливо улыбался.

Появился адвокат, неся инъекцию успокоительного лекарства, и Вера взяла его, чтобы помочь возбуждённой больной.

Немногим позже госпожа Фантини уронила голову на подушку и в изнеможении заснула.

И когда Эрнесто выходил за дверь, уступая поле брани, его враг Дезидерио душ Сантуш вскочил с постели, где до этого лежал неподвижно, и встал перед Эрнесто, испуская при этом ужасные вопли…