И продолжается жизнь... (Медиумическое произведение) Надиктовано Духом Андрэ Луиса

24 ЭВЕЛИНА В ДЕЙСТВИИ

До восхода Солнца Эрнесто, Эвелина и несколько друзей из Института Духовной Защиты — среди которых выделялся брат Плотино, который по просьбе Наставника Рибаса руководил небольшой группой помощи — прибыли в Сан Пауло с целью сотрудничества с духовными помощниками, задействованными в освобождении Элизы, которая оставалась узницей своих собственных останков.

Проинформированные о том, что её дочь перевезла тело Элизы домой, они отправились на Виллу Мариана.

Сердце Эвелины было угнетено. Она собиралась впервые увидеться со своим отцом. Она рассматривала в своей памяти его образ, исходивший из семейных фотографий. Она торопилась понять, поддержать его.

Её ободрял Эрнесто.

Когда они были уже практически у порога резиденции, Плотино порекомендовал группе остановиться и сказал, что сначала он войдёт туда один, чтобы сделать краткий осмотр и выяснить, какую работу им придётся выполнить.

Под контролем своей дочери, которую утешал и поддерживал Серпа, и нескольких друзей по соседству, а также под бдительным вниманием многих духовных благодетелей, Элиза, наполовину пробуждённая, находилась в тупике, поскольку, приведённая сюда рукой Дезидерио и поддерживаемая его силами, охватившими её душу, она, казалось, наслаждалась этим странным гипнозом.

При первых вопросах Плотино почтительный развоплощённый медбрат, который занимался магнетической поддержкой, чтобы освободить вдову от останков, к которым она была притянута, признался в том, что его одолевают опасения. Если бы он принудил госпожу Фантини покинуть её уже ненужное физическое тело, он не смог бы опередить её совершенно ясную мысль. Он мог бы форсировать её высвобождение из тела, но не располагал средствами, чтобы ментально изолировать её от своего возмущённого спутника, охране которого она сама доверилась.

Необходимо было, чтобы кто-нибудь вмешался, кто-нибудь, имеющий достаточную силу убеждения, чтобы вынудить Дезидерио сменить своё отношение.

Брат Плотино подошёл к нему с братской деликатностью и стал молить его о помощи, чтобы освободить Элизу и препроводить её в одно из зданий по восстановлению.

Сидевший у ног покойной, Дезидерио пересел поближе к ней и прорычал диким голосом:

— Шутники!… Вы не выгоните меня отсюда… Кто звал вас сюда, в это дом? Она моя жена… Никто не переубедит меня своими молитвами и причитаниями. Я уже опытный! Я знаком с теми, кто не разлучается в мрачных пещерах, которые мы получаем себе в жилище… Никто, никто не вытащит меня из этой комнаты!…

— Кое-кто сделает это, брат Дезидерио, — произнёс Плотино, не впечатлённый его выходкой.

— Кто же?… Скажи мне, кто?!…

Посланник по-отечески улыбнулся и тихо прошептал:

— Бог.

Непокорный друг выкрикнул ужасное богохульство, а Плотино повернулся и пошёл назад к своим спутникам. Он объяснил им, что происходит, и представил меры, которые нам предстояло принять. Пришёл момент для Эвелины действовать лично. Вся группа будет молиться, чтобы представить ей поддержку, поскольку их спутница должна будет войти одна в семейный круг, с тем, чтобы попытаться привести своего отца к изменению отношения, отца, который подчинился бы ей без тени сомнения.

Чудо мыслей, сосредоточенных на одной цели, свершилось довольно быстро.

Без каких-либо театральных эффектов, объединившись в единой цели, глубокой и искренней, вбросить энергии любви в это действие помощи, эти сердца в молитве простёрли широкий покров сапфирного света на входную дверь, придавая силу спутнице в полученной ей благословенной миссии. Духовно связанная с друзьями, которые преобразились для неё в основу равновесия и поддержки, Эвелина проникла в комнату, словно звезда, внезапно превратившаяся в женщину.

Поражённый её появлением Дезидерио упал на колени!… Это была она, да, — думал он, — его дочь, любимая его дочь, которая никогда не покидала его воспоминания, даже когда он предавался самым мрачным своим авантюрам!…

По мере того, как Эвелина смотрела на него с лучившейся мягкой нежностью, несчастный отец чувствовал, как его окутывал тонкий свет, исходивший от посланницы… Он ощутил себя преступником, который долгие годы гнил в своей тюрьме, без малейшего внимания к нему от кого бы то ни было. Он казался себе чудовищем перед лицом ангела, или словно побитая собака, и попытался сойти с места, чтобы убежать…

Молодая женщина догадалась о его намерении и с наивной простотой позвала его:

— Отец мой!…

Дезидерио почувствовал, что этот голос переворачивает его изнутри… Да, эти слова исходили от дорогой ему души, которая, как он считал, никогда не спустится с Небес, чтобы обратиться к нему… Его дрожащие ноги вновь подкосились, изумление вырвалось из его груди приступом слёз:

— Значит, это ты, моя дочь, ты, которую Небеса послали просить невозможного?

Эвелина подошла к нему, положила свою правую руку на страждущий лоб и продолжила:

— Отец мой, воистину, Бог благословляет этот момент нашей встречи, но мы сами, ты и я, являемся активными участниками не чего-то невозможного, а нашего сближения, во имя Его, нашего Создателя и Отца Милосердия…

— Чего ты от меня хочешь?!…

— Я пришла пригласить тебя присоединиться ко мне… Задумывался ли ты, что долгое время я мечтала об этом моменте? Я прошла своё детство и отрочество, лелея твои портреты, я вышла замуж однажды на Земле, прося твоего благословения в своих молитвах, и когда Божественные Намерения меня извлекли из физического тела, я сформулировала идеал нашей новой встречи!…

Несчастный сделал жест сочувствия к самому себе и простонал:

— Видишь, дочь моя, что со мной сделали те преступники, которые уничтожили меня…

— O, отец мой, не бросайся обвинениями!… Ты страдал, но боль всегда благословенна перед Богом, ты вынес трудные испытания. Но сейчас мы узнаём, что каждый день — это возможность позитивного изменения и отправления к более высоким горизонтам!…

— Ты должна была узнать в Божественном Жилище, которое ты заслужила, что я утратил своё тело не во время несчастного случая…

— Да, сегодня я знаю всю истину, касающуюся нас…

— Значит, ты не можешь не знать, что мои палачи являются также и твоими. Мы были ограблены одними и теми же бандитами!… Если на Небесах нет места для памяти зла, то я тебе напомню, что Амансио Терра, злодей, который объявил себя твоим тестем…

Рыдания мешали ему продолжать, а Эвелина смиренно объяснила ему:

— Ты не будешь сердиться на меня, если я скажу тебе, что он всегда желал мне добра и уважал меня как собственную дочь… Неоспоримо то, что он очень провинился перед тобой, перед Божественными Законами, но я полагаю, что раскаяние, которое он носит в себе вот уже более двадцати лет, показывает на обновление, которое сделало его человеком добра…

— Не забывай, что он отдалил тебя от дома, когда ты была ещё ребёнком…

— Он послал меня в школу, папа. Он дал мне дисциплину и освободил меня от искушений, которые могли привести меня к совершению множества серьёзных ошибок во времени, проведённым мной на Земле. Он никогда не хмурился, когда предоставлял свою помощь, и не пытался помешать моим желаниям брака. В молодости он поддерживал меня в учении, интересовался моими отметками, вознаграждал мою добрую волю подарками и ласками, которые ты тоже мог бы мне дать… Правда, он никогда не мог заменить тебя в моём сердце, но твоя дочь не должна оставаться неблагодарной к тому, который ей так много дал!… Дома он всегда был защитником нашего счастья… Я никогда не видела от него какого-либо жеста неуважения к маме…

— Aх, не говори мне о Брижиде, этой неблагодарной женщине!…

— O, папа, зачем осуждать ту, которая нас соединила? Что могла бы сделать мама, тогда ещё такая молодая, носящая меня на руках, без помощи друга? Приняв помощь Амансио, она принимала осознанно в своём доме не злополучного охотника, приведшего тебя к развоплощению, а друга, которого ты сам однажды привёл в дом, как мне сказала мама в один из моментов грусти и печали… Знай, она всегда умела чтить твою память и благословлять твоё имя…

Перед тем высшим пониманием, которое показала ему дочь, Дезидерио расплакался с большей силой в проявлениях жалости к самому себе, словно искал новые причины быть несчастным.

— Может, ты не знаешь, что я нахожусь здесь в семье другого врага, которому я не могу простить. Это Эрнесто Фантини, предатель, который пытался убить меня, подав твоему тестю идею, как сделать так, чтобы убрать меня… Женщин, труп которой лежит здесь, но которая живёт на моих руках, была его супругой, из-за которой он, пожираемый ревностью, захотел убить меня, тем самым сблизив меня с ней, поскольку поведение Брижиды закрывало для меня этот дом… Подумай о несчастной судьбе своего отца!… Изгнанный из дома после телесной смерти, я вынужден был найти себе приют в доме у другого, поскольку в мыслях моей спутницы, сегодня уже усопшей, я находил источник мужества!…

— Кто может проникнуть в Божьи намерения, папа? Разве мы могли бы собраться в этом кругу свидетельства любви, если бы не наши ошибки и обязательства прошлых существований? Я прошу Божественное Провидение благословить нашу сестру Элизу и вознаградить её за то добро, которое она сделала… Что касается Эрнесто Фантини, на которого ты ссылаешься, то я скажу тебе, что он был для твоей дочери преданным другом в Духовной жизни… Намного раньше, чем он узнал, что я привязана к твоему сердцу, он окружил меня своим вниманием, восстанавливая мои энергии. В каждом событии нового пути он является моей поддержкой, мои братом…

— Дорогая моя, ты, должно быть, достигла того видения, которым обладают лишь ангелы, чтобы видеть в этих злодеях благодетелей, но я не могу смотреть на человеческие существа небесными глазами. Я человек, просто несчастный человек!… Но несмотря на всё это, я не могу поверить, что ты испытываешь ту же благожелательность по отношению к тому, кто был твоим палачом в стенах твоего дома, преступнику, избежавшему тюрьмы, который сейчас стоит перед нами, надев маску… Этот Кайо Серпа…

— Что ты говоришь, отец мой?

Голос Эвелины стал ещё более сочувствующим:

— Кайо был великодушным гидом, который помог мне с большей уверенностью понимать жизнь… В молодые годы он научил меня мечтать, и эти мечты о счастье помогали мне жить… С ним я представляла себе рай на Земле… И если как супруг он ждал от меня счастья, которое я не смогла дать ему, то разве это причина, чтобы мы осуждали его? Он бесспорно принял на себя обязательства в отношении Манчини, которые он исполнит в нужный момент. Тем не менее, зачем презирать тех, кто достоин нашей любви, если мы знаем, что они не такие счастливые, как мы представляли? Ты говоришь, что наши преступные братья не больны, они лишь требуют внимания? Почему бы не проявить жалости к жертвам безумия, как мы это делаем в отношении жертв катастрофы, которая уносит их существования? Чем отличаются увечные духом от увечных телом?

Жалобы его упрямого возрастали в печали:

— Бедный я, бедный, что не могу прощать!… Я всего лишь бесполезная тряпка, раздавленная под колёсами жизни!…

— Отец мой, не приходилось ли тебе думать, что все мы дети Божьи, зависящие друг от друга?

— Я так не могу!… Я не могу понять, как можно сжимать в объятиях тех, кто меня бьёт!…

— Ты же хочешь следовать своим путём, быть счастливым?

— O, да!…

— Тогда забудь всё зло. Ты никогда не задумывался о силе времени? Время помогает нам открыть источник любви, который омывает нас от всех наших ошибок…

— Время, дочь моя? Для Духов моего типа часы — это машина, которая сводит с ума… Вот блеск, которым я страдаю, поскольку я ненавижу трёх волков: Амансио, Эрнесто и Серпу, и я страдаю, потому что охраняю трёх ягнят — Элизу, тебя и Веру, так как я уже отбросил далеко от себя Брижиду!… Ты должна знать, что Вера загипнотизирована тем плутом, который был твоим мужем!…

— Сжалься, папа!… Давай подумаем о Вере и Кайо с лучшими чувствами, на которые мы способны!… Поразмыслим о будущем… Завтра они для нас станут ценными друзьями, преданными защитниками!…

— Ты видишь лишь добро; я же вижу только зло, одерживающее триумф над добром…

— Это не так. Ты считаешь себя совершенно здравомыслящим, хотя в действительности ты, как и я, нуждаешься в помощи и восстановлении равновесия. Я тоже, папа, чувствовала себя ограбленной жизнью в самом начале!… Много раз я видела маму и своего тестя как противников, которые умышленно отдалили меня от дома, чтобы я не мешала их счастью, но во время своего восстановления, к которому я была приведена милосердием Божьим, я стала их ценить, как истинных друзей, от которых я получила ту поддержку, которую мне было позволено усвоить… Вплоть до тех последних дней, когда я вновь нашла Кайо, более тесно связанного с Верой Селиной, я ощутила себя поражённой разрушительной печалью, видя того, кто был моим земным супругом, как живой пример неблагодарности, тогда как я считала Селину самозванкой и вором моего чувственного сокровища. Тем не менее, роса Бесконечной Доброты Божьей пала на иссохшую плантацию моих бедных чувств, при помощи уроков преданных наставников — врачей и медсестёр Божественного Сочувствия, — и я обрела уравновешенность, придя к заключению, что Кайо и Вера — наши душевные братья… Они таковы, как они есть, как и мы такие, как мы есть, и Бог ждёт, что мы будем любить друг друга такими, каким Он позволил нам быть!…Необходимо, папа, чтобы мы поняли, мы помогаем друг другу взаимно продолжать двигаться вперёд!… Всегда надо идти вперёд, выполняя свои вчерашние обязательства, чтобы завтра было лучше… Всемилосердный везде посеял цветы и благословения для пути, который нам предстоит пройти… Понимать — значит, желать подниматься; помогать другим — значит, преумножать свои силы! Любовь никогда не ошибается, и Бог создал нас для безграничной любви.

Дезидерио плакал, не в состоянии выразить какое-либо замечание.

Эвелина продолжила:

— Анализируй всё своим собственным разумом. Правда, что наш брат Эрнесто, несмотря на внутренние конфликты, духовно отдалявшие его от своего дома, посвящает Элизе любовь доброго человека, с тем разумением, которым он сегодня обладает, и он даст тебе от всего сердца титул компаньона, которым ты был, и которым ты будешь для неё, перед Богом. Почему бы нам не даровать Кайо право отдаться Вере, обретая счастье, которое я не могла ему дать, даже когда я находилась в физическом мире?

— Aх, дочь моя, — встревожился отец, — не сможет ли подобное отречение разрушить нас в нравственном самоубийстве?

— Нет, отец мой. Истинная любовь возвышает… Сегодня я понимаю, что сбившиеся с пути чувства могут быть исправлены в святом институте семьи, при помощи перевоплощения… Бог позволяет нам сжимать в объятиях, в качестве детей, те же индивидуумы, которых мы не смогли полюбить во время своих чувственных различных отношений!… Наши мысли нежности друг к другу однажды станут свободными и чистыми, как хрустальные источники, которые соединяются в скалистых почвах Планеты, или как излучение звёзд, которые переплетаются, не теряя своего величия, своей оригинальности и своей сущности на просторных путях Небес…

После долгой паузы и молчаливого почтения присутствовавших здесь развоплощённых друзей она продолжила:

— Если тучи грусти всё ещё затемняют твоё сердце, выгони их прочь, и продолжим наш путь вперёд, в надежде на мир!… Пока что позволь, чтобы наша Элиза отдалилась от любого неприятного воспоминания! Освободи её, и ты увидишь, что избранная тобой женщина с большей силой будет твоей!… Помоги ей подняться к новым путям, и она вернётся к тебе!… Не заключай ту, которая заслуживает с твоей стороны самой святой преданности, в тюрьме гниющей плоти! Элиза будет тебе признательна, а что касается нас, мы торжественно обещаем тебе, перед Бесконечным Милосердием Божьим, что ты увидишь её в нашей собственной резиденции, где вы оба приготовитесь, с помощью наших самых лучших чувств, к новому существованию вместе, снова один подле другого, более счастливые!… Прими мои просьбы, дорогой папочка!…

— Нет, нет!… — вспылил он в жестоком приступе отчаяния. — Я проклят, я не могу притворяться!…

И тогда произошёл кульминационный момент встречи, самый трогательный момент.

Возложив руки на голову отца, Эвелина подняла глаза ввысь и взмолилась:

— O, Добрый Боже!… Мой отец и я, мы последние особы, ещё соединённые великой духовной семьёй, которая сейчас развеяна!… Если такова Твоя воля, позволь, о, Всемилостивый, чтобы мы жили в гармонии в одном и том же желании искупления!…

Но её голос замер в горле, перехваченном болью, и когда она склоняла голову к отцовскому лбу, слёзы, сверкавшие на её лице, подобные каплям божественного бальзама, упали на несчастного нашего друга, преобразовав его сердце.

Тронутый потайными энергиями, Дезидерио испустил мучительный стон и сразу же выпустил руку усопшей… Обнимая ноги своей дочери, он в порыве вскричал:

— Aх, Эвелина, Эвелина!… Дочь моя, уноси меня, куда хочешь!… Я доверяю тебе!… Потуши горящие угли моего разума, который научился лишь ненавидеть!… Помоги мне, Боже!… Помоги мне!…

При помощи молившихся спутников она легко подняла своего отца, словно принимала к груди сломленного ребёнка.

Прибежали развоплощённые врачи, отделяя Элизу от неподвижного мёртвого тела, подобные команде техников, спешащих вытащить её из бесполезной одежды, а брат Плотино в сопровождении своих сотрудников приступил к работе, уложив Дезидерио, наполовину без сознания, в машину скорой помощи, которая отвезёт его к новому духовному жилищу.

…..

Кто-то тайком сопровождал весь диалог с нами. Это был Наставник Рибас, неожиданно прибывший в дом Виллы Мариана, чтобы поддержать молитвой ученицу Института Духовной Защиты в её незабываемом свидетельстве… Как только он увидел, как она помогает нести своего отца в возвышенном преображении, почтенный ориентер в молчании удалился, со слезами на глазах, не могущими скатиться по его влажным щекам, словно он вспоминал события своей собственной жизни.

Мы же, оказавшись снова на улице, ограничились тем, что созерцали небосвод, где пурпурная заря, заявляя о постоянном возобновлении, побуждала нас к восхвалению Бесконечного Милосердия Божия… И мы стали молиться, не произнося ни единого слова.